– Меня отправили в Анедрвуд, потому что все тесты показывали, что я готова. Что я способна сама справиться. Наставники считают, что я готова выйти в мир уже года два, а отказываюсь, потому что привыкла цепляться за посторонний контроль и боюсь нести ответственность за себя сама. По их мнению, последний срыв был исключительно подсознательной попыткой подольше задержаться в безопасном убежище, где я останусь одна и меня никто не будет трогать… Во-о-от, – протянула я и застенчиво царапнула пуговицу на расстегнутой куртке Ричи. – Словом, на очередном семейном совете родители и тетушки с дядюшками подумали и явили мне свою общую волю – хватит, дорогая дочь, потворствовать своим страхам, пора взглянуть им в глаза! Ну и…
– И выперли пинком под попу – смотреть страхам в глаза? – иронично уточнил Ричи, – Ну и как тебе?
Я не понимающе подняла голову, и он пояснил:
– Как тебе страховы глаза?
– Извини, Ричи, но ты на мои страхи не тянешь и близко! – надменно фыркнула я, чувствуя, как заливаюсь краской по самые волосы.
А потом, словно меня вдруг прорвало, я взяла и рассказала ему – постороннему человеку, абсолютно мне чужому, про псов. Про то, как тогда, в двенадцать лет, меня вдруг посетил этот образ. Дядя Кирстен болел, а я лежала в своей комнате, сжавшись в комочек, ненавидела себя, пыталась разобраться, что они такое – мои эмоции, и случайно придумала псов. О том, как я боюсь, что однажды они пожрут меня, и тогда произойдет страшное – я стану ими, а сама перестану быть.
Про то, какая я проблемная, и как ему, Ричи, совершенно не за что меня опекать – а он опекает, я вижу, только раньше он не знал, что я бракованная, а теперь знает, и имеет полное право прекратить оказывать мне поддержку – в конце концов, это стыдно, если человек в восемнадцать лет не владеет собой, в конце концов, я маг, я обязана и должна, а я… Сколько не держи лицо, не прикидывайся гордой – а себя не обманешь!
Я говорила и говорила, и не могла замолчать – и чувствовала, что выговариваюсь. Выговариваюсь впервые в жизни – не профессиональному психологу, не члену семьи, не тьютору. И где-то внутри меня отпускает, как будто понемногу ослабляется взведенная до предела пружина, и я даже не боюсь, что он сочтет меня сумасшедшей: ну сочтет и сочтет, утешал же он буйную истеричку, не отвернется и от сумасшедшей!
Я только от души надеялась, что если мы выберемся («когда», «когда», а не «если»!) он не обернет мои слова против меня. Не пустит мое доверие по ветру. Эта мысль коснулась меня краешком, и я рассмотрела ее и отвернулась.
Нет. Не предаст и не опозорит.
И только когда поток слов иссяк, я спохватилась, что вывалила на Ричи все свои проблемы, в добавок к тем, что у нас сейчас и без того есть – а Феррерсу, наверное, так же, как и мне, страшно, он так же устал и замерз, и бесконечное нытье спутницы по несчастью не добавляет ему оптимизма.
– Извини, – тут же смущенно пробормотала я, пряча лицо у него на груди под прикрытием необходимости греться. – Я, видимо, перенервничала… ты не обязан что-либо говорить или еще что…
Несмотря на то, что в объятиях однокурсника было вполне уютно, ногам все равно было холодно и мокро. Как будто даже еще холоднее. И мокрее. Я глянула вниз, чтобы попробовать пристроить их повыше, и остолбенела.
Вода, которая до этого плескалась в паре сантиметров от моих ботинок, поднялась настолько, что вот-вот готова была их залить…
Ричард
Дела обстояли паршиво.
Если сначала я поддерживал беседу, чтобы отвлечь Ильзу от ужаса ситуации, в которой мы оказались, то потом – чтобы как можно сильнее отсрочить момент понимания ею того, что это еще был не ужас.
Вода прибывала. Я понял это, когда она ни с того ни с сего вдруг полилась мне в ботинки, но усилием воли удержал при себе и это открытие, и осознание того, что «нас найдут» теперь уже не является равнозначным спасению. Найти-то найдут… вопрос – живыми ли?
Мозг лихорадочно соображал. Я слушал. И думал. И слушал. И снова думал.
Под лопаткой зудело.
Там был надежно вживлен в тело артефакт – фишка Феррерсов, семейная страховка на случай полной задницы. Одноразовый, но такой силы, такой древней невероятной мощи, что я был уверен – он вытащит меня даже сквозь толщу магиегасящего камня. Просто есть еще в этом мире силы, перед которыми не устоит ничто.
Я мог запустить его сам, мог дождаться, пока тело окоченеет настолько, что начнет впадать в мертвый сон. Мог дождаться, пока начну захлебываться ледяной водой. Подыхать от голода, от кровопотери, от чего угодно. В случае угрозы непосредственной немгновенной смерти, артефакт сработает без указаний. И перенесет меня в телепортационный зал родового особняка.
И жить бы да радоваться.
Вот только я здесь не один. И скорее сдохну, чем брошу Ильзу.
Я слушал. И думал. И чувствовал, как медленно, но неотвратимо прибывает вода. И снова думал.
А потом Ильза, жарко рассказывающая мне о своих псах, – я слушал ее и слышал, сознание будто раздвоилось, слишком важным было то, что она мне открылась – вдруг напряглась, дернулась, машинально попыталась подтянуть к себе ноги, и стало очевидно, что делать вид, будто ничего не происходит, теперь не имеет смысла.
– Ричи, – задушено пискнула она. – Вода!
Она сжалась в комок, вцепилась в меня, будто хотела инстинктивно забраться повыше. Я еще сильнее обхватил ее, чувствуя, как внутри разгорается такой редкий, но такой яркий комок бессильной злобы.
– Да. Вижу, – голос мой, тем не менее, звучал весомо и спокойно. По крайней мере, мне очень хотелось, чтобы он так звучал.
Ильза вскинула голову. Широко распахнутые, просто огромные сейчас глаза на побледневшем лице.
Предки! Если бы я только мог взять ее с собой!
Но на зале стоит защита, без специального дозволения изнутри, туда невозможно попасть тем, кто не входит в род. Любого попутчика в лучшем случае отрежет и выкинет обратно, а в худшем – просто размажет о защиту, как мошку о лобовое стекло машины.
В голове внезапно стало пусто. Совсем. В ней засияла неоновой лампочкой одна-единственная мысль, которую я, не раздумывая долго, и озвучил, крайне довольный собой и своей сообразительностью:
– Выходи за меня замуж!
Ильза
Чего-о-о-о-о?!
Я не знаю, можно ли было сказать что-то более эффективное, чтобы вышибить из меня весь страх, ужас и нарастающую панику и оставить только безграничное изумление. По крайней мере, если кто-то поставил бы перед Ричи подобную задачу, однокурсник с ней справился бы на все сто!
Феррерс сиял в полумраке белозубой улыбкой и выглядел крайне самодовольным. Какие-то звуки мне сходу на такое заявление выдать не удалось, поэтому я только заломила брови – это где столько наглости в одни руки выдают? Еще выпустила из рук чужой свитер, с которым успела сродниться, и даже чуток отодвинулась.
– Нет, ты не так поняла, – сообщил мне Феррерс, не позволяя полностью с него сползти.
– Я вообще не поняла!
– У меня – во мне – есть артефакт, который может вытащить нас отсюда. Вернее, он может вытащить меня и любого члена рода. Ты таковым не являешься. Но!
Сумасшедшее предложение обрело некий смысл. Слегка окрасившись, правда, иррациональной обидой – вот так вот, впервые замуж зовут, а вместо пылкой любви сплошной практический расчет. Впрочем, мне такой по статусу вполне полагается…
Родовые маги после гражданской брачной церемонии почти всегда проводили еще и магическую. Родовая магия печати в паспорте не распознавала, ей для принятия нового члена нужно было кое-что посущественнее. Обряд старый, варварский довольно, но аналога ему пока не придумали.
Вот только не могу же я – я! – связать себя подобным обрядом с первым встречным! Ладно, не с первым. И ладно, этому встречному я доверилась сильнее, чем кому-либо за всю свою жизнь, и да он кажется мне красивым, сильным, умным и вообще самым замечательным на свете, и да. Да, я влюбилась впервые в жизни, но… но…
У меня не пойми с чего затряслись губы.
– Ильза, не бойся, – Ричи вдруг снова обхватил мое лицо ладонями, приближаясь. – Этот обряд легко обратим, если не… не… – он замялся, я уже хотела фыркнуть, что знаю, чего «не», но парень-таки подобрал дипломатичные слова: – не довести его до конца. Для нашей цели будет достаточно и первичного ритуала, я уверен, защита тебя признает. А потом мы вернем все, как было.
А я, может, не захочу, «как было»? – печалилась во мне влюбленная дурочка.
А я, может, вообще подобным образом замуж не хочу! – возмущалась девица из рода Ар-Бравлингов.
Дамы, угомонитесь, хватайте его скорее, пока не передума-а-а-ал, – плакала перепуганная девочка, которой сегодня и без того досталось.
Я зажмурилась, призывая внезапную шизофрению к порядку, глубоко вдохнула. Медленно выдохнула.
Успокоились. В конце концов, тут вот-вот то ли тоннами камня раздавит, то ли утопит, а я замуж не сходила… нехорошо.
– Ладно, – произнесла я, стараясь, чтобы голос не дрожал, а звучал ровно, спокойно и взвешенно. – Я согласна.
Сказала и залилась краской – густой, краснющей, но, есть надежда, не настолько пылающей в темноте грота.
Ричи кивнул, глядя на меня со странным выражением в глазах.
– Встань, пожалуйста.
Вода, булькнув, щедро залила обувь. Меня затрясло – ее уровень доходил уже до колен и, кажется, теперь она прибывала еще стремительнее. Возможно, поток, расширил себе проход. Теперь, главное, чтобы не снес его к чертям прежде, чем Феррерс вытащит нас отсюда.
Он ведь вытащит. У него получится.
Сам Ричард, тем временем, что-то пытался разглядеть под глянцевой темной гладью. Наклонился, почти ныряя, и выпрямился с острым обломком камня в руках. Повернулся в мою сторону.
– Ты знаешь, как?..
Я кивнула. Феррерс приподнял брови в удивлении, и я поняла, что теперь-то, после всего мной сказанного, да еще и с этим маленьким откровением, он точно что-то поймет. Но сейчас это меньше всего имело значения.
Снова пристроив фонарик на высоком камне, Ричи с нажимом провел осколком по своей ладони, прочерчивая красную полосу. После чего, протянул камень мне.
Мои руки дрожали. И в первый раз я просто впустую чиркнула по руке, не оставив и царапины. Закусила губу, снова прижала холодный острый кончик к коже, зажмурилась. Было не особенно больно – будто кошка царапнула – просто немного странно от того, что я сама себе нанесла рану. И еще более странно – если подумать для чего.
Ричи протянул руку, и я вложила в нее свою окровавленную ладонь, крепко обхватив большой палец, чтобы царапины плотно соприкасались.
Он заговорил первым, негромко, но как-то торжественно, и я подхватила:
– Солнце и луна, вода и огонь, земля и воздух, и прочие силы, подвластные по земле ходящим, скрепите союз сей доброй волей и кровью от крови…
Мне вдруг мельком подумалось, что в этом все же что-то есть… В древних словах, звучащих в унисон, отражающихся от стен, в отблесках фонарика, пляшущих на камнях, и даже в угрозе жизни…
А еще – в глазах напротив, бездонных и спокойных. Я произносила слова древней брачной клятвы и чувствовала, как полыхают мои щеки, от одной только мысли, что это ведь не шутка – и я вручаю себя – ему. Сама, «доброй волей». Вот так легко, без ухаживаний и трепетных свиданий под луной, из необходимости и «понарошку». Ведь действительно, пока такой брак не консумирован, его легко можно разорвать.
Но что-то во мне этой мысли упорно противилось. Все это «понарошку» казалось слишком настоящим.
Произнеся последние слова общей клятвы, Ричи разорвал рукопожатие, провел большим пальцем по ладони, перемазанной в нашей крови, а потом, помедлив мгновение, коснулся им моих губ. И от этого короткого прикосновения меня бросило в жар.
– Принимаю тебя в свой род, дитя солнца и луны, воды и огня, земли и воздуха, чтобы разделить с тобой жизнь, и силу, и наследие предков.
Я повторила его жест, и тоже коснулась пальцем губ Ричарда, ставя на них свою маленькую кровавую печать.
– Отдаю себя тебе, дитя солнца и луны, воды и огня, земли и воздуха, чтобы разделить с тобой жизнь, и силу, и наследие предков.
Дыхание застыло где-то в горле.
Все. Я на самом деле это сделала. Мы на самом деле это сделали.
Ричи шагнул вперед, обхватил меня одной рукой за талию, крепко прижав к себе, другой за затылок – и накрыл мои губы своими.
Ноги подкосились, мир поплыл, я вцепилась мертвой хваткой в его свитер, жадно отвечая на этот поцелуй, и мне казалось, что нас кружит в смерче, не разделяя, но еще сильнее вдавливая друг в друга. А я не могла думать ни о чем больше, только о том, как мне хорошо, горячо и упоительно сладко.
А потом полыхнула яркая вспышка, и мы рухнули на камень, стукнувшись лбами и носами.
Вернее, на камень упал Ричи, а я шлепнулась на него сверху.
Вскинула голову, потирая пострадавший нос, и с ликованием обозрела исписанные рунами стены и портальный рисунок на полу.
– Получилось… – прошептал Ричи.
Я подняла руку, зажигая в ладони такое родное, такое уютное пламя, стиснула кулак, пустив искристые рыжие брызги, а потом…
А потом ухватила Феррерса за воротник куртки и, не до конца понимая, что и зачем делаю, поцеловала.
Острое, огненное, ликующее счастье заполнило темное, тесноватое помещение. Счастье БЫТЬ. Жить. Счастье, что я – мы! – есть!
И опешивший в первое мгновение Ричи откинулся на плиты пола, расчерченные символами перехода, широкие ладони ухватили меня за талию – Феррерс рывком прижал меня к себе, и я выпустила воротник и запустила руки в светлые непослушные жесткие волосы.
Поцелуи, такие же горячие, как затопившее нас счастье, плавили тело.
Впервые в жизни я целовала кого-то сама и вовсе не собиралась останавливаться.
Руки мужа – моего мужа! – оказались под одеждой, под мешающей курткой и тонким свитером. Они гладили, трогали, и кожа отзывалась жаром на прикосновения, и мне было мало, мало – мало-мало-мало!
Зарычав, я вывернулась из куртки, снова вернулась к прерванному занятию. К оставленным рукам и губам.
И в какой-то момент я вдруг оказалась снизу, и вес тяжелого рослого парня показался мне благословенным, лучшим ощущением, которое я когда-либо переживала – а он опирался ну руки, наверное, боялся, что мне будет тяжело, и от этой нелепой мысли мне стало смешно. Я оплела руками его шею и плечи, целовала его вперемешку со смехом, а веселье, свобода и счастье смешивались во мне, и этого всего было слишком много, чтобы удержаться внутри, они выплескивались наружу и раскрашивали яркими красками мир…
Я хотела, я чувствовала, я знала – я никому не позволю расторгнуть этот брак.
Аннулировать? Отменить?!
Мое счастье и разноцветный мир – отменить?!
Вы что, смеетесь? Как будто, я могла бы согласиться!
Ну, разве что Ричи решит. Но его я чувствовала, как саму себя – я была в нем как в самой себе уверенна.
– Ильза! Ильза, послушай! Я должен тебе сказать…
Я прыснула – ну нашел же время, чтобы говорить!
Что тут говорить?
Я потянулась к его губам и коснулась его легким-легким поцелуем. Погладила его по щеке, с удивлением и радостью узнавая, какая она под моей ладонью…
Ричи перехватил ее, прижал к своим губам, и от короткого жгучего поцелуя-укуса по моим венам побежал ток.
У него были сумасшедшие глаза – лихорадочные, отчаянные, счастливые.
– Ильза, я люблю тебя. Выходи за меня замуж?
Я кивнула и потянулась обнять его – чтобы прекратить неуместные разговоры и перейти, собственно, к тому, ради чего всё затевалось – к замужу.
– Нет, подожди, не спеши, – пробормотал он, снова перехватывая мою руку и покрывая ее поцелуями – в том месте, где остался порез от камня из пещеры.
– Подожди, это важно, подожди! – голос был прерывистым и сбивчивым, и я чувствовала, как неистово колотится сердце в его груди – совсем рядом с моим.
И, наверное, ему действительно было важно что-то мне сказать, хотя самое важное я уже услышала, и не представляла, что еще может быть важно, но Ричи считал по-другому, и потому я остановилась, перестала обдирать с него куртку.
– Наши дети не будут магами – их запечатают сразу после рождения, чтобы не погибли сами и не причинили вреда другим. А может, у нас вообще не получится их родить – такое часто бывает, из-за проблем у родителей происходит магический конфликт, и все в этом роде…
Да знаю я, какие сложности бывают у таких проблемных, как мы! Откинувшись на гладкие плиты пола, я неожиданно для себя самой рассмеялась:
– Я, может, вообще детей не захочу! Подумай об этом, Феррерс – ты согласен на жену, которой, может быть, дети не нужны?
– Это ты сейчас так говоришь, – недоверчиво проворчал Ричи. – А через десять-двадцать лет – р-р-раз, и захочешь, и пойдешь искать нового мужа…
Я снова засмеялась:
– Глупости! Через десять-двадцать лет я буду старая, зачем мне в таком возрасте искать нового мужа?
Выражение лица у Ричи стало… Сложным.
Я прыснула и куснула его за шею. Ну а чего он?! И шея как раз соблазнительно маячила у меня перед носом…
По телу, прижавшему меня к полу, пробежала дрожь.
Во взгляде пропали последние признаки разума.
Крепко зажмурившись, Ричи взял себя в руки – и я невольно восхитилась: вот какой у меня муж! Ну с чем, с чем мы можем не справиться?!
– И наследником я не буду. Ты согласна? Ты согласна выйти за меня замуж? Не за будущего лорда Феррерса, а… за меня?
И торопливо добавил:
– Я смогу тебя содержать, и родители не оставят меня без поддержки, я знаю, просто у них есть обязательства перед родом, и их придется выполнить Мэнди. А у тебя буду только я
– Вот и отлично, – легкомысленно отозвалась я. – У твоих родителей есть Мэнди, у моих – волейбольная команда на семь персон, так что не о чем беспокоиться!
Я на секунду задумалась и добавила:
– А если ты захочешь детей – лет через десять мы их заведем. Или через двадцать.
И потянула его за свитер на себя.
И он потянулся за мной, и то, что было дальше, напоминало шквальный ветер, шторм. И тело Ричи прижималось ко мне везде – и я выгибалась, чтобы чувствовать его еще острее. И ощущать его возбуждение сквозь одежду. И торопить его – быстрее, быстрее!
Мир перевернулся, и я оказалась на полу, прижатая к рунам портального зала тяжелым телом. Ричи впился в мои губы – напористо, почти грубо, но мне нравилось, мне все нравилось, ведь я так долго этого ждала. И я отвечала ему так же жадно, так же яростно. Я вцепилась в него, я буквально сдирала с него одежду – куртку, свитер, рубашку…
Последнюю он стянул сам, не расстегивая даже, через голову и замер на мгновение возвышаясь надо мной, распростертой под ним на камнях. Он, кажется, любовался.
И я.
Я глазела с восхищением и восторгом на сухощавое тело – тяжелое, жесткое, горячее, гладкое, и от одной только мысли, что я сейчас смогу к нему прикоснуться, прижаться, поцеловать, между ног стало горячо и низ живота сладко сжался.
Прозвучавшее над головой короткое, но крайне емкое и настолько же нецензурное ругательство стало неожиданностью. Ричи вдруг подскочил, рывком дернул меня, ставя на ноги, одернул задравшийся до подбородка свитерок, потянулся за собственной рубашкой и…
Это было все, что он успел, потому что в следующий миг дверь с грохотом распахнулась, и в зал ворвалась… толпа.