Первой реакцией было желание уйти, убежать, спрятаться где-нибудь. Но Павел крепко держал её за руку. Она посмотрела на него и удивилась. Взгляд у него был злой, недовольный. Ага, переживает, что его пассия пришла с другим? Ай-яй-яй… Что будем делать, Пашенька?
– Не смей даже думать о ней. Пусть изголяется. А мы живём дальше, у нас конкурс. Мы детям обещали. Пожалуйста, Маша, не забивай себе голову, она же специально провоцирует нас. Понимаешь?
– Мне абсолютно всё равно, что ты об этом думаешь. Сильно не переживай, не тебе же одному такой красотой пользоваться, делиться надо. – Обозлилась Маша. – Конкурсов ещё много будет, успеешь полюбезничать.
Она взяла ещё один бокал шампанского и почти залпом выпила. Маша вышла на тропу войны. Эта шлюха не сможет испортить ей праздник, а тем более, её детям.
За их столиком уже уселась детвора, приготовившись болеть за родителей. Бокал был уже третий. Босс фирмы читал поздравление, все хлопали, комментировали. Потом президенту страны “дали несколько слов”. Куранты. А дальше Маша уже опомнилась, когда все кричали их имена. Им принесли большую корзину с фруктами, сладостями и шампанским. Дети орали, Пашка всё прилипал и прилипал к её губам. А Машке было так хорошо, так спокойно и радостно на душе, пружина расправилась. Надолго ли? Вот бы навсегда… Хотя шампанское быстро выветривается.
Они ещё несколько раз сталкивались с музыкальной мадам, она подходила к их детям, что-то пыталась сказать Павлу, но он всё время держал жену за талию, не отпускал и только отмахивался от назойливой "стропилы". Часа в три засобирались домой, детвора клевала носом. Машка заскочила в дамскую комнату, а Павел пошёл за вещами. Выйдя, она наблюдала картину маслом: высокая музыкантша вцепилась в её мужа, пытаясь поцеловать. При этом что-то говорила о любви, о невозможности жить без него, о жизни и смерти и т.д. и т.п. Если бы не почти четыре бокала шампанского, этого бы не случилось никогда. А так… Маша подошла, постучала кулачком девице по голове.
– Вам помочь, мадемуазель? Сейчас, я только стульчик подставлю, а то боюсь, не достану. – И влепила ей со всего маху звонкую оплеуху. – Надо же, достала. Помогло? Или ещё?
Пашка схватил Машку, потащил к выходу, дети уже были в машине. Она пыталась вырваться, молотила руками направо и налево. Кое-как запихав её в машину, он увидел несущуюся прямо на него баскетболистку от музыки и поймал её руку в сантиметре от лица жены, которая вылезла из машины, видимо, защищать его. Это был бы такой апперкот… Мама не горюй. Охранники оттащили женщину в голубом, Павел приказал Кристине держать мать, сел за руль и был таков. Всю дорогу они молчали. Младшие дети, толком, ничего не поняли, и слава богу. Но старшая… Отец видел в зеркале её круглые глаза, требующие разъяснений. И ведь придётся что-то говорить. Ну Машка, боевичка. Наверняка, уже и главному донесли. Но это его меньше всего волновало. Занимало другое. Что это было? Ревность? Просто алкоголь в голову ударил? Или, всё- таки, он ей не безразличен, как она хочет это представить. Да, не ожидал от мягкой и нежной Машуньки такой прыти. Вон сидит, пыхтит, молнии метает. Прям гиена огненная.
Дома, после отъезда мастеров, всё валялось и пахло новосельем. Неуютно, сыро, прохладно. Детей отправили наверх, там всё было в лучшем виде. Все разборки и объяснения оставили на завтра. Пашка затопил камин, подкрутил отопление, кое-как застелил диван. А Маша, скрутившись калачиком, заснула на диванчике в кухне. Неумытая, не раздетая, без подушки и одеяла. Пашка присел перед ней, поправил волосы, провёл рукой по лицу, по раненой щеке, по губам. Посидел немного, решительно встал и перенёс её на диван перед камином. Она обняла его за шею и никак не отпускала. Как только он пытался высвободиться, она шептала “Паша” и притягивала его ещё сильнее. Проснулась? Нет, спала. Тогда он стал её потихонечку раздевать. Ну не спать же в брюках и пиджачке. Машка даже не пошевелилась. Похоже, что главным для неё было именно не выпустить его из своих рук. Он так и улёгся, прижав свою захмелевшую девочку к своей груди. Конечно, можно было и попробовать чего-то большего. Но как-то нечестно. Пашка успокоился, ещё сильнее обнял жену, поцеловал и заснул.
Проснулись поздно. Дети ещё не вставали. Машка застонала, в голове пульсировала боль. Она отодвинулась, ничего не соображая и толком не помня вчерашнюю ночь. Спать в нижнем белье – не лучший способ отдыха для тела. Особенно в верхней части. Почему она не разделась? А, вспомнила, она напилась, вела себя по-скотски, подвела Павла. Господи, она ещё и дралась. Машка натянула на себя одеяло. Как стыдно. Там ведь были люди. И видели… Надо в душ. Но как добраться? Голова не отрывалась от подушки, глаза б не видели эту идиотку.
Паша стянул с неё одеяло. Она закрыла лицо руками в мелких синячках после одностороннего боксёрского поединка.
– Что, башка болит? Скажи спасибо, что дома болит, а не в кутузке, разбойница, – ему импонировало заступничество за него в таком виде. – Водички?
Он легко встал, на одной ноге доскакал до кухни, а на другой оттуда, со стаканом. Продемонстрировал перед женой свою великолепную форму. Вот гад, ещё издевается. И на двух ногах ушёл в душ. А Машка даже на четвереньках была не в состоянии это сделать. Она, наконец, расстегнула бюстгальтер, стало полегче дышать. Села, выпила воды и улетела. Разбавила… Пашка застал её полураздетой, она опять спала. А у него снимало крышу от вида её груди, животика, тоненьких пальчиков, прикрывающих опухшую щеку. И губы, такие притягательные, желанные так и манили забыться поцелуем, ощутить прикосновение двух душ…
Проснулись дети, и тут же открыла глаза их мать. Не хватало ещё опозориться перед ними. Но голова не слушалась совершенно.
– Паша, – позвала она. – Как бы мне добраться до душа? И переодеться.
Он подошёл, вытащил её из постели и понёс в спальню, там была их личная ванная. Прикосновение обнажённой груди с набухшими сосочками к Пашкиным скорпионам у них обоих вызвало сильнейшее сексуальное влечение, неистовое желание, магнитом притягивающее их тела. Он поставил свою красоту в душ, залез сам, включил воду. И стал целовать, сначала нежно, только по краешкам губ, потом всё сильнее и сильнее, и, когда понял, что Маша не против, увлёк её в сумасшедший мир страсти и наслаждения.
И голова прошла, и думать ни о чём не хотелось, а только целоваться и миловаться. Каждое касание, каждое прикосновение вызывало сладостное напряжение. Так хотелось тепла и нежности. И Машка совсем сдалась на милость победителя.
– Ты простила меня, Машенька? Простила? – Глаза Пашки сияли. – Скажи, простила?
– Я люблю тебя, ты мой единственный мужчина. – Она заглядывала в его глаза, на самое их донышко. – Не торопи меня, вернуть веру не так просто… Лучше целуй…
Завтракали, почти обедали, весело. Даже Кристина не требовала никаких объяснений, заметив, как мама с папой смотрят друг на друга. Она уже большая девочка, у самой появилась симпатия. Они уже ходили и в кино, и в кафе, и на футбол. Ха-ха. Девушке понравилось, столько эмоций, глаза у фанатов горят, весь стадион в движении. Было довольно прохладно, и Макс прижимал её к себе поближе и грел руки своим дыханием. А Кристофер, так он её называл, балдела от такого внимания и заботы.
– Родненькие наши детки! У нас с мамой есть сообщение для вас. – Маша вытаращила глаза и застыла. – Мы уезжаем отдыхать на недельку, ещё, пока, не выбрали куда. Давайте вместе с вами и подумаем.
Эти семь дней пролетели над ними синей птицей. Пашка, буквально, носил свою Машку на руках. Сколько слов любви она выслушала, сколько нежности и ласки получила, сколько развлечений и маленьких радостей он устраивал каждый день… А она, как губка, впитывала всё в себя, постепенно отпуская душевное напряжение, и с каждым днём её сердце всё больше и больше стучало в унисон с его сердцем. Возвращались счастливые и уверенные в завтрашнем дне.
Дома всё было в порядке. На первый взгляд. Кристина с Даником разбирали подарки, а Вероничка должна была вернуться из музыкальной школы. Оказывается, девочка вызвалась позаниматься дополнительно с … Натальей Игоревной. Вернее, та ей предложила и ездила в их посёлок. А потом приводила ученицу сама. И пила чай с ними, рассказывала бабушке, которая жила с внуками на период отъезда родителей, об успехах её внучки. А один раз даже ночевала. Хотела в спальне, но бабуля не разрешила. И она улеглась в холле на диване. Всё это рассказывала Кристина, почему-то, не смотря им в глаза. А бабушка очень быстро смылась, срочные дела.
– Кристина, что случилось? Ты не договариваешь, я же вижу.
И тут их великовозрастная дочь разрыдалась. Её трясло, зуб на зуб не попадал. Она всё время повторяла: “Мамочка, мамочка, не уходи”. Да что такое?
И Павел, и Маша подскочили к ней, обняли, стали целовать, говорить, как они её любят, какая она у них хорошая, самая лучшая.
– Что ты себе напридумывала, Кристиночка? – Павел был очень расстроен, никогда его дочь, не берём детство, так не плакала. – Всё хорошо, мы дома. У нас с мамой грандиозные планы, мы столько всего интересного придумали.
– С Натальей Игоревной, да, папа? – Девушка кое-как выдавила из себя три слова.
– С какой Игоревной? Ты о чём? – Он с тревогой посмотрел в сторону Маши, у неё в глазах стали появляться льдинки. – Доча, при чём тут она?
И тут Кристину прорвало. Она орала на отца, просила, чтобы он уходил, а мамочку они никуда не отпустят. И что никакие братья и сёстры от другой тётки им не нужны. И что, поняв, что с Кристиной и Даником не получилось навести мосты, эта стерва взялась за Веронику. Она её водит по магазинам, покупает одежду, всякие тетрадочки и ручки, а вечером препирается с тортами, вон полный холодильник.
– А сейчас она где? Вероника не знает, что мы должны приехать сегодня?
– Всё она знает. Уже час, как закончились занятия.
– Павел, в машину! – Скомандовала Машка, напяливая на ходу куртку.
В музыкалке никого не было. Час, как ушли. Господи, куда?
– Боже, куда бежать? – Маша понимала, что сейчас не до разборок, но злоба и ненависть поднимались из глубины её души, ледяным голосом продолжила. – Думай, ты её хорошо знаешь, её любимые места, магазины, ресторанчики.
– Ничего я не знаю. Её образ жизни мне не знаком. На фиг?
– Ну да, действительно, что это я. Главное постель и секас-косекас. Извини, не подумала. Но телефон хотя бы есть?
Они потихоньку продвигались в сторону города. Павел позвонил на фирму, потом парню, с которым музыкальная ведьма была на корпоративе, наконец, набрал её. Долго никто не брал.
– Пашенька, привет, дорогой. Не волнуйся, мы скоро будем. Да, Вероничка? Соскучился? Всё, бежим. Мог бы, конечно, приехать за нами. Ну уж ладно, ты же с дороги. – И отключилась.
– Я убью её. А потом тебя. Нет, зачем, сидеть придётся. Ты прикончишь свою любимую. Что, жалко? Ну тогда заберёшь её уже в свой дурдом, и вы оставите нас в покое. – Это было меньшее из того, что Машке хотелось вывалить Пашке на голову.
– Родная, перестань. Ты же понимаешь, что она на это и рассчитывает. Сейчас, главное, забрать дочку. Я даже разбираться не буду, просто выброшу её из нашей жизни. Я знаю, как! – Он говорил твёрдо и спокойно.
Показался автобус. Они повернули за ним. Маша выскочила почти на ходу, схватила Веронику, сопровождающее её лицо даже сообразить ничего не успело.
Приехав домой, мама Маша порасспрашивала немного, пока дочка разбирала подарки. И поняла одно – учительница с ученицей чудесно проводили время. Эта звезда вдувала в уши их девочке, что, вот мол, твои родители какие: сами отдыхают, развлекаются, а их дочка должна сидеть дома в обществе скучной бабушки. Машка начинала закипать. В дверь позвонили. На пороге стояла Наталья Игоревна.
– Ой, вы к нам чай пить? – Подскочила к ней девочка.
– И не только чай. Я буду здесь жить. Ты же знаешь, у тебя скоро будет братик или сестрёнка. Мы теперь семья. А семья живёт под одной крышей. Здорово?
– Нет, не здорово! Здесь живёт наша мама, это её дом. А вы свой ещё попробуйте заслужить. – Голос Кристины звенел на самой высокой ноте, он, как будто, отскакивал от стен и пересекался с эхом. – Мы вас не приглашали. Если вам нужно поставить в известность отца будущего ребёнка, делайте это вне нашего дома. Будьте любезны, освободите помещение, иначе я обращусь в правоохранительные органы.
В воздухе повисла тяжёлая тишина. Маша подошла к музыкантше, та была на голову выше и раза в два больше. Если что, справилась бы с ней на раз-два. Но взгляд матери троих детей пробрал до костей: музыкантша поняла, что эта женщина именно сейчас способна на любые недружественные действия, убьёт и не поморщится. Ещё и Павел у неё за спиной, как скала. Глаза ледяные, кулаки сжаты до белых костяшек. Она попятилась к двери.
– Я ещё вернусь, вы от меня так просто не отделаетесь. – Хлопнула дверь.
А как уже было прекрасно и удивительно. Сколько планов, сколько надежд на лучшее будущее. Маша доплелась до дивана, плюхнулась, застыла. Пашка сел перед ней. Его тоже потряхивало, неужели это правда?
– Маша, давай с этим переспим, утро вечера мудренее. Врёт она всё. Прошу тебя, не впускай в нашу жизнь эту паскудную историю. Мы с тобой вдвоём, мы всё сможем пережить. Родная моя, успокойся. Я буду всегда рядом, не дам вас в обиду никому и никогда.
У него за спиной стояли дети. Он повернулся. Кристина смотрела на него ненавидящим взглядом, прошла мимо, подсела к матери, обняла. Двое других повисли на нём и заревели. Ну не совсем же дети неразумные, что-то поняли, расстроились.
– Так, друзья, – отмерла мама Маша. – Пошла она к чёрту (так и сказала). У нас сегодня турецкий ужин. Давай, папа, командуй. Я, пока, быстренько в душ, потом ты.
Бабушка с внучкой перед приездом родителей привели в порядок спальню. Чисто, вкусно пахнет, свежайшая постель, приглушённый свет. Маша после общения с детьми, восточного ужина, приготовленного её мужем, разговора с Кристиной немного успокоилась. Нельзя дать этой стерве поломать то, что они с таким трудом наладили. Даже, если ребёнок будет. В конце концов, ту страницу их жизни они уже почти стёрли. Начинать сначала? Зачем? Кристина и так вся на измене, как сейчас говорят молодые. Вот её им надо успокоить, о ней думать, девочке скоро девятнадцать, совсем взрослая. Очень не хотелось бы, чтобы разочарование отцом вошло в её жизнь навсегда. Но об этом Маша будет думать завтра. Сегодня нет сил. Она растянулась на удобной кровати, на красивой постели. Хорошо… Пришёл Павел, свалился рядом, зацепил её руку, положил себе на сердце. Тук-тук, тук-тук. Машка повернулась, уткнулась носом в любимого скорпиона, обняла его и засопела. Нет, не будет она отталкивать своего любимого, единственного, такого замечательного мужа. Она умеет прощать…
Как Павлу удалось вывести из игры эту стерву, Маша даже не интересовалась. Знала только, что ребёнок появился, но не её мужа. Эта парочка, музыкантша и её молодой ухажёр (он, кстати так и не женился на ней) решили стрясти с паредполагаемого отца кругленькую сумму отступных, выдав своего ребёнка за его. Не получилось. Дураков нет. Всё элементарно проверяется. А вот у неё почти в сорок лет случилась беременность, четвёртая. И именно Павел уговорил её рожать. Но что им мешает? У него налаженный бизнес, у неё – любимая работа, не требующая постоянного присутствия, дети выросли, есть няньки в доме. Всё же отлично. Так и появилась ещё одна девочка, Леночка, ставшая подружкой для Маши на всю оставшуюся жизнь. Правда, пришлось и в больнице полежать, и очень-очень поберечься, и пройти полное обследование. Немного запустился дом, дети без материнского присмотра, да и муж брошен. А этот брошенный всегда был рядом, взял на себя все её обязанности, радовался каждому дню, приближающему его к появлению четвёртого чуда в их доме. А ещё через год они выдали замуж Кристину, которая подарила им внучку, а следом и внука. Жили все вместе, весело, шумно, полной грудью хлебали кислород. Макс, муж Кристи, оказался хорошим специалистом, знатоком компьютеров. И вскоре он уже работал на фирме тестя, его хвалили. А старшая дочь не бросила учёбу, мама Маша помогала, как могла, взяв на себя детвору, мал мала меньше. У молодой семьи была своя квартира, но оставшись на некоторое время, они решили, что жить с родителями будет лучше.
Павлу приходилось много ездить, работа за Уралом отнимала почти всё его время. Обсуждался даже вопрос переезда туда на некоторое время. Но наличие троих маленьких детей, ответственность за которых целиком и полностью лежала на Маше. не позволяло это сделать. А зря… У Павла появилась молодая любовница, уральская розовощёкая пухленькая молодуха. О её наличии его жена не узнает никогда. Он сразу отмёл всяческие притязания на него, довёл до сведения толстушки, что никогда не бросит семью, что семья – это святое, а жена – самая любимая женщина в его жизни. Ну спасибо и на этом…
Пятидесятилетие Павел Александрович отмечал уже дома. Он вошёл в состав директоров, ездить теперь ему надо было только с проверками и для встреч с заказчиками. Причём, сам же и уговорил Машу сопровождать его везде и всегда. Он давно понял, что присутствие этой чудесной женщины в его жизни – подарок судьбы. Только с ней ему было очень комфортно, до каждой клеточки души, и в быту, и в миру, и в постели. Все его похождения, похожие, как под копирку, приравнивались к банальному "справлению нужды". Всё-таки, мужики на порядок примитивнее женщин, носятся со своей полигамностью, оправдывая измены физиологией, возможностью сравнивать и выбирать. А ларчик-то просто открывался: секс, как времяпровождение со случайными партнёршами, приравнивался к ничего не значащим "потешкам себя, любимого". И к самой измене отношение у сильного пола более легкомысленное, чем у женщин. Все дело в том, что мужчина по натуре прямолинеен в суждениях и не осознает связи романа на стороне с отношениями в семье. Грубо говоря, мужчины искренне считают, что секс с другой женщиной не может нарушить семейную идиллию – одно другому совершенно не мешает. Мужчина помнит о своих обязанностях по обеспечению семьи и воспитанию детей и думает, что никому не навредит любовной интрижкой. Ведь для адюльтера он не ищет женщину, лучшую в чем-либо, чем его жена. Любовница может иметь скверный характер, плохо готовить – все это для мужчины не столь важно, ведь он выбирает ее не в спутницы жизни. Пашка же с Машей улетал в райские пущи, ощущал себя по-настоящему любимым, и сам всё больше и больше обожал свою половинку. Не смотря на годы. Похоже, кобелизм его натуры отступал, полвека надо было, чтобы понять это!
Малыши уже ходили в школу и в садик, Кристина работала, Макс стал настоящим хозяином, взяв на себя заботу о доме. Машу отпускали спокойно. Вероничка, студентка консерватории, и Данила были на подхвате. А их родители объездили много городов и весей, позволяя себе и некоторые вольности, например, небольшие круизы, конные путешествия и даже полёты на воздушном шаре. Занимались собой. Поэтому и пропустили перемену в жизни своей средней дочери.
Вероничка была необыкновенно хороша. Среднего роста, светловолосая, с папиными оливковыми глазами и пухлыми губками, она так лучезарно улыбалась, показывая ровненькие белые зубки, что всем вокруг становилось тепло на душе. Гибкая, с высокой грудью и тонкой талией, всегда на каблучках, лёгкая и воздушная, девушка привлекала к себе внимание везде и всегда. Она знала себе цену, но не кичилась этим, ровно и спокойно общаясь со всеми. Когда Вероника объявила, что будет продолжать изучать музыку, никто не удивился. Эта девочка уже родилась под звездой Эвтерпы, с пяти лет в музыкальной школе, потом частным образом, и, наконец, в консерватории. Но когда после второго курса она объявила, что идёт в поход со своими однокурсниками изучать приёмы выживаемости, удивились все. Студенты-музыканты носились со своими ручками, как с хрустальными вазами: специальные упражнения, крема, никаких ссадин и синяков, а подъём тяжестей вообще за гранью. И вдруг, вылазка в природу со всеми вытекающими последствиями. Причём, пол курса, как минимум. Мама Маша проконсультировалась в деканате, узнала о составе группы, маршруте и отпустила дочь с богом. Оказалось, что у одной девочки брат служит в МЧС, и на время своего отпуска согласился показать студентам по чём фунт лиха. Двое его друзей, тоже из этого же ведомства, возжелали принять участие в этой затее. Ещё бы, десять красавиц-девчонок, тонких, изящных, богемных, кого хочешь увлекут за собой… Не считая ещё и пятерых парней-гитаристов. Компания собралась надёжная, верная и дружелюбная. В начале июля они отправились в горы Кавказа, рассчитывая на пару недель. Погода стояла шикарная, настроение приподнятое, шутки, смех и глаза Игоря, не сводившего с Веронички взгляд с первой минуты их знакомства. Здоровый парень, экипированный по самые гланды, был похож на наёмника, как и его друзья. Они и консерваторских парней одели в камуфляж, самую удобную одежду для таких случаев. С девочками не получилось, поэтому пришлось согласиться на ряд уступок при наличии обязательной одежды: спортивных костюмов, высоких кроссовок, курток и бейсболок. Но это уже в лесу. А пока они добирались, женская одежда изобиловала буйством красок и разнообразием, кто во что горазд. Вероничка предпочла джинсы, майки и стильную безрукавочку. Очень скромно. Она не взяла никаких юбок и платьев, а зачем? Только пару купальников, на всякий случай. Пока ехали, проходили инструктаж. Их разделили на три группы. У Игоря оказалась она, ещё три девочки и один парень, Николай. В других – по три девочки и два мальчика. Этот Коля сам напросился, он волочился за Вероникой уже два года. Она ему сто раз объясняла, что будет с ним только дружить. Но он всё надеялся. В их шестёрке, разбитой по парам, он тут же зарезервировал именно её. И таскался за ней надо-не надо. Правда, оказался сообразительным и рукастым, все задания они выполняли первыми и очень качественно. Игорь их хвалил, всё время улыбаясь Веронике. Какой славный спасатель… Сильный без меры, ловкий, надёжный, всё умеющий и делающий на раз-два-три. Юморной, весёлый, с шутками-прибаутками и советами на все случаи жизни, он привлекал всеобщее девичье внимание. Особенно, когда они останавливались, чтобы искупаться или просто позагорать. Игорь и его друзья являли себя народу во всей красе: мускулистые тела, сильные ноги, крепкие руки, бычьи шеи. Эталон мужской фигуры… Музыкальные мальчишки против них были птенчиками. И девчонки млели от вида настоящего, мужского. А уж Игорь, с чистыми серыми глазами в пушистых ресницах, яркими губами (девкам делать нечего) на жёстком, почти квадратном лице, загоревший до черноты, просто притягивал девичьи взоры. И Вероникин тоже. Он ей очень нравился, она украдкой посматривала в его сторону вот уже почти неделю. Им предстояло переночевать в лесной сторожке, помыться в озере, привести себя в порядок. Впереди самая сложная часть пути: сначала лес, потом небольшой спуск и выход к морю.
Добравшись до деревянного старого дома, девчонки повалились кто куда. Ну хоть чуть-чуть ноги протянуть. Пока отдыхали, получали инструктаж, куда можно ходить, и то, только по двое, а куда, вообще, нельзя. На озеро только в группе.
Вероничке так захотелось в воду, она любила поплавать, но хлорная вода бассейнов ей не подходила. Выйдя на воздух, потянулась, вдохнула чистый кислород. Говорят, что в таких сосновых рощах можно делать операции без дезинфекции, настолько воздух обеззаражен. Сзади неслышно подошёл Николай и ткнул её пальцем в подмышку. Вероника сложилась пополам.
– Ты что, обалдел? Что за нежности? – Не выдержала такого обращения девушка. – Сколько можно говорить, ты достал уже, оставь меня в покое. Хотя бы на отдыхе.
И стала спускаться к озеру, забыв про все рекомендации.
– Вероника Павловна, куда это вы?
От громкого, прозвучавшего с эхом, вопроса она вздрогнула, нога поехала, и Вероничка кубарем слетела с горы до самой воды. Почти сразу же около неё оказался Игорь. Зачем было так орать там, наверху? Он быстро поднял её, посадил, стал осматривать. Ещё в избушке она успела переодеться в шорты и маленькую маечку. Ноги и руки поцарапаны, коленки содраны, морда вся в песке. Ну вот, искупнулась…
– Было же сказано, на озеро – группами. Это тебя так твой ухажёр расстроил, что ты рванула от него без задних ног? Купаться-то будешь? Иди уже, я сейчас аптечку принесу.
Вероника потихоньку разделась до купальника, ранки саднило. Да ещё и Колька припёрся, еле-еле преодолев спуск. Охал, ахал, залез с ней в воду, руку подставлял, пытался поддержать за талию, получил в лоб. Поплыла, он рядом, не расслабиться, не насладиться чистой водой, голубым небом, высокими соснами. Везде он.
– Если ты сейчас же не отвалишь от меня, я за себя не ручаюсь, – уже не на шутку рассердилась девушка. – Тебе что, места мало? Отплывай от меня, спасатель…
Она легла на спину, озеро было немного солёное, вода раздражала ранки. Надо потерпеть, потом будет легче. Рядом проплыло что-то большое, перепугало, и она рванула к берегу, солнце лупило прямо в лицо. Выскочила на берег и поняла, что это Игорь. Он тоже выходил.
– Садись уже, трусиха, – хихикал он. – Замажем, загрунтуем, кое-где зашьём. И будешь, как новенькая.
– Ты так быстро передвигаешься, я за тобой не успеваю. Даже предположить не могла, что это ты уже в воде, – оправдывалась “раненая”. – А зашивать больно? Нет, ну если надо, я потерплю.
Игорь покатился со смеху. Эта девчонка – нечто. За ней так интересно наблюдать. Она – какая-то особенная: все указания выполняет чётко, старается сделать сама, разобраться до конца. Тяготы переходов, жара, ночёвки с комарами, невкусная еда даются ей очень тяжело, это видно. Но скажи ей об этом, уроет и ни за что не согласится признать очевидное. Вот характер. А с другой стороны – хрупкая, совсем не сильная физически, наивная и такая хорошенькая. Он был готов смотреть на неё часами, днями, годами. Эта пианистка всё больше и больше проникала в его сердце, он это окончательно понял ещё вчера, когда сваренная каша была отдана ему, как мужчине, которому надо много есть. Стало так жалко её, что он не выдержал. Улучил момент и сунул ей неположенную по расписанию шоколадку. А она так посмотрела на него, с такой благодарностью, что у него заныло в груди и сжалось сердце…
– Вероничка, солнце моё, совсем шуток не понимаешь? Сильных порезов нет, заживёт быстро. Вот только нога меня волнует. Видишь, опухает? Давай ещё немного поплаваем в холодной водичке, ей это будет полезно. – Он разговаривал с ней, как с ребёнком.
А ей девятнадцать лет. А ему двадцать три. То же мне, папаша нашёлся.
– Ты, конечно, профи, я даже не претендую и на сотую часть того, что ты знаешь и умеешь. Но позволь уж как-нибудь самой решить, что моей ноге полезно, – она явно обозлилась на него, ещё и Колька замаячил за его спиной.
Резко поднявшись, свалилась, как куль, и вскрикнула от боли, не ожидала такого, ведь в воде совсем не было болевых ощущений. Игорь поднял её и потащил в озеро. Молча. Занёс подальше, отпустил. Молча. Стоял, наблюдал. Молча. Ну вот что ему делать? Он сейчас ощутил в момент заполнившую его душу радость от простого прикосновения к ней, внутри зажглось желание не выпускать её из своих рук никогда. Усилием воли профи освободился от приятного груза, всё ещё ощущая на руках тепло её тела. Как пёрышко…
На гору пришлось тащить пианистку на себе. Какое счастье! Сзади с аптечкой пыхтел Николай. Основная масса народа выдвигалась в сторону озера. Все охали, жалели Вероничку. А ей было так хорошо, надёжно, век бы висела так на спине у этого мужественного человека. От него пахло соснами, озёрной водой и чем-то ещё, наверное, им самим…
Сначала в импровизированный душ, потом в дом, усадил за стол. Спасатель принёс “Спасатель”, универсальный крем на все случаи жизни. Уложил Вероничку, замазал, наложил эластичный бинт. Накрыл своей курткой, посоветовал поспать. И ушёл. Она всё это время улыбалась, как-то глупо, словно извиняясь за причинённые неудобства. Так и заснула, вдыхая волнующий запах его куртки…
На вечер назначили “ночные учения”. Раздали задания, объяснили план действий, Веронику не взяли. Она расстроилась, нога почти не болела, но быть обузой не хотелось. Пришлось смириться, в лесной сторожке пианистка осталась одна, но всё время слышала голоса, компания была неподалёку. Уже стемнело, электричества не было, в доме ничего не видно. Девушка вышла на улицу. Звёзды, луна, лёгкий ласковый ветерок, хвойные запахи… Романтик… Сбоку что-то зашуршало, нарисовался Колька. Ему в пару поставили Аллу, самую разбитную из девочек. Она была постарше, прошла и Крым, и рым, и медные трубы. С первого дня взяла под свой “обстрел” трёх друзей, представителей службы спасения, постоянно обращаясь к ним за помощью. Может повезёт, и кто-нибудь спасёт и её, жаждущую любви, душу? Особенно доставалось Игорю. Он и таскал её, якобы сильно растёршую пятки, и помогал справляться с заданиями, в которых она, ну, никак, не могла ничего понять. Один раз даже помог переодеться в лесу за ёлочками после вылитого на Аллу ей же самой горячего чая. А потом лечил, якобы ожоги, получая по лицу алкиной грудью, вот так ей было больно… Только что в штаны ещё не смогла залезть. А может и смогла. От этой мысли у Вероники спёрло дыхание. Вполне возможно, он же здоровый мужик, красавчик, баб навидался, по всему видать, немало. Так что… В этот момент Колька сильно обнял её сзади, стал целовать в шею, кусать ушки, лапать грудь. От неожиданности Вероничка забыла всё, чему их учили уже здесь, возможности обороняться, самообороне и приёмчикам. Вырваться не получалось никак. Ну что, орать? Позориться? Она изловчилась и сильно ударила головой в лицо, прямо в нос, наклонившегося к ней Кольку. Выскользнула и помчалась на звук голосов. Ей так казалось. Но с такой ногой далеко не убежишь, и девушка спряталась в маленький овражек, надеясь, что горе-ухажёр проскочит мимо. И он промчался в метре от неё. Немного расслабившись, Вероничка поняла, что с ногой совсем худо. Видимо, она опять подвернулась. И голосов не слышно, и этот гад где-то рядом. Что делать? Становилось прохладно. Как бы помогла ей сейчас куртка Игоря, оставленная в доме. Да и сам Игорь был ей очень нужен. Прям, хоть плачь. Ну уж, фигушки. Девушка выломала ветку, затаилась, никого и ничего. Попыталась встать, опираясь на самодельную трость. Больно, но идти можно. Куда? Она даже не сориентировалась, в какую сторону побежала. В любом случае, двигаться надо назад. А это куда, назад? Лес уже не казался тихим и безмолвным, шорохи, странные звуки, шелест листьев, голоса ночных птиц немного пугали. Вероника собрала себя в кучу и стала вспоминать, какие звёзды были над ней, когда она вышла из сторожки, и с какой стороны. Вроде, сориентировалась и пошла, если можно так сказать. Кромешная тьма, нехоженый лес, больная нога… Она часто останавливалась, прислушивалась, надеясь услышать голоса людей. Но ведь должны же они её искать? Или у них до сих пор идёт ночная учёба? Прошло часа два, ничего не изменилось. Неужели она неправильно идёт? Ведь не так далеко удалось убежать. Единственный выход – залезть на дерево и рассмотреть отсветы костра, который в лагере разводят ночью всегда, другого способа готовить пищу у них не было. Но как? Вероника попыталась, ничего не вышло. Стволы совсем без веток, а карабкаться не даёт нога. А тут ещё, как назло, она вспомнила, что в этих лесах водятся кабаны и какие-то козлы. А может и ещё кто? Страх погнал на дерево, большую лохматую ёлку. Колючки впивались, руки совсем ободрались, нога просто висела, когда Вероника увидела, наконец, отблески, похоже, фонариков. Далеко, но движущихся в её сторону. Оставалось только орать. Что она и сделала. Снимал её с дерева, конечно же он, Игорь. Ругался на чём свет стоит, грозился отправить домой, обзывал “дрянной девчонкой“ и камикадзе… А она, уткнувшись носом в желанное надёжное плечо, просто балдела от звука его голоса, от возможности прижаться к нему, даже от еле слышного запаха мужского пота и парфюма… И вдруг Игорь сел, аккуратно пристроив её у себя на коленях. Взял обеими руками лицо девушки, заглянул в глаза.