Люди крыш. Пройти по краю

Знакомишься с кем-нибудь и видишь симпатичную дверцу с медным номерком в завитушках. Толкнешь, а за ней крошечная комната три на два. Поговорил с человеком пять минут и чувствуешь, как тесно в его обществе, как скучно среди полочек с цветочными горшками и плюшевых медведей. А бывает наоборот – откроешь обшарпанную дверь, а там вселенная: кометы, планеты, млечный путь… Но таких мало. Обычно за дверью либо коридор – узкий и длинный, либо стена. Сколько в нее не стучи – ничего кроме глухой кирпичной кладки не увидишь.

"Лучше быть дураком и вмешаться, чем остаться в стороне и оказаться сволочью"

Для тех, кто не спит всю ночь, утро добрым не бывает.

- Мы не умерли! - поспешила успокоить Женька. - Просто грибы пригласили нас в гости.

- На грибной суп? - подал Тимофей охрипший голос.

- Нахал! - зашипело все вокруг, и синие огоньки сердито забегали по голубым ниточкам.

Нет некрасивых женщин, есть - ленивые.

Море, море, море! Большой зверь с пенными лапами. Перевернутое небо, упавшее на землю.

Охранники проводили их взглядом, почтительно встав в шеренгу вдоль стены. Грубые физиономии расплылись в счастливых улыбках, которые возникают только при виде ну очень большого начальства. Такого большого, что его нет смысла бояться – оно никогда не снизойдет до того, чтобы испортить жизнь маленьким человечкам. Его можно только обожать. Искренне и беззаветно.

Женька всегда подозревала, что эту породу вывели, скрещивая толстых зайцев с не менее толстыми свиньями. Поэтому от друга человека в ней осталась разве что способность любить. По-собачьи, преданно. Все остальное – упитанная тушка, уши торчком и неуемный аппетит – было унаследовано от настоящих предков.(о французских бульдогах)

Казалось, она была выше недель и дней,

Гуляла по крышам и видела, что над ней,

И небу кромешному глядя в беззубый рот,

Она понимала, конечно, что это пройдет.

Она не умела не лезть не в свои дела,

Она понимала, что лесть не всегда бела,

Ей было, по сути, плевать, что подумают все,

А город под ней был в мазуте, а город был сер.

Там кто-то пьет чай на шестом этаже,

Там кто-то лелеет отчаяние в душе,

Там кто-то не верит в бессилие красоты,

Там где-то под небом, наверно, живешь и ты.

Когда открывался луны беспощадный глаз,

Она признавала, что крылья, увы, не для нас,

Но, пыльного города сны унося в кровать,

Ей снова хотелось летать, так хотелось летать.

И веки смыкая, и ввысь отпуская сны,

Где нет ни печали, ни радости, ни весны,

Она пролетала над бедами и травой,

А город под ней был неведомый и живой.

...однажды созданное никуда не исчезает. Оно продолжает жить в памяти.