Аничча

– Моя милая, – прошептал парень. – Не бойся… Не бойся…

Он осторожно коснулся ладонью ее плеча, потом медленно провел пальцами по груди, по затвердевшим соскам, которые уже словно ждали его ласк. Возможно, если бы он грубо схватил ее, она бы вырвалась и убежала. Но после такой робкой ласки разве можно было помышлять о побеге?! Его правая рука скользнула по ее талии, тихонько прокралась за спину, а сам он уже стоял напротив и больше ничего не делал, только смотрел. Затем очень медленно обнял ее, прижавшись телом к телу, ногами к ногам и – нежно-нежно – устами к устам. Это был даже не поцелуй, а только легонькое прикосновение. Потом еще и еще. Он брал то верхнюю, то нижнюю ее губу в свои, легонько касался и отпускал. Елена млела и чуть ли не умирала в его объятиях. Весь мир вдруг уменьшился до размеров их уже общей ауры. Не было никого и ничего, не было женщины и мужчины. Только чистое первобытное желание звенело вокруг, и жизнь торжествовала в их слившемся воедино дыхании. Разум Елены отключился полностью. Осталась только страсть, накрывшая их обоих, и опьяняющая неизбежность, которая росла и расцветала в этой страсти, наполняя Елену силой его любви. Женщина была уже не как увядший цветок, а словно упругая, душистая, увлажненная росой роза.

Затем мужчина развернул их обоих так, чтобы опереться спиной о дерево. Расстегнул рубашку и прижал ее руки к своей груди. Ладони ее покалывало и обжигало, словно электрическим током. Она провела ими по его плечам, вспомнила, какие они днем – загорелые, зацелованные солнцем, – и обняла парня за шею. Их губы уже не могли быть порознь. Елена ощутила, как ее пронизывает невероятное наслаждение, а он тяжело дышал и замирал, и она неожиданно почувствовала у него во рту легкий холодок от высшей меры желания.

А вода все струилась и струилась со шланга, и они вдруг заметили, что им уже давно намочило ноги. Оба одновременно рассмеялись – радостно и беззаботно. Им и впрямь было море по колено.

– Ты же сейчас одна дома… – скорее подтвердил, чем спросил.

– Да, откуда ты знаешь? – удивилась.

– Я приду к тебе ночью, – прошептал ей на ушко. – Через террасу… Не запирай дверь.

Елена побежала домой. Во дворе перекрыла кран. Вошла в дом, сбросила мокрую обувь, одежду и стала под душ. Сначала не ощущала ничего, кроме эйфории. Но постепенно прохладные струи воды привели ее в чувство, смыли все помрачение. Разум вернулся, а с ним и чувство вины перед мужем, отчаяние и недовольство своим поступком. Завернувшись в полотенце, она села на диван. Но усидеть не смогла. Сорвалась с места, подбежала к террасе, плотно закрыла дверь. Еще и подергала, точно ли заперта.

Ничего не могла делать через недовольство и злость на себя, на него, на весь мир. Но постепенно успокоилась. Вспомнила, как они смеялись, когда почувствовали, что стоят в озерце воды. Но вода же их и остановила…

Вода – действительно мощная стихия. Говорят, когда снится, что пара плывет в чистой прозрачной воде, она обязательно займется любовью. Или когда двое попадают под проливной дождь с грозой и молниями, тогда их так тянет друг к другу, что они не могут противостоять этому притяжению.

Елена снова подошла к двери террасы. Осторожно открыла и выглянула. Было темно и беззвездно, поднялся ветер. Она посмотрела через забор на то дерево, где они недавно стояли. Ей даже показалось, что он до сих пор там. Но, присмотревшись, женщина поняла, что это колышутся кленовые ветви. Елена словно опять оказалась в объятиях парня. Ощутила его руки, губы… И сладкая волна в очередной раз окатила ее с ног до головы. Она хотела, чтобы он пришел. Не могла сопротивляться этому желанию – и побежала взглянуть на часы. Полночь. Он вот-вот придет… Снова подошла к двери, прикрыла ее, не захлопывая полностью.

Быстро высушила феном волосы и надела свой розовый халатик. Взяла флакон с духами. Брызнула ими на запястье – «для себя», на волосы – «для других» и в ложбинку на груди – «для нахалов». Старалась пшикать чуть-чуть, чтобы не было перебора.

И тут Елену снова начали донимать сомнения. Что она делает? Нужно остановиться… Пошла и заперла дверь, громко хлопнув ею. Выключила настольную лампу. «Лягу спать, – подумала, – все…»

Не пошла наверх в спальню. Легла прямо на диване возле террасы. Но разве можно было уснуть? Снова встала, снова открыла дверь, вышла на террасу. Никого. Стал моросить дождик.

Включила телевизор. Не смогла смотреть, выключила.

Она уже не думала, хочет ли, чтобы он пришел, или нет. С нетерпением ждала. А он не шел. Сначала это было просто нетерпение, потом женщина стала волноваться. «Почему он не идет? – стучала в висках мысль. – Передумал, что ли?» В унисон ее настроению за окном поднялся сильный ветер – зашумел, заскрипел деревьями и вдруг принес грозу.

Началась настоящая воробьиная ночь. Таких молний, такого ливня, такого неистовства природы Елена давно не видела. Не могла отвести взгляд от разбушевавшейся стихии, как и отойти от двери, боясь, что не услышит, как он постучит. Устав стоять, подтянула к двери кресло и устроилась в нем с ногами, накрывшись клетчатым пледом.

…Утро застало Елену в том самом кресле. Женщина проснулась. Тихо вставало солнце. Кажется, и не было того соблазнительного вечера, той безумной ночи. Она не знала, что и думать. Радоваться ли, что он не пришел, или досадовать… Неужели испугался грозы?

Вдруг в дверь позвонили. Елена пошла открывать – и удивилась, поскольку это был ее муж. Вернулся на день раньше. Сказал, чтобы быстро собиралась, ведь он купил турпутевки в Париж, и самолет через несколько часов.

– Почему же ты меня не предупредил?

– Сюрприз! – рассмеялся муж. – Помнишь, какая сегодня дата?

Она не помнила.

– Сколько лет, как мы познакомились, забыла? – настаивал муж.

– Ой, и вправду забыла, извини, – покраснела Елена и начала искать семейный чемодан и свой любимый саквояжик.

Через полтора часа таксист высадил их в аэропорту, а еще через несколько часов они уже могли любоваться столицей всех влюбленных.

…Вернувшись домой после путешествия, Елена внимательно посмотрела на соседский двор. Дом был почти достроен.

Жизнь вошла в привычную колею. Однако восточная терраса постоянно манила. Женщина подолгу стояла, высматривая его, страстного нежного незнакомца, который обманул ее. Только его нигде не было видно, хотя на стройке еще продолжались работы. Для нее до сих пор оставалось загадкой, почему он так внезапно исчез. Возможно, уехал домой сразу в тот же вечер, и знал, что уедет, поэтому и решился… Не верилось, что так могло быть. Но как еще по-другому все это объяснить?…

Острота ощущений постепенно стихала. Елена почти не сердилась на незнакомца, почти не грустила по тому невероятному колдовству, что охватило их тогда под кленом. Лишь иногда печаль окутывала ее сердце, хотя неизвестно, о чем именно оно тосковало: о том парне, о собственной молодости или о жизни, которая в данный момент есть, а через минуту уже катится в прошлое. Ничто не остается неизменным: счастье ценится только в воспоминаниях, а надежда зовет в будущее.

…Прошел год. Соседи вселились в дом. Хозяин пришел и пригласил Елену с мужем на новоселье.

Во время застолья было много тостов и разговоров, вспоминали, как строился дом, какие возникали проблемы, как их решали. И вдруг отец хозяина сказал:

– Жаль только, что так случилось с тем парнем…

– С каким парнем? О чем вы? – поинтересовался кто-то из гостей.

– Да с одним из наших строителей, – объяснил хозяин. – Хорошо, что не здесь, не на нашей усадьбе… Затаскали бы по судам.

И он рассказал, что однажды утром после сильного дождя кто-то нашел их рабочего здесь неподалеку на дороге – мертвого: тот с разгона врезался своим скутером в электрический столб. Вокруг были рассыпаны розовые розы, несколько цветков даже лежало на груди погибшего. Елена только нашла в себе силы спросить:

– А как звали того парня?

– Вадим… – ответили ей.

Женщина осторожно поднялась из-за стола и тихонько вышла. Медленно приблизилась к своей усадьбе, к тому месту, где раньше стоял клен, который недавно спилили. Она больше не могла сдерживать слезы – ей так хотелось обнять тот клен, прижаться лицом к его гладкому молодому стволу…

Навеки не вместе

Валерий прибыл в Ялту вечером. Шел дождь. Настроение было паршивое. Курорт встретил его тусклыми огнями. Он отыскал отель, где должен был остановиться. Администратор выдала ключ от двухместного номера – его друг Игорь собирался приехать завтра.

Поднявшись на четвертый этаж, Валерий с трудом открыл дверь своей комнаты, включил свет и сразу проверил, есть ли горячая вода. Та оказалась чуть теплой, поэтому он быстро помылся и лег на кровать. Ничего не хотелось. И снова, как с ним часто бывало, в памяти начали пролетать отдельные эпизоды недавнего прошлого…

Он еще сидел у себя в кабинете – как раз принял последнего пациента. Устало прикрыл рукой глаза. Вдруг зазвонил телефон. В трубке послышался голос Лины. Не виноватый, как можно было ожидать после случившегося, а даже немного капризный.

Через полчаса она пришла. И только здесь ощутила свою вину или просто его плохое настроение. Села в углу кабинета. Потом поднялась, подошла к Валерию, ее рука потянулась к его плечу, но тут же опустилась и лишь как-то вяло коснулась стола. Надула губки:

– Ну что, ты мне ничего не хочешь сказать?

Помолчала. И дальше:

– Тогда я пойду.

Он поднялся и запер дверь на ключ. Снял и повесил халат, шапочку. Лина стояла перед ним, красивая и лживая, и бессмысленно (нарочно бессмысленно!) смотрела на него. Затем подошла к зеркалу, и ему показалось, что она слегка отвернула воротничок блузки и посмотрела на свою шею. «Что там у нее – засос?» – промелькнула ревнивая мысль. И с того момента в голове у него завертелось одно: как угодно – хоть лаской, хоть грубостью – обнажить ей шею и посмотреть, что там.

– Почему я должен извиняться даже тогда, когда виновата ты? Почему я должен цепляться за тебя? – приблизился к ней.

– А ты не цепляйся! – сердито воскликнула Лина и презрительно, как ему показалось, взглянула на него.

И в этот миг он почувствовал, как горячая волна, откатившаяся от сердца, ударила ему в голову. Он еще обратил внимание, что его грудь начала ускоренно подниматься и опускаться. Сейчас Валерий испытывал к этой женщине единственное – безграничную ненависть. У него отяжелела и вспыхнула огнем правая рука, и мысленно он дал ей пощечину. Это ощущение опьянило его, и, ослепленный злостью, он на самом деле ударил ее, а потом схватил за воротник и с силой дернул к себе.

Лина отскочила к двери и лихорадочно начала проворачить ключ в замочной скважине. А он обессиленно опустился на стул и лишь тупо смотрел на нее. «Поправь воротник», – эту фразу он проговорил только мысленно, ведь губы не слушались и голос пропал. Она выскочила за дверь.

Спустя минуту он подошел к окну. Взъерошенная, с поникшими, словно под тяжелым грузом, плечами, девушка медленно шла к остановке. Проводил ее взглядом. Разве он мог тогда знать, что они больше никогда не будут вместе?

…Валерий не заметил, как уснул. Проснулся поздно. Весь день слонялся без дела. Не очень любил Ялту. Ему было здесь грустно, он ощущал себя словно не в своей тарелке. Некуда было пойти, разве что вечером на танцы. Сам он не танцевал, лишь наблюдал за публикой. Дамы и кавалеры были в возрасте. Май месяц. Студенты еще учатся, отдыхают в основном пенсионеры. «Что я здесь делаю?» – подумал он и пошел к морю.

Людей на набережной было мало. Увидел молоденькую девушку в длинном темном платье, сидевшую на лавочке с печальными глазами. Ее русые волосы мягкими волнами ниспадали на плечи. Она выглядела какой-то очень естественной, даже подумалось – домашней. Он подошел:

– Можно сесть возле вас?

– Можно, – просто ответила девушка.

Уже через час обоим казалось, что они знали друг друга всю жизнь. Звали девушку Юля. Это имя очень ей шло, он даже подумал, что смог бы угадать, как ее зовут. Рядом был бар, из которого доносилась музыка. Они вошли, выпили шампанского. Им стало весело, мир ласково обнял их и пообещал что-то красивое и легкое.

Парочка прошлась по набережной, села уже на другую лавочку. Полная луна то выглядывала из-за туч, то снова пряталась. Они наблюдали за этим мигающим оранжевым диском и целовались. Потом перепутали луну с фонарем, который тоже казался окутанным дымкой. Это рассмешило обоих. Хотя им было все равно, что светит сейчас – луна или фонарь. Вдруг начался мелкий дождик и согнал их с лавочки.

– Пойдем где-то спрячемся, – предложил Валерий.

– Да нет, я уже побегу, нужно собираться, утром у меня поезд, – как-то печально сказала девушка. И запнулась, будто ожидая чего-то.

Но мужчина знал, что курортные романы ничем серьезным не заканчиваются.

– Ну что же, счастливого пути! Буду помнить тебя… – только и смог сказать.

– И тебе всего хорошего! – немного обиженно ответила Юля и быстро ушла от него.

Валерий отправился в отель. Там его уже ждал Игорь. Они вместе учились в мединституте и сейчас продолжали дружить. Лина, с которой Валерий так грубо расстался, тоже училась с ними. Сначала они дружили втроем, пока Игорь не стал третьим лишним.

– Как доехал? – спросил его Валерий.

– Все хорошо. А ты как тут?

– Не очень. Может, вдвоем будет веселее.

– Но с Линой тебе было бы лучше…

Валерий сагитировал Игоря поехать с ним в Ялту вместо Лины. Отель уже был забронирован, поэтому не пропадать же отпуску!

Мужчины спустились в ресторан и поужинали. Местные путаны были разочарованы: они никого из них не угостили и вернулись в номер одни. Валерий заметил, что Игорь будто бы хочет ему что-то сказать, но не решается.

– В чем дело? – внимательно посмотрел на приятеля. – Говори, как есть!

– Лина вчера звонила.

– И что?…

– Попрощалась. Она подала заявление на увольнение, уезжает из города.

– Куда, не говорила?

– Нет. Я спрашивал, но она не хочет тебя видеть, не хочет, чтобы ты ее искал.

– А сказала тебе, почему?

– Нет.

Валерий горько усмехнулся. Еще несколько недель назад они были так счастливы! Разве можно было предвидеть такой поворот в их отношениях? У него вдруг заныло в груди. Неужели это конец? Неужели он больше ее не увидит? А ведь они подали заявления в ЗАГС, и через месяц должна была быть их свадьба. Уже и обручальные кольца купили. Даже выгравировали на них: «Навеки вместе».

К сожалению, именно после этого Лина стала словно отдаляться от него. Он не понимал, в чем дело, но однажды, увидев любимую с высоким незнакомцем, удивился ее счастливому улыбающемуся лицу. Она просто сияла! Девушка же его не заметила, прошла мимо, чуть не зацепив сумкой.

Приревновав, Валерий устроил допрос. Лина сказала, что это был друг детства, они вспоминали с ним далекие беззаботные времена, поэтому и радовалась. Но невеста его не убедила. И вот чем все это завершилось…

Валерий долго ворочался в кровати, не мог уснуть. А наутро собрал свои вещи и попрощался с Игорем.

– Уеду, прости… – виновато посмотрел на друга.

– Да я понимаю – может, еще помиритесь, – сочувственно покачал тот головой. – Пойдем, я тебя провожу.

В кассе вокзала, как и предполагалось, билетов не было. Поэтому пришлось договариваться с проводницей. Повезло. Пожилая полноватая женщина устроила Валерия в свое купе, и тот комфортно доехал домой.

Он нашел Лину на работе. И все последующие дни до ее отъезда они выясняли отношения.

– Нам не следует жениться, – говорила Лина. – Я это поняла. Мы не будем счастливы вместе.

– Давай попробуем все сначала, не уезжай, – упрашивал.

Но девушка оставалась неумолимой. И однажды Валерий, заглянув на квартиру, которую снимала Лина, увидел только запертую дверь. Соседи сказали, что квартирантка выехала, но адреса никому не оставила. Так он ее потерял.

…Через много лет, когда у него уже подросли внуки, Валерий вдруг стал часто вспоминать Лину. Возможно, потому, что постарел, а пожилые люди живут больше воспоминаниями, чем текущей жизнью. А может, потому, что мир настолько изменился – информационные технологии позволяли найти даже тех, кого не видели десятилетиями. Все эти «твиттеры», «фейсбуки», «в контакте», «одноклассники»… У него было так много друзей в виртуальных лабиринтах!

Он даже не сразу догадался поискать ее в социальных сетях. Но как-то додумался и нашел в «Одноклассниках». Она не сменила фамилию и жила в Ижевске. Когда-то этот город был закрытым, поэтому в молодости он и не мог найти ее через всесоюзную справку.

В тех краях работал также знаменитый Калашников, который изобрел свой всемирно известный автомат. Он недавно умер и о нем много говорили по телевидению и писали в Интернете.

Поэтому так совпало, что Ижевск дважды подряд завладел сознанием Валерия – из-за Калашникова и из-за Лины, и мужчина очень этому удивлялся. Возможно, подсознание так устроено, что он и Лину вспомнил в связи с этим Ижевском. Такая цепочка выстроилась: Калашников – Ижевск – Лина. Странно.

Вообще, в жизни часто все случается попарно, или даже более кучно. Вот недавно Валерий с семьей летел отдохнуть в Абу-Даби. Было пять часов утра. Занимали очередь на таможенный контроль, проходя мимо входа для VIP-персон. И он вспомнил, что в банке ему предлагали карточку, которая могла позволить им тоже пройти здесь. Он даже озвучил это своим. И в ту же секунду зазвонил его телефон. Он не поверил собственным ушам, ведь звонила та самая сотрудница банка, о которой он только что вспомнил.

– Что-то случилось? Вы мне позвонили… – проговорил сонный голос.

– О, ради бога, простите! Это, наверно, карманный звонок…

Дальше было еще интереснее. Тот сотрудник аэропорта, который пропускал пассажиров к VIP-входу, вдруг снял предохранительную ленту и пригласил их:

– Проходите, пожалуйста, сюда, тут уже нет очереди…

Последний визит Лины в «Одноклассники» был осенью прошлого года. На фото она склонилась над столом, где россыпью лежало, наверное, ведра два брусники. Женщина смотрела на красное покрывало из лесных ягод и улыбалась. И Валерий представил, как она ходила там по зарослям брусники, собирала ягодку за ягодкой…

Лина на фото, конечно, была уже не такой, как раньше, – лицо ее стало более широким, немного обрюзгшим и каким-то совсем чужим. Но потом он пересмотрел другие снимки, в анфас и в профиль, и черты ее лица вновь проявились, знакомые и до боли родные. На одной из фотографий ее обнимал рослый мужчина с родинкой на лбу, и было заметно, что он имеет полное право это делать. Валерий ревниво разглядывал его и сравнивал с собой.

Он пересмотрел также страницы ее детей и понял, что дочка слишком взрослая, чтобы быть ей родной, да и фамилию носила другую – наверное, отцовскую. То есть того мужчины, который властно обнимал Лину. Сын же был похож на нее и имел уже собственных детей.

Итак, жизнь продвинулась далеко вперед. И что теперь делать? Написать ей или нет? Она все равно увидит, что он был на ее странице. И Валерий, взвешивая слова, чтобы не рассердить ее мужа и не принести Лине неприятности, написал только: «Привет от Зеленого Крокодила…» Ведь он часто напевал ей песенку про сон, в котором тот крокодил был «зеленый-презеленый, как моя тоска…»

Лина не ответила. Валерий время от времени заходил на ее страничку, но она там не появлялась. Последний визит так и значился октябрем прошлого года. Валерий хотел поздравить ее с днем рождения одиннадцатого ноября, потом с Новым годом, но как-то не решался. Холодом веяло от тех ее непосещений своей страницы. А может, это был смертельный холод?

Сила энтропии

Вчера мы с мужем ездили на дачу. Взяли трехлитровый желтый бидончик, чтобы собрать раннюю вишню. Еще сквозь прутья металлических ворот увидели, что она, скорее всего, осыпалась или кто-то оборвал ее раньше нас. На веточках лишь кое-где сиротливо висели одинокие вишенки.

Но что нас поразило больше всего – так это бурьян, поднявшийся выше пояса и заслонивший все: дорожек не было видно, дикая ромашка и газонная трава пробились даже сквозь плитку и асфальт.

Мы отворили ворота и вошли. Мой муж-физик сразу же вспомнил второй закон термодинамики о необратимом усилении хаоса в замкнутой системе, которая не подпитывается внешней энергией. Наша дача уже давно не ощущала опеки и энергии трудолюбивых рук – она существовала сама по себе.

По отмостке вокруг домика, сквозь которую тоже пробивался бурьян, мы пробрались в глубь сада. Среди изобилия зелени одиноким грустным черно-рыжим скелетом виднелась яблоня-антоновка.

Когда мама умерла, засохла и эта яблоня, и любимая мамина калина, что росла рядом с ней. Это было немного странно и мистично. Впрочем, калина позже пустила побеги и отросла диким кустом. Яблоня же словно до сих пор вместе с нами оплакивала маму – своими толстыми мертвыми ветвями она напоминала огромный крест.

Мимо сарайчика для тяпок лопат и нехитрого дачного инструмента я прошла к бане-сауне под огромным орехом и свернула налево. Путь мне преградил небольшой орех. Еще один вырос неподалеку – среди кустов розы-ругозы.

Газонная трава вымахала по колено и уже колосилась, а в ней очень густо и высоко росли пестрые цветы: дикие и садовые. Бело-желто-розовые заросли скрывали под собой все, ступить было некуда. Площадка посреди двора, вымощенная серой тротуарной плиткой, полностью исчезла под ними.

Особенно меня удивил дикий виноград. Он уже обвил поручни и козырек над входом в дом, но продолжал завоевывать территорию: прополз на террасу, примыкавшую слева к основной постройке, перелез через кирпичную ограду с широкими, словно окна, нишами, перескочил через деревянные лавки – и двинулся по кафельному полу к противоположной стене.

На террасе почти ничего не было – стояли только зеленые металлические качели и прислонился к стене сложенный теннисный стол, тоже зеленого цвета. Их затащили сюда, чтобы уберечь от непогоды и воров. Разбавлял эту плотную зелень только белый круглый пластиковый столик.

Глядя на неистовый триумф растений, пытавшихся захватить все вокруг, я ощутила себя сталкером где-то в далеком – забытом Богом – месте. Почему-то в голову пришла мысль о Чернобыльской зоне…

Посмотрела направо: беседка, позеленевшая от старости, сплошь заросла розами, дейцией и еще неизвестно чем. Я пробралась к ней, припоминая, что было посажено рядом. Наступила на можжевельник, стелившийся между сорняками, старалась не топтать голубоватые и желтоватые чешуйки.

Между колючими плетьми роз протиснулась к забору из сетки-рабицы. Высунувшись из наших бурьянов, осмотрела соседский участок, который к этому времени очень изменился. Раньше, когда наша дача была ухоженной, с ровнехоньким бархатным газончиком, аккуратными клумбами из роз, лилий, колокольчиков и мыльнянки – там было так, как сейчас у нас.

Мы тогда очень возмущались, пропалывая наши цветы: сныть и крапива так и лезли к нам сквозь сетку забора, а порывы ветра засевали наш газон семенами дикой ромашки, кашки, пастушьей сумки и других луговых растений, щедро покрывавших соседскую территорию. Сейчас все было наоборот, и соседи недоброжелательно и осуждающе смотрели на наш заброшенный надел.

Вырвавшись из колючих дебрей и нащупывая под ногами дорожку, я шагнула вперед и чуть не упала, позабыв о небольшой ступеньке, выравнивавшей перепад грунта. Ухватившись за жасминовый куст, восстановила равновесие и двинулась дальше.

Почти полностью обойдя дом, добралась к металлическому двадцатиметровому забору, что отделял нашу дачу от улицы и чернел облупившейся, местами ржавой краской, пугая единичных прохожих. К калитке нельзя было подступиться. Я посмотрела на врезной замок и подумала, что ключ искать бессмысленно.

Перед калиткой, загромождая проход к ней, переплелись ветвями кизил и ель. Запрокинув голову, я попыталась увидеть верхушку этой величавой красавицы. Ого, какая вымахала! Когда мы только купили дачу, елочка была маленькой и пушистой – настоящим соблазном для воришек под Новый год. Сейчас же она огромными темными лапами заграждала путь и затеняла все, что росло рядом.

Розы переродились в шиповник, а японская сакура – с утолщенным стволом и тоненькими веточками – совсем зачахла. Черешня пыталась вырваться на простор поверх крыши, но все напрасно: ее желтоватые плоды гнили в тени, не успевая созреть, ведь солнце сюда почти не заглядывало.

Повернув назад, я осмотрела крыльцо. Плитка на нем потрескалась и местами осыпалась. Хоть она и была морозостойкой, но не устояла перед безразличием хозяев, демонстрируя своим видом, что дачей они полностью пренебрегли.

Сюда уже, наверное, и соседские коты не забегали. А раньше перед крыльцом стояло блюдечко с сухим кормом или молочком, и рыжие, черные, серо-белые пушистые гости частенько лакомились, настороженно оглядываясь на хозяев.

Поднявшись по ступенькам облупившегося крыльца и открыв ключом входную зеленую дверь, мы попали внутрь. Сразу же в нос ударил спертый кисловатый дух – помещение давно не проветривалось. Если забрать отсюда мебель и другие вещи, то их придется несколько недель продержать на свежем воздухе, чтобы исчез этот запах. На полу лежали коврики, на стенах висели картинки в маленьких рамочках, желтые полупрозрачные мамины занавески на окнах оживляли интерьер и выхватывали из памяти дни, когда мама еще была жива.

Я словно увидела: вот она лежит на цветастом шезлонге под старой яблоней, наблюдая, как солнечные зайчики пробиваются сквозь листья, как порхают птички над головами тех, кто рядом играет в пинг-понг. Звуки теннисного мячика, по которому ударяли ракетками, возможно, немного отвлекали ее от спокойного созерцания этой идиллической картины и не давали вздремнуть, но она не жаловалась.

Родители любили ездить с нами на дачу. Да и смысл наших поездок, кажется, был именно в том, чтобы вывезти их сюда из каменного душного города – дать возможность насладиться природой.

После того, как умерли сначала моя мама, а затем и свекровь, мы все реже ездили на дачу. Папе тут было одиноко и горько. Он сидел на садовых качелях, словно отрезанный палец, и грустил. Просился на могилку к маме.

Я вздохнула и, вернувшись в маленькую прихожую, посмотрела вверх, в прорезь на потолке. Крутая лестница под стеной вела на чердак, который мы с любовью облагородили, превратив с помощью деревянной вагонки в жилую мансарду.

Поднявшись по коричневым ступенькам, я обвела взглядом это уютное помещение с двумя пластиковыми окошками на торцах и расстеленными матрасами на полу, где горками лежали одеяла и подушки. Мы с мужем любили спать здесь, а родители обычно ночевали внизу. Под цвет вагонки были подобраны и две стоячие вешалки, и тумбочка на колесиках, и даже деревянные розы в вазе из лозы. Розы с вазой тоже нужно будет забрать. И вешалки, и тумбочку.

Спустившись вниз, я увидела под лестницей свои совсем новые голубенькие тапочки с пушистыми помпончиками. Положила их в найденную тут же немного разорванную сбоку полотняную котомку. Решила также забрать вьетнамскую остроконечную соломенную шляпку, хорошо защищающую от солнца. Постояв в маленьком коридорчике и не увидев больше ничего полезного, отправилась во двор.

Захотелось еще раз обойти наши владения, высматривая то, что нужно будет выкопать и посадить в саду на усадьбе, где мы жили уже два года.

Пунктирная дорожка из больших плоских песчаников, ведущая к крану в распределительной трубе с водой, сейчас пряталась под двумя елями, раздавшимися вширь. Они были еще старше и выше, чем та, растущая у калитки.

Остановившись под деревьями, хмуро возвышавшимися над шестью дачными сотками, я пережила острое ощущение утраты – как будто здесь чего-то недоставало. Все, что росло вокруг, создавало совсем иную – не похожую на прежнюю – картину. Растения сгустились, и глубокие тени под ними делали это место неузнаваемым. Я напрягла память и вспомнила: под елками нет качелей, а между двух яблонь – привязанного к их толстым ветвям гамака. Но главное, здесь не хватало нас, а больше всего – мамы…

Подавив мелкими глотками спазм в горле, я прошла к бане, где в глубокой тени от груш и яблонь росла несчастная туя. Ее ветви сильно поредели и приобрели очень темный неестественный оттенок. Подушкообразная же ель и вовсе утонула в ирисах, ромашках и каких-то неузнаваемых многолетниках. Невдалике раскидисто кустился древовидный пион, а рядом с ним красовалась огромной розовой шапкой спирея. Вряд ли их можно безболезненно пересадить.

Еще некоторое время мы с мужем бродили по этим зарослям, ощущая все могущество возрастания энтропии – хаотического рассеивания энергии – и понимая, что вскоре нужно будет приехать сюда, прихватив косу и электропилу.

Со щемящим ностальгическим чувством отправились домой. Проезжая плотину, отделявшую наш дачный садовый кооператив «Троянда» от большого красивого озера – здесь водилось много рыбы, а само оно казалось словно обвитым лентой из хвойного леса с вкраплениями ив и берез, я ощутила острое сожаление оттого, что дачу мы решили продать и что прежней жизни не вернуть. Сквозь печаль, разливавшуюся в моей душе, в теле и, казалось, проникавшую в окружающее пространство, я вдруг вспомнила, что наш нынешний дом стоит на улице Трояндовой.