Проект Эрешкигаль

– И ты пошел? – приподняв брови от удивления и недоверия, уточнил Андрей.

– Выбор-то невелик. Если это похитители, то могли и там убить, тогда чего сопротивляться, может, хоть в последний раз дадут на небо посмотреть. А если спаситель, значит, выведет оттуда. Но в любом случае, все это закончится. И я тогда ничего больше и сильнее этого не хотел. Потому пошел. Без вопросов и просьб.

– И кто все-таки это оказался.

– Понятия не имею. Просто в какой-то момент услышал голоса, через мешок стал пробиваться свет, меня подтолкнули вперед и там подхватили крепкие руки. И знаете, я впервые услышал, как плачет мой отец. До этого дня думал, что он и не умеет. Даже на похоронах бабушки ни слезинки не проронил. А тут рыдал в горло. Обнял, запричитал. Кто-то снял с меня мешок, и он тут же давай разглядывать меня. Ругаться, молиться, благодарить. Очень много всего я тогда услышал.

– А причем тут Аверин-то? – напомнил Костик о начале разговора.

– Это я уже потом, почти через месяц узнал, что именно он организовал операцию по спасению. Александр Анатольевич тогда в гости зашел, узнать, как у меня реабилитация проходит, да и так, рюмочку коньячку со старым другом опрокинуть. И отец попробовал ему конверт какой-то сунуть. А тот отказался, даже обиделся. Сказал, что это долг – спасти ребенка. Так я и понял, что это он все сделал, подарил мне вторую жизнь. И тогда же понял, что его надо слушать, потому что теперь он – мой второй отец.

– Он же отправил потом служить? – с насмешкой поинтересовался Мишка.

– Нет. Я после того случая вообще все ориентиры потерял. Ничего не хотел особо, вот меня отец и засунул туда, где сам все знает, – лицо Хвостика посветлело, он улыбнулся то ли на вопрос, то ли на ответ, но язвить не стал, возвращаясь в привычное состояние.

Дядь Саша знал, кому поручить записку. И не только потому, что Пашка был ему обязан, а еще и затем, чтобы напомнить мне, что наша служба не только приносила людям боль и слезы, но порой еще и настоящее, человеческое счастье.

Наверное, даже хорошо, что юный Хвостик не знал, каким на самом деле танкистом был его отец. Не знал, какой ценой его оттуда вытащили. И главное – не знал, почему во все это ввязался дядь Саша. Иначе чувство долга привело бы парня в такую глубокую яму ответственности и обязанности за свою жизнь, что простой службой не отделался, а то и вообще куда-нибудь не туда скатился бы.

Мало кто знал, что так подполковник спасал не чужих детей, а каждый раз спасал свою собственную дочь, которая не дожила до тринадцати лет. Потому что на тот момент не было технической оснащенности у военных, не было сообщения, не было, на крайний случай, меня. А вот у похитителей все было – и технологии, и оружие, и оборудование. И даже таких, как я, могли бы сделать, если бы додумались до подобной концепции. Но на удачу многих – не додумались.

А вот маленькую для своего возраста, бойкую, милую, добрую Машу убить додумались. Потому что правильно Пашка сказал – у них нет детей, стариков и женщин, у них есть объект, который служит инструментом для достижения цели. И если все идет не по плану, то зачем этот инструмент? А с ненужными вещами разговор короткий – все в утиль, чтоб вниз не тянуло.

И мало кто знал, что вслед за дочерью из жизни ушла и жена – не выдержала потери, навалившегося горя и осознания собственного бессилия. Через год тогда еще майор Аверин остался один. Наедине со своим горем, службой и намерением найти этих тварей.

Но не нашел, зато создал что-то новое. Подспудно помогая остальным жертвам похищений, терактов, нападений и иных форм насилия. Потому что не знал, как иначе искупить свою вину перед собой, дочерью и женой, которым, как по мне, уже и все равно.

Почувствовав одиночество дядь Саши и то, что он переживает каждый день, отпустив от себя даже меня, я вдруг поняла, что тот самый единственный плюс действительно способен перевесить все минусы. Когда он помог мне… или спас. Так почему бы тогда и мне сейчас не согласиться сделать что-то доброе?

Не ради Генадьева, который трясется за свое положение и статус в штабе, не ради этих мальчишек, стоящих следующими на очереди для разведки в стане врага, не ради мирного населения, еще незнающего, что где-то совсем недалеко разворачивается смертельное оружие массового поражения. А ради одинокого, уставшего старика, так и не поднявшегося выше подполковника и просящего за всех, чтобы в их лице в очередной раз спасти маленькую, смышленую не по годам Машу.

Вот только просто так, безусловно я соглашаться не стану. Кажется, Прокофьев тоже пытался уговорить меня подкупом? Значит, стоит начать составлять список, чтобы потом не было претензий.

Что он там предлагал? Блага цивилизации? Пока можно не делать таких широких жестов, а ограничиться мелочью…

– Ну что, бойцы! – громко оборвала я беседу отряда Каппа семь и ловко спустилась с крыльца, выискивая старую лестницу. – Если хотите отправиться обратно до обеда, да еще и со мной, то стоит не сидеть на месте, а начинать собираться.

– Так вы согласны? – обрадованно уточнил Мишка, едва ли ни подпрыгивая на месте.

– Все будет зависеть от того, как вы справитесь с первым моим условием…

– Чего стоим? Вещи проверили? Рюкзаки, носилки, командира? Все готовы? – я закрывала дом на два замка, вдобавок навешивая третий (скорее ради вида).

– Может, сначала поедим, а потом уже в путь? – осторожно поинтересовался Мишка, пытающийся найти удобную хватку.

Четверо из отряда уже стояли по разным углам старой, но крепкой лестницы, застланной давно не использующимся, истончившимся матрасом, и прилаживались, чтобы приготовиться к не самому короткому марш-броску с раненым в команде.

– Если бы вы ловчее орудовали лопатами и граблями, мы бы уже дошли до той грибной поляны, про которую я вам еще утром говорила. Но у вас, почему-то не хватило ума распределиться по участку, чтобы ускорить процесс сборки урожая. Вот теперь и вините себя, что обед переносится на полдник.

– Ну, хоть чаю бы попили на дорожку, – предложил Костик.

Я по-детски спрыгнула с третьей ступени крыльца и усмехнулась его простоте:

– Там и попьете. Здесь вам не санаторий с трехразовым питанием. Или вы хотели мои зимние запасы сожрать?

– Ну, – смущенно улыбнулся голубоглазый солдат. – Не оскудеет рука дающего.

– И не лопнет пузо жрущего, – добавила я и тщательно осмотрела отряд, который обещала вывести из своего леса до точки высадки.

Бойцы подготовились достаточно хорошо. Оперативно собрали свои вещи, подвесили Абаканы на бок, чтобы те не мешали двигаться по лесу, но на всякий случай оставались под рукой. Палатки распределили друг между другом, переложив мелкие, но объемные вещи в рюкзаки мирных Мишки и Пашки. Которые попытались что-то возразить, но на предложение забрать тогда палатки и остатки сухпайков себе не согласились.

В целом, отряд оказался готов к походу, учитывая, что, если следовать карте, которую мне все-таки согласились показать, идти нам не больше трех дней. Лишь мирные все никак не могли найти самый удобный способ крепко держать ручку лестницы, чтобы нести импровизированные носилки на одном уровне с Костиком и Андреем.

Я вздохнула, понимая, что разношерстная компания будет замедлять, но все же скомандовала:

– Отряд Каппа семь! Встать в строй, развернуться в направлении запада и следовать за проводником.

– А где запад? – робко уточнил Прокофьев, которого поставили вперед в пару с Андреем.

Остальные хмыкнули, Костик шутливо закатил глаза, Луншин осуждающе покачал головой.

– Запад там, куда я пойду, – коротко пояснила я и встала в голову строя. – Пошли уже, юные скауты, блин.

И отправилась прочь с поляны, служившей мне домом последние семь лет, отлично зная, что это не на пару часов и даже не на день, как бывало, когда подходило время для пополнения запасов из ближайшего села. За спиной послышался стройный шаг, из которого иногда выбивались двое. Тут же раздавался тихий мат и отряд снова возвращался к заданному впередиидущими ритму.

Наше построение закрывал Витька, как самый опытный и подготовленный. Именно на него легла главная, ответственная функция – следить за всем, что происходит позади нас. И такое решение оказалось одним из немногих, что не вызвало во мне ни насмешки, ни возражений и язвительных замечаний.

Этот длинноволосый парень умело оглядывал окружающий ландшафт и без опасения делал несколько шагов спиной вперед, следя, чтобы никто не выскочил там, где мы уже прошли. Отчего лично мне все же становилось спокойней… за Луншина и еще двоих мирных неумех.

Несмотря на мои опасения, мы продвигались достаточно бойко. И даже носилки не мешали бойцам держать темп. Что начало зарождать во мне мелкие намеки на уважение, переросшее из первоначального удивления.

– А разве нам не надо повернуть на юг? – осторожно поинтересовался Пашка, когда я продолжила идти в западном направлении, отлично ориентируясь по тропам, вытоптанным тут не столько мной, сколько разнокалиберной живностью.

– Зачем? – тут же раздался мой удивленный вопрос, окончательно разрушивший магию лесной тишины.

– Мы к вам так шли, – ответил Хвостик с такой интонацией, что стало ясно – он плохо читает карты, отчего доверился старшим и считал, что путь до моего участка и должен занимать пять дней.

– Через село и заброшенное поле? – уточнила я, чувствуя, что еле сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза и пожалеть его тугодумие вслух.

– Ну да, – констатируя очевидное, подтвердил мою догадку Мишка.

– И что вы забыли там? Тут же по прямой можно было пройти.

– По приказу командования, – сухо буркнул Луншин.

По его интонации и очень короткому ответу все стало ясно. В селе они планировали нанять проводника, чтобы не плутать самим. Вот только никто не учел, что местные это место недолюбливали и всячески избегали, предпочитая охотиться и собирать грибы с ягодами либо южнее, либо за рекой.

– Никто не согласился? – с насмешкой и нотками понимания, спросила я, даже не оглядываясь.

За спиной повисло молчание, на которое мне оставалось только кивнуть. Кто ж признается в таком? Особенно если просили военные, а не какие-то туристы, не знающие, где запад, а где север.

Несмотря на жгучее желание подтрунить над ними еще больше и начать рассуждения, что тут и дети не плутают, а проводник не нашелся, потому что они рожей не вышли, я все-таки сдержалась. Чего дразнить бедолаг? Им и так досталось.

Потому дальше путь мы продолжили в тишине. Если исключить редкие недовольные перешептывания.

– Хватит ручку опускать, скоро по земле волочь будем.

– За собой следи, а у меня рука устала.

– Эй, передние, хорош ругаться, держите крепче, мы тут вдвоем не справимся.

– Заткнитесь уже все, не слышите, что за нами кто-то в кустах следит.

В общем, детский отряд на летней прогулке. Зарница, как я ее помню.

Вскоре дорогие сердцу сосны стали разбавлять редкие березы. Мы выходили к нашему первому привалу. И я перестала вслушиваться в пререкания бойцов, внимательно разглядывая землю на предмет грибов и следов живности.

Когда появились первые подосиновики, ноги сами сделали резкий шаг с дорожки, а тело ловко присело, успев быстро вытащить нож из поясных ножен. Да, вот он, наш будущий суп, ждет моего прихода.

Остальные внезапно замолкли. Позабыв про рассказ о нерабочих автоматах, кто-то из парней все же дернулся к оружию. Послышался тихий мат Луншина, импровизированные носилки покосились, меняя положение командира и доставляя достаточно серьезную боль в ноге.

– Отставить тревогу, – осознав, что все оказались не готовы к моей тихой охоте, произнесла я и выпрямилась, демонстрируя первый урожай. – Лучше под ноги смотрите теперь внимательно. Чтоб суп наваристей вышел. Скоро уже привал.

– Ох, неужели, – счастливо простонал Мишка.

– Ужели, – только и ответила я, возвращаясь на тропу и продолжая путь в видимом только мне направлении.

До самой поляны мы шли в полной тишине. Парни настолько увлеклись поиском грибов, что позабыли про усталость и споры, кто как держит носилки. И это оказалось единственной пользой – никто из них ничего не нашел, зато хоть перестали переругиваться, досказывая всему лесу, где нас найти.

На поляну мы вышли чуть позже полудня. Солнце едва переступило зенит. И это не могло ни радовать – несмотря на носилки и двух неприспособленных к походам парней, отряд все же двигался вперед. И делал это достаточно быстро.

– Привал, – объявила я, оглядев открытое пространство, спугивая зайцев и полевок, попрятавшихся в высокой траве на границе между поляной и лесом. – Луншина несите к бревну. Витька, оставь уже свой автомат в покое и набери веток по дороге. Надо развести костер.

Немного поколебавшись, еще не привыкнув, что отрядом командует кто-то похожий на меня, парни все же отправились к бревну, которое притащили сюда несколько лет назад какие-то охотники. Да так и бросили. Но я тут совершенно не причем.

Расположившие поудобней своего командира парни уставились на него в ожидании дальнейших поручений. Но ему оказалось достаточно прекращения мучительной тряски. Потому он блаженно прикрыл глаза, приподнялся на руках, стараясь придвинуться к бревну поближе, и откинулся на него.

Остальные же принялись разглядывать поляну, не понимая, как быть. Будто и не устали вовсе, а всю дорогу ныли ради приличия.

– И что ждем? – я решила взбодрить их за Луншина, который пока пытался поменять позу, чтобы затекшие мышцы перестали ныть. – Костер сам себя не соберет, котелки по воду сами не сбегают.

– А что нужно? – Костик быстро переключился, подбираясь и чуть подпрыгивая на месте в ожидании действий.

Я обернулась на хруст и махнула на Витька, принесшего целую охапку веток:

– Займитесь костром. Заодно сообразите какой-нибудь подвес, чтобы было на чем суп варить. А вы, – я повернулась к уставшим мирным, сосредоточенно разминавшим руки. – Берете рюкзак с провизией и чистите картошку с морковкой, можете еще и луковицу одну взять, чтобы повкуснее было.

– А почему мы? – обиженно поинтересовался Мишка, не горящий желанием заниматься готовкой.

– Не вопрос, – я протянула ему три котелка и махнула в неопределенном направлении. – Пойдете по воду. Ручей где-то там. На звук идите.

– Сколько картошки чистить? – тут же услужливо уточнил дипломат, ныряя в ближайший рюкзак.

Я невольно усмехнулась быстрой покладистости парня и, оглядев горку грибов, сложенных в оттянутую футболку, прикинула:

– Трех хватит. Пашка, берешь на себя нарезку овощей на суп. А мы с Андреем сходим по воду, – и аккуратно ссыпала свой улов рядом с севшим Хвостиком.

Смуглый боец лишь приподнял бровь, но вспомнив договоренность, что на время похода на меня возлагается функция командира, согласно кивнул, подхватил котелки и последовал за мной, так ничего и не сказав.

Ручей нашелся быстро. Эта поляна была мне знакома достаточно хорошо, чтобы не плутать в поисках всего необходимого. Оттого назад мы вернулись прежде, чем Витька и Костик смогли соорудить что-то похожее на подвес для котелков.

– Чему вас только учили? – вздохнув, поинтересовалась я и быстро выстругала две рогатины из веток потолще, которые после вбила в твердую, истоптанную землю.

– Полевой кухней обычно занимаются снабженцы, – чуть недовольно буркнул Витька и протянул мне третью ветку, подлиннее. – Мы больше по разведке и бою.

– Лучше все уметь, чтобы потом в лесу голодным не остаться. Чем надеяться на каких-то там снабженцев, – спокойно заметила я и, подвесив на ветку один из котелков, тут же положила ее, как перекладину на рогатины. – Ну что, будем все дружно готовить супчик?

Процесс пошел бойко. Пока мирные Пашка и Мишка на удивление ловко справлялись с овощами, я чистила грибы, тут же отправлявшиеся в котелок, где постепенно закипала вода. Костик вызвался организовать запас хвороста, а Андрей, уже знавший, где бежит ручей, периодически менял воду, чтобы все перемыть.

Когда котелок на перекладине сменился, все уже довольно расположились, где нашли себе место. Бойцы, нетребовательные к условиям, расселись на земле, закинув автоматы за спину. Мирные предпочли использовать бревно в качестве мебели. Я же благополучно достала спальный мешок, свернутый в плотный валик, и села на него, как на пуфик, подобрав ноги под себя, будто начинающий йог.

Суп получился наваристый. Отчего поздний обед прошел в полном молчании – все радостно стучали ложками по мискам. А когда приборы перестали справляться, Костик просто допил бульон и довольно вытер рот рукавом:

– Никогда так вкусно не ел.

– Это усталость и свежий воздух, – усмехнувшись искренности парня, заметила я. – И растущий организм. Ладно, раз наелись, пять минут на чай и дальше в дорогу. Нужно затемно дойти до реки. Чтобы успеть добраться до точки к высадке.

Андрей лишь согласно кивнул, разлил заварившийся во втором котелке напиток по подставленным кружкам и вернулся на свое место. Остальные все так же молча продолжили обед, не возражая и не задавая никаких вопросов.

Но через пять минут никто не оказался готов к походу. Мирные грустно разглядывали опустевшие кружки, бойцы ждали дальнейших распоряжений.

– А додуматься помыть посуду, закидать костер и закопать отходы вам трудно? – уточнила я, наблюдая безмолвную картину полного замешательства и лени.

– В каком порядке? – вставая, спросил Костик и снял котелок с чаем с перекладины.

– Лучше уж распределите обязанности и сделайте все одновременно, – я сложила посуду по котелкам и махнула Андрею. – Пошли, пока остальные будут убирать следы нашего пребывания, наведем чистоту.

Никто не стал возражать на мое предложение и на поляне, наконец, забурлила жизнь. А через десять минут все снова встали в строй, благоразумно поменявшись местами, чтобы равномерно распределить нагрузку на тело.

Заметив мой одобряющий взгляд, Костик ухмыльнулся и зычно запел старую военную песенку про молодого солдатика и его зазнобу, следовавшую за ним по всему миру. Вскоре напев поддержали остальные, и лес озарил дружный ор, вызвав улыбку на моих губах.

Идти стало веселее, задорнее, да и Витьке больше не нужно было следить за хвостом – вся живность давно разбежалась по кустам и норам, чтобы не слышать, как фальшивит детский отряд.

Зато это прибавило парням сил и до реки бы добрались засветло, чего я никак не предполагала, учитывая долгие сборы у дома и на привале. Но внезапно отряд Каппа семь решил удивить меня своим задорным настроем и быстро ускорившимся темпом.

Даже мирные, увлеченные пошлыми песенками, забыли про нытье и шли в ногу, не жалуясь на усталость.

– Остаемся на ночь здесь, – я остановилась за пару метров до речного берега, скрытого от нас высокими кустами.

– Еще успеем реку перейти и дальше отправиться, – возразил Костик, отлично видевший то, что я со своим ростом могла только слышать.

– Мостик узкий, идти нужно очень осторожно, а минут через десять, максимум пятнадцать начнет резко темнеть, – возразила я, не поворачиваясь к отряду. – Фонарики и прочая осветительная фигня здесь по-прежнему не работает. Как палатки будете в темноте ставить?

– Не впервой, – согласно поддержал предложение Костика Андрей. – Ведите. Кто знает, что нас завтра ждет.

– На звук идти сможете? – поинтересовалась я, опасаясь, что бойкие парни перевернут носилки с командиром и искупают того в уже достаточно холодной воде.

– Если неспешно и с хорошими инструкциями, то вполне, – развернуто ответил Костик, не обращая внимания на перепуганные взгляды Прокофьева и Хвостика.

Вот уж кто точно оказался не готов к переходу через реку в надвигающейся темноте. Еще и по узкому, хлипкому мостику.

Но возражать решению боевой части отряда они не решились. Просто вздохнули и приготовились к очередному испытанию то ли на ловкость, то ли на внимательность, то ли на выносливость.

– Ну, ладно, – я повернулась к Луншину и хищно улыбнулась. – Готов проверить своих ребят на прочность?

Командир постарался сохранить каменное лицо и достаточно уверенно кивнул.

– Тогда пошли.

Дорога, занимающая от силы три минуты, затянулась на все пятнадцать. Парни передвигались мелкими шажками, максимально близко прижавшись к носилкам и пытаясь хоть что-то разглядеть у себя под ногами. Выходило у них это плохо, а отсутствие нормальных перил регулярно грозило одной из сторон оступиться и нырнуть в темнеющий горный поток.

Оттого передвижение сильно походило на прогулку по минному полю под инструкции далекого диспетчера, наблюдающего за всем из безопасного места. Правда, в нашем случае точность была куда лучше, а погрешностей и вовсе никаких. Своевременное предупреждение о хлипкой доске или давно зияющей дыре заставляло быстро перестраиваться, не теряя равновесия и благополучно перенося носилки без особого крена.

Но даже я устала к тому моменту, когда ноги Хвостика, Андрея и Витьки коснулись противоположного берега. Впрочем, то же самое можно было сказать и обо всем отряде. На удачу мирных на землю спустились легкие сумерки, отчего рассмотреть раскрасневшиеся лица становилось достаточно сложно. Как и взмокшие лбы.

Бойцы справились лучше, их выдавало только глубокое дыхание. Но и их хотелось уже отпустить, освободить от ноши в виде раненного командира. Потому-то, дав им не больше минуты на отдых, я бойко зашагала в сторону:

– Все, передохнули и пошли.

– Куда? – застонал Прокофьев, практически падая на Луншина, тут же получив пару подзатыльников и пинок от жертвы ржавого капкана.

– На привал, – усмехнувшись, пояснила я, даже не остановившись, и ловко нырнула в кусты, точно зная, что за ними прячется отличная поляна.

– Да погоди ты, – громко пробурчал впереди идущий Костик, но на дорожке все же послышались шаги, а после и шуршание.

Бойцы-молодцы уставшие, замученные веселым марш-броском вышли на поляну, оглядывая открывшийся вид.

Хотя смотреть в темноте было особо-то и не на что. Обычная поляна, окруженная с трех сторон кустами и граничащая с мирным речным потоком с четвертой, ничем не выделялась среди кучи таких же по оба берега. Пара сосенок, да толстенная береза создавали отличную тень, закрывая все от тусклого звездного и лунного света. Отличное место для того, чтобы хорошо отдохнуть в абсолютной темноте.

– И чего стоим? – оторвала я всех от любования. – Тьма тут наступает очень быстро. Не успеете пот стереть, как уже вообще ничего видно не будет. Так что располагайте своего командира и ставьте палатки.

Слушаясь вольных приказов в моем исполнении, бойцы все же пришли в себя. На великую радость Мишки и тихий облегченный вздох Пашки искать место приземления для Луншина не стали – опустили носилки прямо в центре. Тут же Андрей снял с мирных парней груз в виде двух палаток и, заручившись поддержкой Витьки, принялся обустраивать ночлег. Остальные разбрелись по поляне в поисках мелких ветвей и хвороста, надеясь, что не придется снова нырять в кусты.

А Костик с интересом принялся разглядывать меня, будто только сейчас сообразил, что с ними в отряде идет девушка. Судя по его насмешливому взгляду, мысли у парня в голове проснулись самые обычные.

Но у меня не было никакого желания выяснять, что задумал разведчик. И потому я лишь приподняла бровь, а после принялась заниматься сборкой костра, чтобы приготовить остатки припасенных грибов и овощей.

Вскоре поляна озарилась светом костра, палатки встали на свои места – выходами к единственной открытой стороне, бойцы притащили откуда-то толстые бревна и расположились на них сами, поднеся поближе к лагерю Луншина. Все ждали ужина и отдыха, но старались не жаловаться на усталость или ненормированный забег по лесу.

Когда хитрое рагу из грибов, тушенки и последней морковки было разложено по мискам, молчание стало сосредоточенным. Сначала из-за изучения странного ужина, а после от того, что каждый распробовал угощение и, судя по тихому мычанию, остался весьма доволен моим талантом полевого кулинара.

Я же не устала настолько, чтобы отбирать порцию у парней. И просто сидела с кружкой в руках, пожевывая припрятанные галеты.

– Как планируем размещаться? – доев свой ужин и перейдя к чаю, поинтересовался Костик, снова изучая меня хитрым взглядом.

– А что у вас какие-то трудности? Прошлой ночью подушку не поделили? Или кто-то к кому-то в спальник влез? – с насмешкой уточнила я.

– Ну, – разведчик слегка смутился моим ответным вопросом и попробовал пояснить уже с меньшим количеством намеков. – Палатки по-прежнему две, а людей семь, да еще и, – он совсем замялся, но все же выдавил. – Вы.

– И что я?

– Не побоитесь спать с кем-то из нас?

– А с чего ты взял, что я вообще строю планы на ваши спальные места?

Костик округлил глаза, неготовый к чему-то подобному. Видать, он полагал, что я чинно захихикаю и отшучусь, уговаривая мальчиков подвинуться и ночью держать руки при себе. Но, будь у меня такой характер, мне бы не понравился нынешний образ жизни. И только завались они на мой участок всей своей бойкой толпой, как на крыльце стоял бы уже собранный рюкзак.

– Тогда какие планы? – более официально уточнил Андрей, уже допивший чай и собиравший посуду вместе.

– Да никаких. Спать пойдем, а завтра снова в дорогу, – я пожала плечами. – По идее, если не будем сбавлять темп, то доберемся до точки высадки за полтора дня. Кажется, они как раз к этому времени и должны прибыть?

– Если все идет по плану, то да, – согласился Луншин и тоже не удержался от вопроса. – Как планируете спать все-таки?

– Чего вы ко мне пристали? Я-то как-нибудь переночую. О себе лучше позаботьтесь. Вон, как тебя будут затаскивать и в спальник упаковывать? Швы на добром слове держатся и ногой лучше лишний раз вообще не двигать.

– Разберусь, – только и ответил командир куцего отряда, отдавая Андрею свою посуду.

Темноволосый боец кивнул и добавил протянутое к своей стопке, а после вопросительно глянул на меня:

– Составите компанию?

– А что, все поели? – я окинула взглядом кружок и ухмыльнулась беспокойству в глазах мирных. – Тогда ждем самых слабых, чтоб по два раза не ходить.

Андрей согласно кивнул предложению и вылил в кружку остатки чая, предложив поделиться с командиром и Костиком. Те тактично отказались, погружаясь в свои мысли и пытаясь выглядеть максимально отрешенными после смутившего их разговора.

Но ведь и правда – есть вопросы поважнее, чем дележка меня по палаткам. Нашли тут маркитантку. Хотя я где-то читала или слышала краем уха, что боевое ложе те как раз и не делили, а больше походили на современных сестер милосердия. Но нашлась парочка более раскрепощенных, которые и попали в анналы истории, создав искаженный образ благородных боевых подруг.

Кто сказал, что я в своем лесу не найду ночлега? О себе б подумали – страдальцы.

Благодаря молчаливому Андрею, мы быстро справились с уборкой вокруг костра. А после оставалось только разобраться с размещением всех по палаткам. Но и тут проблем не оказалось – бойцы решили собраться в одной, а вторую отдали в распоряжение Хвостика и Прокофьева, выделив тем самым больше места Луншину. Что мне казалось самым логичным – эти тощие мальчишки могли и для еще двоих таких же потесниться.

– Ну все? Разобрались, наконец? – дождавшись выяснения спальных мест, уточнила я и, получив шесть утвердительных кивков, встала. – Тогда и я пошла спать.

– Куда? – удивленно поинтересовался Костик, собирая посуду по котелкам и выставляя где-то на границе в качестве импровизированной сигнализации.

– Туда, – я махнула в сторону деревьев и закинула рюкзак за спину.

– Как дитя волков что ли спать будете?

– Как дитя белок.

Больше вопросов не последовало. А я ловко вытащила толстую веревку, закинула ее на нижнюю ветку и взобралась на старую, крепкую березу. Там, на стволе, чуть повыше, очень давно кто-то из живности сделал дупло для хранения своего добра. Но со временем про него забыли одни, поселились другие, съехали из-за увеличения семейства, третьи расширили жилплощадь, но тоже вскоре ее оставили. Потом и я нашла это место в толстенном стволе векового дерева и, проведя пару тестов, запомнила его на вот такие случаи.

Внутри пахло соком и свежей древесиной. Несмотря на огромную дыру, ее сложно было разглядеть с земли, оттого порой я прятала здесь всякие мелочи, когда не могла все донести сразу, или ночевала, если намеревалась устроить долгий поход, чтобы не смущать местных жителей странной брезентовой фигней на их территории.

Наконец, и меня накрыла усталость от пережитого за один день. Еще и эта встреча с далеким прошлым в виде повзрослевшего Хвостика добила окончательно. Оттого, я затащила веревку внутрь, быстро достала тонкий спальный мешок, сложила под голову куртку и штаны, оставшись в коротких шортах и длинной, растянутой футболке, закрыла глаза и провалилась в сон…

Обычно в подобных полевых условиях день начинается с рассветного солнца, пробивающегося сквозь ветки и добирающегося до дупла примерно в шестом часу. К этому времени в лесу уже достаточно светло и тепло, чтобы двигать дальше. Заодно и решаются вопросы завтрака, быстрых сборов, ускорения шага.

Когда тебе некуда спешить и часы давно стали чем-то весьма номинальным, жизнь начинает идти по правилам природы и собственного тела, оттого-то я и удивилась тому, что проснулась, не обнаружив ни единого признака рассвета.

И в дупле, и за пределами толстого ствола царила темнота. Как раз та, в которой ветки смахивают на руки маньяка, тянущиеся к твоей тонкой шее. А любой огонек скорее доведет до инфаркта, чем до логического объяснения и ожидания живой души.

В таких потемках, особенно после резкого пробуждения, прочие органы чувств обостряются до предела. В первую очередь, конечно же, слух, на который и приходится полагаться, когда глаза подводят.

И на этот момент я не стала предпринимать даже попыток высмотреть хоть что-то за пределами моего убежища, отдаваясь на волю своих ушей.

В лагере слышались чужие голоса – глухие, чуть пьяные и явно настроенные очень серьезно. Но достаточно тихие, чтобы расслышать что-то из глубин дупла или разбудить уставший отряд.

Соблюдая все правила осторожности и не нарушая мнимой тишины, я выглянула из своего укрытия и молча перебралась на ветку, где и уселась, ожидая развития событий. А заодно зло отметила, что доблестный отряд не поставил караула, создавая весьма опасную ситуацию.

У крайней палатки, где должны были спать мирные и командир всея отряда, стояли две мужских фигуры. Один гость оказался высоким, широкоплечим, укутанным в толстую куртку не по сезону. Второй – приземистый, полноватый, с ружьем, упертым в землю – стоял по левую руку от первого и больше кивал, чем говорил.

– Может, пойдем? Вдруг они какие-нибудь крутые или больно натренированные? – предложил он глухо, но достаточно громко, чтобы я смогла разобрать слова.