Free

Ангел, потерявший крылья

Text
Mark as finished
Font:Smaller АаLarger Aa

– А как же мои родители, мои планы? Вы не берёте их в расчёт?

– А ты встречала психически больного человека одержимого местью? Поверь мне на слово – это хуже чем бандит в подворотне. От того знаешь чего ожидать, а этот может отомстить физически, а может сделать тебя своим соседом по палате. Мать Павла так меня и изводила, – Лесников поднялся со стула, отодвинул его в сторону. – Передай отцу, я оплатил твоё пребывание в больнице. Я видел его, но не рискнул подойти. В его глазах я тоже виноват. Прости меня ради Бога. Поправляйся. В пакете витамины.

Лесников вышел, а Вика позвонила отцу, передав, что лечение оплачено, убрала пакет в тумбочку и закрыла глаза, вспоминая разговор с Олегом, который состоялся по дороге в ресторан вчера.

– Вика, послушай, что я тебе скажу: Павел не тот, каким хочет казаться. Ты можешь мне не верить, но выслушать меня должна. Ты помнишь наш разговор после знакомства с Павлом? Я кое-что узнал, сопоставил. Складывается впечатление, что он не совсем здоров. В порыве гнева, он не контролирует себя, особенно, если в его крови алкоголь.

– Ты хочешь меня напугать? Олег, ты меня ревнуешь?

– Я хочу тебя уберечь. Вика, если он заговорил о браке, тебе от него не избавиться. Что ты на меня так смотришь? В его дом есть только вход, а из него вынос. У тебя нет влиятельных родственников, и всё может закончиться плачевно. Год назад он избил случайную знакомую, просто за то, что с ним не согласились. Она сумела сбежать, сняла побои и заявила на него в милицию. Скандала избежали, но отец Павла выплатил ей приличную сумму. Я сам отвозил ей деньги, но и подумать не мог, что это плата за побои. Дело прошлое, но я недавно нашёл её и поговорил.

– А ты не боишься, что я расскажу об этом разговоре Павлу?

– Боюсь! Но и молчать не могу. Ты мне не чужой человек. Я тебя уже один раз предал, второго раза я не допущу. Вика, я не питаю к нему ни братской любви, ни ненависти, но в обиду тебя не дам. Ему нужен этот брак, правда, я никак не могу понять зачем. Пожалуйста, будь осторожна.

– Ты нарисовал мне мрачную картину жизни. Что мне делать?

– Не знаю. Я никогда не видел его в гневе и всегда считал нормальным, но, оказывается, он может быть и безумным. Почему он не расскажет тебе о своей проблеме? Почему так торопится с браком? Ты можешь быть уверена в безопасности, если откажешься от предложения? Финал отношений берёшься предсказать? Ты можешь выйти замуж, но будь внимательна и не позволяй ему пить. А если откажешь – тебе лучше уехать на время, чтобы не нашёл?

– Почему я должна от него бегать?

– Ты не должна, Вика. Это он может поставить тебя в такие условия, что ты сама захочешь сбежать. Подумай об этом.

«Вот как бывает. Я не поверила Олегу или не хотела верить, доверилась Лесникову, ведь Павел не был похож на монстра, каким его представил Родионов, и попала в неприятную историю», – успела подумать она, когда в дверь палаты постучали. Вошла медсестра и сообщила, что пришёл адвокат Лесникова.

– Пошлите его к чёрту. Я не скажу ему ни слова. Всё что я знала, рассказала следователю. Пусть убирается, защитник хренов, – сказала она и заплакала.

Прошли двое суток. Утром к Виктории приходила мама, а после обеда навещал отец. Был с визитом и Олег Родионов, который застал в палате Вики её отца.

– Как ты сегодня себя чувствуешь?

– Лучше. Руки уже не дрожат, а с головой проблемы остаются. Мне кажется, что там нет сотрясения, вернее нет мозгов, а значит, нечему и сотрясаться. Прости, что не поверила тебе, а ты оказался прав.

– Вика, что с настроением? О чём ты думаешь? – Олег взял её за руку.

– Отец Павла, как и ты, советует мне уехать подальше. Даже он не предполагает действий или бездействия сына. Может, мне прислушаться к вашему совету?

– Ты отнесись к нашему предложению серьёзно. Твоё имя будет теперь у многих на устах. Многие знают: он в изоляторе, ты в больнице. Жёлтая пресса копается в грязном белье. Его репутации конец. Как он это воспримет? Какое решение вынесет комиссии, суд? Сколько ему дадут и что? Будешь ходить и оглядываться?

– Олег, спасибо, что пришёл. Я подумаю обо всём серьёзно. Ты теперь останешься без работы?

– Меня оставляют в компании. Найдут что-нибудь и для меня. Поправляйся.

– Вика, у меня же приятель есть в Сибири, отец Саньки. Он сейчас работает главным врачом в городской больнице. Я могу позвонить и узнать.

– Пап, ты позвони Старкову. Я поеду, но не потому, что боюсь Лесникова, а потому, что мне больно на вас смотреть. Павел сказал, что у тебя давняя связь с медсестрой, а ты скажи, что это неправда. Я два дня наблюдаю за вами, а вы оказывается хорошие артисты.

– Нет в наших отношениях с мамой никакой игры. Измена была, а предательства не было. Таня всё знала и знает. Я ей никогда не лгал. Всё началось как-то внезапно. К тому времени мы с Леной проработали вместе год. А на моём Юбилее она призналась мне в своих чувствах и взяла инициативу в свои руки. Вот так и начался роман. Мы чаще встречались на работе. Я стал не просто отцом, а биологическим в пятьдесят один год. Илья родился в марте две тысячи шестого. Мы делали вид, что у нас всё в порядке ради тебя. Лена меня не привязывала ребёнком, ничего не требовала, не стремилась жить вместе, я просто оплачивал им съёмное жильё, помогал материально и иногда навещал. Мальчик рос, я к нему привязался, стал бывать у них. А уйти совсем я не мог, не решался. Видимо, боялся разорвать старые нити, а новые были не так прочны.

– Маму устраивала такая жизнь? Тебе её не жаль? Вы тридцать лет прожили вместе.

– Мама сама приняла решение. Мы с ней друзья и останемся ими, какими бы ни были наши личные жизни. Мы виноваты перед тобой только в одном – скрыли правду. Но это наша жизнь, дочка. Я не знаю, как сложится моя жизнь в новой семье, и сложиться ли вообще, но и оставить их я не могу. Мы решили рассказать тебе обо всём после твоей свадьбы.

– Ты уйдёшь к новой семье, а что будет с мамой?

– У мамы есть друг, но я не знаю, насколько они близки, а Таня планами не делиться. Трудно начинать всё заново после пятидесяти лет, но возможно. Не осуждай нас и подумай о себе.

– Господи, где были мои глаза? Как можно не заметить за два года перемен в семье? Нужно быть слепой и глухой, чтобы этого не видеть.

– Вот видишь, ты уже бунтуешь. Ты помнишь, как приняла известие об усыновлении? А как бы ты приняла новость о нашем разводе? Всего не объяснишь, дочка. Я и сейчас не уверен, нужен ли мне развод с мамой, но откажись от него, я и маме не дам шанса устроить свою жизнь.

– Ты хотел бы вернуть всё назад?

– Это невозможно, Вика. Прошлое не возвращается, а наше настоящее очень призрачно. Я позвоню Старкову и в следующий раз приду с новостями. Пиши заявление на увольнение, я завезу его тебе на работу. Ситуацию они знают. Пока ты здесь – пройдёт неделя, а вторую отработаешь.

«Вот это поворот. Отец с матерью больше двух лет живут вместе, изображая крепкую семью, а я в это слепо верю. Какая же я дура! Все свои большие и маленькие проблемы выкладывала им, а об их проблеме и не догадывалась. Мама может обвинять себя за то, что не родила отцу ребёнка – это понятно. А отец? Я не верю, что он разлюбил маму. Но сделал выбор в пользу сына, пусть и от другой женщины. Он стал отцом, счастливым отцом. Разве это вина? А я сама? Разве мне плохо жилось в приёмной семье? Родители всё делали для того, чтобы у меня было счастливое детство, а я никогда не была прилежным ребёнком, имея взрывной характер. Они меня любят, хотят мне счастья. А я? Разве я не хочу видеть их здоровыми и счастливыми? Почему они не могут быть счастливы если не вместе, то порознь? Они страдают из-за моего спокойствия, а это неправильно. Нужно исправлять ситуацию, принимать решение, становиться взрослой», – думала Вика в ожидании матери.

– Здравствуй, дочка. Я разговаривала с папой и знаю о вашей беседе. Да, заявление твоё подписали, пожелав тебе скорейшего выздоровления. Ты поешь, а поговорим позже или сделаем это наоборот?

– Изложи мне свою правду, мама.

– Хорошо. Папа не скрывал, что станет отцом. Я даже за него порадовалась. Ты пойми, Вика, наш папа однолюб. Их мало, но они есть. Связь прекратилась бы сама собой, если бы не беременность. Поверь мне, я знаю, о чём говорю, прожив с ним тридцать лет. Мы с ним рядом, но не вместе. Между нами нет близости, но нет и ревности. Мы оба понимаем, что обвинять друг друга не в чем, да и глупо. Что дадут взаимные упрёки? Судьба так сложилась. Здесь мы с папой познакомились тридцать лет назад, здесь и разойдёмся. Кто-то умный сказал: «Если любишь – отпусти». У меня появился новый знакомый. Правда, познакомились мы с ним при необычных обстоятельствах. Я встретилась случайно со школьной подругой. Она пригласила меня на свой день рождения. Там я и встретила Потапова – бывшего муж Натальи. Они давно в разводе. Взрослая дочь живёт с отцом, собирается замуж. Я не стремлюсь выйти замуж за Анатолия, хотя он настроен серьёзно. Видишь ли, одно дело, когда тебе целуют руку, совсем другое, стать гораздо ближе. Я к этому не готова. А говорить о своём романе, после пятидесяти, как-то неловко, – говорила Татьяна Ивановна, держа дочь за руку и глядя в глаза. – Мне не хочется, чтобы ты уезжала, но если всё же решишься – наша квартира останется за тобой. У нас с папой есть родительское жильё. Понимаешь, ни у кого нет уверенности, что Павел оставит тебя в покое. Этот случай сильно ударит не только по его самолюбию, но и по репутации. Плевать, что он сам во всём виноват. Будет искать крайнего, начнёт преследовать или мстить. А если это болезнь? Как поведёт себя при встрече душевнобольной человек в следующий раз?

– Если у папы получиться решить вопрос с работой – я поеду. Попробую стать взрослой, поживу самостоятельно, поумнею. Мы с тобой вспомним, как компактно паковать вещи при переезде, – Вика пожала руку матери.

 

– Не преувеличивай. Ты повезёшь только свои вещи. Квартиру можно снять с мебелью и техникой, сейчас с этим проще, а я через месяц тебя навещу и привезу то, что нужно в зиму. Не забыла, что в тех широтах в ноябре уже холодно. Присаживайся удобнее, будешь обедать.

Через пару дней Сергей Павлович пришёл навестить дочь в приподнятом настроении и спросил, присаживаясь рядом:

– Ты не передумала уезжать, дочка?

– У тебя получилось? А как там Санька?

– Миша договорился о работе в роддоме. Есть вакансия ординатора. Санька работает в налоговой, не женился, а Раиса Максимовна работает с мужем и заведует терапией. Санька обещал подобрать до твоего приезда варианты съёмного жилья в районе роддома, а до этого они приютят тебя у себя. Кажется всё.

– Пап, время у меня было на анализ ситуации, и вот что я тебе скажу: живите для себя. Пусть каждый день вам приносит только радость. Ты меня проводишь? У мамы начнётся учебный год.

– Поедем поездом до Москвы, а там самолётом. Сейчас уже не сезон отпусков, билеты можно заранее не заказывать. Выпишут, с работы уволишься и поедем.

– Пап, адвокат Павла приходил.

– Что говорит?

– Много чего говорил, только я плохо слушала и ничего не подписывала. Ему максимально «грозит» лечебница на полгода. Он болен и не первый год. Об этом мне сказал адвокат. Я не буду ждать суда. Я его не боюсь, зная, на что он способен, но и не хочу участвовать в этом цирке. Пусть всё остаётся на совести Фемиды. Мои показания на суде ничего не решат, – открывая тумбочку и доставая из сумки конверт, говорила Вика. – Это деньги. Их принёс отец Лесникова на следующий день, тогда же оплатил моё лечение. Пап, Павел ему пасынок, сын его первой жены.

– Не повезло приёмным родителям.

– Знаешь, мне стыдно признаться, но я сама во всём виновата. Чем больше убеждал меня Олег не связываться с Павлом, тем мне сильнее хотелось отомстить самому Олегу чисто по-женски. Я впервые подумала о том, что заигралась, когда Павел сделал мне предложение. Его желание жениться, я воспринимала как некую блажь и хорошо понимала, что ему нужна не именно я, а просто неглупая девушка с образованием. А вышло, что я полная дура.

– Зря ты так, Вика. Павел умный, образованный, воспитанный. Это не он, а его болезнь виновата. Приступы ярости невозможно контролировать. Он о них может не помнить, а если и помнит, то не может объяснить. Я встречался с Лесниковым. Павел осознавал, что без лечения болезнь будет прогрессировать, и лечился, проводя по два-три месяца в клинике, а сам факт болезни скрывал. Он и в Англию поехал не столько ради учёбы, сколько ради лечения. Там какая-то своя методика. Разве псих до этого дошёл самостоятельно? Если бы ни его срывы с алкоголем, он был бы вполне нормальным. Случай с тобой получил резонанс и его уже не скрыть. Возможно, наше решение о твоём отъезде единственно правильное. Не будь Лесниковы публичными людьми, тебя бы и не заметили, а так твоё имя будет у многих на устах. Раздуть скандал в пароходстве – это малая часть того, что может быть. Тебе нужно такое внимание? Я запретил любое посещение журналистов, но это такой народ, для которого нет запретов.

– Были желающие получить у меня «горячие» новости?

– А они и сейчас есть. Их интересует не твоё состояние, а то, как и что ты чувствуешь к виновнику, какое наказание предпочла для него, какую компенсацию хотела бы получить.

Двадцать четвёртого августа Викторию выписали из больницы. Первым делом она навестила бабушек, которым правды не сказали, а её отсутствие объясняли занятостью. Отъезд к новому месту работы старики приняли спокойно, взяв с неё слово, звонить раз в десять дней.

На работу она отправилась в понедельник, не рассчитывая на увольнение без отработки. Встретили её коллеги с сочувственными лицами.

– Виктория, я подписала тебе заявление без отработки. Замену мы тебе нашли, а ты у нас за год и в отпуске не была. Как ты себя чувствуешь? Отец говорил, что хочешь уехать.

– Не знаю, что делать. Меня убеждают уехать, а я чувствую, что мой побег от действительности не выход. Я ничего не сделала, чтобы скрываться, кого-то бояться.

– Ты не забыла, что он если и не шизофреник, то близок к этому. Разве ты ожидала от него побоев? Он садист! Откуда тебе знать, чем закончится суд, что он предпримет, выйдя на свободу? Родителей пожалей. Пусть придумают историю, что поссорилась с семьёй и уехала тайком. Пусть ищет, а может, постарается забыть. У тебя всё получится. Захочешь вернуться – город большой и работу найдёшь. Ты будешь хорошим врачом. Уже сейчас умеешь многое. Удачи тебе. Иди в кадры, а потом в бухгалтерию.

– Спасибо вам. Можно я завтра навещу вас в конце смены?

– Приходи, я передам всем на пятиминутке.

Виктория вернулась домой после обеда с ощущением лёгкого разочарования. Она проходила в этом коллективе интернатуру и проработала здесь чуть больше года – жаль было уходить.

– Вика, что-то не так?

– Всё в порядке, мама. Я получила расчет с учётом отпуска. Знаешь, столько сочувствия и участия – мне даже неловко. А ещё я чувствую себя как человек, совершивший подлость и спасающийся бегством.

– Не говори глупость. Твои коллеги надеялись на скорую свадьбу. Такого поворота никто не ожидал. Каждый примеряет эту ситуацию на себя. Ты не бежишь, дочь. Уехав, ты лишаешь подлеца возможности сделать очередную подлость, если он её задумает. Нельзя быть уверенной в действиях или бездействиях Павла. Лучше держаться от него подальше, даже если это единственный его грех. Мы с папой готовы тебя защитить, знать бы, как и когда. Поэтому собирайся и улетай. Считай, что едешь в командировку «поднимать» сибирскую медицину. В большом городе и с работой проще и со съёмным жильём, – обнимая дочь, говорила Татьяна Ивановна.

– Мам, я поеду. Не переживай обо мне. Я девочка взрослая, справлюсь.

– А о ком мне ещё переживать? Устроишься, и я прилечу к тебе на каникулах.

Виктория собрала необходимые вещи, которых набралось две вместительных сумки, положив документы отдельно и переведя деньги через банк. Мать провожала мужа и дочь на вокзал, откуда они должны были выехать в Москву, а дальше Вика полетит одна. Они только сели в подъехавшее такси, как начался сильный дождь.

– Последний летний дождь в этом году, – сказала Татьяна Ивановна, обнимая дочь. – Это к удаче! Дождь смоет все следы прошлого, и начнёшь всё с чистого листа. Серёжа, ты помнишь, как пел Тальков:

«Память уже не жалит, мысли не бьют по рукам.

Я тебя провожаю к другим берегам.

Летний дождь, летний дождь начался сегодня рано.

Летний дождь, летний дождь души моей омоет рану…

– Я помню и другие строки: «Смой дождь ненужные тревоги,

Дари мне радость за двоих». Что-то из студенческого репертуара, – ответил отец. – Не переживай, Виктория. Ты можешь вернуться в любое время. А дождь – хороший знак к предстоящей дороге. Не вешай нос, дочка!

Глава 3

Пройдя в московском аэропорту регистрацию на рейс, Виктория ожидала посадки, а отец возвращался в Питер. Она в очередной раз думала, правильно ли поступила, оставляя мать и отца в такой непростой ситуации. Как сложатся отношения, если отец уйдёт к сыну, а мама так и не решится выйти замуж? Как всё это воспримут родители родителей? «Сколько не думай, а я свой выбор уже сделала. Отношения между мамой и отцом сейчас нормальные и всё у них получится. Возможно, после того, как я узнала обо всём, и им будет легче принять решение. Теперь нет причины скрывать истинное положение, – думала она, удобно устраиваясь в кресле самолёта. – Через четыре часа я буду на месте».

Вика не торопилась покидать салон самолёта и вышла одной из последних, зная, что получение багажа несколько затянется, а о чём говорить, со встречающим её Санькой, с которым расстались девять лет назад, не имела представления. Вика не могла сказать с полной уверенностью и того, видела ли она сон или это были воспоминания юности о поцелуях в подъезде, о единственной ночи перед отъездом и о слезах, которые она «лила» трое суток в купе до самой Москвы. Приехав в Питер, она в первую очередь позвонила по домашнему телефону Саньке. Потом были письма. Он писал их каждую неделю почти три месяца, а Вика отвечала на них. Позже было совсем короткое письмо, в конце которого он написал: «Прости меня».

Виктория узнала Александра Старкова среди встречающих сразу. «Породистый рыжий конь», – промелькнула мысль, когда она увидела высокого, спортивного рыжего молодого человека. Она подняла руку, заметив на себе его взгляд, и помахала в знак приветствия.

– Привет, рыжий, – сказала она, подойдя ближе, и повисла у него на шее. – Ты прямо пожарная каланча!

– Какая очаровательная жительница северной столицы к нам пожаловала, – говорил он, обхватив её за талию, покружил пару раз и опустил на пол. – Повернись – я на тебя посмотрю. Не узнал бы, не подними ты руку. Не будь я рыжим, и ты бы меня не признала.

– Твои волосы стали темнее. Тебе идёт такой цвет. Какой у тебя рост, великан? Я тебе по плечо.

– Метр девяносто и вес девяносто. Это ты у нас Дюймовочка. А цвет натуральный и на всю оставшуюся жизнь, пока не поседею.

– Нормальный у меня и рост, и вес – сто шестьдесят четыре на пятьдесят четыре. У меня фигура почти идеальная, – смеялась Вика. – Пойдём багаж получать.

– Вика, скажи мне для начала всё, что ты обо мне думаешь. Твой приезд напомнил мне нашу историю, и я чувствую себя, скажем, скверно. Ты обижена?

– Саш, ты о чём? Мне было шестнадцать лет и я, конечно, страдала, но, во-первых, недолго, а во-вторых, столько лет прошло. В школе у меня появился друг среди одноклассников. Через год он ушёл в армию, а вернулся с женой. Я дала себе слово до окончания университета не заводить романов, да и как-то не цеплял никто. Начала изучать английский. Слово почти сдержала, пока бабушка не сосватала сына своей приятельницы. Роман наш длился полгода, и мне сделали предложение. К тому времени мы оба окончили учёбу. Антон получил предписание в госпиталь Мурманской области, а я осталась в Питере, не приняв предложение. Знаешь, не было тех чувств, чтобы бросить всё и уехать. Прошла интернатуру, через год вышла на работу и вляпалась в историю, которая меня сюда и привела. Так что обида на тебя, по сравнению с промахами, которые я допустила позже, не стоит выеденного яйца. Забудь. Мы с тобой просто привыкли друг к другу, возможно, это и не было влюблённостью. Могло случиться и наоборот. Ты молодец, что написал обо всём. У тебя не осталось обязательств, а у меня иллюзий.

– Значит, мир?

– И мир, и дружба, и сентябрь. Поедем на автобусе или на такси?

– У меня машина на стоянке. Я приехал на час раньше до прибытия рейса. Всё голову ломал: как разговаривать с тобой? Показывай свой багаж.

Подхватив две сумки, Александр пошёл на выход, Виктория пошла следом. Поставив сумки в багажник, он открыл перед ней двери машины и занял место водителя.

– Вика, последний вопрос из прошлой жизни. Ты же врач. Как ты просмотрела психопата? Так была влюблена, что не замечала в нём странностей?

– Саш, я не психиатр. У меня другой профиль. Распознать шизофрению внешне достаточно сложно, если ты общаешься с человеком два-три часа в день. А что касается любви, то её, думаю, не было. Был интерес, была симпатия, возможно, влюблённость. Болезнь – это недостаток, а у него было много достоинств. Человек учился в Англии, знает английский, умный, разносторонний, один из руководителей большой компании. Есть такой сорт людей, которые умеют расположить к себе. Он нравился не только мне, но и моим родителям. Рыцарь без страха и упрёка. Что тебя ещё интересует? Какие у нас планы?

– Едем к родителям, завтракаем и, если ты не устала от перелёта, проедемся по маршруту «новая работа – съёмное жильё». Вика, пойми меня правильно: ты можешь жить у родителей долго, и мы можем никуда не торопиться. Но, помня твою обязательность, я решил выполнить всё, не откладывая, а дальше решай сама. Да, ты мне ничего не сказала о цене, Я взял на себя смелость и выбрал на свой вкус, не беря во внимание старые дома. В новых домах и площадь больше, и в подъездах чище. Смотрел квартиры с мебелью и техникой. Пока определишься, поживёшь в моей комнате. Я там бываю редко. Живу в квартире деда после хорошего ремонта. Дом, правда, маминого детства, но я там привык.

– А как поживают родители? Я не сильно напрягла Михаила Степановича?

– Глупости не говори. Он тебя «пристроил» в обычную муниципальную больницу, где всегда не хватает кадров. Родители в прошлом году отметили пятидесятилетние юбилеи. Работают, живут на Гоголя 42, а я на Танковой 17. Если хочешь, поживи в моей квартире.

– Я хочу свою квартиру, пусть и съёмную. Так я не буду вторгаться ни в чью жизнь и сама себе буду хозяйкой. Ты всё правильно сделал.

– Вика, а ты нашу школу помнишь? Теперь это гимназия. Мы можем устроить в один из выходных экскурсию и проехаться по местам боевой юности. А вообще ты правильно сделала, что приехала. Тебе нужно сменить обстановку и коллектив. Новые люди, новые знакомства, и в ближайшие полгода-год некогда будет думать о случившемся, – рассуждал он, поглядывая на Вику.

 

– На дорогу смотри, Шумахер. Или ты хочешь угробить меня, чтобы не возиться с внезапно нагрянувшей гостьей? – Виктория улыбнулась. – Посмотрим на роддом, покажешь мне дорогу к месту жительства. Квартиры можно посмотреть, но окончательно определюсь, когда меня примут на работу.

Встреча с родителями Саши была тёплой. Да, прошло много времени, как они расстались, но до этого дружили лет тринадцать, а после переезда Петровских, не забывали общаться по телефону. Выходные дни она провела в обществе Саши, который возил её по адресам, а вечерами рассказывала Старковым о жизни в Питере, боясь проговориться об отношениях родителей.

В понедельник Михаил Степанович подвёз её к роддому, и Виктория Петровская предстала пред светлые очи заведующей отделением Костровой Раисы Степановны. Женщине было около пятидесяти лет. Она была невысокого роста, с аккуратным пучком русых волос на голове и добрыми глазами, которые смотрели на Вику «лишившись» очков.

– Я не спрашиваю тебя о причинах переезда, а какой ты врач – покажет время. Спокойной жизни не обещаю, но три недели у тебя испытательный срок. Посмотрим, чему ты научилась за год самостоятельной работы. Можешь рассчитывать на мою помощь. Справишься – буду рада, не справишься – не обижайся. Сегодня идёшь в кадры, а завтра в восемь жду на пятиминутке. Да, если хочешь узнать о наших порядках, я приглашу старшую сестру – она введёт тебя в курс дела.

– Приглашайте. Я согласна.

Виктория познакомилась со старшей сестрой, посмотрела отделение, получила информацию о внутреннем распорядке, ночных дежурствах, форме одежды и обуви. Вика, не стесняясь, задавала ей вопросы и подсознательно сравнивала «порядки» в питерском роддоме и местном. Позже она посетила отдел кадров и к полудню была свободна. «Санька освободиться в семнадцать. У меня впереди пять часов, нужно использовать это время с пользой», – думала она, а ноги сами вели в сторону предполагаемого жилья. Найдя номер телефона, позвонила хозяйке квартиры. Час времени она «передвигалась» пешком, по дороге заходила в магазины и покупала продукты.

– Вера Павловна, вы взяли у меня копию паспорта и деньги за два месяца, а я даже не знаю вашей фамилии. Это неправильно. Пусть я буду вашей дальней родственницей, но дайте мне письменную гарантию на проживание в этой квартире. Я не хочу вас обидеть, но может вы мошенница. Я могу обратиться в агентство, там у меня будет договор на съём, а у нас с вами нет ничего. Я поселяюсь здесь ни на неделю или месяц, а минимум на год. Какие у меня гарантии, что вы не передумаете.

– Что я должна написать?

– Напишите, что я такая-то, даю согласие на проживание в квартире по такому-то адресу такой-то. Можете написать, что коммунальные услуги оплачивает временно проживающая особа.

– Может тебе и расписку написать о получении денег?

– Я не налоговая инспекция. Вам самим будет удобнее перед соседями или участковым. Вы, как бы поступили на моём месте?

– Неси бумагу и диктуй, я напишу. Что с работой? Взяли?

– Завтра иду к восьми. Дали три недели испытательного срока. Вы не беспокойтесь, я справлюсь. Держите бумагу.

Проводив хозяйку, Виктория обошла квартиру, убирая «гарантию» в ящик небольшой горки. Присела к столу и написала на небольшом листочке, что ей нужно для «полного счастья» на завтра и на ближайшее время. Узнав от хозяйки, где находится ближайший сбербанк и магазин мелочей, она закрыла квартиру и пошла по «адресам». «Куплю комплект постельного белья, подушку и одеяло. Санька вечером привезёт мой багаж, устроюсь на новом месте, разобрав вещи и приготовив всё на завтра». К 17 часам она была в квартире Старковых на Гоголя. Рассказав о приёме на работу и съёме жилья, Вика улыбнулась.

– Три недели испытательного срока я выдержу, но в гости приехать не обещаю, – говорила она Раисе Максимовне.

– Поехали, Вика. Покажешь нам свои апартаменты, чтобы я смог доложить твоему отцу всё по форме, – улыбнулся Михаил Степанович. – Будут проблемы или нет, звони вечером в любом случае.

– Мам, у меня есть здесь старые спортивные брюки и футболка? Мало ли что придёт на ум новой хозяйке. Захочет мебель двигать, а я в форме.

– Вещи я тебе найду, а вот без ужина мы не тронемся с места, – категорично заявила хозяйка. – Вика, чего в твоей квартире не хватает?

– Там теперь всё есть. Чего не было – я купила.

Через час они вчетвером поднимались в съёмную квартиру.

– Неплохо. Очень даже неплохо, – Михаил Степанович с любопытством осматривал квартиру. – Здесь практически всё есть. А это, я так думаю, сегодняшние покупки.

– Я от роддома сюда шла пешком ровно полчаса. Встретилась с хозяйкой, проводила её, прошлась по торговым точкам, вернулась и только после этого поехала к вам. Теперь я могу добираться на общественном транспорте в три-четыре места без проблем.

– Квартира хорошая и дом новый. Есть, конечно, и ближе к работе, но там только пятиэтажки и в них верхние этажи.

– Вика, мы с Раей думали, что тебе подарить на новом месте и придумали простой выход. Держи! – он протянул пакет, в котором лежал белый халат и голубой медицинский костюм. – Думаю, с размером угадали.

– Спасибо. Эти вещи мне обязательно пригодятся. Удобную обувь я привезла с собой.

– Ладно, молодёжь. Мы поедем без чая. Устраивайся и не забывай звонить.

– А я, пожалуй, задержусь. Пылесос в этой квартире есть?

– Стоит в гардеробной. Ты что собираешься делать?

– Пропылесосим стены, проветрим комнаты и вымоем пол, – переодеваясь, говорил он. – За пару часов управимся. Хотя можно начать с кухонных шкафов.

– С этим я справлюсь сама. Ты помоги мне поднять матрас на кровати, посмотрим, что под ним. Покрывало я брошу в стирку и заодно проверю, как стирает машина.

Через два часа Саша, после чая с тортом, уехал, обещав наведаться в пятницу вечером, а Вика продолжила обустраиваться, не забыв позвонить родителям.

– Пап, привет! Меня приняли на работу с испытательным сроком в три недели, а ещё я сняла квартиру, которую выбрал Саша. Седьмой этаж нового десятиэтажного дома, однокомнатная в сорок квадратных метров с мебелью и техникой. Находится на улице Народной, а роддом на Власова – полчаса пешком или двадцать минут пешком и на транспорте. Пап, я очень довольна.

– Далеко от Старковых?

– Минут сорок на транспорте. Ты помнишь, где находится медицинский университет? Вот от него по карте и лаптя нет, как говорит наша бабушка. Как дома дела?

– Маму сегодня видел. Ты позвони ей. Мне показалось, она грустная. Да и мне не особо весело.

– Ты пожалел о своём решении?

– Мне поставили условия, а я к этому не привык.

– Всё наладится, пап. Деньги я положила на счёт, номер телефона и адрес ты знаешь. Звони, – Вика набрала номер матери. – Мам, как у тебя дела?

– Всё нормально, но без тебя пусто в квартире. Мне стоит к этому привыкнуть. Я уже скучаю. Что скажешь, если я приеду на осенних каникулах дня на три?

– Обязательно приезжай и на дольше. Сообщи мне рейс, и я тебя встречу.

Рабочая неделя пролетела быстро. Виктория вставала в шесть утра, в семь выходила из дому и шла на работу пешком. Начало сентября выдалось тёплым и сухим. Возвращалась домой другой дорогой, заходя по пути в кафе или магазины, и к семнадцати часам была дома. Саша приехал около шести вечера.

– Вика, давай отметим твой приезд и начало работы в клубе, – предложил он, глядя на её «домашнюю». – Я познакомлю тебя с друзьями и подругами. Обратно вызову такси.

– Саш, если не передумаешь, давай в следующий раз. Я очень устала морально за четыре дня. Не хочется выглядеть пеньком, вот и держала себя как часовой на посту.

– Тебе там плохо?

– Мне там нормально. Где ты видел, чтобы молодой новый кадр принимали с радостью? Кто-то только и ждёт, что я в чём-то проколюсь, кто-то хочет искренне помочь. Я это уже проходила. Мне нужно время и оно у меня есть – две недели испытательного срока. Дальше будет проще.