Хааст Хаатааст

– Иван Платонович, он для меня только программирует эти чертовы приложения для турфирм. Я без него просто по деньгам не потяну. Поверьте, я же университет заканчивала, сама думать умею, он мне в остальном нафиг не нужен.

– Я вам верю, Наталья, и понимаю вашу ситуацию. Но и вы меня поймите – я нарушаю свои служебные обязанности, не докладывая на вас в полицию. Но я готов этого не делать, если Андрей прекратит прогуливать школу. Договорились?

– Не обманете? Честно?

– Даю вам слово, – пообещал Хааст, подумав при этом, что семья Андрея уже получила от него два честных слова – что-то он часто их стал раздавать.

– Ладно. Я вам верю. Вы хороший человек, на моего мужа похожи чем-то. Тот тоже, чуть что, в полицию не бежал. Я буду заниматься с Андреем.

Они еще посидели на диване с полчаса, посмотрели фотографии. Муж Натальи был военным, его на всех снимках отличала выправка и мужественность. Было много фотографий на Волге, где они рыбачили и ходили в походы с палаткой. Часто были сняты только маленький Андрей с мамой, счастье материнства сквозило из этих снимков, и Хааст внутри немного смущался, чувствуя, что заглядывает в чью-то чужую, интимную жизнь. За несколько минут Андрей, на глазах Хааста, превратился из важного и серьезного малыша в веселого и озорного мальчишку. Терпеливо досмотрев альбом, Хааст откланялся и ушел, еще раз заверив перед этим, что сохранит при себе все, что он узнал.

Задаться целью порой тяжелее, чем достичь ее. Непреодолимые трудности, неудобные ситуации, выход из зоны комфорта отпугивают человека от цели, а легкая достижимость, отсутствие вызовов и препятствий делает цель скучной и неинтересной. Поэтому человек, по крайней мере наш, русский, не очень дружный с внутренней дисциплиной, испытывает большие проблемы с нахождением мотивации – он должен довести свой дух до состояния аффекта, исполниться святой решимостью, чтобы подняться с дивана и дать отпор врагам, или же просто вынести мусорное ведро. Поистине интересным и замечательным наблюдением русского миросозерцания, весьма поучительным для запада, является тот неоспоримый факт, что вещи и сами собой как-то устраиваются, и когда человек, наконец, собрался действовать, то уже и нужды нет, и все разрешилось в самом лучшем виде. Но уж если наш человек становится одержимым достижением цели, то никакие препятствия, никакая занятость и нехватка времени не могут сдержать его – в сутках оказывается двадцать четыре часа, а в себе он обнаруживает такую работоспособность и самоотдачу, что поставленная цель победно достигается, и еще десять сложных заданий выполняются в придачу, как-то незаметно, по дороге.

Хааст в последнее время был сильно загружен заботами экспедиции и поэтому не имел возможности вплотную приступить к расследованию истории с мальчишками. Но визит к матери Андрея стал мощным мотивационным толчком для него – теперь он по-настоящему задался целью. В течение нескольких дней он, переложив на Леонарда часть своих офисных обязанностей, следил за Андреем, разъезжал по рыбацкому поселку, разговаривал со школьниками и наводил всяческие справки. В результате, вся, или почти вся, история, раскрылась без особых затруднений, благо Андрей не слишком заботился о конспирации. Хааст выяснил, что между мальчишками, с одной стороны, и Антипом и Никитой, с другой, существует взаимовыгодная сделка, предприятие, в котором Андрей участвует добровольно, зарабатывая немалые деньги. В лесу Андрея подвергли телесному наказанию за то, что он украл значительную сумму, не отдал ее Никите, как полагалось по их уговору.

Картина была, в общих чертах, следующая: брат Никиты работал начальником цеха на заводе по переработке рыбы. Он выносил особо дорогую, ценную рыбу мальчишкам, которые продавали ее, забирали себе небольшой процент, а остальную выручку отдавали Никите; тот, по не вполне ясной причине, делился с Антипом. Была какая-то история в недавнем прошлом, в результате которой Никита почему-то был обязан Антипу, но этого как раз Хааст узнать не смог. Мальчишки также должны были обеспечивать Антипа едой и разной другой надобностью, ведь сам он избегал спускаться в поселок и появляться на людях. Только Андрей имел крепкий договор с Никитой, выполнял основные задания и знал всю кухню предприятия. В этом году ему даже доверили ключи от пристройки к заводу, где находились холодильные установки; брат Никиты, уходя с работы, отключал там сигнализацию, и поздними вечерами Андрей проникал туда и забирал товар. Андрей периодически находил новых напарников среди школьников младших классов, распределял среди них поручения попроще и был с ними, в целом, справедлив; несмотря на это, они, послужив так месяц-другой и взвесив все за и против, всегда разумно покидали предприятие, накопив желаемую сумму. Вот и в последние две недели Андрей работал один, был вынужден часто пропускать уроки, и искал подмогу. Антипа и Никиту Андрей чудовищно обманывал по деньгам; Хааст был поражен его изобретательности и удивительной для семиклассника изощренности схем и идей. Андрею часто удавалось класть себе в карман не меньше, чем он отдавал Никите. Он хорошо умел объяснить, почему рыба была продана дешево, или ее вообще не удалось продать, в то время как на самом деле сбывал ее за хорошие деньги. У него были знакомые официанты и повара ресторанов, которые сами были в доле и перепродавали товар своим хозяевам. Он умел солидно разговаривать с туристами и жалостливо с домохозяйками. Никита подозревал о проделках Андрея, и тому иногда крепко доставалось. Но проследить за ним и вскрыть его аферы Никита и ленился и не всегда был способен, да и денег, отдаваемых Андреем, в целом, хватало.

Установив все это, Хааст решил, что ему совершенно не хочется разоблачать всю эту организацию, сдавать ее полиции. Рыбы здесь полно, ну уходит чуть-чуть налево, кто от этого страдает? Не в тех он высотах летает, чтобы все сверху видеть и брать на себя право вершить судьбы незнакомых людей и наводить порядок в чужом монастыре. Хаасту было до боли жалко маму Андрея, ведь мальчишка загремел бы в колонию для малолетних преступников, обратись Хааст в полицию. Однако, если вообще никак не вмешаться в ситуацию, оставить все как есть, то тюрьмы парню, рано или поздно, все равно не избежать. «Надо вытащить его из этого воровского бизнеса», – решил Хааст, и стал обдумывать способ, как повлиять на Андрея. «Мальчишку никто не заставляет, это его свободный выбор, личное решение – участвовать в рыбном предприятии; ему зачем-то сильно нужны деньги, а бьют его лишь за то, что он обманывает своих работодателей. Парень растет без отца, сам по себе, никто его уму-разуму не научит. И некому предложить Андрею иной выбор в жизни, другую дорогу», – так рассуждал Хааст и постепенно у него сформировался план действий.

Спустя пару дней Хааст встретил Андрея после школы и предложил зайти в кафе и обсудить кое-какие идеи. Андрей ожидаемо упирался, но Хааст намекнул, что у него есть деловое предложение, и они сели за столик в маленькой кофейне в торговом центре.

– Значит, говоришь, у тебя сестра здесь работает? – иронично спросил Хааст, желая немного поддеть Андрея.

– Да, троюродная сестра, Вика. Вон там, в обувном. А что? – невозмутимо отвечал Андрей.

– Нет, ничего. Просто не знал, что у тебя есть сестра.

– Мать не рассказывала вам?

– Нет. Ну да ладно. Послушай, Андрей, в жемчужном порту до лета стоит эскадра нашего тихоокеанского флота. Там эсминцы, крейсер, две субмарины. Меня по службе пригласили на подводную лодку, сначала будет небольшая встреча, а потом мы с тобой сможем погулять по лодке, посмотреть, как что устроено. На эсминец тоже сможем подняться. Поедешь со мной в следующую субботу?

– Нет, не поеду, – твердо и убежденно ответил Андрей.

«Не хочет Андрей со мной дружить. Жаль. Но и неудивительно», – подумал Хааст. Он предусмотрел такой ответ, и, помолчав, сказал:

– Ладно, хозяин-барин, как говорится. Теперь, еще вопрос – скажи, Андрей, ты хочешь подзаработать?

Андрей подумал немного, смотря в пол, видимо, что-то в уме комбинируя, после чего очень наигранно сделал простодушное лицо и ответил:

– Можно, вообще-то. Лишние деньги никому не помешают.

– Прекрасно. Слушай: в медвежьей бухте на ледовом фестивале был? Там нужна помощь на два вечера в неделю, заниматься заказами в сувенирном магазине. Я договорился, тебя возьмут. Платят хорошо, туристы еще и чаевые оставляют. Работа нехитрая – принимаешь заказ на ледовую скульптуру, в компьютере подбираешь свободных мастеров, площадки со льдом, в общем, распределяешь и организовываешь процесс. Там мастера – тоже школьники в основном. Ты, кстати, сам не рубишь?

– Неа, не умею. Пробовал как-то. Там у нас из класса пара человек рубит.

– Ну так как, Андрей? Можно неплохие деньги поднять.

– А вас что, Иван Платонович, опекать меня теперь назначили? Это за какие такие заслуги?

– Да нет, не опекать. Просто там, в магазине, знакомый попросил помочь найти кого-нибудь, я о тебе подумал.

– Ну ладно, с матерью посоветуюсь, скажу. У нее ваш телефон есть?

Со следующего понедельника Андрей начал работать в магазине в медвежьей бухте. Хааст очень надеялся, что участие Андрея в рыбном бизнесе сократится, ведь доходы оттуда были сравнимы с заработком в магазине. Но не тут то было, парень, похоже, успевал в обоих предприятиях, и школу прогуливал не меньше. Мать была очень рада новой подработке сына и благодарила Хааста, а тот был озабочен таким поворотом событий, с Андреем пока не встречался и взвешивал дальнейшие действия. Однако долго думать ему не пришлось – не прошло и двух недель, как позвонил его знакомый из магазина и сообщил, что вызвал полицию, так как обнаружил недостачу выручки, посмотрел камеры наблюдения, и подозревает Андрея. Хаасту нелегко было подыскать мальчишке эту подработку, и своего приятеля он не сразу уговорил взять Андрея. Домчавшись до медвежьей бухты, он увидел, как полицейские уводят Андрея, и услышал много неласковых слов от приятеля, которого Андрей нагрел на круглую сумму. Из магазина он поехал к матери Андрея, разочарованный и опустошенный. Вмешиваться в существующий порядок вещей со своими прекрасными идеями – дело неблагодарное, Хааст знал это. Он рискнул и проиграл – Андрей не просто не выдержал испытания, он превзошел в этом смысле самые скверные варианты развития событий, которые только мог себе представить Хааст. Несомненно, парень не был опытным воришкой – он хорошо знал лишь свое рыбное дело, и занимаясь им полтора года, ни разу не привлек внимание полиции. Но здесь, в магазине, была совсем другая кухня, и Андрей, конечно, переоценил свою ловкость и быстро попался. Хааст ехал к Андрею домой, раздумывал об этом, ругал себя за то, что не смог предвидеть такого конца и пытался спорить с внутренним голосом, который говорил ему, что все было сделано правильно и парню надо было дать возможность честно зарабатывать. Уже поднимаясь по лестнице, Хааст окончательно себя оправдал, перестал переживать, пришел в свое обычное конструктивное состояние духа и решил завтра же утром вытащить Андрея из полиции, рассчитывая на свою должность и авторитет.

Глава 6

– Что он там натворил? – услышал Хааст взволнованный голос сверху и поднял голову. Мать Андрея курила на лестничной клетке и смотрела вниз, ожидая его прихода.

– Я пока сам ничего не знаю. Не волнуйтесь, Наталья, я завтра буду в отделении, все выясню.

– А сегодня его домой, что, не отпустят? Где же он будет ночевать?

В эту секунду у Натальи зазвонил мобильник, и из ее кратких «Поняла», «Конечно», «А что он сделал?» Хааст заключил, что сейчас настанет его черед расспрашивать у нее о ближайшей судьбе Андрея. Опустив телефон, она сообщила:

– Полицейские говорят, что сегодня уже поздно все оформлять, переночует в участке, и, может быть, завтра к обеду будет дома. Что-то в его магазине стряслось, но что конкретно, не сказали. Не знаете, его одного забирали или еще кого-то? – голос Натальи дрожал и сбивался.

– Я видел только его. Да вы успокойтесь, там, наверное, какая-то пропажа, они разберутся.

– Уж что-что, а чужого мой Андрей сроду не брал. Ну и методы у них – «переночует в участке». Зашли бы они лучше к нам завтра после школы, поговорили бы с ним. А как вы думаете, это на его дальнейшей работе в магазине отразится?

– Наталья, я завтра в девять утра приеду в полицию и все вам доложу, может и Андрея доставлю.

– Вы уж пожалуйста его в школу сначала отвезите. Ему…

Женщина не договорила, поскольку опять затрещал ее телефон. Звонил Андрей, они беседовали с минуту, и похоже, ни на какие вопросы матери он также света не пролил. Наоборот, он сам чего-то от нее добивался, и Хааст слышал только, как она растерянно отвечала «Я совершенно не могу, не могу». После разговора с сыном Наталья казалась еще более встревоженной и думала о чем-то.

– Подождите здесь минуту, пожалуйста, – с этими словами она исчезла в квартире, но вскоре выглянула и пригласила Хааста зайти.

– Андрей тоже ничего не объясняет. Обещает потом рассказать. Но самое главное, Иван Платонович, я не знаю, что мне делать – он просит меня отдать вот этот пакет завтра в восемь утра, до школы, какому-то его приятелю, Ване, я о таком и не слыхала. Я абсолютно не могу завтра в восемь, у меня смена в цеху в семь начинается. Знать бы, что за Ваня, я бы сегодня ему передала. Он говорит, что там еда, что это сверхважно, и ему влетит, если он не отдаст. Вот эта посылка, – и она указала Хаасту на большой бумажный пакет на столе в комнате у Андрея.

– Вы не знаете, случайно, этого Ваню? – добавила она.

Хааст не знал. Видимо, у Андрея появился новый помощник, но Вань было в школе в достатке, и конечно, вычислить его сейчас было невозможно.

– Тяжеленный какой, – сказала Наталья, стаскивая пакет со стола. – Что это еще за еда? – и она стала выкладывать на пол содержимое пакета.

Хааст увидел немецкую колбасу, хлеб, чай, элитный кофе, вино, овощи. Это был дорогой, богатый провиант, который сами Андрей с матерью вряд ли могли себе позволить.

– Ничего себе передачка. Что же это такое? Ведь у него в магазине только ледовые скульптуры, да? Что здесь происходит? От кого ему влетит? – и мама Андрея, закрыв лицо руками, присела на стул.

– Я завтра никак не могу быть у школы в восемь утра. Никоим образом, – тихо продолжила она.

Хааст молчал и смотрел в сторону. Ему нельзя было предлагать свою помощь, ведь этот Ваня обязательно рассказал бы о нем Никите и Антипу. Но повисшая тишина убедительно доказывала, что проблема других решений не имеет, и он взялся передать посылку. Наталья не хотела отпускать его без ужина, но он сослался на срочные дела, взял пакет и попрощался. Положение было неуклюжим. Хааст подумал о том, что пока что скорее Андрей приобщает его к своим делишкам, чем он отучает Андрея от них. Такая мысль внезапно развеселила его, и он рассмеялся. Все это напоминало игру в шпионов, и пожалуй, будь он лет на двадцать помоложе, задание с пакетом понравилось бы ему. Ничто так не освежает мозг, как здоровый смех – просмеявшись, Хааст сразу нашел выход из положения – он оставит посылку с запиской возле скамейки, у которой назначена встреча, а сам будет наблюдать невдалеке.

Однако то, что начинается шиворот навыворот, имеет большие шансы точно так же и продолжиться. Назавтра в без пятнадцати восемь Хааст оставил пакет у скамейки в безлюдном сквере возле школы, и отошел в сторону. К скамейке приближались несколько мальчишек, двое читали записку. Один хорошенько пнул пакет, другой осматривался вокруг, в поисках хозяина. Но никто из них посылку не унес, и в половине девятого обескураженный Хааст вынужден был забрать ее обратно. С недавнего времени Антип или Никита получали передачи в десять утра на той самой площадке при выходе из леса, куда Хааст подвозил Андрея в день их знакомства. Теперь, видимо, не оставалось никакого другого выхода, кроме как оставить пакет там. Хааст немного завозился с делами и к тому же попал на дороге в пробку, образовавшуюся из-за вдруг посыпавшего обильного снега. Добравшись до площадки уже в без пяти десять, он поднялся немного в лес, осмотрелся, спустился обратно, бросил посылку на обледенелый бетон и быстро вернулся в машину. По всей видимости, он успел – пока никого не было, но вскоре он разглядел через просветы в плотном снегопаде, как на площадке появился на секунду Антип и тут же исчез в лесу.

«Повезло», – подумал Хааст, «ведь по такой погоде будет неудивительно, что пакет просто оставили и убежали, так что все выглядит довольно гладко».

Не успел он порадоваться этой мысли, как из леса раздался громкий шум падающих камней. Затем послышался глухой удар, сильный треск, и вновь наступила полная тишина. Звуки исходили из того участка склона, где должен был идти сейчас Антип. Хааст схватил свой рюкзак, выскочил из машины и в минуту оказался на месте происшествия. На тропинке лежали перевернутые санки, возле них на размокал на снегу злополучный пакет. В нескольких шагах огромный валун, сдвинутый со своего места снежным оползнем, навалился на сосну и переломил ее. Под валуном, похоже, скрывалась огромная яма; обойдя его вокруг, Хааст заметил у одной из его сторон черную прореху в земле, шириной не более двадцати сантиметров.

– Есть кто тут? – крикнул он туда.

– Есть, – послышался спокойный ответ Антипа.

– Вы ранены сильно? Скорая нужна?

– Слышь, там, наверху, не надо скорую. Я тут один, немного поцарапался. Сейчас отлежусь и выберусь. Ты иди себе, спасибо.

Хааст направил фонарик в брешь и осветил глубокую яму, на дне которой лежал Антип и держался за ушибленную ногу.

– Погодите, я вам помогу, вытащу вас, – крикнул Хааст, присел на край ямы и, опираясь одной рукой на валун, другой стал раскапывать замерзшую землю, расширяя прореху. Внезапно каменистая почва треснула под ним, ее тонкий пласт не выдержал, и Хааст провалился в яму, чуть не угодив на больную ногу Антипа.

– Спасатель, твою мать, – захохотал Антип, выбираясь из-под Хааста. – Да мне тебя самого спасать отсюда надо.

Антип хохотал так беззаботно и заразительно, что Хааст тоже засмеялся – положение было, действительно, комичное, и, судя по всему, не опасное. Выбраться наверх, наверняка, не составляло теперь особого труда.

– Антип, – сказал Антип. – Будем знакомы.

Хааст никак не ожидал, что Антип назовется своим настоящим именем, и вообще, разве можно знакомиться, не видя собеседника, когда ему и руки не подашь? Несомненно, в темноте, когда не видишь друг друга, да еще и пребываешь в хорошем настроении, совершенно не хочется отвечать ложью на правду. Поддавшись этому очарованию момента, Хааст ответил:

– Хааст. Приятно познакомиться.

И тут же с досадой подумал, что конспиратор из него никакой, и он, также как и Андрей, явно переоценивает свои способности.

– Ну ладно, полезли, я тебе на плечи встаю, или ты мне? – с трудом приподнимаясь, предложил Антип.

– Давай, ты на меня, – отвечал Хааст.

Он присел на корточки, и распрямился уже с Антипом на плечах – тот стоял, пошатываясь, на одной ноге. Затем Антип уцепился за края ямы, подтянулся и вылез наружу.

– А оставайся-ка ты, Алладин, в подземелье, и ищи там свою лампу, – крикнул он Хаасту.

– Но-но, старая карга, тащи меня отсюда, у меня твое огниво, – парировал Хааст.

– Гы-гы-гы, – снова послышался смех. – Сейчас, погоди, веревку принесу.

Наверху заскрипел снег и затих, потом снова заскрипел и в яму упала веревка. Хааст схватился за нее и огромная силища вытащила его из-под земли.

– Как тебя, говоришь, зовут? – рассмотрев Хааста, спросил Антип.

– Хааст.

– Ну и имечко. Я думал, мое имя редкое, но Хааст – это что такое?

– Это голландское имя. У меня оттуда далекие предки, вот, назвали в честь дедушки.

– Ясно. Ну, спасибо хоть, что не в честь бабушки.

Антип, несмотря на сильно ушибленную ногу, пребывал в прекрасном настроении.

– Повезло так повезло, – сказал он. – Могло бы и задавить к чертям. Но вот незадача – ходить совсем не могу, – и он присел на снег, кривясь от боли.

– Поехали в больницу, у меня здесь машина, – с честной физиономией предложил Хааст.

– Не надо, не хочу в больницу. Скоро пройдет. Ты, знаешь что, иди себе куда шел, голландец, а я тут отдохну и все заживет.

Такое предложение вдруг ножом зарезало Хааста. Он находился под сильнейшим обаянием этого происшествия и просто так встать и уйти, был сейчас не в состоянии. В юности он часто бывал с друзьями по училищу в Крымских пещерах и не раз оказывался в подобных ситуациях; товарищи вытаскивали его, он спасал их, и все это было смело, ярко и романтично. И никто не бросал раненого друга. «Друга?» – очнулся Хааст. Он попытался заставить себя отвлечься от этой иллюзии возрожденного студенческого прошлого, стряхнуть с себя ощущение братской мужской взаимовыручки, полностью захватившее его, но не сумел. Он подумал, что он очень устал и ослаб здесь, на острове, раз совершенно не может сопротивляться своим чувствам. И он, действительно, не мог – знакомство с Антипом требовало продолжения, и он произнес странным, чужим голосом, точнее своим, но пятнадцатилетней давности:

– Как же ты, Антип, будешь? Давай я тебя на санках отвезу.

Антип как-то сразу понял Хааста и покорился. Он полулежал огромным неуклюжим мешком на санках, а Хааст сопел, как тягловая лошадь, затаскивая их все выше в гору. Иногда они останавливались передохнуть, подбадривали друг друга и даже перекусили снедью из пакета Антипа. Гоняли разные байки, Антип рассказал историю о том, как однажды выбрался из-под лавины на Алтае и, не евши двое суток, обменял модный мобильник пастуху на фляжку вина и круг сыра. Снегопад меж тем заканчивался, солнце просвечивало из-за туч, воздух теплел. Чем выше они забирались, тем серьезнее и угрюмее становился Антип. Внезапно глубокий овраг преградил им путь, тропинка тонула в нем и продолжалась на другой стороне.

– Это еще что такое? – воскликнул пораженный Антип. – Я здесь спускался два часа назад, была ровная дорога.

Стенки оврага были абсолютно отвесные, а дно утыкано переломанными еловыми стволами и булыжниками; перебираться там было невозможно.

– Странно, землетрясения вроде не было, – сказал Антип. – Видимо, мощный снежный оползень – такие здесь бывают.

Товарищи огляделись – в обход можно было идти лишь сквозь густой ельник, с санками это было непросто.

– Может, срубим пару высоких елок, перекинем через овраг, и по ним перейдем на ту сторону? – предложил Хааст.

– Что-то широковато ущелье, боюсь, елки не достаточно длинные здесь, – отвечал Антип.

– Ну, ширину-то ущелья и высоту елок можно быстро узнать.

– Как это ты узнаешь, интересно? По елке с сантиметровой лентой полезешь? А овраг?

– Зачем лезть с лентой? Вон ветки валяются, а ручка с бумажкой здесь, – и Хааст похлопал себя по карману.

– Посмотрите на него, Пифагор нашелся, весь с ручкою и бумажкою, – передразнил его Антип. – И как же ты будешь мерять, светило науки?

– Триангуляция, – ответил Хааст. – Давай, очисти немного вот эту ветку – и он бросил Антипу тонкую еловую ветвь.

Затем он достал раскладную линейку, сам очистил от мелких отростков еще одну ветку, и измерил ее высоту. Антип отдал ему свой прут и стал с любопытством наблюдать за происходящим, а Хааст воткнул ветки в землю и отошел от них на несколько шагов, измеряя расстояние линейкой. Он нагибался к земле, глядел поверх веток на верхушки елей, затем на берега обрыва, и что-то рисовал в блокноте. Так он колдовал минут десять, считал на калькуляторе в мобильнике, и в результате заявил победным тоном:

– Эти две ели точно подходят, они шестиметровые, а ширина оврага – пять метров с небольшим.

– Иди ты! – протянул Антип. – А ну-ка, покажи бумажку!

– Прикольно! – посмотрев чертежи, воскликнул он. – С измерениями не ошибся? А ну, дай пересчитаю, – и он стал сам ковыряться в своем телефоне.

– Молодца! – заключил он, подтвердив расчеты. – Академия наук тебя не забудет.

У обоих в рюкзаках были топорики – здесь в лесу без них никуда. Антип попрыгал к одной ели, Хааст пошел к другой, и вскоре они были срублены, очищены от сучьев и подтянуты к краю обрыва. Стволы были не слишком тяжелые, их удалось поднять и наклонить над оврагом; упав рядом, они образовали узкий, но вполне надежный мостик, по которому Антип проковылял на другую сторону. За ним перешел Хааст, неся санки, рюкзаки и причину всех этих приключений – мокрый и изодранный пакет с едой. Они продолжили путь, тропинка теперь часто раздваивалась и Антип указывал дорогу. Хааст видел, как по мере приближения к своему лесному убежищу, Антип становился все мрачнее, и понимал, что это оттого, что шансов избавиться от Хааста совершенно нет. И действительно, сейчас уже Хааст никак не мог оставить Антипа – нога у того совсем распухла, и он просто не добрался бы в одиночку до своей избы; мобильной связи в лесу не было, и рассчитывать на то, что его подберет Никита, не приходилось. Наконец прибыли; Антип велел Хаасту заходить. Хааст вошел в избу, убранство которой, вопреки ожиданиям, не было аскетичным – вдоль стены расположился длинный диван, у окна блестело на солнце кожаное кресло, на полу лежала медвежья шкура. Антип вначале тяжело дышал, но потом вколол себе в ногу обезболивающее и приободрился. Они уселись возле стола и Антип разлил по кружкам квас; пили молча, отдыхали.

– Послушай, Хааст, – наконец невесело сказал Антип, – спасибо тебе, старина. Благодарю. Но вот какая штука – кто ты таков будешь, и как тебя по настоящему зовут?

Хааст достал кошелек, вытащил свое экспедиционное удостоверение и положил перед Антипом.

– Хааст Хаатааст, исполнительный директор экспедиции МЧС, – прочел Антип. – Ну и имечко у тебя, однако! Значит, все-таки Хааст. Извини. Слышал про вашу экспедицию. Ты давно на острове?

– Около пяти месяцев.

– Нравится здесь?

– Остров волшебный, но вот работа – не совсем по моему профилю, я в Крыму был морским спасателем.

– Слушай, открой кошелек еще раз, пожалуйста!

Хааст распахнул свой кошелек, и Антип подпрыгнул на стуле, изумленно взглянув на Хааста.

– Это что у тебя такое, отвечай, именем Вильгельма Завоевателя! – и он ткнул пальцем в одну из карточек, вставленную с самого верха.

– Вот эта? – Хааст вытащил австралийскую лицензию аквалангиста и протянул Антипу.

– Да ладно! Охренеть! – заорал Антип. – Это же с большого барьерного рифа, лицензия высшей категории! Сколько у тебя заняло времени получить этот сертификат?

– Где-то три месяца нырял, но в принципе, можно и быстрее.

Антип с вожделением вертел карточку в руках и широко улыбался слегка холерической, воспаленной улыбкой. Только сейчас Хааст заметил, что у него не хватает многих зубов, но улыбка его не становилась от этого менее обаятельной.

– Я такую только в журналах по дайвингу видал, – возбужденно говорил Антип, – мне бы хоть на первую категорию сдать. Я, знаешь, даже в университете академ-отпуск взял, хотел год в Австралии пожить, понырять на рифе. Кстати, здесь летом тоже ныряют…

На этих словах он осекся, замолчал и вновь погрустнел.

– Ну, так что ж не поехал в Австралию? – спросил Хааст для проформы.

– Да так. Жизнь закрутила. Может, съезжу еще.

Но не все вопросы, которые предполагала ситуация, Хааст задал, и Антип почуял это.

– Значит, не спрашиваешь, что это за дом такой в лесу, зачем я здесь обитаюсь? – произнес Антип совсем мрачно.

– Знаешь, Антип, а я не любопытный. Все, что ты хочешь, чтобы я знал, ты мне сам расскажешь, а если о чем-то не говоришь, значит мне и знать не надо. Верно?

– Верно, коли не шутишь, – протянул Антип.

– Кто его знает, может это дача такая, а может, ты отшельник – мне все равно, я тебя хотел только до дома довезти, не бросать же, с такой ногой. Ты, кстати, отшельник?

– Ну, в некотором роде, да, отшельник, – усмехнулся Антип.

– Сколько сейчас времени? Ни фига себе, пол второго уже! Все, Антип, бывай, пойду я восвояси. Телефон запишешь?

– Давай, – ответил Антип и записал его номер. – Прощай, Хааст!

Хааст спускался обратно и довольный и раздосадованный одновременно – он доставил Антипа до дома, но не оказал ли он ему этим медвежью услугу? Что, если Антип испугается впредь жить в этом доме и ему, бедняге, придется искать другое убежище? Теперь, на холодную голову, Хааст пожалел, что взялся довезти Антипа, поддавшись чувствам. Ведь там, внизу, еще была мобильная связь, и Антип мог бы вызвать на помощь Никиту. Также Хааст думал о том, что не похож все-таки Антип на преступника, на убийцу. Симпатичный вроде парень, силач и весельчак. Хотя, мальчишек, тем не менее, бьет. И харчи у него барские, шикует там, непонятно, на какие шиши. И вообще – все мы симпатичные, когда нас спасают и на санках возят.

Затем мысли Хааста отвлеклись от Антипа, он добрался до машины и поехал в полицейский участок вызволять Андрея. Рабочий день уже подходил к концу, и Хааст застал начальника полиции в подлинно измученном виде, собирающимся домой. В снегопады всегда много происшествий, от самых бестолковых до самых трагичных, полиция сбивается с ног, и сегодняшний день не был исключением – произошло самоубийство и крупное ограбление. Однако и внешний вид самого Хааста говорил сам за себя, и начальник согласился уделить ему пять минут для срочного разговора. Репутация Хааста и его коллег была здесь высока – экспедиция нередко помогала полицейским в решении самых незаурядных задач, поэтому делу Хааста был дан срочный ход. В кабинет начальника был вызван из камеры Андрей, и после небольших переговоров стороны пришли к следующему мировому соглашению:

Хааст лично поручается за Андрея и возмещает убытки хозяину магазина ледовых сувениров в медвежьей бухте. Полиция замораживает дело Андрея; парню дается год испытательного срока, в течение которого, если тот снова попадется на нарушении закона, дело может быть извлечено на свет и возобновлено. На данный момент, в качестве воспитательной меры, Андрей должен отсидеть три дня здесь в участке.

Огласив этот вердикт, начальник полиции покинул отделение в сопровождении Хааста, и уважительно, но строго предупредил его, что подобная протекция делается исключительно и единовременно, и случай с Андреем не должен повториться. Хааст поспешил поставить в известность Наталью, но та на звонок не ответила, и он записал ей голосовое сообщение, что Андрею еще три дня сидеть, так как именно столько времени нужно полиции для завершения расследования. Каково же было его удивление, когда, уже поздним вечером, он получил от Натальи СМС следующего содержания: «Иван, мне нужно на двое суток уехать. В комнате у Андрея две посылки для передачи. Ключ от квартиры под ковриком. У сына будут проблемы, если вы не поможете». Вот теперь Хаасту стало совсем не весело, как давеча, когда он согласился передать посылку; он был поражен и раздосадован таким поворотом событий. Дозвониться до Натальи ему снова не удалось. «Как же она могла так поступить?», – недоумевал Хааст, не желая верить в происходящее. Не злость, но скорее разочарование в Наталье постепенно росло в нем – он был о ней гораздо лучшего мнения. Поначалу он еще не осознавал в полной мере своего положения, своей новой роли, но вскоре, после недолгих размышлений, все окончательно понял: его теперь считают за своего в доску и не стесняются использовать как угодно. «Ладно, завтра с утра определюсь, как поступить», – решил Хааст и отправился спать.