Free

Королевские чётки. Зерно чужестранца

Text
Mark as finished
Font:Smaller АаLarger Aa

– Тогда почему бы нам не спросить у них? – осмелела я. – Дарган, мы ведь можем попробовать.

Я глянула туда, где сидел Даргана, напоминающий в сумерках неподвижную статую скорби. Он вздрогнул, поднял голову и, наконец, отозвался:

– Кажется, это единственное, что нам остаётся!

Послышалось нечто среднее между стоном и вздохом. Бута, что показывал сыну Неки, как управлять парусом, принялся цокать языком:

– Часть вторая: на сцене появляется шаман! – он похлопал мальчика по плечу, потом оскалился, глядя на нас. – Знало бы чудовище, сколько вы делаете, чтобы увидеться с ним, так бы зазналось.

– С шаманом, – Нека поймала за руку пробегающего мимо неё сына и принялась поправлять его накидку, – не так просто поговорить, нужно заслужить его внимание.

– А я попробую, – Дарган уже стоял рядом с нами.

– Вы? – Нека и её сын оба округлили глаза. – Но вы, я хочу сказать люди с белой кожей, не можете… То есть, он вообще не любит… В общем, не станет с вами общаться.

– Ну, с ним могу поговорить я, – отозвалась я.

Но Дарган покачал головой:

– Я должен узнать всё сам. Это касается меня напрямую.

Нека округлила губы:

– Не знаю, что вы имеете в виду, но это невозможно. Считается, что от вас одни беды, вас там не жалуют.

– Бута, курс на остров шамана! – скомандовал Дарган.

В темноте, рассеиваемой только светом корабельных ламп, мы подплыли к острову, что казался чернее сажи. Сразу у берега начинались тёмные заросли, они будто росли прямо из воды.

Бута присвистнул:

– Досталось им при том шторме, берег смыло подчистую!

– Что ж, я пойду, попробую поговорить с ними, – сказал Дарган. – Кеита?

Я была наготове.

– Куда? – хихикнул Бута. – Осторожней надо, некоторые островитяне белокожих не жалуют. Сейчас Нека с нижней палубы поднимется, спросим её, какие тут обычаи.

– Я пока начну переговоры, там посмотрим, – корабельные лампы оттеняли лицо Даргана, придавая ему строгое, даже свирепое выражение. Но Бута нисколько не смущался и бросил:

– Ну, приятно было тебя знать. Из тебя вышел бы хороший юнга, – он посмотрел мне в глаза. – Ни на шаг не отходи, подруга, от этого сорвиголовы!

Тогда мне подумалось, что он пьян, иначе к чему вся эта драма. Однако я протиснулась вперёд и спустилась по трапу первая, прежде чем Его Величество успел бы возразить. Ноги встали на хлюпающие в воде камни.

Мне сразу почудился шелест в кустах, я стала вслушиваться, но всё заглушил топот Даргана по трапу.

– Ну что тут? – спросил он достаточно тихо. Но под глухим пологом тишины, что накрывала остров, это прозвучало громким раздражающим криком.

Не успела я шикнуть, предупредить, чтобы говорил ещё тише, не успела даже вдохнуть, как из зарослей выпрыгнул тёмный силуэт и с криком:

– Ах ты проклятый белотелый кусюс! Я тебе щас череп раскрою! – кинулся на Даргана, занося что-то над головой.

Блики света, доходившие до нас с корабля, осветили нечто вроде самодельного топора. Это говорило о том, что последнее выражение далеко не образное.

Дарган, не разворачиваясь, спиной вперёд метнулся к трапу и оказался наверху с такой поспешностью, что нападавший даже не успел затормозить и с криком кабана врезался в борт «Везунчика».

Я вбежала на палубу следом за Дарганом. Ох и ни гаджай себе, «древнее мудрое племя»!

Мои плечи ещё подрагивал от пережитого испуга, а Бута лежал позади нас на палубе, дрыгая ногами, гогоча так, что голос его срывался на писк.

– Подними трап, болван! – злобно проговорил Дарган.

Но тот только хватался за живот и вопил. Собственно, бежать за нами островитянин не спешил, но легче от этого не становилось, даже мои глаза не могли различить его в темноте, и кто знает, сколько их там ещё.

– Поплыли отсюда! – я глянула на Даргана.

– Нет-нет, подождите! – послышался голос Неки за спиной. – Вы же хотели поговорить с шаманом. Что случилось?

Дарган только фыркнул, всматриваясь в темноту за бортом.

Бута наконец сел и утёр проступившие слёзы:

– Ой! – отдышался он.

Нека наклонилась к нему, что-то шепча в самое ухо.

– О, ну конечно! – вскрикнул он, поднялся и пошёл к спуску на нижнюю палубу.

Мы замерли, слушая, как удаляются его шаги, потом они стали вновь приближаться, но шёл Бута медленнее и гораздо тяжелее. Вскоре он показался, в руках его был огромный свёрток.

Я всмотрелась, в нос ударил специфический запах – та самая рыбина.

– Что это? – спросил Дарган.

– Сейчас я тебя научу азам местной дипломатии, – сверкнула улыбка Буты. – Смотри!

Аккуратно, боком Бута стал спускаться по трапу:

– Привет, аборигенам, мир всем вашим от всех наших! – заговорил он не на чистом таприканском, но на очень похожем языке. – Ой, смотрите, что я принёс, м-м, рыбка! А ну-ка, как насчёт зажарить её на костре? Объедение! – он остановился внизу трапа. – Подарок вашему племени от души!

Понимая, что Бута внизу совершенно безоружен, я медленно стала спускаться следом. Тот самый островитянин, а может уже другой, показался из леса, вышел на свет, держа руки за спиной.

– Ну, где твои товарищи? – продолжал Бута. – Налетай!

Островитянин повертел головой, затем развернулся в сторону чащи и издал крик, напоминающий карканье птицы.

Мы ждали, в ночной тиши, пока заросли неподалёку не зашуршали:

– Чура, что там у тебя? – раздалось оттуда.

– Скажи вождю, я добыл нам подарок!

Снова карканье, шёпот, переговоры, кажется, аборигены сидели по всему лесу, наблюдая за нами. Наконец, заросли зашелестели совсем рядом:

– Кто такие? – послышалось оттуда.

– Я Бута, капитан этого судна, а это моя команда. Мы пришли с миром, хотели поговорить, – ответил Бута.

– У них там белый человек! – встрял Чура. – Я прогнал его!

– Угомонись, Чура! – из зарослей показался высокий силуэт. – Я вождь, господин этих земель! Белым людям нечего здесь делать! Пусть сидят на корабле или мои люди выстрелят в них из лука.

– Но ведь этот белый человек принёс рыбу в дар великому вождю! – возразил Бута. – Это от него!

Вождь хмыкнул, вышел на свет. Полуголый, жилистый, с закрученными в жгуты волосами ниже плеч. На вид можно было дать лет сорок пять, но может, и моложе, в диких племенах люди старели быстрее.

Он осмотрел подарок и губы его растянулись в улыбке:

– Это…. Очень добрый поступок, последние дни мои люди голодают. Море поглощает наш остров. Белый человек сам поймал большую рыбу?

– Да-да! – закивал Бута. – Закинул удочку и выловил у самого дальнего острова.

– Ну тогда он ещё и страшно везучий человек, а значит, должен приносить только удачу!

Поразило с какой лёгкость вождь перешёл от одного поверья к другому.

– Эй, вы там, тут еда! Несите в племя! – крикнул он в сторону зарослей.

Из зарослей тут же выскочили ещё двое островитян. Бута передал им рыбу.

– Белый человек хотел бы увидеться с шаманом, – поспешно сказал он. – Это всё, о чём он просит.

Вождь издал нечто среднее между нервным смешком и кряканьем:

– Хм… Увидеться, конечно, можно, но шаман не станет отвечать на его вопросы. И подношения, – он покосился на рыбину, – его тоже не интересуют. Я боюсь, что ничего не получится.

– А мы попробуем! – послышался сзади голос Даргана. Он говорил по-таприкански, отчего даже Бута подскочил.

Я спустилась с трапа, давая дорогу королю.

Чура, видимо, вспомнив о каком-то срочном деле, тут же развернулся и зашагал к зарослям.

Выдержки из дневников Даргана

Капитан Бута поражал меня своей находчивостью и великодушием, однако я не был уверен, что это верный ход. Один раз уже не рассчитал свои силы, так что теперь наблюдал. Вернее, вслушивался, увидеть что-либо в этой первобытной темноте не представлялось возможным.

Выбрав момент, я спустился с палубы, вождь не возражал против моей встречи с шаманом.

Он выбрал одного из своих людей, чтобы он показал дорогу. Кеита пошла со мной, но мы оба знали, что с шаманом мне предстоит говорить один на один.

Внезапно островитянин остановился, кивнув на темнеющие у берега камни. На них я разглядел сидящий человеческий силуэт.

Островитянин оповестил нас, что у шамана послезакатное бдение.

Вскоре силуэт сменил позу, повернулся боком к нам.

Островитянин сообщил, что теперь у шамана лунное бдение. Он будет смотреть на горизонт, пока не взойдёт луна. Кеита, конечно, не удержалась от вопроса, сколько ещё бдений предстоит шаману. Из ответа я понял, что одно бдение будет сменять другое до самого утра, после чего шаман попросту уснёт.

Поговорить с шаманом можно было, только если он сам пожелает сделать это. Естественно, я решил, что мы поймём друг друга.

Я пошёл к скалам, встал на выступающий камень напротив. Восходящая луна светила ярче, и я уже вполне чётко видел согнутую спину, спутанные, торчащие врозь волосы и даже морщинистое лицо, повёрнутое в профиль.

Поначалу шаман не обращал на меня внимания, продолжая смотреть на горизонт. Восходящая над морем луна, уже очень ясно обрисовала его лицо, и я смог увидеть, как он нахмурился, затем повернул голову, посмотрел на меня анфас. Я ожидал каких угодно слов, но услышанное сбило с толку:

– На тебе печать чудовища! Ты ему подобен! Кто ты?

Как и другие известные мне шаманы, он не ждал ответа от меня, человека, его интересовало мнение духов природы.

Не разгибаясь, он спустился с камней, как человекообразная обезьяна, и побрел к скалам, я направился за ним. Там была круглая пещера, шаман первым вошёл внутрь, заклинанием разжёг костёр и жестом пригласил меня войти.

– Зрящий в глубины, – обратился я к нему, как полагалось, – я ищу то чудовище, что создаёт здесь беды.

И он ответил:

– Ты носишь его часть! Внутри себя, в жилах, в костях, в своей плоти.

 

Признаться, он встревожил меня, потому что во мне есть то, что я не мог объяснить и всегда держал в тайне. Но всё же я был уверен:

– Я не имею ничего общего с чудовищем, оно тень ведьмы, что прокляла моего деда.

Мне показалось, что он усмехнулся:

– Ты научился слышать, не взирая. Но не научился зреть, не слушая…

Я прервал его. Потому что ещё подростком узнал, шаманские речи могут заставить впасть в забытьё на несколько месяцев.

– Скажи, как мне найти чудовище. Ведь ты тоже хочешь, чтобы его остановили, я слышал ваш остров уходит под воду, ваши люди голодают. Я могу помочь.

– Сказать тебе… Ты слышал… Если ты будешь продолжать только слушать, ты ничего не добьёшься. Смотри, белотелый! Смотри!

– И тогда я увижу его?

– Я не знаю твоего будущего, его нет! Лишь лжецы рассказывают о том, чего нет. Могу сказать тебе только, что чудовище выходит не всегда, не ко всем. И к тебе не выйдет, потому что оно не может навредить тебе, как не стало бы вредить самому себе. Оно не покажется, пока ты жив.

Что бы это ни значило, именно я должен был забрать зерно чёток, я не мог послать туда никого другого.

Шаман уселся, поднял толстую ветку и резко сунул в огонь. Когда вытащил, на её конце полыхало пламя, он поднёс его к лицу и заговорил, то и дело поднимая глаза на меня:

– Твоя жизнь очень дорогая, стоит сотен других жизней. Оно чует смерть, но принесёт тебе её не оно.

– Это слишком путано.

– Так, может, распутаешь? – он сипло засмеялся.

Ночь полностью завладела миром, на небе высыпали белые звёзды, луна взошла над тёмным морем, дробясь в отражении сотнями полумесяцев. Свежий ветер, развеял душный тропический воздух, подгоняя пенящиеся волны всё ближе к берегу. Вот одна из них уже коснулась моих сапог. Островитянин давно заскучал и нырнул в заросли, я ждала, когда вернётся Дарган.

Наконец, его силуэт показался из-за скал, шёл он размеренно, глядя перед собой. Размышлял. В ответ на мои вопросы он лишь помотал головой.

– Он ничего не знает, Кеита.

– И… – но я осеклась. Спрашивать его, что нам делать – погрузить в ещё большее отчаяние.

Мы тратили всё больше сил. Напрасно, безысходно, впустую. А что, если эти зёрна вовсе невозможно найти, и мы попросту погрязнем в этой глупой системе, где всем «правит сила, а не человек». Она, будто болото, может утопить и короля – болоту всё равно. Мне нечего было сказать, слова закончились.

Мы молча дошли до корабля. Ветер разыгрался, трап скрипел, качался под ногами, а может, у меня кружилась голова. Мне не спалось и не сиделось на нижней палубе. Я прохаживалась от края до края, поглядывала за борт, грань между небом и морем была еле различима. Сырой туман клубился над палубой, создавал причудливые образы вокруг корабельных ламп. Воздух, разбавленный водой, играл в свете огня, природа чудила, колдовала. А мы, её крохотные песчинки, плыли по течению. Плечи подрагивали от холода, а внутри разлилась горечь.

Глава 14

Ещё пара нудных часов и глаза стали различать огни Кассинианского порта.

В висках стучало, лицо горело, как будто начиналась лихорадка. Я устала душой и телом, хотелось поскорее найти кровать, запереться от всего мира, накрыться с головой одеялом и уснуть.

В порту было людно и шумно. Свет факелов очерчивал сгорбившиеся силуэты носильщиков, тёмную фроксийскую форму, доспехи стражников. Длинные тени мельтешили наперекрест друг другу возле только что прибывшего корабля. В остальных частях порта царил мрак, да свистел промозглый ночной ветер. Лишь далеко, за последним причалом, горели окна "Штормбрекера", мягкий уютный свет манил, источал тепло на расстоянии.

Дети Неки давно спали в каюте, утомлённые долгим плаванием, так что Нека осталась на ночь на корабле вместе с Бутой. А вот куда пропала Бали, я заметить не успела. Будто и не было.

Когда мы с Дарганом сошли на берег, мне показалось, что я вижу в толпе её светлые волосы. Я не стала этим озадачиваться, как и беспокоить Даргана вопросами. В конце концов, нас здесь могло вообще не быть.

"Тут есть стража, другие рыцари Армады, даже сам советник – так пусть разбираются", – подумал мой усталый мозг, когда мы напрямую направлялись в "Штормбрекер".

Комнат хватало, и моя маленькая мечта уединиться и отдохнуть, наконец, сбылась. Бывшая корабельная каюта сохраняла уютную атмосферу старинного корабля. Пахло морской солью и нагретым деревом, угли в камине потрескивали, разыгравшиеся морские волны шумели под окном. Я вытянулась на кровати и накрылась одеялом.

Долгожданное тепло расслабляло, дремота уносила прочь тревожные мысли. Сон явился ко мне на цыпочках, от него пахнуло весенними цветами и горячим шоколадом…

Мой покой длился пару часов… Его прервал внезапный грохот. Он ворвался в ночную тишь, пол и стены содрогнулись. Я села, спустила на пол похолодевшие ступни. Из коридора послышались хлопки дверей и крики, я встала, натянула платье и выглянула за дверь.

Люди одетые, раздетые, с накинутыми на плечи одеялами выскакивали в коридор, переговаривались, вскрикивали, бегали, куда-то собирались. Ответа от них было не добиться.

Я пошла по коридору, через полутёмные ночные залы, где среди опрокинутых стульев, мельтешили гости и работники таверны. Многие толпились возле окон, откуда почему-то сочился красноватый свет.

"Уж не пришёл ли день Расплаты, о котором так часто рассказывают священники на проповедях?"

Я пыталась пробиться к окну, задавала вопросы, бегала по залам, всё бессмысленно – «Штормбрекер» превратился в обитель кричащих безумцев. У меня самой уже подрагивали колени, а к лицу прилил жар, когда я, наконец, пробилась к двери, выбралась наружу и… обомлела. Гавань горела!

Огнём была охвачена деревянная набережная, служебные постройки и даже корабли у причала. Крики, треск, шум – всё сливалось в единый адский гул, будто исходящий из недр земли.

Я смаргивала снова и снова. Во мне ещё жила надежда, что это просто страшный сон, сейчас он закончится. Я проснусь в тихой каюте корабля-таверны, и ветер будет разгонять волны под окном.

Но кошмар не заканчивался. Языки жадного пламени вздымались кверху, заглатывая здания одно за одним по самые крыши. Пожар беспощадно превращал наследие мореплавателей в чёрные горки пепла.

«А люди…Ведь там остались люди! Много людей. Их даже не различали глаза. О Боже, Бута, Нека, дети!»

С этими мыслями я рванулась вперёд: если придерживаться каменной дорожки возле набережной, можно избежать огня до середины пути, а там разберусь…

– Стой, погибнешь! – чья-то рука ухватила меня за локоть. Я обернулась и лицом к лицу встретилась с Дарганом.

– Но там…

– Пламя слишком сильное! Туда не попасть!

Он был прав, я огляделась:

– Ну тогда я полечу!

– Куда ты полетишь? Гредвар на полной скорости и то не может пролететь дальше двадцати метров! Хочешь свалиться в огонь? Успокойся! – закричал Дарган.

По правде говоря, на долго меня хватить не могло, удерживать тело в воздухе – задача не из лёгких, а силы были на исходе. С гавани веяло жаром так, что слезились глаза. Но что же делать?

– Что встали? Выносите вёдра, все, какие есть, а ну живо! – знакомый голос, который только что звучал рядом, уже звучал на всю гавань, громко и уверено. Дарган взял дело в свои руки.

Через минуту с десяток людей уже выстроилось в цепочку, одни черпали воду из моря, другие передавали дальше, крайние выливал её на огонь.

– Живее! Быстрее! – гремел над гаванью голос Даргана. – А вы что встали? Сюда! Давайте за мной!

Пламя полыхало, шипело гигантским змеем, не хотело сдаваться, тем не менее цепочка продвигалась вперёд, шаг за шагом. Я шла с ними, мне передавали вёдра, я выливала их на пылающий ад. Огонь превращал воду в раскалённый пар, он обжигал лицо, едкий дым бил по слезящимся глазам. Мы шли.

Впереди звучал голос Даргана, направлял нас.

– Не туда! Налево! Больше! Вы двое заснули что ли?

Алые языки приклонились к земле, за ними я увидела группу людей у рухнувшего здания.

– Вы пятеро – помогайте им. Всех в "Штормбрекер". Остальные дальше! – прозвучал командный голос короля.

«Где же «Везунчик»?».

Я высматривала корабль Буты. Наконец он показался из чёрного дыма, целиком охваченный пламенем. В висках застучало, мир на мгновение потемнел, но уже не от дыма или недостатка воздуха.

«Бог мой Великий, не может быть!»

Расплескав перед собой ведро воды, я кинулась к краю причала. В воде барахтались дети, а Буты и Неки нигде не было видно.

– Нужно их вытянуть! – заторопился Дарган.

Первыми как быть сообразили двое фроксийких моряков: один приблизился к краю, другой ухватил его за ноги. Тут же за ними последовали остальные, создавая живую лестницу, пока первый не достал до воды.

Дети подплывали к нам, хватались, карабкались вверх, и так пока все семеро не были спасены.

– Бута, чёрт возьми! – кричал Дарган. – Капита-а-ан!

– Мама! – запищала младшая девочка. – Где мама?

Только ветер в ответ принёс облако гари.

«Везунчик» с шумом распался на части, чёрные обломки, когда-то бывшие резвым новым судном, рухнули в море. Поднявшийся пепел закрыл обзор, и только потом мы увидели в воде Буту. Он едва держался на плаву, прижимая к себе бесчувственное тело Неки.

Неку перехватили, а Бута, неустанно кашляя, полез вверх. Потом, вытягивая друг друга, мы смогли поднять Неку.

– Она в порядке, – врала я детям, пока вела их к "Штормбрекеру". Их мать несли следом, она не приходила в себя.

Перед нами уже суетились стражники, они следовали нашему примеру: выстраивались в колонну, передавая вёдра.

У таверны стоял никто иной как сам Уолу, покуривая трубку, он на безопасном расстоянии наблюдал, как догорают служебные постройки и как огонь начинает пожирать город.

Чередой факелов вспыхивали деревянные дома, с криками метались между ними люди. Одни в панике бежали дальше в город, загоняя сами себя в ловушку. Другие – к гавани.

Кто только мог стоять на двух ногах и трезво мыслить – кидались помогать стражникам. На руках несли детей, кого-то волокли по земле, другие ползли сами. Люди видели, как стихия уничтожала их дома, забирала жизни, слышались истошные вопли и плачь.

Уолу стоял с каменным лицом, искажённым застывшим презрением ко всему живому.

– Причина возгорания? – рявкнул он на первого же попавшегося фроксианина в форме. Тот тащил к «Штормбрекеру» раненного моряка.

– Да пошёл ты! – почти плюнул фроксианин и направился мимо. Советник не дрогнул, только хмыкнул.

Залы таверны наполнились стонущими ранеными чужестранцами. Я увела детей в свою комнату в "Штормбрекере", они сели на кровати, прижавшись друг к другу, словно пытаясь согреться. В комнату Даргана отнесли Неку.

Меня позвали, и я вышла в коридор. Лицо Даргана было как никогда бледным:

– Нека умерла.

Мою грудь сдавило так сильно, что я не могла вдохнуть. Надо ли мне дышать? Глаза заволокла красноватая пелена, я кинулась в его каюту.

Вокруг кровати, где лежало тело Неки, крутились две таприканки, они накрыли лицо умершей куском материи. На полу лицом вниз лежал Бута, от него исходил сдавленный вой, спина его содрогалась, ноги бились о пол. Комната, казалось, ходила ходуном как при шторме.

Этот «шторм» почувствовала и я, мои руки затряслись, колени ослабли. Я до боли закусила губу, чтобы прийти в себя, не закричать. Меня качнуло, я упала бы, если бы рядом не оказалось плечо Даргана, ухватившись за него, я уткнулась в широкую грудь. Крепкие руки сомкнулись вокруг моей спины.

"Пара секунд, я могу позволить себе два всхлипа прежде, чем снова стану сильной".

Я не говорила, старалась даже не думать, одна мысль и меня накрыла бы настоящая истерика. Я не могла вернуться к её детям, они начнут задавать вопросы. Мой язык не изогнётся так, чтобы сказать им. Это было тяжелейшим испытанием из всех, что мне пришлось пережить на пути от десятилетней воительницы до героини Серенида. Я бы лучше пошла биться с какой-нибудь адской армией, но это не вернёт погибших и не спасёт раненых. Ноги сами несли меня куда-то. Вперёд, наверх, я то и дело натыкалась на плачущих и кричащих людей, а перед глазами стоял туман.

– Что ж это за дикий бред? – уже знакомый медвежий голос заставил меня остановиться.

– Город горит, Уолу! – отвечал другой незнакомый голос.

– Заткнись! Целый конвой кораблей остался в истории, а ты мне о какой-то помойке! Долго этот хаби здесь лежать будет, я пройти не могу!

Вскоре я увидела и самого Уолу, что широко и бесцеремонно перешагивал через лежащих на полу раненных людей.

 

«Хаби»? Ну это уже слишком. Хаби – неприемлемое прозвище таприканцев и ретаньян. Назвать фроксианина норсом – ничто по сравнению с тем, чтобы назвать нашего хаби!

Слово идёт то ли из серенидского и означает «тупой», то ли из фроксийского —«принадлежащий», но и то, и другое напоминало о рабстве и мнимом превосходстве белокожих. Ещё во времена рабовладения такое обращение считалось грубостью.

«Так значит, Уолу? Чужестранец, не знавший рабства?».

С ругательствами и проклятьями советник всё-таки пересёк большой обеденный зал нижней палубы и добрался до двери, что обычно закрывалась на ключ, но сейчас была распахнута. Я поспешила за ним, хотелось знать, куда направляется наш герой в трудную минуту.

Лестница вела в коридор с рядом дверей, здесь царила тишина. Уолу направлялся к самой дальней двери в торце. Меня он даже не заметил.

Рванув на себя дверь, советник вошёл в каюту, а затем гневно захлопнул её за собой. Несчастная дверь отскочила от косяка и осталась открытой. Я заглянула и увидела просторную комнату, обставленную массивной мебелью. Окна закрывали тяжёлые шторы, отчего внутрь не проникал ни лунный свет, ни отсвет пожара. Темноту развеивала только масляная лампа на столе.

Тяжёлыми шагами советник подошёл к столу и ударил по нему кулаком. Тени дрогнули.

– Тебе понравилось? – ледяной голос заставил меня вздрогнуть.

Штора в углу комнаты вздулась, затем медленно отъехала в сторону. От неожиданности я закричала, но мой крик заглушил крик Уолу. Из-за шторы показалось чудовище, чёрная женщина!

Высокий женский силуэт с ног до головы закрывала чёрная дымка, по полу стелились щупальцы, вместо рук по бокам свисали два огромных плавника.

Продолжая кричать, Уолу подскочил так, что чуть не забрался с ногами на стол. Однако оказался слишком грузен для этого и налету напоролся на столешницу. Масляная лампа покачнулась и чуть не упала, тени закружились по комнате в диком танце.

– Вижу, ты не ждал, мой дорогой, что я вернусь? Но убить меня не так просто, как ты думал.

– Б-Бали? – выговорил Уолу. – Во имя праотца Фрокса! Что за маскарад?

– Кто знает, быть может, это моё настоящее обличие? – голос Бали звучал жутко из-за наигранной весёлости. – Быть может, я – то самое чудовище, которому ты приказал убить меня?

– Ты сошла с ума? – ядовито прошипел Уолу. – За-зачем ты подожгла порт?

– Ох, прости, убийцу и главную наркобароншу за этот ущерб твоей, – она выплюнула это слово, – торговой компании.

– Да ты обезумела! – Уолу перешёл на фроксийский, и я перестала их понимать.

Я видела его напряжённую спину, слегка согнутые колени, будто он готовился в любой момент выбежать из комнаты. При этом голос его оставался ровным, иногда даже ласковым. Он очень осторожно говорил с переодетой Бали, кивал, цыкал языком, разводил руки в стороны. И я жалела, что не знаю фроксийского.

Вдруг женщина, склонив голову сделала несколько шагов к нему, что давалось нелегко в длинном запутанном платье или ткани, покрывавшей всё её тело.

Уолу тоже подошёл к ней, продолжая что-то лепетать. Казалось, они вот-вот обнимутся. Уже поднялись их руки, потянулись друг к другу, но запястья Уолу взметнулись выше, и его пальцы сомкнулись вокруг её шеи.

Бали задёргалась, послышался сдавленный стон. Руки, спрятанные за гротескным подобием плавников, хватались за воздух, но не доставали до Уолу. Я кинулась к ним.

– Отпустите её! Немедленно! – проорала я.

Стиснув зубы, Уолу метнул взгляд на меня. Я, не задумываясь, вынула правой рукой меч, левой звезду Дракона.

Советник сделал шаг в сторону так, что женщина упала, и рванулся к двери.

Движение было неожиданно быстрым и лёгким для его комплекции. Попытка бегства увенчалась бы успехом, не запутайся его ноги в стелящихся по полу «щупальцах» Бали. Уолу прозаично рухнул, вмиг утратив героическую проворность. Бали кинулась на него. Кусок чёрной ткани обвился вокруг шеи Уолу, он захрипел.

– Не надо! – заорала я, хотя Бали не придавала моему присутствию ни малейшего значения, она дёрнула ткань.

Взмахнув мечом, я вмиг разрезала тугую материю. Бали пошатнулась, капюшон упал с её головы, Уолу повалился ничком. Движением руки, женщина сорвала длинный чёрный подол и проскользнула к двери.

Секунду я металась, но всё-таки кинулась к Уолу, перевернула его на спину. Глаза его были закрыты, лицо бледным, дыхание и пульс я не чувствовала. Бали убила его? По крайней мере признаков жизни он не подавал.

В коридоре убийцы и след простыл, только у выхода лежал очередной кусок чёрной ткани. В попытках найти её, я бегала по залам и коридорам, спотыкалась о лежащих людей, извинялась, вскрикивала, молчала.

В двери неустанно входили, заносили раненых. В конце концов, стало трудно дышать, не только из-за количества людей, ветер поменялся и стал доносить едкий дым до нас. Спасшиеся у останков гавани рисковали попросту задохнуться, идти людям было некуда – вокруг в городе бушевал пожар. Мы оказались в ловушке.

Нужно было найти Даргана и сказать ему, я вернулась в свою комнату, Бута сидел на полу, вокруг него расселись дети Неки. Я не успела услышать их разговор, внимание привлек скрип соседней двери и голоса в коридоре. Люди говорили размеренно и по очереди, что уже выделялось на фоне общего безумия.

– Это немыслимо, прошло почти три десятка лет, – говорил незнакомый голос.

– И, тем не менее, всё цело, лишь подлатать пару стен, – отвечал другой.

– Бута, ну где ты? Давай, очнись, ты нам нужен! – закричал первый голос.

Бута поднялся и вышел в коридор:

– Хорошо, хорошо, я участвовал в строительстве кораблей и заявляю, что ничего невозможного нет, собери своих моряков в трюме! – зазвучал его голос.

Планировалось что-то грандиозное, но что?

Троих собравшихся я знала: Дарган, Бута и Тапа. Кроме них было два таприканца и ретаньнин – все трое во фроксийской капитанской форме.

– Надо отплывать, – ответил Бута на мой немой вопрос.

– Как? На чём? – не поняла я. – Корабли сгорели.

В ответ он постучал рукой по стенке:

– Один остался. Наш спаситель во веки веков!

– Да как… – я только распахнула рот. – На "Штормбрекере"?

– И как можно быстрее! – сказал Дарган. – Собирайте людей, осмотрите поломки и приступайте. Времени в обрез!

И моряки занялись ремонтом: чистили, подбивали, латали, натягивали, уплотняли. Работало столько умелых рук, что корабль через час был готов к спуску на воду. Настроение поднялось, чужестранцы вопили от возбуждения, забывая о несчастье.

– В Таприкан поплывём, домой! – слышался шёпот.

– А какая там сейчас погода, интересно?

– Жарко, наверное.

– Я так соскучилась! Я там ещё девчонкой была!

– А я там вообще никогда не был!..

А потом все, кто только мог ходить, вышли на улицу и принялись сталкивать корабль в воду.

Люди пели, кто-то пытался плеснуть на корабль вина, кто-то читал молитвы. Каждый хотел соблюсти какую-нибудь традицию, и каждый разную, но разрозненности в этих рядах не было и в помине.

Дарган руководил впереди, я слышала только отголоски его команд. Люди давно перестали спрашивать «Что это за берник?» и просто следовали за ним. И правда, какая разница, что за берник, если со светлой головой и умеет организовать работу.

В очередной раз врезавшись в борт корабля, что двигался к воде медленно но верно, я отбежала назад, давая дорогу другим. В этот момент взгляд мой упал на скалистую набережную позади сгоревшей гавани, где возвышался крутой утёс. На нём виднелась тёмная фигура со светлыми волосами. Я сощурилась, она то и дело терялась среди неровностей утёса, и вот оказалась на самом его краю. В следующий миг фигура сорвалась с обрыва и полетела вниз, пропав в морском тумане. Случилось это так стремительно, что я сморгнула, неуверенная видела ли…

Меня отвлекли восторженные крики, в этот самый момент корабль закачался на волнах, как гигантский маятник. Люди с радостными возгласами прыгали в воду, якорная цепь служила лестницей на палубу. Мы с Дарганом забирались последними, меня он пропустил вперёд, лицо его пылало, волосы перепутались, глаза горели.

Однажды "Штормбрекер" собрал на борту триста чужестранцев, а в этот раз их было даже больше.

– Дарган, мы-то куда? – спросила я. – Неужели ты в Таприкан решил бежать?

– Я думаю, всё только начинается, – ответил он.

На палубе бурно обсуждался вопрос флага.

– Фроксию снять! – требовали люди.

Фроксианцы, что были в меньшинстве, не заступались, помалкивали и, ввиду отсутствия, выбора тоже собирались в Таприкан.

– Флаг Таприкана! – кричал кто-то.

– Нет, не Таприкана, – орали ретаньяне. – Ретана!

– Никакого Ретана – там сложный узор! – отрезал кто-то.

– А у Таприкана треугольник! Без треугольника уже не то!

– Да и вообще, я ретаньянин, мне обидно! Давайте тогда никакого не будет.