Фавориты – «темные лошадки» русской истории. От Малюты Скуратова до Лаврентия Берии. 10 самых влиятельных приближенных российских властителей

Начало падения Никона. Москва без патриарха

В 1656 году Никон повелел построить под Москвой, в селе Воскресенском на реке Истре, Новый Иерусалим. Так он назвал монастырь, который находился в личной собственности патриарха. Он должен был стать новой главной резиденцией Никона. В своей планировке монастырь как бы символизировал «горний (а не реальный) Иерусалим» – воображаемый священный город христианства. Это место полюбилось Никону, он все чаще бывал там.

Между тем царь все больше тяготился гордостью и заносчивостью своего любимого наставника. В 1658 году было заключено перемирие с Речью Посполитой (оказавшееся временным), Алексей Михайлович вернулся в Москву. Как-то раз произошел случай, вскрывший давно копившуюся взаимную досаду друг на друга глав двух вертикалей власти.

В Москву приехал с визитом грузинский царевич. Царский окольничий Богдан Хитрово очищал ему путь на улице, награждая ударами палки слишком любопытных, кто высовывался из толпы. Случилось, что под руку ему попал патриарший дворянин – напомним, что у патриарха было полное подобие Государства двора. Слово за слово, дворянин побежал жаловаться своему хозяину, утверждая, что царский окольничий оскорбил в его лице самого патриарха. Никон не пошел лично к царю, а послал ему записку как своему подчиненному, веля разыскать и наказать Хитрово.

Царь отвечал, тоже запиской, что велит разыскать и сам повидается с патриархом. Но встречи не было. Прошел церковный праздник Казанской Богородицы, на котором служил патриарх, но царя на нем не было. Перед вторым праздником, Ризы Господней, 10 июля, к Никону в обед явился посланец от Алексея Михайловича, предупредить, что царя на службе не будет. Но к этому было присовокуплено еще одно важное слово от царя. Сергей Соловьев пишет об этом так:

«Царское величество гневен на тебя, – объявил посланник, князь Юрий Ромодановский, Никону. – Ты пишешься великим государем, а у нас один великий государь – царь».

«Называюсь я великим государем не сам собою, – возражал, и вполне резонно, патриарх. – Так восхотел и повелел его царское величество. О том свидетельствуют грамоты, писанные его рукою».

«Царское величество почтил тебя как отца и пастыря, – ответствовал на это князь Ромодановский, – но ты этого не понял. Теперь царское величество велел мне сказать тебе, чтоб ты впредь не писался и не назывался великим государем».

Разговор кончился. После обеда Никон прочел перед народом в Успенском соборе странную проповедь, больше похожую на исповедь. Он оправдывался в своих нововведениях, упрекал народ в «окаменении сердец», а закончил объявлением, что слагает с себя патриаршество. Вслед за этим написал короткое, всего из одного предложения, письмо царю, в котором заявлял, что уходит из-за царского на него гнева, и отбыл в свой любимый Новоиерусалимский монастырь.

Демарш Никона был ровно того же свойства, что демарш Ивана Грозного почти сотней лет раньше. Он ожидал, что «осиротевшие» москвичи, не исключая и царя, станут умолять его возвратиться на патриарший престол; он вернется и станет жестче прежнего диктовать свои условия государству. Но реакция оказалась несколько иной. С вопросами к патриарху отправились Алексей Никитич Трубецкой и дьяк Ларион Лопухин. Однако долгих стонов и процессий для запросов благословения «протестного» патриарха не случилось. Церковные службы не остановились, а царь даже запретил ездить в Новый Иерусалим к патриарху всяких чинов людям за благословением.

Этот тихий мятеж патриарха, это сидение в Новом Иерусалиме продолжалось восемь лет. Никто не шел ни на какие уступки, но чаша весов постепенно склонялась на сторону царя. Было видно, что знать государства не собирается поддерживать церковную власть в ее борьбе против светской власти. Алексей Михайлович лишил Никона его пышного титула. А в 1666 году в Москве был созван Поместный собор с участием Александрийского патриарха Паисия и Антиохийского Макария для суда над Никоном: зачем самовольно оставил престол?

Осуждение Никона

Никон держался с достоинством, отвергая само право Собора судить его без участия всех патриархов; то есть требовал^[6] присутствия еще патриархов Константинопольского и Иерусалимского. Но это ему не помогло. Народ, понятное дело, тоже не вступался за своего архипастыря. Реформы Никона восстановили против него большую часть население Московского государства, и этим-то умело воспользовался царь, чтобы избавиться от соперника во власти и навсегда устранить попытки церковных иерархов соревноваться с монархами.

После месяца заседаний Собор вынес решение о виновности Никона в шести пунктах.

В первом ему ставилось в вину, что он обидел царя по пустячному поводу. Во втором его строительство монастырей со неуместными библейскими названиями (Новый Иерусалим, Голгофа, Вифлеем, Иордан) расценивалось как глумление над святыней. В третьем он признавался оскорбившим достоинство патриархов, приехавших судить его. В четвертом пункте Никон объявлялся виновным в хуле на царя как на якобы впавшего в латинскую ересь и в том, что он распространял эту хулу в письмах к другим патриархам. Пятый пункт устанавливал вину Никона в деле епископа Павла. Шестой пункт утверждал, что Никон бил своего духовника, назначенного ему Собором.

За все перечисленные вины Никон был признан подлежащим извержению не только из сана патриарха, но и из епископского достоинства, низведенным до положения простого чернеца и заслуживающим ссылки.

Ссылка и посмертная реабилитация

Царь определил своему бывшему любимцу для жительства Ферапонтов монастырь в окрестностях Белого озера.

После смерти Алексея Михайловича в 1676 году престол перешел к его старшему сыну Федору. Тот был большим поклонником Никона. Он велел сразу перевести бывшего патриарха в более богатый Кирилло-Белозерский монастырь. Федор Алексеевич даже хотел по совету Симеона Полоцкого, большого ревнителя новых обрядов, учредить в России целых четыре патриархии, а над ними поставить верховного иерарха в сане… Папы Московского! Возможно, он прочил на эту должность опального Никона. Но смерть последнего прервала осуществление этих амбициозных планов. Когда царь Федор Алексеевич разрешил Никону вернуться в его любимый Новоиерусалимский монастырь, на пути туда Никон скончался в Николо-Тропинской церкви на окраине Ярославля в возрасте 76 лет.

Царь Федор велел похоронить и отпеть Никона в Москве как бывшего патриарха. Этому повелению воспротивился действующий патриарх Московский Иоаким, ссылаясь на решение Собора 1666–1667 годов. Царь ничего не смог сделать против патриаршего запрещения. Никон был погребен в Новоиерусалимском монастыре, причем сам царь Федор читал молитвы над его гробом и целовал руку усопшего.

Федор Алексеевич не прекратил свою борьбу за реабилитацию опального патриарха. Незадолго до своей смерти ему удалось исходатайствовать у восточных патриархов разрешение поминать Никона в звании патриарха. На положительный ответ, по-видимому, оказало влияние то, что дело всей жизни Никона – новшества в православном обряде – продолжалось и побеждало.

Дело всей жизни

Русские православные ждали от Собора 1666–1667 годов вслед за осуждением Никона осуждения всех его нововведений и возвращения к благочестивой старине. Но Собор не оправдал этих надежд. Он подтвердил все реформы Никона и повторил анафему тем, кто придерживается старых обрядов. После этого гонения на старообрядцев усилились.

В 1668 году монахи Соловецкого монастыря отказались подчиняться официальной церкви. Восемь лет длилась осада монастыря царскими войсками, пока какой-то предатель не указал им место, где можно взобраться на стену. По одной из версий, после резни, учиненной стрельцами в стенах обители, оставшиеся в живых сто пятьдесят старцев Соловецкого монастыря, не способных держать оружие, были раздеты солдатами донага и заморожены живьем.

В 1675 году по приказу Алексея Михайловича в тюрьме заморили голодом боярыню Феодосию Морозову – авторитетную в кругах высшей знати ревнительницу старой веры.

И все же до славы Ивана Грозного царю было далеко. Алексей Михайлович был на расправу не лют. Уже после его смерти в большом количестве запылали срубы, в которых сжигали старообрядцев. В 1682 году, одновременно с реабилитацией Никона, царь Федор Алексеевич повелел сжечь вождя Раскола протопопа Аввакума и трех его сподвижников. После, при царевне Софье, число сожженных стало исчисляться тысячами.

Сергей Соловьев упрекал старообрядцев в упорном обрядоверии, в том, что они придавали преувеличенное значение обряду в деле спасения души. Но абсолютно такой же упрек, причем в большей степени, следовало бы адресовать их противникам – приверженцам реформы Никона. Ведь те преследовали староверов точно под таким же предлогом – будто только новый обряд угоден Богу.

В спасительность только нового обряда верил и царь Алексей Михайлович. Иначе при всей его набожности невозможно объяснить, почему он оставил в силе все реформы Никона, подвергнув опале самого их инициатора.

Дело патриарха Никона оказалось губительным для России. Расколов Церковь, расколов русское общество, оно послужило источником непрекращающихся гражданских конфликтов, гонений против большей части русского народа, длившихся столетиями. Оно породило глубокую оппозиционность Российскому государству его предпринимательского класса, который в начале ХХ века, в лице представителей Рябушинских, Гучковых, Третьяковых, Морозовых и других, не только субсидировал радикальные революционные партии, но и сам рвался к власти, подкапываясь под самодержавие. Только в 1905 году старообрядцы были уравнены в гражданских правах с православными, а анафема с крестящихся двумя перстами была официально снята аж в 1971 году!

Князь Василий Васильевич Голицын: друг царевны Софьи

Он был одним из первых русских «европейцев». Он мог бы стать видным деятелем реформ Петра Великого. Но он поставил не на ту карту и все проиграл.

Личность князя Василия Васильевича Голицына (1643–1714) недооценена в русской истории. Между тем на протяжении нескольких лет он был одной из ключевых фигур в русском правительстве, проводя модернизацию России на западный лад. Его считали одним из самых образованных людей не только в России, но и во всей Европе. Став фаворитом царевны-регента Софьи, он до конца поддерживал последнюю, за что в итоге и поплатился. Царь Петр же подверг его опале и не захотел воспользоваться его услугами и государственными талантами.

По прошествии веков наступило время воздать должное заслугам Василия Голицына перед родной страной.

Правительница Софья

До XVIII века женщины в истории России очень редко становились во главе государства. В начале XVII века, до возвращения в Москву патриарха Филарета Романова, юного царя Михаила Романова опекала его мать, инокиня Марфа. А в конце XVII века на первую роль сумела выдвинуться царевна Софья.

Софья не имела никаких формальных прав на регентство. Она была лишь третьей из выживших дочерей царя Алексея Михайловича. Две – Евдокия и Марфа – были старше ее. Но они не стремились к власти. В Софье же было нечто, сильно сближавшее ее по нраву с ее будущим противником в битве за престол – младшим братом Петром. Оба обладали сильными честолюбивыми характерами.

В апреле 1682 года умер старший из остававшихся в живых сыновей Алексея Михайловича – царь Федор Алексеевич. Он не оставил детей. Престол должен был перейти к его брату, пятнадцатилетнему Ивану Алексеевичу. Однако мать Федора и Ивана – царица Мария Милославская – давно умерла. И казалось, что некому качать права Ивана на трон. В этой обстановке возвысилась вторая жена Алексея Михайловича – Наталья Нарышкина – и ее родственники. Они в обход всех традиций престолонаследия сумели провозгласить царем сына Алексея Михайловича от Нарышкиной – юного Петра Алексеевича, мотивируя это тем, что Иван Алексеевич якобы болезненный ребенок.

Однако господство Нарышкиных при дворе оказалось временным. Было кому заступиться за права Ивана. В мае в Москве начался мятеж стрельцов, вдохновляемых боярином Иваном Милославским, его сыном Александром и племянником Петром Толстым. Причастность царевны Софьи к стрелецкому мятежу до сих пор является предметом научных дискуссий. Он сопровождался обычными в таких случаях жестокими расправами без суда над боярами противной партии. Закончился он тем, что Нарышкины согласились на двоевластие.

Народу было объявлено, что престол занимают сразу два царя-соправителя – Иван и Петр. В силу малолетства Петра и болезненного состояния Ивана регентом при царевичах провозгласили царевну Софью. Логично было бы предположить, что регентом станет мать Петра – Наталья Нарышкина. Она была «действующей» вдовой Алексея Михайловича. Либо, как при Василии III, после смерти царя власть планировали передать регентскому комитету. Но тогда трон «перехватила» Елена Глинская. Софья не имела никаких прав на то, чтобы возглавить государство, так как даже из сестер – дочерей Алексея Михайловича от Милославской – она была даже не самой старшей. Тем не менее, государственный переворот, фактически произведенный Софьей с помощью стрельцов, утвердил ее в этом качестве.

О Софье писали в основном недоброжелательно настроенные к ней биографы и историки. Они даже внешний облик царевны подвергали поношению. Между тем некоторые сохранившиеся портреты Софьи показывают нам облик довольно миловидной молодой женщины.

Что касается иных качеств, то Софью можно считать одной из первых женщин старой Москвы, вышедших за пределы воспитания «в духе Домостроя». Благодаря своему отцу, царю Алексею Михайловичу, Софья получила неплохое для женщины того времени домашнее образование, не только читала книги (предпочитая, по традиции, религиозную литературу), но и сама сочиняла стихи. Широта ее взглядов определялась прежде всего ее личными качествами, так как ее сестры, имевшие доступ к тем же источникам информации, подобных свойств не проявляли, оставаясь затворницами на старомосковский манер.

Женщина в России всегда правила, имея рядом с собой опору в лице сильного мужчины. Мать Ивана IV Елена Глинская опиралась на своего сердечного друга, князя Ивана Овчину-Телепнева-Оболенского. Императрицы XVIII века неизменно совмещали государственный фаворитизм с интимной близостью. Не могла обойтись без крепкой мужской поддержки и царевна Софья, фактически узурпировавшая государственную власть.

Род Голицыных

Род князей Голицыных был одним из самых многочисленных княжеских родов на Руси. До Петра I, который присвоил право раздавать княжеские титулы направо и налево, князьями в России могли называться потомки только трех людей: Рюрика, Гедимина и Чингисхана.

Голицыны вели свое происхождение от литовского князя Наримунта, в крещении Глеба, сына основателя крупнейшей династии правителей Великого Княжества Литовского Гедимина. У Наримунта было много сыновей. Один из них, Патрикей, в 1408 году приехал на службу к московскому великому князю Василию I.

У Патрикея было три сына, которые стали родоначальниками многих русских княжеских родов. Старший сын Федор положил начало фамилии князей Хованских. От младшего сына Александра произошли князья Корецкие. А средний сын Юрий дал начало четырем княжеским фамилиям.

Сын Юрия Патрикеева, Василий, имел двух сыновей – бояр при московском великом князе Иване III. Даниила Васильевича прозвали Щеня, а Ивана Васильевича – Булгаком. От первого пошли князья Щенятевы. Иван Булгак-Патрикеев имел четырех сыновей. Средний продолжил род Булгаковых. Андрей носил прозвище Курака, и от него пошли князья Куракины. Михаил Иванович получил прозвище Голица. Его потомки стали именоваться Голицыными.

В дальнейшем род Голицыных необычайно разросся и разветвился. Его благополучию не помешало даже пресечение отдельных его ветвей, так что три ветви Голицыных продолжают здравствовать и поныне.

Дедом нашего Василия Васильевича Голицына был предок всех ныне живущих Голицыных – Андрей Андреевич Голицын, скончавшийся в 1638 году боярин. Он верно служил царю Михаилу Романову почти что с первых лет воцарения последнего. О его сыне Василии Андреевиче Голицыне практически ничего не известно, кроме того, что он был женат на княжне Татьяне Ивановне, как предполагает большинство историков, Ромодановской и умер в 1652 году, когда его сыну Василию Васильевичу было всего девять лет.

Василий Васильевич Голицын родился в Москве в 1643 году. Отец, как видим, не много успел сделать для сына. Только знатность и родовитость открывала перед ним двери. Но все остальное должен был делать он сам. В том числе и заниматься самообразованием. Мы не знаем достоверно, когда и как Василий Васильевич Голицын выучился говорить и читать по-латыни, по-польски и еще на нескольких европейских языках. По всей видимости, он не переставал учиться, используя все доступные ему источники всю жизнь. По крайней мере, пока оставался на свободе. Как бы то ни было, он стал одним из замечательнейших людей этой эпохи Московского государства, предшествовавшей бурной встряске, произведенной в нем Петром I.

Служба Василия Голицына царям Алексею Михайловичу и Федору Алексеевичу

Служба московского дворянина начиналась в 15 лет. И уже в этом возрасте мы видим Василия Васильевича Голицына при государевом дворе. В 1658 году он числится стольником и чашником царя Алексея Михайловича. То есть он участвовал в обслуживании трапез государя. Знатность происхождения позволила ему начать карьеру с придворных должностей, а не на поле брани, в пыли и грязи военных походов, как многим его сверстникам из знатных фамилий.

По-видимому, Василий Васильевич долго не мог продвинуться никуда с этой низшей придворной должности. Так, через 17 лет мы видим Голицына главою сотни царских стольников – то есть, по сути, все на той же службе, только старшим среди занимавшихся таким же делом.

В это время Василий Голицын, очевидно, уже был женат. Его супругой была Федосья, дочь князя Василия Федоровича Долгорукова. Брак этот оказался бездетным. Только после смерти жены, когда он был первым при дворе царевны Софьи, Василий Голицын женился вторично. На этот раз – на Евдокии Стрешневой, родственнице и тезке матери царя Алексея Михайловича. Евдокия родила Василию четырех сыновей и двух дочерей. Дети потом разделили с отцом тяготы северной ссылки.

Только кончина царя Алексея Михайловича, вероятно, дала толчок карьере Василия Голицына. Царь Федор Алексеевич ценит таланты Голицына и начинает его выдвигать. Уже в 1676 году Голицын назначается первым полковым воеводою войск, расположенных на Белгородской засечной черте. Он посылается в Путивль, на помощь князю Григорию Ромодановскому, для охранения Малороссии от возможного нападения турок и крымских татар, с которыми Россия тогда находилась в состоянии войны. Осенью того же года Василий Голицын принял не последнее участие в важном дипломатическом мероприятии. Гетман Правобережной Украины Петр Дорошенко еще в конце 1660-х годов принял подданство Османской империи и пытался объединить часть земель на территории современной Украины в одно государственное образование под турецким протекторатом. Это ему не удавалось, и Дорошенко, пытаясь усидеть на своем месте, неоднократно вступал в переговоры с Москвой, предлагая перейти в подданство русскому царю, но в обмен, конечно, на сохранение за ним поста гетмана.

Для Москвы принятие Дорошенко в подданство означало нежелательную тогда войну с Речью Посполитой, поскольку часть земель, контролируемых казаками, польско-литовские магнаты считали частью своей страны. Вместе с тем сохранение Дорошенко в качестве независимого гетмана являлось вызовом для власти Москвы на Левобережной Украине. Осенью 1676 года князь Ромодановский совместно с пророссийским гетманом Иваном Самойловичем по приказу царя Федора предприняли поход на правый берег Днепра против Дорошенко, оставшегося практически без казаков из-за постоянного бегства украинцев на левый берег Днепра. В результате завязавшихся переговоров Дорошенко сдался без боя. На Москве его хорошо приняли и назначили воеводой в провинциальный город.

Василий Голицын сыграл не последнюю роль в переговорах с мятежным гетманом. Об этом можно судить из доставшейся ему царской награды. Царь подарил Голицыну отнятую у Дорошенко гетманскую булаву как бы на память о достославном событии.

Одновременно с этим царь Федор Алексеевич пожаловал Василия Голицына в чин боярина. Напомним, что если титул князя был в Московской Руси наследственным, то чин боярина можно было получить только от царя, причем царь же мог и лишить этого чина.

Вместе с этим Голицын, в котором царь усмотрел блестящие административные способности, был назначен на очень важную должность начальника Пушкарского приказа – своего рода министра военного управления Московского государства. Одновременно Василий Голицын возглавил Владимирский судный приказ. Самый близкий сегодняшний аналог такого ведомства – это, пожалуй, высший арбитражный суд. Он разбирал поземельные тяжбы между знатными лицами, все иски, проистекающие из договоров. Несомненно, царь Федор Алексеевич назначил Василия Голицына начальником Владимирского судного приказа потому, что видел в князе человека, стремящегося к справедливости и лично бескорыстного.

Продолжалась меж тем и военная служба Василия Голицына. В 1678 году царь назначил его первым воеводою Большого полка, то есть главнокомандующим всех войск на южных рубежах Русского царства. В этой ответственной должности Василий Голицын пробыл три года. Бог миловал его в это время от больших сражений. Но, постоянно находясь рядом с войсками, Голицын видел все недостатки смешанной (регулярной и нерегулярной) ратной силы Московского государства.

Для проведения реформ царь специально создал новую административную единицу – приказ Ратных дел (затем «Ответная палата»). Это было своего рода Министерство обороны – первый такой орган в истории России. Начальником его был тоже назначен Василий Голицын.

Самым первоочередным делом, которое он решил провести, была отмена местничества, давно мешавшего нормальному управлению русских войск на театре войны. Местничеством называли официально признанное государством старшинство бояр. При назначениях командующих войсками цари должны были считаться с этой системой. Если она нарушалась, то считавший себя обиженным боярин бил челом царю за поруганную честь, говорил, что ему неуместно служить рядом с таким-то боярином в такой-то должности, потому что его предок был выше предка этого боярина в каком-то походе сто лет назад. Обиженный боярин отказывался тронуть свои войска с места, пока царь не даст ему удовлетворения в его жалобе. Местнические споры часто служили причиной поражений русских войск.

Царь с согласия Боярской думы навсегда отменил местничество. Голицын подписал приговор Думы. Но после этого указа он сделался фактически первоприсутствующим боярином, главою правительства. Он начал проводить давно намеченную военную реформу. Однако ее осуществление пришлось уже на годы правления царевны Софьи.

Когда же в апреле 1682 года внезапно умер 20-летний царь Федор, Голицын долго плакал, стоя у его гроба. Горе князя было неподдельным и вполне понятным.