– Нет, – собрав воедино остатки воли, я отодвинула лист.
Листиков озлобленно дёрнул веком и, рванув со стола ставший бесполезным лист, направился к своему краю стола. Поравнявшись с проёмом окна, в свете стёкол, фигура подполковника на мгновение потеряла черты, но зато приобрела контур. Как возникший из глубины веков первобытный образ, заслонивший выход из пещеры. Пещеры, отражающей сложность переплетений антропологии и ведущей в один из её мрачных тупиковых ходов. В самую-самую доисторическую глубину. Прямо на дно кембрийского моря.
II
1.
Знание – сила. Пятьсот лет назад, или около того, некий Бекон изрёк мудрость. Вряд ли и раньше в этом утверждении были сомнения, но парень первый вслух выразился, ему и лавры. Какой-нибудь почитатель хохмы, рассматривая высказывание под различными ракурсами, способен со смаком предаться своей склонности. Пусть она будет как примитивной, так и интеллектуальной. Незнание – немощь. Знание – деньги. Мухи – жужжание. Электрификация – свет. Фонарь под глазом – тоже свет. В иной голове можно найти с избытком мусора, но дальше личной нейронной свалки загрязнение цивилизации не пойдёт. Окружающим вреда нет. Разве только польза, если слоган окажется остроумным. Или просто смешным. Ну, в общем, уместным. Конечно, ум, это высшая мера человеческих ценностей, но без чудаков жизнь будет скучноватой. За исключением, когда чудак носит погоны. Если чудак на букву «М» облачён в мундир, в чью-то жизнь неизбежно вторгнуться проблемы, ни имеющие ничего общего с юмором. Лампас, в отличие от мозга, извилину не приемлет. Но это так, между прочим.
Когда двери нарконадзора захлопнулись за спиной, на душу свалилась непомерная тяжесть. Озабоченность, это очень маловыразительное описание моего морального состояния на этот момент. Какое-нибудь хлёсткое прилагательное, например исходное от существительного «давление», думаю, подойдет. Давящая озабоченность. Именно это чувство распирало голову изнутри по пути к дому. Факт – ситуация не разрешиться ни сама собой, ни с помощью адвокатов. Однозначно, нужна личная активная позиция. Но с чего начать?
«Раз я отказалась от сотрудничества, они начнут активно копать. Их первый козырь – рецепты на этот злосчастный реланиум, – дельные мысли потихоньку стали пробиваться к свету, – значит, в этом направлении и нужно действовать. И незамедлительно».
Только одно дело идея, другое её воплощение. Ситуацию упрощала централизованная выдача подобных препаратов и в нашем городке этим занималась только одна аптека. Значит вся информация обо мне, а именно нумерованные бланки рецептов, в ней и хранятся. Остаётся только выведать кому, какой и когда бланк выписан, а уже потом как-то привести всё в логическую законную плоскость. Вопрос, как всё выведать. Если нет знакомых, напрямую в аптеку соваться, скорее всего, бесполезно. Что я скажу? Здравствуйте, на меня заведено уголовное дело. Выручайте, девчонки, а то загремлю на зону! Бред. И если Листиков узнает, что я активизировалась, то может закрыть меня за вмешательство в следствие. И как тут быть?
«Нужен Серёга, – ещё одна дельная мысль осветила разум, – он наверняка сможет помочь».
Рука без промедлений извлекла из сумочки телефон, палец быстро нашёл нужный номер и через пару-тройку мгновений слух обрадовался голосу старого знакомого Сержо-Тороццы. Он тоже неподдельно обрадовался и, узнав о неких моих трудностях, без разъяснения оных, согласился встретиться. Решение проблем по телефону, который однозначно прослушивался, неоценимая услуга для следствия. Договорились, что он прямо сейчас подхватит меня, благо проезжает недалеко, по параллельному проспекту. Далее последовали, было, расспросы о жизни-работе, но я быстро оборвала связь. Прослушка тому причина. В общем, он поехал в объезд по односторонней улице для выезда на моё направление, а мне пришлось двигать через дворы к условленной точке.
Все те условности, кои были соблюдены Сержем при встрече, говорили о прежнем ко мне отношении. Они, судя по телячьим – лёгкое чмоканье в щёчку, обжимание в полкасания – нежностям, давали намёк на некое возобновление встреч в ближайшей перспективе. Но меня, как уже известно, сейчас заботили другие мысли. Таким образом, в первую очередь я выложила всё по порядку.
– Ну, Федя, и козёл, – озабоченное покачивание головой говорило за полную солидарность, – раз отказала в любви, значит получи уголовку! Круто!
– Более чем.
– Да уж. И чем я могу помочь?
– Мне как-то нужно достать информацию из аптеки, в которой я отоваривалась.
– А если просто сходить туда? Дать на лапу немного?
– Я уже думала. Нет, не подходит. Если следователь узнает, что я проявляю инициативу, то может бросить в КПЗ за помехи следствию.
– Да, вполне реальный расклад. И как же быть?
– Нужен хакер. Если попасть в базу данных аптеки, можно выудить всё, что нужно. Есть у тебя какие-то хакеры знакомые?
– Да откуда! Но могу с ребятами перетереть, может, помогут.
– Да уж перетри. Выручи несчастную девушку.
Серёга, задумался. По-видимому, принялся перебирать в уме друзей, возможно имеющих выходы на хакеров. По низкоамплитудному движению лицевых мышц можно было догадаться, что копается в памяти, переходя от одного имени к другому. Обычно сообразительный, тут он увяз в мыслях. Минут через пять-шесть это стало раздражать. Наконец-то последовал обнадёживающий кивок головой.
– Что? – опередив Сергея, спросила я.
– Есть пара ребят, – улыбнулся он, – завтра попытаюсь связаться.
– Брателла, – такая постановка вопроса меня не устраивала, в подтверждении чего оставалось лишь недовольно покачать головой, – завтра, возможно, будет поздно. Нужно действовать уже сегодня.
Серёга, осознав призыв к активности, скорчил гримасу озабоченности. Не знай его, я бы, однозначно, обиделась на такую реакцию. Человеческая эмоциональность зачастую является зеркалом мышления, а подобная мимика попросту наводит на мысль о нежелании соучастия. Здесь же возымел факт, что называется, несовпадения оболочки и содержания, то есть когда внешняя сторона не отражает суть. Конечно, возведение частного эмоционального акта в ранг философской категории способно вызвать приступ иронии, но не у меня в подобный момент. В момент, когда от сиюминутного решения зависит ход истории в масштабе конкретной человеческой жизни, иронии не место. То же самое применимо и к масштабам страны, но сейчас речь обо мне.
– Кажется, я смогу помочь тебе сегодня, – Серёга, после некоторого молчания, будто вышел из ступора, – но нужно сделать звонок.
– Мне остаётся лишь умолять тебя его сделать.
В общем, звонок был сделан. На другом конце «провода» оказался какой-то Никола, который у себя в бане как раз собирал компанию. Как стало ясно из разговора, в её составе были некие люди, имеющие кое-какой общественный вес, а значит и возможности. Присутствовал только один минус – компания являла действующую модель чисто мужского общества. «Male societatis» по латыни. Это значило, что не на всяком возе бабе есть место, о чём, прикрыв микрофон мобильника рукой, и поведал Серёга.
– Скажи, что я охренительная тётка, – понимающая кое-то в мужской психологии, нашлась я.
Серёга согласно кивнул головой, едва слышно прокашлялся в кулак и, слово в слово, повторил.
– Она охрененная тётка.
Наступившая пауза явила догадку, что на по ту сторону связи началась дискуссия о нарушении традиции.
«В конце концов, ведь это же не английский аристократический клуб, – подумала я, пока происходило предполагаемое совещание, – там стопудово простые российские мужики, сумевшие в смутные девяностые ухватить свою удачу. А когда это наши мужики могли устоять против женских чар? Полноценные – никогда».
Предположение о сексуальной полноценности Серёгиных друзей подтвердилось довольно скоро: он, не прошло и минуты, вновь кивнул головой, но уже одобрительно, и оборвал связь.
– Добро, они сказали везти тебя.
– Интересно, а как они конкретно это сказали?
– Да обычно. Тащи, мол, её сюда, то есть туда. Как они ещё могут сказать. Только вот для бани у нас ничего нет.
– А что нужно?
– Ну, полотенце, шлёпки, мыло, и всякое такое. Выпивка.
– Надеюсь, ты не думаешь, что я собираюсь сидеть в парилке вместе с чёрти какими самцами. А для тебя вехотка с веником и там найдётся. Берём выпивку, и давай уже поехали.
Серёга противиться не стал. Мы заскочили в ближайший магазин, взяли пару бутылок Виски. Мой напарник начал было противиться, предлагая в целях экономии Водку, но я решительно сказала, что сама плачу, и вскоре в кульке забрякали склянки с зарубежной самогонкой. Теперь можно двигаться. Покрутившись по наименее загруженным улицам, наша машина быстро вырвалась на пригородные просторы.
Сбор бизнес элиты происходил недалеко от города, в большом доме на берегу небольшой речушки. Последняя, как мне подумалось на основании прежних жизненных наблюдений, необходима для экстремальных ощущений в сфере термальной контрастности. То бишь, чтобы сигать из раскалённой парилки прямо в холодную в воду, с диким воплем, на лету жаря зад берёзой. Последнее, конечно, шутка. Никто в прыжке не хлещется веником. Но верещат, порой, как стегаемые арматурой. Возможно, это доисторический атавизм, боевой кличь питекантропа, размахивающего на острие атаки каменным топором. Или аспект национальной культуры. Не исключён и банальный эмоциональный выброс. Например, как Солнце выбрасывает протуберанец. Так же пламенно и эффектно, только в несопоставимо больших масштабах (я уже о светиле). Но, ближе к делу.
Когда мы подъехали к воротам, из-за забора уже доносился шум этих выбросов – мужики, судя по всему, веселились с детским азартом. Это означало разгар вечеринки, что вскоре позволило нам быстро влиться в коллектив. На парковочном пространстве красовались до десятка автомобилей, демонстрируя достижения японского и немецкого автомобилестроений. Владельцы этой роскоши, судя по маркам производителей, могли смело приравнивать месячный заработок врача к разряду мелких карманных расходов.
Как и предполагалось, интерес компании быстро сосредоточился на «охренительной» особи женского пола, возникшей в самый разгар веселья и присутствовавшей в единственном числе. Как писал небезызвестный Иван Барков, говоря языком Луки М, телеги и наряды временны, а женщины и кони вечны. Не исключено, что он этого и не писал, но хоть коней, по большей части, и сменило авто, но вот интерес к женщинам вовсе не ослаб. И сейчас, будто доказывая поведением вторую часть старинного утверждения, каждый захотел как-то обозначить своё присутствие. Никто, конечно, сразу не лез с неприличными намёками, но, как минимум, чокнуться стопкой попытался каждый. Я благоразумно отвечала улыбкой, неизменно радушной, и в итоге, хоть поверхностно, но быстро со всеми познакомилась.
С точки зрения какого-нибудь ярого поклонника Золотого тельца, будь он тут, компания собралась интересная. Ребята в основном в районе пятидесяти, при деньгах, достигшие достатка самостоятельно, начав в девяностые на городских рынках. Один сколотил состояние и продолжал его преумножать на поставке продуктов в больницы, другой занимался продажей медицинского оборудования в те же структуры, третий специализировался на ремонте в сфере образования и опять же здравоохранения. Четвёртый и пятый – вновь медицина: медикаменты и оргтехника. Шестой – будете смеяться: владелец клининговой компании в области медицины и образования. Казалось бы, всё, больше из бюджетной сферы выжать нечего. Чушь! Седьмой – школьные учебники и учебные пособия под эгидой управления образования! Восьмой – независимая компания по программному обеспечению при управлении здравоохранения. Девятый – пожизненный тендер на питание в школах и дошкольных учреждениях. Дальше счёт был утерян по причине отсутствия смысла.
«Так вот почему врач, если у него нет высших идеалов, вынужден тянуть мзду с больных, – ошарашивающая догадка озарила ум, – чтобы эти ребята, и все, кто даёт им зелёный свет, не знали нужды!».
Как-то, на одной из больничных линеек, главный врач попытался унять поползший по залу шумок, связанный с урезанием зарплаты. Он тогда сказал, что у нас, медиков, другие приоритеты. Тогда это как-то подействовало – шумок утих. К сожалению, религию на других приоритетах тот главный врач так и не построил – умер от отравления спиртом, поставляемым одним из моих новых знакомых. А этот знакомый не дурак, спирт не пьёт, предпочитая Виски. Вот и сейчас, наполнив стопку, он протянул её мне.
– За медицину!
Дар был с благодарностью принят мною. Потом все подняли свои ёмкости и, чокнувшись, опрокинули.
– За медицину.
После простой, как и тост, закуски – свежая малосольная селёдка, варёная картошка нового урожая под постным маслом первого отжима, разная зелень с деревенской грядки, хлеб на экологически чистой опаре и тому подобное, общение возобновилось. Кто-то беседовал между собой, кто-то поддерживал общий разговор, те, кто поближе, перекидывались фразами со мной. Я любезно отвечала, но краем глаза следила за Серёгой. То есть за тем, как он ищет путь решения моей проблемы.
Конечно же, начинать прямо с порога о делах, это как потчевать десертом до подачи винегрета. Серёга, перекинувшись парой-тройкой слов практически с каждым, в итоге завёл разговор с одним типом, внешне напоминающим чешского пивовара. Обменявшись какими-то остротами, они посмеялись, далее, судя по эмоциям, речь пошла обо мне. «Пивовар» в какой-то момент блудливо взглянул на меня; поднял, видимо, «скользкую» тему. Наверно, захотел прояснить вопросы непубличного плана, типа «а как она относится к ХХХ?». Серёга отрицательно замотал головой, в его мимике почувствовался укор. «Пивовар», судя по жестам, извинился, потом похлопал по плечу, мол, не обижайся старик, это я так, и дал согласный жест Серёге. Мол, давай, говори, слушаю.
Странно, почему некоторые считают, что могут решать за кого-то как ему поступать. Особенно, когда на кону свобода. Серёга, защищая мою целомудренность, конечно о себе пёкся, но в данный момент на первом месте виделись другие приоритеты. Если что, я не против флирта, в зависимости от оказанной услуги. Маленькая услуга – такой и флирт, масштабная помощь – благодарность по полной программе, вплоть до «ХХХ». Лучше пять минул стыда, чем пять лет принудительных работ: у этого заверения, думаю, найдётся немало сторонников. Эти мысли на какое-то время отвлекли меня от происходящего.
Серёга, между тем, уже что-то рассказывал. Слушанье прошло внимательно: когда рассказчик замолчал, «пивовар» не стал скрывать возмущения. Когда, после предложения испытать градус пара на собственной шкуре, публика потянулась в парилку, он учтиво пригласил меня присесть рядом. Предложение, естественно, было принято.
– Значит вы костоправ, – улыбнулся он, не скрывая добродушия.
– Есть такая беда, – улыбка, украшенная белизной зубной эмали, блеснула искоркой взаимности.
Маленькая вспышка зацепилась за ободок матёрого зрачка и нырнула за его край: тут я почувствовала разоружающую силу своего обаяния. Это придало мне некоторую уверенность, но форсирование событий порой не только являет признак некорректности в поведении, но способно свести на нет важные подвижки в любом деле. В общем, я решила придерживаться лаконичности.
– Мне Сергей тут все рассказал, – после некоторой паузы «пивовар» взял инициативу в свои руки, – ну и козлы они. Больше мне нечего добавить. Но чем я могу помочь? Сразу говорю, на следствие повлиять точно не в моих силах.
– Мне нужен хороший хакер, – я решила не крутиться вокруг да около: раз Серёга привёз меня сюда, значит, этому человеку можно доверять.
– Зачем?
– Чтобы получить информацию из аптеки. Причем, если сегодня эта проблема не решиться, то будет поздно.
– Вон оно как, – «пивовар» почесал затылок, – с хакером сложности нет, но не так быстро. А что именно нужно?
– Номера всех рецептов и данные на тех, кому я их выписывала.
– А много рецептов?
– Штук шесть-семь.
– Всего-то! Шесть-семь, разве это размах! Я подумал пятьсот-шестьсот! А в каких аптеках эти рецепты?
– В одной, – и я назвала номер аптеки.
«Пивовар» внешне оживился, но почему-то замолчал, видимо принялся перебирать в уме какие-то варианты действий. Пауза затянулась на несколько минут. Я терпеливо ждала, а Серёга не выдержал.
– Никола, – встрял он, – не молчи так долго. А то я уже нервничать начал.
Значит имя потенциального спасителя Николай. Как сам Никола-угодник, покровитель многих, в том числе и заключённых. Наверняка и кандидатов в заключённые. Так что, оставалось надеяться, что его мне послал сам господь.
– Есть вариант! – Никола наконец-то подал признаки участия.
– Какой, – опять влез Серёга.
– А секрет, – в ответ последовала загадочная улыбка, – вы пока отдыхайте, а я отлучусь в соседнее помещение.
Сказано – сделано. Никола вышел в предбанник, прихватив с собой телефон. Я и Серёга остались в комнате отдыха вдвоём, гадая, что будет дальше. О присутствии остальных можно было догадаться по доносившимся из парилки вскрикиваниям и звукам шлепков веника о голые спины. Ещё минут пять мы переглядывались друг с другом, ребята в это время наяривали себя берёзовым листом, а Никола кому-то названивал. И вот он – свет улыбки, озарившей ошкуренную откровенность бревёнчатых стен – открыл дверь.
– Оукей! Считайте, ваша проблема решена! – не скрывая чувства оправданного доверия, Никола поведал о достижении.
– Если можно, поподробнее, – не понимая, естественно, что он конкретно имеет в виду, спросила я.
– А без подробностей, – загадочно улыбнулся Никола, – отдыхайте пока. Человечек, нужный человечек, в течение часа подъедет.
Я, поскольку на сей момент полностью зависела от того человечка, решила лишних вопросов не задавать, повернулась к столу, взяла вилку и подцепила кусочек селёдки пожирнее. Серёга, глядя на меня, сделал то же самое. Тут из парилки потянулись ребята. Один за другим они, покрякивая и охая, проследовали трусцой во двор для принятия водных процедур в речушке. Последний, тот, который харчевался от учебных пособий, даже забыл прикрыться полотенцем: выкатившись в чём мать родила, аккурат передо мной в фас, он поначалу растерялся. Потом, показав правый и левый профиль, покрутил головой и, прикрыв руками стыд, просеменил обратно в парилку. Логично предположить, что за хламидой. Мы, переглянувшись, непроизвольно усмехнулись. Вставший на путь исправления проказник тем временем, уже частично прикрывшийся какой-то накидкой, вновь продефилировал перед нами в направлении речушки. Только он исчез за дверным проёмом, как обратно потянулась вереница из поклонников контрастных ванн. Когда массовое, будто репетиция хора якутских шаманов, кряхтение и рыканье утихло за стенами парилки, появился уже знакомый бесстыдник. С теми же звуками, но уже в сольном исполнении, он проследовал за единомышленниками. Речная вода стекала струями и каплями с его головы по тело на пол, пополняя натёкшие прежде лужицы.
Далее эта процедура повторялась несколько раз, пока хранители национальной традиции не упарились окончательно. Когда они в полном составе вновь уселись за стол, у Николы запиликал мобильник. Приложив трубку к уху, он несколько раз согласно кивнул головой. Я и Серёга, естественно, не сводили с него глаз.
«Пошли», – да он знак, и мы последовали за ним.
За воротами нас уже ждали. Судя по всему, это и был тот самый человечек, хотя к его приличной внешности больше подходило определение, аналогичное английскому слову «man». Никола перекинулся с ним парой слов и потом подвел к нам. «Человечек» без лишних слов, даже не познакомившись, передал мне файл с бумагами.
– Здесь все ваши рецепты, следователи за ними ещё не наведывались – приветливо улыбаясь, как лучшим друзьям, пояснил он, – делайте с ними что хотите, но сегодня до закрытия другие бланки с аналогичными номерами и соответствующим количеством выписанных препаратов должны быть возвращены. Дежурная продавец Алёна будет ждать. Я дал слово. Да, аптека работает круглосуточно, но Алёна сменяется в двадцать четыре ноль-ноль.
Вот это оперативность! Я даже не поверила своим ушам. И глазам не поверила, когда извлекла содержимое файла. Первым желанием было сжечь все эти рецепты, но тот, кто рисковал, помогая мне, наверняка подстраховался. Если не на сто, то на девяносто девять процентов можно быть уверенным, что ксерокопии сделаны. Так или иначе, но времени оставалось не так уж и много. В общем, нужно было действовать, и, поблагодарив от души Николу и его человечка, мы с Серёгой помчались в город.
«Знание, конечно, сила, – размышляла я, когда наш четырёхколёсный друг выехал на главную дорогу, – но нужные связи, порой, сильнее.
К слову, если не вдаваться в тонкости философии, то правильные знакомства можно, с оговоркой, тоже отнести к категории знаний. Так что слоган «знание – сила» продолжал работать.
2.
Победа воодушевляет к новым победам. Особенно первая. К такому выводу я пришла, когда увидела взгляд Зудова после своего заявления о полной законности выписанных рецептов.
Он, конечно, попытался скрыть удивление: ещё бы, ведь компьютер в травматологическом отделении был изъят во время следственных мероприятий, все медицинские карты, имеющие отношение к делу, тоже. Зудов лично всё проверил и нигде не нашёл имеющий статус алиби информации. А это полностью подтверждало обвинение шефа нарконадзора в незаконности приобретения того самого реланиума. Но он не учёл, что кроме хирургической службы есть ещё и терапевтическая. А это, как оказалось, в определённых обстоятельствах неплохая лазейка для нечистого на руку медика! Но всё по порядку.
Так вот, одной из моих пациенток была милая старушка. Каким-то образом повелось, что я давно повела с ней дружбу, ещё со студенческих лет, без всякой корысти помогая с уколами и с лекарствами. Теперь пришло время ответить взаимностью. Старушка, несмотря на возраст и болезни, обладала здравым рассудком и реальным взглядом на жизнь. Её карточку я и взяла перед самым закрытием в терапевтической регистратуре – там меня хорошо знали и проблем, естественно, не возникло. Потом вписала в неё все номера рецептов и обосновала их назначение. Далее наступила очередь самих рецептов – в чистые бланки я вписала старушку и, спасибо Серёге, отвезла их той самой Алёне, предусмотрительно приобретя в магазине дорогие конфеты и коньяк. Девушка оказалась умницей и пообещала сделать всё как надо. Настоящие бланки, естественно, полетели в урну, а фиктивные заняли место настоящих. Потом наступил самый ответственный момент – нужно было навестить старушку.
Встреча, несмотря на позднее время, подтвердила теплоту отношений. Решив не разыгрывать спектакль, я объяснила всё как есть и попросила помощи. Она заверила меня, что не подведёт. В общем, всё складывалось как нельзя лучше.
– А как получилось, что вы оказывались дома у этой гражданки? – глядя в упор, будто сталинский палач на жертву, Зудов наконец-то начал очередной допрос.
– Заболевала, и вызвала, – я даже возымела наглость ухмыльнуться, как бы подчёркивая наивность вопроса, – чему здесь получаться то.
– Но вы не терапевт?
– Ну и что. Концентрирование, вот что подразумевает клиническая медицина в некотором многообразии знаний по смежным нозологиям.
Здесь Зудов вновь озадачился всё той же малознакомой терминологией. Конкретное понятие он уже слышал, но в контексте сказанного не мог опиреться даже на интуицию, так как значения «нозология» вообще не понимал. Однако терять лицо было нельзя, пришлось маневрировать в русле других знакомых слов.
– Меня не интересует концентрирование, – следователь скорчил суровую физиономию, – я хочу знать, почему вы выписали рецепты этой женщине.
– Потому что она заболела, вот я и выписала.
– Но есть, же участковый терапевт? Вы-то тут причём?
– А больной волен сам выбирать. Вот она меня и попросила. Подумаешь, гипертонический криз, банальный посиндромный алгоритм в любой методичке расписан. Даже санитарка терапию осилит, если грамоте обучена.
– А чем вы докажете, что консультировали женщину.
– Так всё в медкарте написано.
– И где эта медкарта сейчас?
– А я почём знаю. У хозяйки и спросите.
В общем, полноценный допрос на этот раз у Зудова не получился. Поняв, что в намеченном плане произошёл серьёзный сбой, он решил взять что-то вроде тайм-аута. Просчитать действия уездного следователя не составляло труда – это, конечно же, допрос нового свидетеля. Здесь, как уже известно, я основательно поработала. Только вытащить из дома престарелого больного человека не всегда получается с первого раза, если вообще получается. Это значит потеря времени и, соответственно, оплеуха от шефа. Отпустив меня, следователь, естественно, начал определяться с последующей тактикой. Единственно правильным решением, как и следовало ожидать, являлся вызов непредвиденно возникшего фигуранта, хотя подспудно возникло желание этого фигуранта, что называется, «убрать». В его голову сразу пришли несколько вариантов с несчастным случаем и ядами, но всплеск эмоций охладился сложностями с организацией – кому поручить? Не самому же руки марать. Плюс осознание факта, что на дворе давно уже не времена Берии или Ежова, навели некоторую тоску.
«Впрочем, чего переживать, – размышлял Зудов, когда принялся выписывать повестку старушке, – подзатрещину от шефа я, считай, уже получил. Теперь нужно взять форы. Наверняка там сговор. Вытащу старуху, надавлю, та и расскажет всё. Но вот какого ещё сюрприза можно ждать? Без сомнения, рецепты и карточки – её афёра».
Таким образом, вместо логичного финала, который должен был последовать за чистосердечным признанием, в делопроизводстве наметился затяжной вариант. Нет признания – нет быстрого финала. До этого в Зудовской практике, конечно же, всё решалось после первых допросов. Жертвы прежних оперативных мероприятий, напуганные описанием стандартных перспектив, как правило, сразу становились управляемыми. Но, то были просто наркоманы с атавистическими элементами интеллекта. Здесь же Зудов столкнулся с достойным противником.
Его размышления прервал Листиков, увидевший в щёлку между занавесками в окне своего кабинета меня, покидающую заведение. Это показалось несколько странным, так как визит продлился не более получаса, если, конечно, щёлка между занавесками не искажает обзор, или «Командирские» часы не барахлят. А у держащего руку на пульсе расследования, желание знать о сиюминутном состоянии дел всегда вполне логичное и к тому же законное. Особенно, если имеется личный интерес.
– Ну что, дожал козу? – первым делом спросил он, когда вошёл в кабинет подчинённого, – что-то быстро она свалила.
– Не получилось.
– Чего так?
– Да тут новые обстоятельства дела всплыли, – тяжело вздохнул Зудов и выложил эти обстоятельства начальнику.
– Вот ведь сучка, – сразу же вспылил тот, – и что ты решил предпринять?
– Допрошу старуху. Вот уже повестку выписываю.
Листиков, так стоял рангом повыше, а значит и шире мыслил, сразу оценил важность текущего момента. Из всего выходило, что подчинённый плохо ориентируется в ситуации. Во-первых, неизвестно, как долго старуха будет добираться до отделения, если вообще доберётся. Во-вторых, подследственная оказалась той ещё штучкой, способной на всевозможные неординарные решения. Значит, не исключены и другие сюрпризы. В-третьих, фактор времени играл не в пользу следствия, ограниченного сроками. В совокупности это могло привести к неблагоприятным последствиям. Например, если уголовное преследование по какой-то причине вдруг будет прекращено, то это прямо ударит по дальнейшей карьере.
– Какая на хрен повестка, – Листиков, не в силах совладать с внезапным приступом гнева, выкатил глаза, – быстро сам дуй к старухе и всё выясни. И чтобы все медкарты из всех отделений через час были у тебя в кабинете.
Таким разъярённым своего начальника ещё никто не видел. Зудова от неожиданности охватил некоторый ступор, но эмоции удалось сдержать. Если приказ о допросе представлял ясность, то по части медкарт требовались уточнения. Медучреждение содержит документацию на всё приписное население, и в конкретном случае, согласно последней переписи, это равнялось далеко не одному десятку тысяч человек. А может и больше.
– Что значит «все карты из всех отделений? – спокойно, как натаскивали ещё в школе милиции имени Дзержинского, спросил он, – кто позволит мне изъять регистратуру всей больницы? И как это сделать? Кто перевезёт? А куда всё складывать?
Быстро, как и положено бывшему оперативнику, проанализировав слова подчинённого, Листиков едва не обозвал его болваном, но сдержался. Его всегда бесила недогадливость. Конечно же, в виду имелись лишь карточки тех, кто фигурировал в деле. Естественно, нужно быть дураком, чтобы придумать тотальный арест на документацию. Или сойти за дурака, отдав некорректный приказ. Предположив, что недостаточно точно выразился, Листиков унял пыл.
– Не все, – взяв себя в руки, уточнил он, – а только те, кои в списке. И хирургические, и терапевтические, и гинекологические. В общем, все. Даже акушерские, если есть. Но незамедлительно, пока эта оторва ещё чего не выкинула.
– Понял, – исполнительно кивнул головой Зудов и приступил к действию; как и требовалось, незамедлительно.
Тем временем «оторва», то бишь я, отошедшая на приличное расстояние от здания, ставшего нарицательным понятию «вражина», двигалась по направлению к больнице. Вдруг из-за спины донёсся нарастающий топот. Повернувшись, я увидела бегущую по противоположней стороне улицы небольшую группу людей, часть из которых были явно знакомыми. Так оно и есть, личности двоих оказались мне более чем известны: Тимохина и Прикладова. С другими так же приходилось сталкиваться, как на облаве, так и в стенах конторы.
«Надо же, как рожи-то перекосило, – усмехнулась я, поняв, что происходит, – исполнительные, шавки! Только поздно уже. Раньше нужно было соображать»!
Команда, увлечённая исполнением приказа, даже не заметила, что оказалась в поле зрения своей «подопечной». Когда последняя спина из состава этой кодлы, ловко петляющей среди толпы, скрылась из виду, меня вдруг начал разбирать смех. Я представила, какой переполох они сейчас наведут в больнице. Но, чтобы не привлекать внимания прохожих – разумное решение, удалось сдержать себя. Второй разумный поступок привёл к перемене маршрута. Лишняя встреча с оперативниками, пускай и в более располагающих условиях – в больнице, не входила в планы.
«Если выиграл битву, – мои пальцы оптимистично сжались в кулачки, – значит можно выиграть и войну».