Странные вещи

Глава девятая

Излучина реки Малая КамышА лежит почти в ста километрах от последнего населенного пункта – Усть-Нахимовки. Когда-то тут жили поморы и старообрядцы, затем каторжане. Говорят, именно в этих лесах, отступая от Красной армии, замерз и был съеден медведем белогвардейский генерал Антон Иванович фон Висборф, прославившийся знаменитым «Стоянием у Чуевки».

Именно тут, у Малой КамышИ, мы познакомились с лесничим Иннокентием Вялинком. Именно Вялинок подтвердил наши догадки о том, что в мае 1964 года, а затем ровно спустя 15 лет, в 1979 году в этом суровом краю появлялись пришельцы.

Вот как описывает эти события сам Вялинок: «Сначала услышал грохот, выскочил из мастерской и гляжу, небо горит. Ну все, думаю, обломались большевики, вот он, Бог, и его Конец Света. А потом свет стал сужаться, раз – в одну точку неба метнулся, раз – в другую. И гул такой вокруг – «ууу», аж ставни в доме трясутся. Кстати, я не пьющий».

Он передал нашей редакции несколько рисунков, которые с удивительной точностью совпали с фотографиями, имеющимися в нашем распоряжении. Такого рода доказательства уже трудно оспорить, запретить или запрятать в архивах КГБ.

Продолжение следует…

«Тайны Югры» 14 апреля 1994 года

***

Воскресенье, 8 мая 1994 года

Они убежали далеко-далеко, в другую часть города. Еще немного, и вышли бы к трассе на аэропорт, а по ней раз в час круглые сутки ходили автобусы. Могли бы улететь в другой город, будь они постарше и будь у них деньги.

Небо уже светлело.

– Ах да, – сказала Алена, сняла с плеча сумку и достала оттуда фотоаппарат Рената.

Тот аж подпрыгнул.

– Алена, ты – круть! – сказал Ренат и схватил свой «Зенит».

– Для тебя я Ненси.

Крапива посмотрел на фотоаппарат, потом на Рената.

– Ты скажи, почему у тебя вспышка сработала?

Ренат стал разглядывать вспышку:

– Вот черт. Это другая, она сразу через башмак¹ работает, а не через шнур. У меня их две штуки.

– Я тебе покажу башмак, экспериментатор, – Крапива погрозил Ренату кулаком, но при Алене не стал драться.

– Зато у меня есть хорошая новость, – сказал Ренат. – Раз вспышка сработала, значит, фотография будет четкой. Ну, более или менее, при такой выдержке и «засвете».

– Идем проявлять, – сказал Денис и взял Рената под руку.

Было почти шесть утра, когда они добрались до дома Рената. Проявлять и печатать фотографии решили у него, потому что только у Рената был настоящий (а не самодельный, как у Дениса) фотоувеличитель, да еще и комната, которую не надо делить с прорвой маминых зимних «закруток».

Действовали по плану.

Ренат тайком вернулся в квартиру, разделся и лег в кровать. Подождал полчаса и пошел открывать дверь.

Мать обычно просыпалась в это время. И получалось что к Ренату очень рано утром пришли гости. Подозрительно, но не до такой степени как возвращение домой после ночной прогулки с оравой друзей.

А так, это гости. Да, рано. Но воскресенье же.

Они собрались в его комнате и побросали куртки на кресло.

– Просторно же у тебя, буржуй, – сказал Крапива.

Ренат ничего не ответил, а полез под кровать за фотоувеличителем.

Это был маленький серый чемоданчик, который легко собирался в полутораметровый агрегат. Машину мечты. Настоящую лабораторию профессионального фотографа.

– Ну все, – сказал Ренат. – Затыкаем окна. А то светло уже совсем.

Они повесили на карниз одеяло и в этот момент вошла мама. Она осмотрела гостей.

– Рано же химичить собрались, – сказала она. – Ладно, только карниз не сломайте. Возьмите одеяло с антресоли, оно полегче будет.

Дети кивнули.

– Хорошо, мама, – сказал Ренат.

– Ладно. Завтрак я накрою тогда через полчаса.

– А мы не будем.

– Будете.

Мама закрыла дверь.

Еще полчаса заняла вся процедура, пока в комнате не стало совсем темно. Ренат поставил пленку в бачок проявляться и только после этого включил красную лампу.

Крапива сидел в кресле на куче курток и с восхищением глядел на Рената.

– Нет, все-таки ты не лох и не шнырь, – сказал Крапива. – Ты будущий медвежатник. Фартовый.

Ренат ничего не ответил. Минут пятнадцать заняла проявка. Ренат вытащил пленку и повесил сушиться.

– Руками не трогать, а то можете повредить.

– А мы и не собирались, – сказала Алена.

– Да и разглядывать что-то смысла нет – это негатив и к тому же крохотный, – добавил Ренат и посмотрел на пленку. Вся она была насквозь прозрачной и только на одном ее конце чернело два прямоугольника использованных кадров. – Только Кодак жалко. Я еще никогда не снимал на восьмисотку. Такие кадры можно было сделать…

Он вздохнул.

Постучала мама.

– Входи, мы еще не печатаем.

Хотя ребята не спали всю ночь, у них разогрелся аппетит. Мама приносила все новые и новые порции бутербродов с колбасой.

Ренат предусмотрительно запрещал ей включать свет, чтобы она не заметила, насколько они уставшие и не выспавшиеся. Так и завтракали при свете единственной красной лампы.

– Хорошо, – сказал Крапива. – А как ты нас нашла?

– Да я не спала. Смотрела в окно и вижу, как вы по одному выходите во двор. А ты, – она указала на Дениса, – так подозрительно крался за Ренатом, что я не могла за вами не пойти.

– Не удивлюсь, если завтра о нас будет знать вся школа, – вздохнул Крапива. Он все еще беспокоился о своей репутации.

– Почему? – спросил Ренат.

– Потому что, я смотрю, больно много народу не спит в это время и пялится во двор.

– Не факт, – сказал Денис. – Может, мы какие-то особенные.

– Избранные, – подсказал Ренат.

– Нет, ну не совсем так, – Денис засмущался. От идеи чьей-то, помимо Иисуса, избранности попахивало грехом, а ему очень не хотелось в кипящее масло. – Хочу сказать: возможно, раз мы здесь, значит, именно мы нужны для того, чтобы остановить инопланетян.

– Да. Только мы можем спасти человечество. – Иронической улыбки Алены никто не разглядел.

– Ну, все, готово, – сказал Ренат и положил фотобумагу в проявитель.

Ребята сгрудились над ним и стали глядеть как на бумаге проступают первые пятна фотографии.

Стены и пол на фото получились четкими. Даже грязь была хорошо видна. Словно фото сделали не ночью, а пасмурным вечером.

Но фигуры существ оказались мутными. Особенно головы. Те походили на клочья дыма.

– Ты был прав, – сказал Денис. – Это они нарочно сделали, чтобы у нас не было доказательств. Они знали, что мы их фотографируем. Инопланетяне всегда так поступают.

Ренат покачал головой.

– Нет, это из-за длинной выдержки. Они шевелились, а пол нет. Потому фигуры смазались.

Крапива сидел в кресле и выглядел жалким. Гроза сверстников был растерян, словно отличник, свернувший не в ту подворотню.

Денис не стал отправлять бумагу в закрепитель, а смял и бросил в сторону.

Вторая попытка удалась. Крупный инопланетянин (тот, что приказал училке напасть на них) вышел четким, так как свет луны, шедший через недостроенную крышу, падал прямо ему на лицо. Голова торчала над плечами на добрый метр и выглядела нечеловеческой. Один глаз был чуть ниже другого, нос кривой, но не как у боксеров.

Двое других терялись в темноте, а окружение и вовсе казалось сплошным черным пятном.

– Есть! – сказал Крапива. – Ты гений, очкарик!

– Я не очкарик, – уточнил Ренат. – Надо сделать еще один экземпляр предыдущей фотки. Там видно, где они находятся. Только обе фотки вместе могут быть хорошим доказательством.

– Есть еще кое-что, – сказал Денис. – Людмила Евстафьевна, то есть Охотник, знает, где мы все живем.

Все с ужасом уставились на Дениса.

– Ну да, – сказал Ренат. – Она же наша училка.

Крапива махнул рукой и встал:

– Так, народ, слушайте меня. Мы еще живы, а значит – они не такие сильные, как кажутся. Им важнее всего затаиться, и потому они не будут наводить шухер. Не захотят привлекать внимания.

– Ну разве что ночью в окно заберутся, – добавил Ренат.

– Не заберутся, иначе бы уже забрались, – успокоил его Крапива. – Это же Охотник, а не Человек-паук. Вот я на шестом этаже живу, ты, – он указал на Рената, – на пятом, а ты, – указал на Дениса, – вообще на девятом.

Алена долго не вмешивалась в разговор, а тут прокашлялась.

– Только я на первом живу. И у нас даже решетки нет, потому что воровать нечего. А папа и так встает с трудом после пьянки, он точно не сможет от этой твари отбиться.

Ренат тем временем закончил печатать, и включил свет. Все зажмурились.

– Так, народ, – сказал он. – Я знаю, что это все похоже на кино, а в кино дети сами выкручиваются. Но мы сами не справимся. Нам надо рассказать все взрослым. А в идеале – милиции.

Крапива оказался категорически против милиции, Алена порывалась пойти спасать отца, но Ренат напомнил ей, что монстр ее не видел.

Они еще немного поспорили и начали зевать.

– Так, народ, давайте разойдемся, выспимся и вечером встретимся тут, – сказал Ренат. – Утро вечера мудренее. Хм… в нашем случае наоборот.

Глава десятая

Воскресенье, 8 мая 1994 года

Город готовился к празднику. На площадях и по телевизору выступали работники милиции, мэрии города, криминальные и духовные авторитеты.

Как и на прошлой неделе, город оброс гвоздиками. На площади Ленина шел чемпионат по шашкам. Главный приз – телевизор Sony Trinitron – предоставил генеральный спонсор мероприятия, патриотическое общество «Друзья отечества».

Денис записался на чемпионат еще вчера. До того, как узнал, что инопланетяне хотят захватить Землю.

Площадь Ленина казалась самым безопасным местом в городе. Никакие инопланетяне в такой толпе не рискнули бы напасть на школьников.

– Нам нужен взрослый союзник, – повторил Ренат вчерашний тезис.

Они все плохо выспались и потому отгоняли сон двухлитровой бутылкой Херши-колы. Стаканчиков у них не было, и бутылку передавали по кругу.

Ребята сидели на ступенях Дома культуры. За их спинами был вход в комнату смеха. Но желающих полюбоваться давно не смешными кривыми зеркалами не нашлось. Так что, никто не сгонял компанию с насиженного места.

Они стали перебирать взрослых, которые могли бы пригодиться и поверить доказательствам в виде двух мутных фотографий. Кандидатурами были пьяницы и городские сумасшедшие. Выходило, что те, кто мог поверить, не могли помочь. А те, кто мог помочь, никогда бы не поверили.

Недалеко от них на сцену вышел казацкий хор и грянул «раааааскудрявый, клен зеленый…». Строить планы по защите Земли стало совсем невозможно.

Делать было нечего. Пришлось зайти в комнату смеха. Кассир с радостью продал им билеты.

И уже на входе вечно подозрительный Крапива оглянулся и увидел в толпе ее, Людмилу Евстафьевну.

– Она тут! Валим, валим! – сказал он и втолкнул компанию в зеркальную комнату.

– А, по-моему, тут совсем не смешно, – сказала Алена, – даже оскорбительно.

Она потрогала свою голову – в зеркале та была размером с колесо машины и такой же круглой.

– Училка-оборотень здесь, – сказал Крапива. – Я ее видел.

– Нам нужны взрослые, – повторил Ренат. – Милиция.

– Вечно ты со своей милицией, – недовольно буркнул Крапива. – И что мы им скажем? Что училка пыталась нас сожрать?

– Ну, убить.

– Ага, школьная учительница – мокрушница. – Крапива грустно хихикнул. – А мотивы? Они не просто нам не поверят, они еще и ей настучат. А нам надо затаиться.

– Я знаю, что делать. Возьмем у нее анализ крови, – сказала Алена. – Прямо сейчас. Я уколы могу делать. На папе тренировалась.

– Я тоже, – сказал Крапива.

Все удивились. Казалось, Крапива ничего в этой жизни не умеет кроме как воровать магнитолы из машин и кошмарить сверстников.

– А ты каким боком? – удивилась Алена.

– Долгая история, – сказал он и погрустнел.

– Хорошо, послушайте, – продолжила Алена, – Меня она не видела. Для нее я – обычная девочка. Я подкрадусь со шприцем и возьму у нее немного крови. А потом мы пойдем в лабораторию. Там все увидят, что кровь нечеловеческая, и мы найдем взрослого, который нам поверит.

– Плохой план, – сказал Ренат, – тебя запалят. Не ходи.

– Не запалят. Я так колоть умею, что никто и не заметит. Тем более в такой суматохе. Раскудрявый, лист зеленый… какой-то там… я влюбленный, – запела она.

И выскользнула наружу.

Ренат хотел рвануть за ней, но Крапива крепко схватил его за руку.

– Разберется, не маленькая, – сказал он. – И потом, там куча народу. В худшем случае засветится.

– Но Алена…

– Ненси, – поправил Крапива. – Ее зовут Ненси.

***

Из Записок Рената.

За несколько месяцев до описываемых событий.

Ненси

Если вы вдруг приедете в Н-ск, пойдете на улицу Дзержинского, поймаете там первого кому на вид сорок, и спросите его, кто в 90-е наворотил больше всех дел, вам сразу скажут о Денисе. Утром первого сентября Денис приходил в школу в белой рубашке, и к обеду она становилась серой, местами бурой от крови, синей от ручки и чуть разорванной сзади от гвоздя.

Если что-то происходило в школе, это чаще всего происходило с Денисом.

Когда на школьный склад завезли неоновые лампы, вечером лампы не работали, потому что Денис их нашел и открутил конденсаторы на шокеры. [Я и сам не буду рассказывать, как из конденсатора сделать шокер, и вам не советую, если знаете].

Свои 15 минут славы Денис заслужил, когда стащил откуда-то три недогоревшие дымовые шашки. Они были круглые, размером с банку из-под тушенки, и советского зеленого цвета, а на дне лоснилось нечто густое и черное.

Первую шашку положили за «Катиными гаражами», налили внутрь ацетона и подожгли. Тонкая струя черного дыма потянулась вверх, но скоро исчезла. Так мы несколько раз заливали ацетон и поджигали шашку, пока та не выгорела до конца. Принялись было за вторую, но пришел сторож и нас разогнал.

– Тут палено жечь, все видят, – заметил Дэн и вытер черный нос черным пальцем.

– А есть варианты? – спросил Егор.

Вариант был. Денис предложил жечь шашку в подвале. Там точно никто не увидит.

«Окно Овертона», характеризующее для Дениса понятие «чистый», было таким широким, что в него мог въехать мусоровоз.

Единственный подвал, в который мы могли попасть, охраняли бабули. Они как таможня оценивали всех, кто проходил мимо. И мы не хотели светить грязным Денисом и слышать: «О, наркоманы пошли. Наркоманы!».

Поэтому для начала мы Дениса вымыли и переодели.

Когда мы подошли к заветному входу в подвал, там как раз проходила смена караула – две старушки поднимались со скамейки, а на их место заступали две другие. На скамейке напротив сидела вечно враждовавшая с ними панкерша Алена. Панком она была номинальным, потому что из ее магнитофона на аккумуляторе играла в это время «Ненси».

«Дым сигарет с ментолом пьяный угар качает. В глаза ты смотришь другому, который тебя ласкает», – скулил магнитофон.

Алена бабулек не боялась.

В американских фильмах, когда выключается свет, кто-нибудь говорит «а давайте, я спущусь в подвал», идет вниз, под его ногами скрипят деревянные ступени, и играет зловещая музыка.

Но это не наши подвалы. Бетонный город типовой застройки исключал любые скрипы. Дерево – для немощных капиталистов. В нашем городе из бетона делали все – дома, ступени в них и игрушки на детских площадках.

Так что вы теперь знаете ответ на вопрос, почему именно там мы решили поиграть с дымовыми шашками.

Мы стояли в большом подвальном помещении, которое тускло освещала свисавшая с провода лампа. Вдоль стен лежали мешки с картошкой. Мы залили ацетон в шашку и подожгли. Ацетон сгорел быстро, но шашка так и не загорелась.

– Температуры мало, – сказал Жека с Первомайской, – надо еще.

И мы налили еще.

Дым сигарет с ментолом пьяный угар качает.

Я иду на звук песни.

Сзади за мою рубашку держится Жека. Ему тоже страшно.

Никакой зловещей музыки, никаких скрипок. Ужас наступает и без этого. Лишь от наших шагов, от медленно нарастающего звона в ушах. Кажется, я отравился.

Сзади пробивается сквозь дым тусклый свет лампы.

Жжет в горле. И чем выше поднимаемся, тем сильнее жжет. Я нагибаюсь ближе к ступеням и в конце концов уже ползу.

И тут музыка стихает. Кто-то сзади кричит «помогите!». Потом что-то щелкает, и накатывает волна яркого света напополам с матюгами. Сильные руки поднимают меня на ноги, я открываю глаза и вижу Алену.

Ненси.

Она вытаскивает меня из подвала. Я стискиваю зубы на ее кожаном воротнике. Медная заклепка царапает щеку. Чистый воздух как анестезия смывает боль.

Я смотрю снизу вверх на героическое лицо Ненси и глубоко вдыхаю от счастья и восхищения. А еще потому, что снова могу дышать.

Так я впервые влюбился.

***

– Эй, ты тут вообще! – сказала Алена и протянула Ренату шприц с кровью. – Видишь, не засветилась.

Ренат взял шприц.

– Ненси, ты зверь, – сказал Крапива.

Теперь предстояло сделать главное – найти лабораторию и врача, который бы им поверил. Но сначала Денис должен был отыграть партию в шашки.

Компания столпилась перед столом, где против Дениса играл неизвестный мальчик. Собирались было уходить, но тут Денис, сам того не ожидая, победил. Потом победил еще раз, и еще.

– Это все от стресса, – сказал Денис. – Он увеличивает мозговую активность.

И тут понял, что действительно может выиграть Сони Тринитрон.

Нормального телевизора у него дома не было. Только старый «Горизонт» без пал-секам модуля. Потому Денис пропускал все крутые передачи и сериалы, которые шли по ТВ-6. До него доходили слухи про программу «Про Это», которую лучше смотреть без родителей.

Сони Тринитрон показывали в рекламе. И вот что удивительно: даже на «Горизонте» Тринитрон показывал лучше, чем сам «Горизонт». Денис не мог понять, как это работает.

– Ребята, – воодушевленно сказал он, – идите в лабораторию без меня. Я тут побуду.

– Ты спятил! – ахнул Ренат.

– Вы не понимаете. Это такой шанс…

У Рената был телевизор ГАО, который тоже рекламировали по телевизору.

Вообще-то у него было два телевизора.

На том, что стоял в его в спальне, он частенько смотрел ужастики.

– Мы не должны разделяться, – напомнил Ренат. – Отойдешь от основной группы, и тебе конец.

Крапива покачал головой. Он знал, что жизнь – это не кино.

– Жизнь это не кино, – так и сказал он.

– Я останусь с Денисом, – сказала Алена. – Тут полно народа. А если училка нападет, я ей еще чем-нибудь заеду.

Крапива хлопнул в ладоши:

– Ну все, валим, валим!

Глава одиннадцатая

Из Записок Рената.

За год до описываемых событий.

Габдул

В тот год Габдул еще не работал в лаборатории, где делали анализы крови. Он был продавцом книг, а из-за сходства одновременно с Цоем и Брюсом Ли, казался мне мастером кунг-фу. Есть еще каратэ, но кунг-фу круче, потому что его придумали китайцы. А китайцы, как известно, самые сильные. Особенно такие, как Габдул.

В те времена изо всех щелей, как зомбаки из-под земли, поперли невидимые ранее сэнсеи. Они селились в каждом унылом ДК, каждом подъезде, каждом киоске, под каждым батончиком Сникерса.

Было не ясно, откуда взялись эти сэнсеи и где они обитали раньше. Может, их забросили сюда японские подводные лодки.

За небольшую плату сэнсеи готовы были преподать юным падаванам уроки джиу-джитсу, шакатана, рюноске-ицунбоси, боритсу, и любой другой вымышленный и не очень способ защитить себя от «а если найду».

В нашей школе тоже был сэнсей. И по-японски он знал два слова: «Кипадачи» и «Куцадачи». Уроки его стоили 30 (еще советских) рублей в месяц. Я посчитал, что за эти деньги могу 30 раз сходить в кино, или 200 раз в видеосалон (билет на фильм стоил 15 копеек). Тогда я все мерял в эквивалентах видеосалона: буханка хлеба – 2 фильма, батончик «Баунти» – 20.

А к

огда меня впервые пытались посадить на шпагат, я вдруг понял, что нужно искать другой способ овладения мастерством.

И решил учиться кунг-фу у первоисточников, признанных мастеров – Брюса Ли и Джеки Чана. Они не заморачивались шпагатом. Им все давалось легко.

Пока старшие верили в исцеляющую силу Кашпировского, я верил, что уборщик из монастыря может за две недели научиться кунг-фу у старого бомжа.

"Карате-пацан", "Змея в тени орла", "Американский ниндзя" с Майклом Дудиковым… Все это помнят лишь упомянутые выше седобровые мастера кунг-фу, древние как стареющий Эдриан Пол.

И сам Майкл Дудиков.

И пока наши матери в шлемах и латах бились в кровь в очередях за мясом по талонам, мы смотрели "Не отступать и не сдаваться" – фильм, где дух Брюса Ли делает из пацана моего возраста матерого бойца. За две недели и без шпагата.

Н-ск был серым, бетонным и майским. Солнце в это время года никогда не садилось, но его было мало, чтобы создать день. Оно ползло партизаном по небу вдоль горизонта, пряталось за вросшие в унылый щебень девятиэтажки и выныривало ненадолго, чтобы показать свое грустное оранжевое лицо.

В городе 20 часов в сутки стоял вечер. Серый.

По обочинам ютились черные блиндажи недотаявшего снега. Я шел домой из видеосалона.

Ничто не предвещало беды.

На Ленинградской били кого-то рыжего, свалив его в лужу. Били трое. Ребята чуть постарше. Били молча, чтобы никто не услышал.

Но я услышал. Они не знали, что я знал кунг-фу. А в давеча посмотренном "Не отступать и не сдаваться" как раз был такой момент, когда пацан, ну, то есть, я, с лету (ногой вперед) прыгает, ну, то есть, прыгаю, на пятнадцатилетних, которые бьют слабого.

Я прыгнул…

Что главное в такой ситуации? Правильно: сгруппироваться, прикрыть лицо и затылок и громко кричать "не бейте, пожалуйста". Я так и делал. Брюс Ли такому приему не учил. Подозреваю, он его и не знал.

Рыжий не стал за меня заступаться. Он убежал.

Мир казался нереальным и несправедливым. В фильмах бандиты всегда нападали по очереди. Пока Чак Норрис бил одного, остальные восемь окружали его, трясли палками и ждали своей очереди. А эти как-то быстро и слаженно меня одолели. Да и в прыжке я, надо сказать, промазал.

Готов спорить, они не смотрели кунг-фу фильмов.

А потом вдруг меня перестали бить. Послышалась ругань и строгий взрослый голос. Я вскочил и увидел.

Передо мной был китаец. Я протер слипшиеся от грязи глаза и увидел знакомого дядю Габдула, у которого покупал недавно книги.

Габдул меня спас.

– Ты их побил? – спросил я восхищенно, пока мы шли прочь от места схватки.

Сейчас я понимаю, что Габдулу было около двадцати. Но тогда он казался мне бывалым опытным бойцом, и отдаленное сходство с Брюсом только подтверждало это.

– Запомни пацан, – сказал он. – Лучший бой – тот, которого ты избежал.

Тогда я ничего не понял. Я рассказал про того рыжего, который уж точно избежал боя, бросив меня одного.

– Так это он меня привел, – ответил Габдул.

В тот день я еще не знал, что к карате Габдул не имеет никакого отношения.

***

Воскресенье, 8 мая 1994 года

Габдул был взрослом мужиком двадцати лет или около того. Он недавно стал стажером в лаборатории при каком-то бывшем НИИ. Само НИИ уже года два как закрылось, и теперь на его месте стояли очередные торговые ряды. Но лаборатория работала. Правда, теперь была частной и носила гордое имя «Лаборатория медицинского анализа «Экклезиаст».

Ренат знал Габдула давно, еще когда тот продавал в Филателии книги про Конана.

Габдул был докой в фантастике и все время рекомендовал Ренату каких-то Стругацких.

То, что Габдул любил фантастику, давал шанс, что он поверит во вторжение пришельцев.

Найти его было нетрудно. Публичные мероприятия он не посещал, а жил с мамой, от которой все время угрожал съехать.

Номер квартиры у Габдула был 42, и это, по его словам, должно было что-то значить.

Габдул вышел в подъезд и смерил взглядом Крапиву.

– Кажется, я его знаю, – сказал он, повернувшись к Ренату.

– Он со мной, – сказал Ренат.

– Ну не со мной же, – усмехнулся Габдул. – Я с дебилами не корешаюсь.

– Впусти, у меня к тебе серьезное дело.

Габдул заглянул в квартиру.

– Ладно, но только тихо, мама спит. И ботинки снимайте. Тапочек нет, так что вам придется босиком.

Комната Габдула была кладезем всего фантастического. Тут пахло чудом и плесенью.

Стены его квартиры были облеплены фотографиями звезд: Ван Дамма, Шварценеггера, Майкла Дудикова, Дона Дракона Уилсона. А на одной стене, прямо напротив сломанного дивана, висел плакат с загадочным словом Stalker. За словом из темноты плаката выглядывала зловещая морщинистая лысина.

Гости сели на диван.

– Ну что? – спросил Габдул. – Валяйте.

И они сваляли.

Сначала Крапива обстоятельно, ни разу не сбившись, рассказал, как у него на глазах в человека вселился инопланетянин. А закончил историю Ренат (запинаясь и размахивая руками) на том, как Алена воткнула железный прут в спину училке-оборотню.

– Отлично, – сказал Габдул, – Превосходно. Я в Молебке встречал контактеров, которые вот так же, как вы, клялись, что видели летающие тарелки. Где доказательства?

Ренат достал из сумки две фотографии и протянул Габдулу.

Тот долго смотрел то на одну, то на другую.

– Знаешь, да, у нас в филателии торговали фотоколлажами с Брюсом и Джеки Чаном…

– Постой, – Ренат достал и протянул Габдулу шприц. – Это кровь училки. Ее Алена… Ненси достала.

– …Да, только очень крутой коллаж, почти как насто… Кровь, говоришь.

Лицо Габдула стало совсем серьезным.

Он взял шприц осторожно двумя пальцами поднес к окну и стал рассматривать на просвет.

– Нам надо отправить это в лабораторию, – сказал Ренат.

Габдул нахмурился, что-то припоминая, а потом улыбнулся:

– Есть кое-что лучше лаборатории.

В фильме «Нечто» был еще один жуткий момент. Полярник Макриди привязал к стульям несколько коллег, взял у них образцы крови, и по одному опускал в каждую чашечку с кровью горячий металлический прут. Когда полярник коснулся прутом очередного образца, кровь превратилась в маленькое чудище и закричала.

Габдул пошел на кухню и вернулся с зажигалкой, гвоздем и плоскогубцами.

– Поднесем к этой гадости раскаленный гвоздь и посмотрим, как она запоет.

– А может все-таки в лабораторию? – спросил Ренат.

– Не выйдет. Сколько бы в этой крови ни было от монстра, это в любом случае человеческая кровь. И она к тому времени свернется без специального консерванта. Не факт, что мы что-то узнаем таким образом. А тут наглядный эксперимент.

– Отличный план! – воскликнул Крапива и вскочил. – Ренат, доставай фотоаппарат. Будет у нас еще одно доказательство, если эта тварь начнет брыкаться…

– И орать, – напомнил Ренат, – в «Нечто» эта тварь орала.

Крапива недовольно покачал головой:

– Ну опять ты начал. Это не кино, это жизнь. Не факт, что она будет орать. Это как-то слишком…

– Кинематографично, – подсказал Ренат.

– Вот именно.

Габдул сказал, что им придется провезти эксперимент на балконе, на случай если тварь все же завопит. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить мать, они прошли по коридору на кухню и оттуда на балкон.

Тут их накрыло шумом толпы и военными песнями.

Габдул положил на столик железную крышку из-под банки и вылил в нее содержимое шприца.

Ренат вспомнил, как год назад Габдул спас его в драке от трех хулиганов, и вновь восхитился его храбростью.

– Так, ребята, отойдите к двери, – сказал он. – И потише, а то мама проснется.

Он взял гвоздь плоскогубцами и с минуту нагревал его огнем зажигалки.

– Ну что, поехали, – сказал он и махнул рукой.

Когда раскаленный кончик гвоздя коснулся крови, когда глаза Рената округлились, а рука потянулась к ручке двери, когда Крапива взял с подоконника мухобойку и подвинулся ближе… ничего не случилось.

Возможно, кровь даже не зашипела, потому что все тихие звуки тонули в доносившемся снаруже «этот день победы, порохом пропааах…».

– Идиоты, – сказал Габдул, – А я-то думал… блин… только время с вами потерял.

Он отвернулся от ребят и стал смотреть, как внизу школьники надувают трехцветные воздушные шары.

– Там в Молебке были люди, которые рассказывали, как у них сходили с ума компасы, а часы шли в обратную сторону. Один ушел в лес, вернулся и всех уверял что его похитили НЛОшники. Ушел он с щетиной, а вернулся без. Говорил, что время шло вспять и щетина у него сама исчезла. Я уже было поверил, думал, что вот, мол, наконец-то настоящий контакт. Решил даже написать в газету про этот случай. А тут у него в кармане нашли бритву и мыло. Выходит, мужик отлучился побриться, – он покачал головой, – Нет, как хотите, а я на эту бодягу больше не поведусь. Инопланетянам мы не сдались, а может, их и вовсе…

– О, смотрите, – сказал Крапива и указал на стол.

Сгусток инопланетной крови не кричал. Он медленно пытался выбраться из крышки.

– Ну-ка, ну-ка, – сказал Габдул. На подоконнике лежал выжигатель, – Как я сразу не догадался это сделать?

Он воткнул выжигатель в розетку, подождал, пока кончик нагреется, и поднес к сгустку. Кончик выжигателя был совсем красный от жара.

Тварь сама коснулась раскаленного металла, и тут случилось неожиданное. Она из темно-красной стала черной, напряглась, словно обладала собственными мускулами, и прыгнула.

Все отскочили. Сам Габдул чуть не выпал с балкона.

Черное существо с отчетливым «хлюп» бросилось на стекло, отделавшее балкон от кухни.

– Валим, валим! – заорал Крапива.

Он первым выскочил на кухню. За ним остальные.

Но прежде чем Габдул захлопнул балконную дверь, сгусток прополз в помещение и спрятался под раковиной.

– Оно там, – указал Ренат дрожащим пальцем.

– Ацетон тащи, – скомандовал Крапива. – Мы его подожжем.

– Черт, это мой дом, – почти закричал Габдул, но зажал себе рот рукой. – Всем тихо, мама проснется.

Он приказал гостям оставаться на кухне, а сам рванулся в коридор. Пока его не было, Ренат и Крапива вооружились скалками.

Габдул вернулся с поллитровой бутылкой:

– Есть изопропиловый спирт. Я им головку магнитофона чищу.

Крапива отобрал у него бутылку, открыл пробку зубами и понюхал содержимое.

– Сойдет, – сказал он и стал лить спирт в щель под кухонную мебель, – Тварь сгорит, если она еще там.

– Ты спятил, – пробормотал Габдул и потянулся к карману, словно проверяя, там ли еще зажигалка. – Ты мне дом спалишь.

– А эта тварь ночью выберется и вселится в тебя или твою маму, – сказал Крапива страшным голосом. – И все, это будет уже не твоя мама.

– Не дам! – профальцетил Габдул.

Взрослый мужчина двадцати (или около того) лет теперь казался Ренату напуганным мальчишкой, а не мастером кунг-фу. Он выглядел таким потерянным, лицо осунулось. И этот человек спас его, Рената, от хулиганов. Подумать только!

Когда один в компании становится трусом, второму приходится быть храбрее.

Ренат посмотрел Габдулу в глаза.

– Сначала она будет вести себя странно, но ты не придашь этому значения, – сказал он. – А потом она начнет пропадать ночами, чтобы убивать школьников. А однажды ты найдешь у нее в комоде план вторжения на Землю. И уже не сможешь это игнорировать. Так вот скажи мне, – произнес Ренат совсем без дрожи, – ты готов убить свою маму?

– Ладно, Рипли, – вздохнул Габдул и протянул зажигалку Крапиве, – жги.

Габдул принес из ванной ведро воды, чтобы потушить будущий пожар.

Крапива поднес зажигалку к разлитому на полу спирту, и тот вспыхнул с тихим хлопком. Большого шума не было, но Ренат почувствовал, как ему заложило уши.