Орион: Око земли

На утро по приказу капитана и под руководством инженеров багровые мечи собирали механизмы для спуска на дно ямы. День выдался куда солнечнее, поэтому работы закончили относительно скоро. Однако на настройку часового механизма (который помог всей группе не размазаться в лепешку) ушло куда больше времени.

Пара инженеров громко спорили на виду у Руфа. Он их не слышал, чего нельзя было сказать о сидящем рядом Мортимере.

– Кстати, такие же на главных воротах Солтиса стоят. Но… раз в сто больше. Представь, как они там бы разорались, – Руф молчал, прислушиваясь к приглушенным голосам спорящих инженеров. Как только он открыл рот, чтобы ответить, пробивной голос капитана ударил по его барабанным перепонкам.

– Руф, – крикнул Парнс, напугав Мортимера. Несмотря на природу этого места, слова капитана и здесь звучали четко.

– Да, капитан, – ответил багровый меч, прижав кулак к кирасе.

– В первую группу, – приказал Парнс и, не дожидаясь ответа, широким шагом двинул к другим подчиненным, сидевшим в кругу рядом с ямой. – Ида, – крикнул он, – Ида встала и ответила, но ее слышно не было. – Во вторую группу, – ответа снова не последовало. Капитан будто разговаривал сам с собой, придумывая имена и приказы.

– Прости, если вмешиваюсь не в свое дело, – начал алхимик, стряхивая с пальто грязь, – но мне показалось, что ты как-то недолюбливаешь своего капитана.

– Бывает по-другому? – без желания услышать ответ, спросил Руф.

– Ты, наверное, удивишься, но да, – с усмешкой ответил Мортимер, но заметив угрюмый взгляд собеседника, замялся. – Впрочем, я не об этом. У тебя с ним личное что-то. Не поделишься?

Руф смотрел, как инженеры проверяют плоды своих работ. Один, что пониже, дернул за несколько рычагов, и шестерни закрутились, накручивая тросы на барабаны. Тот, что повыше, пнул коробку и трос начал раскручиваться.

– Ну… хорошо. Увидимся внизу, – Мортимер хотел похлопать приятеля по плечу, но не решился. Он пошел к Франку, ожидающему сбора научной группы.

Спустя некоторое время людьми нависли над Фораминисом. Последней защитой, оберегающей их от свободного падения в непроницаемую бездну, являлся прогнувшееся дно обоих люлек. Черная бесконечность внизу приковывала настороженные взгляды. Багровые мечи держались лучше, чем ученые (во всяком случае они не дрожали), но им не хватало совсем немного сил, чтобы на перилах люлек от их пальцев остались вмятины. Парнс, как истинный лидер, выставил грудь вперед и созерцал небосвод.

Мортимер состоял во второй группе и улыбался, как ребенок, в предвкушении скорого погружения в пучину неизвестности. По измерениям, проведенным еще Зигмундом при обнаружении Фораминиса, глубина дыры составляла около пятисот метров. Ближе ко дну яма сужалась, как утверждал автор. Но это всего лишь теория.

Франк ожидал на земле вместе с тремя багровыми мечами и кричащими инженерами. Сгорбившись, он по-доброму улыбался, мирно ожидая начала спуска, чем и выводил из себя Парнса. Тот мастерски не подавал виду, незаметно ото всех потирая рукоять капитанского стилета.

Инженер пониже махнул рукой, оповестив о готовности конструкции. Парнс крепко схватился на трубу над головой и приказал группам приготовиться. Его слова отразились от стен и провалились в бездну. Шестерни закружились, выдавая еле слышный скрип, тросы медленно раскручивались, опуская люльки, полные различных страхов, желаний и идей, во тьму.

Метр за метров подземный холод настойчивее пробирался под одежды и кирасы. Звуки больше не заглушались, чему никто не обрадовался. Крепления потрескивали, а люльки то и дело срывались и на долю секунды оказывались в свободном падении. Совершенно немного, но солдаты успели вспомнить имена всех родственников, помолиться и пожалеть, что не признались кому-то в любви.

Начало пути, куда с трудом доставали редкие лучи солнца, закончилась. Парнс приказал зажечь масляные лампы. Во тьме поочередно загорелись пять коричневых огоньков.

Бездумному рассматриванию дна, Руф предпочел бездумно смотреть, как коричневая плодородная почва сменяется мертвой и сухой. По крику Мортимера группы узнали о примерно половине пройденного пути. Давление на поручни уменьшилось. Послышалось несколько выдохов. Тем не менее с первым же толчком, напряжение вернулось в сердца группы. Но только не к Иде. Она нашла свободное время удачным для болтовни с окружением. Правда после первой же шуточкой в адрес матери одного из стражников, она послала всех в задницу и облокотилась на край люльки. Та качнулась, дав возможность нарастающему внутри ученых крику ужаса выйти наружу.

Мортимер еле сдерживался, чтобы не начать попрыгивать от нетерпения. Он наполовину перевалился через перила, готовый сигануть вниз, как вдруг ореол масленых ламп стал от чего-то отражаться. Мортимер поднялся, чтобы первым сказать новость, но разглядел перед носом сплошную стену из белого металла. Он протер подсохшие глаза робко протянул и дрожащую руку. Кончик среднего пальца едва почувствовал прохладную металлическую поверхность. Ида опередила алхимика, предупредив всех об найденном дне.

Люлька остановилась. Мортимер всматривался в свое отражение на поверхности воды. Его тело оцепенело, но не от страха, а от разожженной до красноты печи в его мыслях, в которую закинули слишком большое полено. Глубокие вдохи по давним советам Франка только раздували жар.

– Двинься, – сказала недовольная Ида и перекинула его через перила. – Встал на проходе, как у себя дома. – Мортимер звездочкой плюхнулся в холодную воду.

Ида толкнула калитку и спрыгнула в воду, которая поднялась чуть выше сапога.

– Да еп твою мать! Носки теперь мокрые, – выругалась она.

За ней спустились трое багровых мечей с лампами и оружием наготове, осматривая территорию. Спустя некоторое количество уговоров, двое из научной группы осмелились ступить на дно Фораминиса. Парнс потянул за канат, привязанный на поверхности к колокольчику, оповещая о прибытии экспедиции.

– Эй, головастик, – подозвала Ида, – долго будешь пол проминать? Спускайся, – Руф томно посмотрел на нее. Та приподняла правую бровь. – На мужика своего в постели так посмотришь, – сказала она, толкнув Руфа в плечо. – Вылазь.

– Иду, – он оттолкнулся от ограды и спустился с люльки в воду.

Капитан отпустил канат и сошел к остальным. Весь отряд выстроился перед ним в шеренгу.

– Пойдем вдоль западной стены одной группой, – приказал он. – Те, у кого лампы, пойдут на расстоянии двух шагов от нас. На места, – багровые мечи прижали кулаки к кирасам. Под их ногами захлюпала вода. К Парнсу подошел один из членов научной группы, нервно почесывая залысину.

– Це-целесообразнее будет разделиться на две группы и исследовать весь периметр ямы в два раза быстрее. В темноте мы сможем разглядеть свет ламп на достаточно большом расстоянии и следить за…

Капитана зыркнул на ученого. С того посыпались осколки разбившейся смелости. Он выдавил невнятное согласие и вернулся к коллегам, изучающим увиденный повсюду белый металл.

Мортимер скрупулезно ощупывал место предполагаемого стены и дна. Он раз за разом проводил ладонью по поверхности, чаще произнося удивленное «ого».

– Что за бред? – полушепотом спрашивал он. – Металл не мог сам так сформироваться, – его дальнейшие размышления оборвал голос одного из коллег.

– Нас уже ждут, – сказал член научной группы, пряча в карман оторванную на нервах пуговицу пальто.

– Д-да, я иду уже, – сказал Мортимер и вытащил руку из воды. – Бред, – повторил он.

– Что?

– Нет, ничего.

Бутербродом с человечиной называли походную коробку, где функции стенок (или хлеба) выполняли багровые мечи, а содержимое (или начинку) объект охраны. В конкретном случае произошло смешение метафор. Получилась полубутербродная полукоробка, потому как с одной стороны двигалась шеренга стражников, а с другой простиралась стена Фораминиса. Чуть по одаль несли масляные лампы, освещая путь.

Мерцающий ореол осветил два тоннеля идеально круглой формы. По диаметру в каждый из них с легкостью вошла бы пара паровозов или целый дирижабль.

– Стоп, – скомандовал Парнс. Колонна остановились, за исключением ученого, с седой челкой. Тот не успел среагировать и врезался в спину впереди идущего Мортимера. Алхимик выронил перо, но даже не заметил этого, пропав глубоко в размышлениях.

– Джеральд, Гринс, – багровые мечи повернулись к капитану. – Берите лампу и идите дальше вдоль стены. Через двадцать минут вы должны стоять здесь.

– Да, капитан, – в голос ответили они и, забрав лампу у впереди идущего стражника, направились дальше в тень.

– Ида, Дейв, – оба повернулись к капитану.

– Со мной и тремя алхимиками в левый туннель.

– Да, капитан, – в голос ответил они.

– Все остальные в правый. Даю двадцать минут! Всем сверить часы и вернуться к этой точке до истечения срока.

Приняв приказ, отряд разделился на две группы. Ученые еще долго совещались, но в итоге смогли прийти к согласию, кто в какую сторону пойдет. Мортимер оказался в группе правого туннеля, на чем сам же и настоял.

– Слушай, – начал алхимик, не оглядываясь на собеседника, замыкающего колонну, – тебе не кажется, что это не просто тоннель? Он какой-то слишком…

– Идеальный, – закончил за него Руф.

– Да! – подтвердил Мортимер. – Трубу как будто выковали. А все пространство дыры – это что-то вроде… – он замолчал, представляя в уме всю конструкцию целиком, – резервуара для воды.

– Тут подъемы! – выкрикнул идущий впереди стражник, и его слова эхом отразились от металлических стен. – Мы пойдем по левому, вы по правому, – Руф махнул в знак согласия. Пройдя немного вперед, они поднялись выше, оказавшись примерно на уровне диагонали туннеля, и двинулись дальше по выступу в стене.

Мортимер с восторгом осматривал тоннель. Ни швов, ни болтов. Кто способен создать подобное, а главное – зачем? Руф настороженно всматривался вдаль, не переставая сжимать рукоять меча.

В ореол попал еще один туннель, но значительно меньше по высоте. Руф посмотрел в сторону идущих слева и разглядел точно такой же проход напротив. Он подал условный знак и посветил на алхимика. Тот прикрылся рукой от яркого света.

– Зайдем, – сказал Руф. Мортимер заглянул внутрь и, забыв про безопасность, шагнул вперед, но крепкая рука стражника его остановила. – Я первый.

– Лабиринты изощренней, чем городская канализация, – подметил Мортимер. Он принюхался и прикрыл нос воротником пальто. – И пахнет так же.

Вскоре на пути показалась приоткрытая круглая дверь.

Словно гончая при виде подстреленной охотником птицы, Мортимер обогнул стражника и потянул дверь на себя. Та оказалась тяжелой и не поддавалась хилому ученому. В котел мыслей упало огромное полено. Пламя мыслительного процесса разгорелось с новой силой. Сердце забилось быстрее. Будь вместо него паровой двигатель, то из ушей наверняка повалил бы пар.

Руф смерено ждал, пока алхимик, пыжась и краснея от давления, не сдастся. Он совсем чуть-чуть насмехался, но тут дверь скрипнула.

– Убедил.

Стражник присоединился к Мортимеру, и вместе они открыли дверь, высвободив затхлую вонь от гниющих трупов. Не отнимая рукава от носа, Мортимер протиснулся в открывшийся проем. Руф безуспешно отмахивался, потом последовал за ним.

Стоявшая внутри, вонь обжигала горло. Света лампы хватало, чтобы охватить пространство комнатки. Пол покрывали разорванные в клочья подпаленные книги, пропитавшиеся насквозь кровью. В углу валялся перевернутый стол, покрытый множеством царапин от когтей. Под ним же лежал источник зловония. Обглоданные кости с оставшимися кусками внутренностей и мышц. Трупные черви доедали остатки сгнившего мяса.

– Гном? – спросил Руф, не переставая закрывать рос и нос.

– Нет. У гномов по двенадцать пар ребер. А тут их минимум на одну больше, – рассказал Мортимер и заметил, как что-то отблескивает в костях. Он попытался вырвать предмет, но останки вцепились в него слишком крепко.

Руф изучал дверь, но ни ручки, ни замка – только странные петли в виде двух закрученных трубок. Он подошел ближе и из тоннеля донесся пронзительный женский вопль. Руф посмотрел на сжимающего металлическую книгу Мортимера. Тот так же ошарашенно посмотрел на стражника.

– У вас в группе была женщина? – спросил Руф.

– Нет, – растерянно ответил алхимик и закашлял от вони.

Руф поднял лампу, схватил алхимика за запястье и поспешил обратно в туннель. В считанные мгновения они вернулись ко входу. Руф поднял лампу в надежде разглядеть, что творилось на другой стороне. В тусклом свете проявились разорванная в клочья кираса и оторванная рука с подергивающимися пальцами. На спуске сидел дрожащий ученый.

– Что?! – крикнул Руф, подбегая к нему.

– Янус, ты в порядке? – спросил Мортимер, помогая коллеге подняться.

Тот дрожал, как котенок в грозу. Мортимер спрятал находку из комнаты в наплечную сумку. Он хотел осмотреть рану Януса, но тот издал пронзительный вопль.

– А вот и женщина, – подметил Руф.

Януса взяли на плечи и повели к месту встречу. Капитана с первой группой не было, как и пущенных на разведку стражников. Мортимер присмотрелся, пытаясь разглядеть свет их ламп, но безуспешно. Руф поддерживал бормочущего Януса, пытаясь выведать у него информацию, пока вдали не показался свет.

Из первого туннеля показался испачканный в крови Ганс с тяжелой отдышкой. Сразу за ним выбежала Ида с обнаженным мечом и ненавистью в глазах, а также Парнс с неизменно непробиваемым выражением лица.

– Что произошло? – в суматохе спросил Мортимер, подбежав к стражникам. – Где остальные?

– Убиты, – прямо ответил Парнс и неумолимо двинулся вперед. – Нужно как можно быстрее вернуться к подъемникам, – вышившие члены отряда шли за ним, и только Мортимер замешкался, обреченно всматриваясь в туннели.

Остальные отошли достаточно, чтобы оставить Мортимера в темноте. Слух вмиг обострился. Издалека долетели шлепающие по воде шаги. Сначала от пары ног, потом к ним прибавился десяток. Не прошло и секунды, как оглушающий шум надвигался непроницаемой стеной к алхимику. Вдалеке разжигался синий огонь.

Мортимер сорвался с места. Подбегая ближе к отдаляющейся группе, он закричал во все горло:

– Бегите!

Парнс приказал остановиться. Выжившие проводили взглядами ошарашенно бегущего алхимика, высокого задирающего над водой колени. Капитан прислушался и голосом, которого даже Ида за девять лет службы не слышала, скомандовал бежать что есть мочи к подъемникам. Рядом с люльками шум усилился.

– Внутрь! – крикнул капитан, буквально закинув туда Мортимера.

Руф двигался в хвосте с ученым на плечах. Парнс дернул за канат, оповещая инженеров на поверхности о подъеме, и через секунду люлька начала подниматься. Руф в последний момент закинул ученого на борт, но люлька успела подняться настолько, что он повис на ней.

Словно бы по щелчку пальцев, в ореоле ламп появились невиданные твари с горящими синем пламенем глазами. Ненормально большие головы, обглоданные конечности с частями ободранной брони на теле.

Руф почти взобрался на помост, но одна из тварей с разбега допрыгнула до него и вцепилась зубами в сухожилия под кроеном. Стражник взвыл. Парнс одним взмахом отсек твари голову. Та рухнула в собравшуюся толпу и в тот же миг ее разодрали.

Люлька сильно потяжелела, потому как вместе людьми поднимала скопившийся страх. Кто-то оплакивал погибших, за что получил вразумительный удар по лицу от Иды. Кто-то шепотом молился всем известным Непрощенным. Кто-то непоколебимо стоял с присущей офицерской выправкой.

– О случившемся тут никто не должен узнать, – нарушив тишину, сказал Мортимер, прижимая к груди сумку. На короткое время выжившие задумались. В какой-то момент можно было даже услышать, как громко колотится сердце Януса.

– Что?! – рявкнул Руф. – Ты что моргал часто? Не видел что ли нихера? Этих… С!.. Тварей! Там их могут быть легионы! А если они выберутся? А если…

– Руф, – прервал его Мортимер. – Пойми, они на другом континенте. Сейчас у Империи есть проблема посерьезнее. Шаткий союза с востоком, помнишь? А если император направит часть войск сюда, то это даст Княжеству возможность напасть. А Князь вряд ли согласится помогать. Гарантирую, он не станет рисковать людьми, чтобы уничтожить армию карликов под землей.

– Карликов?! – Руф подшагнул к алхимику, чтобы ударить, но рана заставила приклониться. – Да ты сам своими глазами видел, сколько их там и что они могут.

– Я ничего не видел, – ответил Мортимер. На мгновение остался только треск тросов.

– Я тоже, – неожиданно для всех согласился капитан, больше не добавив ни слова.

– И я, – согласилась Ида и обреченно посмотрела на вылупившегося на нее Руфа.

– И я тоже, – со странным акцентом согласился Ганс.

Все уставились на стражника, как на больного крикуна в стае. Они давали выбор: либо прямо сейчас лечись, либо придется тебя оставить на ужин и отправиться дальше без тебя.

– Мрази болотные, – выругался Руф. – Пошли вы все на хер с вашими мнениями и востоком. Я сам… – он хотел договорить, но вовремя себя сдержал, склонившись к пульсирующей ране.

Все снова замолчали.

– Прости, головастик, – сказала Ида. Не успел Руф посмотреть на нее, по его затылку ударили рукоятью меча.

По возвращении в Солтис Руфа по предложению Франка в совете решили отстранить от службы из-за помешательства рассудка. Это подтвердили Мортимер и Парнс. Смерти списали на несчастные случаи, связанные с падением в яму и неосторожной охотой на гидр. На том же совете с учетом личного согласия императора все дальнейшие экспедиции к яме решено было признать нецелесообразными и запретить. Попытки Руфа рассказать правд постепенно переросли в байки от хромого старикашки из таверны Сладкий Джо.

– Сам свои дела решай. Я невни… нени… невменя… – он махнул и устало лег на стойку. – Ты понял.

– Извиняться за прошлое я не собираюсь, – с хрипотцой ответил Парнс. – Скажу, зачем пришел, а потом решай сам.

Руф несколько раз отмахнулся, то ли разрешая ему говорить, то ли пытаясь подозвать Джоанну.

– Я начал следить за Франком месяц назад. Он забирал привезенных на лечение людей.

– И че?

– Хер на плечо. Он не алхимик и не лекарь никакой. Он забирал их незаконно для экспериментов. Люди после них домой только как удобрения возвращались. Напрямую спрашивать я не могу – заподозрят. Я заплатил крысе с развалин, но уже неделю не получал никаких сведений.

– Ты бы лучше в задницу себе эти деньги засунул. Толку тоже ноль, но хотя бы удовольствие, – Руф залился смехом. Локоть, на который он опирался, соскользнул со стойки и старик врезался лбом в стол. – Уй… Я тебе зачем? У тебя вся стража города есть, бери кого угодно и веселись.

– Срать я на тебя хотел, – ответил Парнс, туша окурок в стоящую рядом пепельницу. – Но людей, кому я мог бы доверять, осталось немного.

– И я один из них? – с ироничной усмешкой спросил Руф.

– Нет, – сказал Парнс. – Ида. Но бабка не хочет браться за дело без тебя и Ганса.

– Хм… Я думал, она давно с Талией, сажает червей в человеческий пепел.

Парнс встал из-за стойки, взяв наполненную стопку.

– Решать тебе. Помочь Солтису или пропить здесь все, вплоть до протеза, – сказал Парнс и залпом осушил стопку. На сухом лице прорезался оскал. – Что за дрянь?

– Из дряни здесь только твоя рожа, – ответила Джоанна, протирая кружку на другом конце стойки.

Они недовольно помычали друг на друга, пока Парнс не сдался и не направился к выходу.

– Приду сюда завтра утром. Откажешься, Иде скажу, что ты замерз насмерть. Так что выбор у тебя есть, – добавил бывший капитан и вышел, захлопнув за собой решетку.

После него в таверну залетел ветер, насвистывая только ему знакомую мелодию и укрепив вонь от смеси слизневого масла и выкуренной самокрутки.

Глава 4

«Прибытие локомотива произвело настоящий фурор! Всеобщие крики радости, слезы, воодушевляющий свист и поздравления ознаменовали начало новой эры транспорта»

Ричард Треви, «Первый паровоз: Как это было?»

Паровоз мчал, отбивая неповторимый ритм по железным путям. Станции одна за другой оставались позади, а вагоны заполнялись пассажирами. Впрочем, для транспорта, что мог вместить до двух сотен человек, дюжина занятых мест смотрелась, как оскорбление в копилку проектирующего его инженера.

Маркус подпер подбородок, уперся локтем на раму окна и созерцал за землями Империи. Поля, переходящие в леса, переходящие в деревни, переходящие в горы и так далее. Тем не менее виды гипнотизировали. Оторваться от их умиротворяющей красоты значило бы вернуться в мир проблем и неприятных решений.

Паровоз затормозил, пробудив Маркуса. Он протер подсохшие глаза, зевнул и посмотрел на перрон. Там стояли двое: Один c особой настойчивостью вспомнил текст песни, а второй виртуозно наигрывал на побитом аккордеоне звучную мелодию, посмеиваясь над солистом.

От заглавного вагона раздался пронзительный свист, оповестивший пассажиров о скором отправлении. Музыканты закончили играть, низко поклонились перед невидимой публикой и запрыгнули в отходящий паровоз. Зашли в вагон и сели напротив Маркуса.

– Друг мой, завязывайте. Моим ушам уже больно, – сказал обладатель аккордеона, выпрямился и закрепил инструмент на поясе.

– Ой, ценитель нашелся, – ответил его друг, снимая цилиндр.

– Не поймите меня неправильно, но скрежет ржавых петель звучит лучше, чем ваш голос, – все с тем же добрым смешком сказал аккордеонист и вышел в пролет между сидениями вагона.

– Зато мое лицо не выглядит, как две сгнивших тыквы в мешке, – без тени злости ответил флейтист, встав рядом и безымянным пальцем погладив бровь.

– Будьте добры, достаньте свою дуделку, – рассмеялся аккордеонист.

Из дыры на рукаве разорванного плаща его коллега вынул одну часть инструмента, а вторую извлек из маленького кармашка на спине у правого плеча. Прокрутив их в ловких пальцах, он соединил детали и получил флейту. Повисла секундная пауза.

– Прекрасные дамы и гордые господа! – на весь вагон объявил аккордеонист. – Девочки и мальчики всех возрастов и рас. Не только здесь, но только сейчас вашим прекрасным ушам выпадает возможность послушать чудесные песни в исполнении скромных бродячих музыкантов. Впрочем, хватит пустых слов, – он потянулся ко дну инструмента и дернул за рычажок. С боков медленно выдвинулись два металлических круга с пришитыми мешочками.

Отстучав сапогом с заштопанной заплаткой по полу вагона, он задавал общий темп композиции. Сделав шаг, аккордионист плавно присел, не прерывая игры, так же плавно развернулся на носке и вновь встал на ноги. Флейтист хмыкнул, явно не пораженный пируэтом коллеги, и, облизнув губы, вступил с мягкой мелодией, напоминающей насвистывание птиц ранним утром. Аккордеонист стал играть немного тише.

В танце они медленно спускались вдоль вагона, подыгрывая или, затихая, когда того требовала музыка. Из дюжины сидящих пассажиров трое раскошелились и кинули в мешочки по паре динариев. Дойдя до двери и вместе с тем закончив играть, музыканты поочередно повернулись к публике и поклонились. Посмеиваясь, аккордеонист с натяжкой выпрямился, а его коллега обошелся учтивым поклоном и дружеским пинком. Как ребятишки, которым строгий отец дал лишний час поиграть на улице, хихикая, они направились в следующий вагон.

Внутри снова воцарился неизменный ритм от ударов колес паровоза о железную дорогу.

До пограничного города оставалось больше половины пути. Маркус, слегка взбодрившись внезапным представлением, поерзал, пошлепал себя по ляжкам… Всё. Дела на этом закончились, и он снова прильнул к окну, вскоре заснув.

Пронзительный гудок машиниста разбудил его. Маркус вскочил, как по крику «подъем». Вагон продолжало потряхивать. Пассажиров поубавилось.

Вздохнув, полицейский вытер подсохшую слюну с уголка рта и посмотрел в окно (развлечений в паровозах не то чтобы много). За ним побитые ночными заморозками поля и сочно-зеленые леса сменились высохшими до желтизны холмами. Подобно волнам они могли как разбушеваться, поднимаясь ввысь и вершинами скрываясь в дыму паровоза, так и успокоиться, прижимаясь к земле до уровня дорог.

Живот Маркуса забурчал, напоминая про обед. Полицейский полез в мешок с припасами. Яблоки, скрученные куски вяленого мяса, яйца размером с большой палец, половина подгоревшего бобового хлеба и закупоренный кувшин с водой. Маркус взял яблоко и откусил. Кислое, как лимон. Полицейский напряг каждую мышцу лица.

– Прошу прощения, многоуважаемый господин, – Маркус повернулся, чуть испугав аккордеониста. – Ух ты! Вам плохо?

Маркус причмокивал, отрицательно качая головой.

– И снова прошу прощения, но в связи со сложившимися обстоятельствами, в которые я и мой коллега имели неосторожность попасть, вынужден отвлечь вас от трапезы, – он говорил уверенно и благородно, словно какой-то почитаемый граф, а не бродячий музыкант в рваном пальто. – Понимаете ли, наши запасы провизии иссякли, почему я осмелился попросить вас о небольшом одолжении, а точнее просьбе, вследствие которой вы спасли бы двух попавших в неприятную ситуацию джентльменов.

Маркус очень медленно прожевывал яблоко, вытаращившись на благородного бродягу. Позади на других лавках сидел его друг, с ухмылкой ожидая результата.

– Так что ты… То есть, вы хотите? – неуверенно спросил Маркус. Послышался смешок флейтиста.

– Глубоко неприятно вас отвлекать, но вы не могли бы дать мне и моему коллеге по одному яблоку из вашего мешочка. Этим благородным жестом вы сможете помочь двум музыкантам провести пару минут за трапезой. – Маркус потянулся к мешку, достал два яблока с двумя кусочками вяленого мяса и протянул музыканту.

– Премного благодарен за вашу доброту, – ответил тот и взял предложенную еду.

Аккордеонист отвесил низкий поклон, плавно развернулся на пятке и носке и вернулся к удивленному другу.

– Когда-нибудь тебе все-таки откажут, – сказал тот, разделяя скромный паек.

– Когда-нибудь это обязательно случится, друг мой. И это будет самый грандиозный провал в моей карьере.

– Прям уж самый грандиозный? – флейтист из дыры на плаще вынул ножичек и отрезал дольку яблока.

– Согласен. Второй по грандиозности после знакомства с твоей сестрой, – флейтист наставил острие на друга.

– Сестренку не трожь. Из-за нее ты продолжил заниматься музыкой.

– Нет, – ответил аккордеонист, надкусывая яблоко. – Из-за нее я познакомился с вами.

Флейтист склонился, слыша, как ухмыляющийся коллега грызет фрукт.

Из дверей вышел помощник машиниста, мокрой тряпкой оттирающий лицо от угольных пятен. Он прошел вдоль вагона и дважды объявил о скором прибытии на станцию Кеёса.

Дожевывая мясо, аккордеонист поднялся и повесил за спину инструмент.

– Нам пора. Нас ждут великие дела!

– Какой у нас план? – спросил его флейтист, завернув остатки мяса в ткань и сунув во внутренний карман плаща.

– Планы строят слабые духом. Сильные же бегут навстречу судьбе и разбивают ей лицо кулаком импровизации и авантюризма. Вставайте!

Наигрывая по ноте на каждый шаг, он подошел к двери, отвесил поклон Маркусу и вышел на открытую площадку между вагонов. Флейтист, схватившись за ручку двери, уперся пятками в ее основание и, придерживая цилиндр, буквально закинул себя в проем.

– Так, а теперь давай серьезно. Что делаем? – послышался его голос из-за стенки.

– Как же вы все-таки надоедливы, – заговорил аккордеонист. – Минуту назад я предложил вам прекраснейшую идею, а вы никак не успокоитесь.

– То есть мы и вправду пойдем, куда глаза глядят?

– Разумеется нет. Я бывал в психушке, но ум мой не затуманен, – он рассмеялся. – План должен быть, но не больше двух пунктов за раз. Мы, мой друг, вернемся в столицу следующим паровозом и встретимся с коллегой, а потом направимся куда захочется, – послышался обреченный вздох флейтист, а за ним последовал и смех.

До остановки на станции они играли простую и убаюкивающую мелодию, стоя на открытой площадке.

По прибытии Маркус открыл окно и высунул голову. Музыканты синхронно спрыгнули с паровоза, разгоняя ритмы под стать открывшемуся перед ними городу.

Вспоминая о Кеёсе, люди всегда упоминают никогда не гаснущий свет. Тысячи паровых ламп в каждом уголке города, поддерживали в нем жизнь. В подавляющем большинстве экономика держалась на тавернах и публичных домах с девушками на любой вкус, от нежно белых, как молоко, до непроницаемо черных, подобно углю. Для особых извращенцев предусмотрели женщин пониже или с интригующими инструментами, а также со всевозможными протезами.

По улицам расхаживали богатеи или авантюристы, желающие испытать удачу. Сюда слетались толпы поехавших головой инженеров со всего Ориона. Здесь их странные изобретения, не найдя пристанища в реальном мире, выставлялись напоказ перед заведениями в качестве экспонатов. Иногда они использовались по назначению, упрощая быт и пересчет монет. Так что Кеёс по праву можно было назвать прогрессивным.

Но ограничиваться изобретениями город не собирался. Он вобрал в себя десятки тысяч умов будь то алхимики, не прошедшие обучение в университетах, или сумасшедшие, утверждающие о возможности предсказывать будущее. Здешние владельцы таверн платили за все, что могло добавить их заведению индивидуальности.

Маркусу видел лишь Кеёса, точно оголившееся плечо подмигивающей красотки. Слухи об этом месте летали по всей Империи. Здесь осуществлялись самые постыдные желания и здесь же угрызения совести подработали вышибалами. Неопытный путник ошибочно приписывает город к раю сводных умов, но вскоре узнает к чему приводит неограниченная свобода и финансирование.

Раздался пронзительный свист. Паровоз тронулся.

На пироне Маркус заметил одинокого мужчину. Он выглядел точно чья-то тень захотела побродить по объемному миру. Черный длинный плащ со смолянистой шляпой с широкими полями, непроницаемые для света сапоги и будто сгоревшие перчатки перчатки. Он с кем-то спорил, махая руками, как истерик, то поддерживая офицерскую выправку, то горбатясь, как пьяница. В миг, когда последний вагон проезжал мимо, мужчина схватился за перилла и забрался внутрь.

Некоторое время спустя из дальней двери вышел помощник машиниста. Трижды крикнул про конечную станцию и ушел. Быстро, понятно, но чуть-чуть странно. Маркус посмотрел на огрызок, который он припрятал в полости между стенкой и сидением, и переложил в карман.

За окном снова появились плывущие холмы. Время перевалило за вечер. Солнце погружалось в сон, в отличие от выспавшегося сержанта. Играя в детектива, он изучал коричневую кожу, что обтягивала лавку напротив. Путем размышлений он сузил круг подозреваемых до двух.

«Дарначья или лошадиная, – подытожил он в мыслях. – Дарнаки с севера, кожа плотная и грубая. Сядет на нее разве что дебил. Значит, лошадиная. Выходит дороже, но задница от нее не превратится в камень».