Free

Собственность мажора

Text
6
Reviews
Mark as finished
Font:Smaller АаLarger Aa

Я не телепат, но, кажется, она в восторге.

– Давай посмотрим! – нетерпеливо машет рукой на пятнадцатиметровую елку, под которой какие-то пляски.

Натянув собственные перчатки, разминаю пальцы, говоря:

– Давай.

Обходим периметр, включая каток, и от ее энтузиазма я лениво улыбаюсь, как тот самый придурок.

Ну думал, что проводить время с девушкой может быть так умиротворяюще.

Очень много энтузиазма и очень много трепа.

Засунув в карманы руки, терпеливо жду, пока рассыпаясь в восторгах забирается в деревянные сани недалеко от главного здания и, покрутившись там, выпрыгивает обратно, спрашивая из глубин своего шарфа:

– А кино?

– Там, – мотаю головой на ресторанно-развлекательный двухэтажный комплекс. – За коттеджами ещё ледянки есть. Хочешь?

– Нет, – медленно покачивая задницей, трогает в сторону светящегося комплекса.

Смотрю на ее грациозно вертящиеся бедра, чувствуя повсеместную отдачу. Голос у неё стал другой, и повадки тоже…

Зараза.

Глава 17

Никита

– Блин, – протираю лицо ладонями и пристраиваю на коленях локти. – Может уйдем?

Обернувшись через плечо, смотрю на Оленёнка и качаю головой.

Высморкавшись в салфетку, всхлипывает и утирает слезы, с претензией говоря:

– Ты серьезно? На самом интересном?

– Жесть… – бормочу, отворачиваясь к экрану, на котором лежащий на смертном одре мужик рассказывает своей престарелой жене про любовь и прочую лабуду, и это помимо того, что в этом фильме уже третий раз кто-то умирает.

Если это семейный новогодний фильм, то я балерина. Лучше бы на ужастик пошли. Смотрю на часы и тру ладонью шею.

Он ещё и двухчасовой.

Если бы я был один, меня бы здесь давно не было.

Что удивительно, маленький зал кинотеатра забит под завязку. Мне даже пришлось купить билеты.

В этом зале я в первый раз. Мне он нравится. Вместо кресел диваны, и установлены они в шахматном порядке. У диванов столики, можно даже еду из ресторана заказать.

– Есть хочешь? – спрашиваю, снова посмотрев на Алёну.

Закутавшись в мою толстовку, теребит в руках скомканную салфетку. Все в этом зале на высшем уровне, единственный вопрос – почему здесь так холодно?

В моей толстовке она утонула.

Сам я накинул на плечи ее клетчатый шарф, потому что я в футболке и идти в гардероб было тупо лень.

– Нет, – всхлипывает она и вдруг спрашивает в ответ. – А ты?

Я?

– Я всегда есть хочу, – говорю ей.

Откидываюсь на спинку дивана, вертя в руке стакан с Колой.

– Я заметила… – еле слышно говорит она. – Растущий организм?

– Я большой мальчик, Олененок, – усмехаюсь, наблюдая за ее лицом.

Бросив на меня косой взгляд, кусает губу.

Ерзаю по дивану, потому что клянусь своей хоккейной экипировкой – она покраснела.

Ни фига себе.

Опустив глаза, смотрит на свои руки, и я уже готов поклясться почкой в каком конкретно ключе она перерабатывает полученную только что информацию.

Черт.

Она такая правильная, просто, мать его, настоящая зануда, и я все время упускал из вида тот факт, что у нее вообще никакого опыта с парнями нет. Ну максимум поцелуи с какой-нибудь прыщавой школотой. Ну и с придурком Колесовым.

Почему-то так получается, что этому говнюку всегда нужно то же самое, что и мне. Мое место в школьной футбольной команде, мое место за школьной партой, мой ВУЗ, мой тренер.

Рука сжимается в кулак.

Когда увидел их вместе, меня очень и очень лихо переклинило. В принципе это любого парня касается, не только его. Может я и хреново целуюсь, но чьи-то еще поцелуи ей в ближайшее время все равно не светят. Только мои дерьмовые поцелуи.

Бросив хмурый взгляд на экран, протягиваю ей стакан и буркаю:

– На, попей. У тебя уже обезвоживание.

– Тебе вообще не интересно? – забирает у меня стакан.

– Смотреть про рассуждения девяностолетнего мужика? – уточняю я. – Нет.

– Это не про рассуждения, – закатывает она глаза. – Это про жизнь.

– А-а-а… – вытягиваю перед собой ноги. – А я думал про рассусоливания.

– И что же тебе нравится? – интересуется она. – Убить Билла?

– Отпадный фильм, – киваю я, расслабляясь и забрасывая за голову руки.

– Терпеть его не могу, – по-деловому сообщает Алена.

– Ну я же терплю, – киваю на экран.

В ответ она снова закатывает глаза, но я вижу, что в них плещется веселье.

Действительно, весёлого хватает. Свидание мечты.

Отпивает из трубочки и кусает губы. Под финальные титры ещё раз пускает слезу, и мы уходим из кинотеатра.

Забрав из гардероба наши вещи, нахожу ее у стеклянных дверей.

Моя толстовка ей почти по колено. Обняв себя руками, смотрит на улицу, а когда видит меня собирается снять толстовку.

– Не снимай, – останавливаюсь сзади, разворачивая ее шубу.

Просунув в рукава руки, Алёна набрасывает на голову мой капюшон и забирает у меня свой шарф.

– Снег пошёл… – говорит, подняв на меня глаза. – Сильный.

Посмотрев в окно, вижу настоящий буран.

Приехали.

И давно это началось?

Изучаю двор внизу, пытаясь понять насколько все плохо.

Застегнув под горло куртку и надев шапку, смотрю на нее и велю:

– Руку давай.

Протянув ладонь, смотрю на нее исподлобья и ожидаю приговора. Может быть это наглость, но мне осточертело терпеть.

Она думает так громко, что слышно даже мне.

Голубые глаза скользят по моему лицу. Такие серьёзные, будто я предложил ей за меня выйти. Крылья маленького носа вздрагивают, когда делает глубокий вдох.

Просто возьми меня за руку, Олененок.

Смотрит на мою ладонь и достает из кармана свою, после чего вкладывает ее в мою руку.

Как только это происходит, пальцами расталкиваю ее пальцы и сгребаю тонкую ладонь в крабский захват. Отправляю этот замок в свой карман и тащу ее к выходу.

Глава 18

Алена

– Да, караул, – всплескивает руками моя двоюродная сестра Оксана, – ты бы видела, что там на трассе творится! Наташа фотки прислала, они в кювете, вот только достали их…

– С ними все нормально? – припрыгивая на месте от холода, сдвигаю с носа шарф, чтобы она лучше меня слышала.

– Да! – перекрикивает Оксана шум работающего двигателя их семейной Нивы.

– Тормози! – орет ее муж, стуча кулаком по капоту.

За мутной снежной пеленой вижу, как он принимается орудовать лопатой вместе с их младшим сыном, который за последний год превратился в настоящего парня, а когда я видела его последний раз, был прыщавым подростком.

Муж Оксаны – участник местной команды гонок по бездорожью, и их обвешанную подвесками и логотипами Ниву я узнала, когда мы с Никитой только заехали на базу отдыха «Три пескаря».

– А ты здесь какими судьбами? – обнимает мое плечо Оксана. – Совсем раздетая! Давай куртку тебе дам теплую!

Сама она одета в водонепроницаемый комбинезон, куртку и горнолыжные ботинки, как и все члены ее семьи.

– В кино ходила! – кричу, потому что Нива делает очередную попытку выбраться из сугроба.

– Куда?! – смеется она. – В кино?! А что в городе кина нет?

Это очень хороший вопрос, но она задала его не тому человеку. Под колючим и мокрым от моего дыхания шарфом губы разъезжаются в улыбке.

Кажется, сегодня у меня совсем поехала крыша, но я… у меня сегодня весь мир где-то за кадром, начиная с того момента, как вышла из своей квартиры четыре часа назад.

– Так неинтересно, – объясняю ей, поворачивая голову и пытаясь разглядеть в десяти метрах позади очертания черного БМВ, но за бурлящей снежной пеленой видно только тусклый свет фар.

– Молодежь! – хлопает меня по плечу Оксана и оттаскивает в сторону, когда мимо, вихляя и буксуя, проезжает чей-то красный внедорожник.

Здесь на парковке творится черте что. Кто-то копает, кто-то толкает, кто-то буксует…

Просто эпический кошмар!

Я отчетливо понимаю, что добраться сегодня до дома будет гигантской, просто громаднейшей проблемой, которую я придумала как решить!

– Возьмёте меня с собой? – кричу, обернувшись к сестре.

– Спрашиваешь! Возьмём конечно!

– Только я не одна, – снова кричу ей. – Нас двое. А вас четверо…

– Толика на колени посадим, – машет она рукой, – не вопрос. Не бросим мы тебя тут.

– Спасибо, – сжимаю ее плечи, – Я сейчас вернусь…

– Давай, двигай попой, – указывает она на вырывающуюся из сугроба Ниву. – Ждём тебя.

– Пять минут! – развернувшись, начинаю пробираться по бурлящей парковке.

Ноги утопают в снегу, он горстями застревает в моих коротких ботинках, и пока я добираюсь до БМВ, я по колено мокрая.

Холод пробирается под колготки, и растекается по всему телу.

Вижу сдающую назад БМВ, но это выглядит так, будто под бешеный рёв мотора она стоит на месте. Водительская дверь распахивается, и оттуда выходит Барков. Хлопнув ею, выхватывает торчащую из сугроба лопату и начинает яростно копать.

Вместо шапки на нем балаклава, которая закрывает голову, лоб и лицо, оставив только небольшую прорезь для глаз.

Опустившись на одно колено, он загоняет лопату под заднее колесо и загребает снег.

– Я нашла нам машину! – выкрикиваю с облегчением, оказавшись рядом с ним.

Вскинув голову, смотрит на меня и рычит:

– Че ты трубку не берёшь?! Три раза звонил!

– Я… не слышала!

Даже не берусь проверять телефон, потому что это бессмысленно. Он где-то глубоко в кармане, и сегодня я про него напрочь забыла.

Поднявшись на ноги, Ник швыряет на снег лопату и продолжает орать, схватив меня за локоть:

– Ты сказала на пять минут отойду, я уже тебя искать ходил! Думал заблудилась к хренам! Ты нормальная, кто так делает?!

– Я не рассчитала… – пытаюсь оправдаться, потому что он очень злой, и это застало меня врасплох.

Даже через маску я чувствую его психи.

 

Он… волновался?

– Предупреждать надо! – толкает меня к задней двери. – В машину садись.

Почему он такой неисправимый грубиян?!

Почему больше меня это, черт возьми, не бесит?!

– Нас подхватят мои знакомые! – сопротивляюсь и машу варежкой в совершенно неопределенную сторону. – У них Нива!

– Садись… – снова толкает меня он. – Я сам разберусь.

– На трассе не проехать, – быстро отчитываюсь, ухватившись за его куртку. – Там говорят караул! Все кюветы заняты.

Даже если его БМВ выберется с турбазы, на трассе ей понадобится эвакуатор! Он сам прекрасно это понимает.

Глядя на меня сверху вниз, повторяет:

– Ясно, садись в машину.

– Но нас ждут! Ты слышишь меня? У них Нива из этих ралли по бездорожью. Повезло!

Барков молчит, а потом громко проговаривает:

– Я не сажусь в машины к посторонним людям.

Что?

Смотрю на него удивленно, запрокинув голову.

Я бы подумала, что это шутка, но даже не видя толком его глаза понимаю, что он не шутит! Слишком странный у него голос, будто этой фразой он бросает кому-то вызов.

– В смысле ты не садишься? – спрашиваю недоверчиво.

Он опять молчит, а я жду пояснений, глядя на него изумленно. Все происходящее сейчас говорит мне о том, что вопрос гораздо глубже, чем может показаться на первый взгляд.

Что за чертовщина?

– Я не поеду в чье-то машине в компании посторонних людей, – говорит, посмотрев в сторону. – Для меня это не комфортно. Им со мной тоже будет не комфортно.

Мои мозги усиленно соображают.

Что это за заскок такой?

– С чего ты это решил? – выкрикиваю я. – Что за… чушь?

Я прекрасно знаю, что он бесит очень большое количество людей. Он и меня дико бесил, но это потому, что он грубый и невыносимый…

– Это реальность, – говорит серьезно.

– Может ты ещё детей ненавидит? И стариков? – возмущаюсь я.

– Может быть, – отвечает деревянным голосом.

Мои брови сходятся на переносице.

– Но на самолетах же ты летаешь? – требую я. – И ничего, выдержал.

– Это другое, – продолжает глядеть куда-то в сторону. – Я… не умею общаться с людьми из вежливости. Многих это обижает или бесит.

– Объясни, – топаю я ногой.

– Я уже объяснил. Я не люблю посторонних. Они не любят меня.

Он не общительный. Это я тоже прекрасно знаю. Закрытый. Сложный. Кажется, он был таким с самого детства, именно поэтому в школе превратился в волчонка, которого все задирали. Но сейчас-то он не маленький! Я не психоаналитик, но это… так не должно быть. Почему его отец не объяснил ему этого, черт возьми?! Кто, если не он? Он вообще вкурсе? Или у него на собственного сына тоже времени не нашлось?

– Нас просто подкинут до города, – пытаюсь достучаться я. – Просто подкинут, и все.

– Я не знаю этих людей, – упрямо повторяет он.

– Но я их знаю! – дергаю за его куртку.

– Алена… – выпускает он мой локоть и отходит на шаг.

– Это моя сестра… – продолжаю ему в спину. – Двоюродная…

– Езжай с ними, – подхватывает лопату и идет к багажнику.

– А ты? – требую, идя следом.

– Отцу позвоню… – захлопывает крышку, направляясь к водительской двери.

Схватив его за рукав, разворачиваю к себе.

– Да он сюда два дня добираться будет.

– На базе переночую.

Я понимаю, что настаивать дальше – это как биться головой о стену.

Что за человек? Почему меня так задели его слова?

Со мной в школе учился такой отморозок, которого лично я бы даже в общественные места пускать запретила. И как бы там ни было Ник… он адекватный и… умный, просто бескомпромиссный… и местами придурок. Но он думает о себе слишком строго!

Ведь это простые вещи…

Я не понимаю. Не понимаю его. Кажется, он этого и не требует, но ему явно не по душе этот разговор…

От очередного порыва ветра меня встряхивает, колючий холод ползает по ногам.

– У меня экзамен завтра, Барков… – сглатываю, чувствуя ужасный дискомфорт в груди. – Мне надо в город.

Дискомфорт от того, что по каким-то неведомым причинам я не хочу ехать куда-то без него. Он что, останется здесь один? На этой базе? В каком-нибудь номере?

Он не маленький.

Ну и что?

– Провожу тебя до машины, – кивает, блокируя свою машину.

– Поехали со мной, – прижимаю к груди окоченевшие в варежках руки.

– Олененок… – упирает он руки в бока и расставляет ноги.

– Пожалуйста, Барков… – выпаливаю я.

Он смотрит на свои ботинки. Хмурый и задумчивый.

В этой куртке и ботинках он выглядит таким здоровым, что где-то в животе у меня щекочет.

Он молчит, и я повторяю вымученно:

– Ну поехали… Я без тебе… не хочу…

Не знаю, что творю… но я сказала правду.

– Ты забрал меня из дома, теперь верни обратно… – снова выпаливаю я.

Вдохнув так, что взмыла вверх широкая грудь, он чертыхается.

– Боишься, что тебя по дороге высадят? – кивает на меня подбородком. – Потому что ты в попе заноза?

– Нет… – кусаю губы от смеха. – Не этого…

Я боюсь. Но совсем не этого.

– А чего? – рывком открывает он водительскую дверь.

Усевшись боком на сиденье так, что качнулась машина, достает из бардачка документы и засовывает их в нагрудный карман.

Улыбаюсь в своем шарфе, потирая друг о друга ноги и руки и умирая от холода.

Захлопнув дверь, Ник опять блокирует машину и, сделав ко мне два широких шага, наклоняется.

– А-а-а-й… – визжу, оказавшись висящей на его плече.

– Куда? – рычит он, накрыв своей лапой мою задницу.

– Там… – упираюсь руками в его спину. – Где вагончик с кофе!

Жестко стаптывая своими ботинками развороченный снег, он быстро шагает к Оксаниной Ниве.

Капюшон его толстовки закрывает мне весь внешний мир. Пытаюсь скинуть его, но делаю только хуже. В моих ботинках столько талой воды, что теперь уже не важно, дойду я до машины сама или нет, но, если бы я пошла сама, рухнула ы в ближайший сугроб, уверена, а этот варвар продирается через снег так, будто у него не ноги, а тараны!

Пишу и хихикаю, выкрикивая все, что приходит в голову.

– Дурак… ааай… ты из леса что ли? Ааааааай…

– Блин, – рыкает Ник, прибавляя ходу. – Не вертись!

Хотя это без разницы! Кажется, я для него вообще ничего не вешу, и от этого мои внутренности опасно плавятся, даже несмотря на то, что мне кошмарно неудобно! Это плавление так пугает, что я вмиг замолкаю, пораженная тем, что… что… Никита Идиот Игоревич может быть таким. Каким? Заботливым неандертальцем, вот каким!

– Неудобно! – визжу я.

– Тссс…

Обогнув капот буксующего Шевролет, переходит на легкую трусцу, от чего меня болтает в три раза жестче!

– Ник! – ору я возмущенно.

– Добрый вечер… – слышу его приглушенный голос, а потом он сгибает колени и ставит меня на ноги.

– Добрый… эээ… – тянет Оксана где-то за моей спиной. – Вечер…

Рука Баркова сжимает мою талию, пока путаюсь в капюшоне, сползжей на глаза шапке и в своих волосах, упав на его грудь.

Обернувшись, вижу, как она карабкается в машину и велит маленькому Толику:

– Двигайся…

– Пошли… – тащу Никиту за руку.

Меня начинает ощутимо колотить от холода, ведь выходя из дома я собиралась В КИНО!

Дергаю ручку машины с другой стороны Нивы, но она не поддаётся. Убрав мою руку, Ник сам открывает дверь и, подхватив меня под локоть, помогает забраться в этот трактор.

Двигаясь по сидению, срываю с рук мокрые варежки и стуча зубами объявляю:

– Всем привет! Здрасти, дядь Валер!

– Привет, Аленка, – отвечает муж Оксаны с водительского сиденья.

– Привет, – лениво отвечает с переднего пассажирского их старший сын Костя.

Меня окутывает прогретый печкой воздух салона. Как же я замерзла, боже ты мой! Дворники как безумные гоняют по лобовому стеклу снег. Повернувшись, жду пока Ник усядется в машину.

По очереди постучав ботинками о заднее колесо, он снимает перчатки и энергично отряхивает ими перед своей куртки. Хватается ладонью за потолочную ручку и легким рывком приземляется рядом со мной.

Суетимся с Оксаной, пытаясь расчистить ему место, потому что он занял собой половину заднего сиденья. Согнув ноги в коленях под углом девяносто градусов и широко их разведя, пригибает голову, пытаясь втиснуться и закрыть за собой дверь.

Зажатая между ним и Оксаной, кусаю губы. Смотрю на него и чувствую себя виноватой.

Может не стоило его тащить? Это как застрять в лифте, только движущемся.

Сорвав с головы черную балаклаву, в которой выглядел, как настоящий головорез, Никита ерошит светлые волосы, в которых самый настоящий бардак.

– Добрый вечер, – осматривает присутствующих, расстегивая горловину своей куртки.

– Приветствую, – отзывается водитель, бросая на него любопытный взгляд через зеркало.

Забросив руку, Ник кладет ее на мое плечо, прижимая меня к своему боку. От этого жеста у меня опять все плавится, но я даже не думаю сопротивляться.

– Ну что, все на месте? – щёлкает радиоволны Дядя Валера.

– Ага, – отзывается Костя с переднего сидения. – Поехали уже. Надоело.

Машину встряхивает, и поначалу мне кажется, что на этом поездка закончится, но потом мы трогаемся с места, и это похоже на поездку в каком-то аттракционе, так нас трясет.

Стягиваю с головы шапку и пытаюсь расстегнуть ворот шубы, но мои пальцы просто не гнутся.

– Это что, так сейчас модно? – изумляется Оксана, глядя на мои волосы.

– Да, – дую на свои пальцы и отшучиваюсь от больной темы, – а что, не похоже?

– Дай сюда… – слышу над своим ухом, и моя рука оказывается в большой холодно ладони Баркова.

Подняв лицо, смотрю на него, чувствуя, как в груди замирает сердце.

Поднеся наши руки к губам, выпускает из себя поток горячего воздуха, а потом разминает мои пальцы и дует опять, опустив на меня глаза.

– Еще… – шепчу одними губами, пристраивая голову на его плече.

Уголок его губ ползет вверх. Я чувствую их на костяшках своих пальцев. Его губы теплые и мягкие. От этого щекочет под рёбрами.

– А вас как величать, молодой человек? – вдруг спрашивает Оксана.

Черт…

Оторвав глаза от моего лица, Барков переводит их на Оксану и отвечает:

– Никита.

– Вы всегда девушек на шее носите? – шутливо интересуется она.

– Обычно не ношу, – после небольшой паузы сдержанно отвечает он.

Замолкает, кладя наши руки на свое бедро.

Я точно знаю, что Оксана на этом ни за что не остановится. И сейчас я приблизительно начинаю понимать, что он имел в виду говоря о… дискомфорте и прочем. Я бы… черт, я бы очень удивилась, если бы сейчас он вдруг вступил с ней в развеселый диалог и начал швыряться анекдотами, как сделал бы любой нормальный коммуникабельный человек…

– Ну, всегда первый раз бывает, – воодушевленно продолжает моя сестра.

– Наверное, – отзывается Барков все в той же сдержанной манере.

Смотрит в окно, становясь напряженным. Я чувствую его своим телом. Чувствую, как напряглись мышцы бедра под моей ладонью, когда он поерзал по сиденью, как напряглась рука, лежащая на моем плече…

Я отчетливо понимаю, что более сложного ответа Оксана не получит от него ни при каких условиях. И воспримет это соответствующе. Решит, что он… высокомерный придурок, который хочет, чтобы его оставили в покое, потому что даже дураку понятно, что он не тугодум.

Он из-за этого напрягся?

Но ведь не все должны быть трепачами!

Но я не сомневаюсь в том, что на месте Оксаны подумала бы так же…

Повернув голову, смотрю на сестру.

– Не наверное, а точно, – просвещает она. – А фамилия у вас есть?

– Есть, – получает ответ Баркова.

Если бы дело касалось только нас с ним двоих, клянусь, я бы закатила глаза. Оксана же смотрит на меня, слегка выгнув брови и как бы спрашивая “где ты его откопала?”.

Я не хочу, чтобы она думала о нем так.

– У него сегодня голова болит, – говорю ей, повернувшись к Нику. – Да?

Опустив на меня глаза, бормочет:

– Да, прям раскалывается.

– И у меня раскалывается, – вру так, чтобы все слышали.

– У-у-у… – тянет Оксана. – У вас эта, как ее… синхронизация?

Улыбаюсь, возвращая голову на его плечо. Опустив подбородок, смотрит на меня в ответ.

– Гиперсинхронизация, – отвечаю я, потому что взять на себя эту задачу Никита не собирается.

Ни и ладно.

Я могу за нас двоих.

Он так близко, что я чувствую его дыхание у себя на лбу. Чувствую и неосознанно тянусь. К нему. Забывая о том, что мы “застряли в лифте”, и совсем даже не одни.

Плотно сомкнутые серьезные губы на уровне моих глаз приоткрываются. Мои вслед делают то же самое. Наши пальцы сами собой сплетаются в замок на твердом как камень бедре, и мое дыхание становится чаще, потому что… я безумно хочу почувствовать его губы на своих…

 

Хочу!

И не только губы. Эти ощущения пронзают, как молния. Новые… влекущие за собой что-то большее, чем жажду поцелуев. Это… Господи, это возбуждение…

Он чувствует так же?

Его губы сжимаются в тонкую линию. Из его носа вырывается воздух, мышцы бедра каменеют…

– А что такое си-н-хо-ни-за-ция? – картавя, требует маленький Толя.

– Ликвидация различий между копиями данных, – рассеянно, но без единой запинки проговаривает Барков хриплым голосом.

– Садись… – шепчу я. – Пять.