Дэвид Юм. Его жизнь и философская деятельность

Вот почему нам хотелось бы сделать посильную попытку объяснения того, что за тип имеем мы в лице Дэвида Юма, тем более что его деятельность, проникнутая очень определенным и цельным характером, обусловливалась его темпераментом, склонностями, вкусами,– всем, что называется духовной природой человека.

Нам уже приходилось упоминать о том досадном пробеле, который встречает биографа, обращающегося к детским годам и первоначальному воспитанию Юма; таким образом, обходя молчанием первые жизненные впечатления и условия развития ребенка Дэви, мы прямо переходим к тому юноше, углубленному в свои размышления и страстно преданному книжным занятиям, каким Юм был в шестнадцать-семнадцать лет. Странный и в то же время простой это был тип! Всего более I поражают в юном Дэвиде сухая рассудительность не по летам, желание мыслить, а не мечтать, порывы к философии, а не к поэзии, наконец, такая неспособность увлекаться, восхищаться и любоваться, что эта черта доводила Юма до полного равнодушия ко “сему прекрасному. Пусть это будет недостатком, пусть такую натуру называют неблагодарною и жалкою в эстетическом отношении, зато энергичный, сильный темперамент тем ярче, тем заметнее проявил себя в другой сфере. Юм не был способен к работе воображения, которое, зачастую едва цепляясь за действительность, затем возносится над ней и в результате создает что-либо прекрасное, но порою лишнее, обманчивое и потому вредное. Не к тому направлял Дэвида его пытливый ум: действительность была для него прежде всего предметом изучения; ему все хотелось разобрать, понять, доказать, прочно обосновать, и потому – вещь замечательная – в семнадцати– восемнадцатилетнем возрасте он протестует против гипотез и выдумок, слишком часто фигурирующих в сфере науки. Будь Юм малоодаренным, дюжинным человеком, холодность его темперамента, отсутствие фантазии и эстетических склонностей казались бы проявлением вялости, безличности и полной неинтересности субъекта. Но в оригинальной и сильной натуре будущего философа способности не глохли и не замирали, они лишь приняли необычное для юного возраста направление, с тем чтобы более или менее постоянно держаться этого направления всю жизнь. Не будь Юм так прозаичен, спокойно рассудителен и наблюдателен, вряд ли написал бы он в сравнительно раннем возрасте замечательный философский трактат; не будь он так неспособен обольщаться и восхищаться, не проверяя своих впечатлений, вряд ли мог бы он так последовательно и неуклонно держаться одних и тех же взглядов в течение всей своей жизни, почти исключительно посвященной философским занятиям; наконец, проницательность и наблюдательность Юма сослужили ему великую службу и в его сношениях с людьми. Разве не удивительны, в самом деле, прямота, неуклонная честность, стойкость и прочность симпатий, которыми характеризуются все отношения Юма к близким ему людям. Не восхищаясь без меры, не создавая романических иллюзий в начале знакомства, он тем самым избавлялся от печальных разочарований и сетований впоследствии; исключение составляет лишь его столкновение с Руссо, да и то за шотландского философа говорит в данном случае исключительная, ослепительно талантливая личность Руссо.

Замечательными нравственными качествами Юма были также его доброта и сердечность. Знакомство с биографией этого мыслителя убеждает нас в том, что он имел сердце, способное глубоко и самоотверженно любить; что он был отзывчив на чужие несчастия и склонен скорее жалеть людей, чем осуждать их. Вспомним его теплый отзыв о матери, его горькое оплакивание ее смерти; вспомним помощь, оказанную бедному слепому поэту; вспомним, наконец, благородное, великодушное отношение к исполненному коварства поступку Руссо. По нашему мнению, многое в этом добродушии и этой несколько наивной сердечности Юма объясняется самой его национальностью. Наш философ был шотландец, уроженец северной гористой местности, с ее тяжелыми условиями сурового климата, с ее неприветливой природой. Странное дело, но именно в таких-то обстоятельствах у людей развивается большая задушевность, мягкость нрава, теплота чувств, вообще то, что называется гуманностью. Наоборот, под ярким солнцем юга, среди богатств и роскоши природы, одаряющей человека не только необходимым, но даже излишним, в душе его гнездятся и развиваются жестокость, необузданность порывов и бессердечие поистине изумительные.

Итак, Юм по своим душевным свойствам представлял лишь типичного сына своей родины. Но он доказал своим примером, что ни книги, ни сочинение ученых трактатов не очерствляют человека, не делают его себялюбивым, тщеславным эгоистом, если только эти качества не присущи ему настолько, что они проявились бы и совершенно независимо от рода его занятий.

Во всем цельном и характерном облике Юма самой возвышенной, самой благотворной чертой следует признать его неуклонное стремление к истине, к тому, что он сам называл светом, неотразимо привлекавшим его и озарявшим всю его деятельность как общественную, так и научную. Ни разу не уклонился Юм от намеченного им пути исследований, ни разу не впал в искушение обмана или самообмана и был одним из тех неизменных служителей идеи великой и строгой, самый образ которых есть драгоценный завет и поучение для потомства.

ИСТОЧНИКИ

1. The philosophical works of David Hume. In four volumes. —1854.

2. Knight. Hume. —1886.

3. Stephen Leslie. History of English Thought in the Eighteenth century. —1881.

4. Huxley. Hume. – 1880.

5. Renouvier et Pillon. Psychologie de Hume. – 1878.

6. Жизнь Давида Гумма, описанная им самим. Пер. с англ. Ив. Маркова. —1781.

7. A.A. Козлов. Генезис теории пространства и времени Канта.– 1884.

8. J.H. Burton. Life and correspondence of D. Hume. – 1846.</P