Без срока давности

Машину Сёме одолжила женщина лет пятидесяти со следами былой красоты и мешками под глазами. Корсаков стоял в стороне и наблюдал трогательную сцену прощания. Будто на войну провожает, усмехнулся он про себя.

Глава 3

Август. Ярославль. Корсаков

Сёма остановил автомобиль и кивнул в сторону подъезда:

– Вон там они и живут.

– Спасибо, Сёма, – кивнул Корсаков. – Давай-ка твои дела закончим, а уж потом я за свои возьмусь.

На вокзале не спешили, ждали, а когда до отправки нужного поезда оставалось минут пять, Корсаков подскочил к проводнице, которая показалась самой подходящей, и рассказал, что они поспорили с друзьями: можно ли без билета доехать хотя бы до Кирова или Тюмени?

Описание спора сопровождал деталями, которые вызовут смех и чувство превосходства у каждой женщины, тем более у женщины понимающей. Да и «призовые», которые она получила, были кое-какой гарантией. Проводницу выбирал старше тридцати: больше шансов, что западёт на красавца Сёму. Так надежнее. Женщина попалась понимающая, да и деньги, предложенные ей, были щедрые и не лишние.

На прощание Корсаков сказал Сёме, крепко пожимая руку:

– Сёма, я тебе советую – без самодеятельности. Будь внимателен. Не забывай о тех двоих. Будет лучше, если их друзья тебя не найдут.

Сёма дернулся и кивнул.

Проводив Сёму, Корсаков отъехал от вокзала, припарковал мерс, на котором мчали из Москвы, и отправился к родителям Дениса Балюка, второго из мальчиков Милы Гордеевой.

Общаться с ними было просто: он, Игорь Корсаков, известный журналист. С Денисом познакомился случайно и так же случайно узнал, что у него есть интересный материал. Договорились встретиться, но Корсаков куда-то подевал телефон Дениса. А тут как раз подвернулись дела в Ярославле, вот и решил разыскать его через родителей.

Мама Дениса вела себя настороженно, первым делом спросила, не слышал ли он что-нибудь о ее мальчике, но Корсаков отвечал спокойно и уверял, что ничего с Деником не случится. Правда, в разгар разговора в прихожую выглянул отец Дениски и сообщил, что сын звонил несколько дней назад и он с ним разговаривал, но вот матери сказать забыл. После короткой перепалки Корсаков был зван на кухню, поскольку подошло время обеда.

Обед, правду сказать, был вкусный, и голодный Корсаков, не лукавя, честно хвалил хозяйку, которая от этого расцвела и разговорилась, а Игорь, прихлебывая чай, слушал этот подробный рассказ ни о чем с неослабевающим вниманием, потому что ему нужно было знать о Денисе как можно больше.

В комнате зазвонил телефон, папа ушел туда и вернулся с улыбкой на лице.

– Ну вот, – доложил он радостно. – Все выяснилось. Это звонила подруга Деника. Она только что приехала из Москвы, привезла нам от него привет и немного денег.

Мамино лицо озарила гордость, и она глянула на Корсакова: вот какой у меня сын! Деньги маме шлет, не то что иные!

– Когда она придет? – поинтересовалась мама, но вместо ответа раздался звонок в дверь.

Пришедшая девица представилась Риммой, и так же, как Корсаков, была звана к столу, и так же, как Корсаков, не отказалась. Уплетала за обе щеки, видно было, что тоже давно не ела домашнего. Правда, ей, в отличие от Корсакова, приходилось не слушать, а отвечать на вопросы обоих родителей и Игоря.

Сумбурный допрос дал следующие результаты: у Дениса все в порядке. Он, кажется, заключает какой-то договор с большой фирмой. Какой – не говорит. Вы же знаете, обратилась она к маме, как ваш сын умеет все маскировать? Мама радостно улыбалась, а Римма продолжила: во всяком случае, он прошел собеседование, получил первое задание и небольшой аванс.

Римма выложила на стол пять бумажек по сто евро каждая.

– Это он просил вам передать.

Галина Яковлевна по-хозяйски положила ладошку на деньги и прониклась симпатией к гостье.

– А вы ему, извините, кто, Риммочка?

Риммочка слегка потупилась.

– Это он сам вам скажет. Но – позже. Знаете, я тоже не спешу. Сейчас ведь иногда мужчина оказывается менее жизнеспособным, чем женщина, – поделилась она сокровенным.

Женщины обменялись понимающими взглядами, после чего Галина Яковлевна глянула на мужа и посочувствовала себе самой:

– Ну, что делать?

Видимо поняв, что была слишком откровенна, поспешила сменить тему:

– А вот журналист из Москвы приехал, чтобы Дениса повидать!

– Из Москвы? – почти безразлично поинтересовалась Римма. – Так там его проще найти.

– Да как-то не получилось у меня, – виновато усмехнулся Корсаков. – Очень уж занят Денис, видимо.

– Ой, и не говорите, – согласилась Римма. – Ну, кстати, я тоже на пару дней приехала по делам, а потом снова в столицу. А у вас к нему какой интерес? Если хотите – передам ему, чтобы позвонил.

Корсаков раздумывал недолго. В конце концов, сейчас это единственная ниточка, ведущая к Денису.

– Мы с ним разговаривали по поводу некоторых бумаг, которые он хотел продать.

– А-а-а… – понимающе протянула Римма. – Так, это надо подумать. Он мне что-то говорил о бумагах. Правда, мельком. Я даже подумала, что для него это не важно.

Она продолжила обед, отвечая на новые вопросы Балюков. Потом снова повернулась к Корсакову:

– А вы надолго приехали?

– Вечером – обратно. Что же тут делать, если Денис в Москве?

– Ну да, – согласилась Римма. – Знаете, я подумала, что, наверное, могу вам помочь. Мы ведь с Денисом, видимо, за этими бумагами и ходили. Как раз по пути на вокзал зашли к какой-то женщине. Я оставалась внизу, а Дениска пошел к ней один и вернулся с пакетом. Ну, конечно, это были бумаги, а?

Поев, Римма сразу же вспомнила, что у нее еще много дел, да и московского гостя необходимо еще проводить, и стала прощаться. На улице взяла Игоря под руку и призналась:

– Они на меня смотрели, как на воровку, которая крадет их сына, верно? – и улыбнулась. – Кстати, вы на колесах?

Ездить по чужому городу на чужой машине среди бела дня Корсаков не хотел, объяснять – тоже.

– Ну что вы! Я на поезде приехал.

– Ладно, – согласилась Римма. – Прогуляемся. Тут недалеко.

По дороге сама, не дожидаясь вопросов, стала рассказывать. Женщина, к которой она ведет Корсакова, – Влада Глебовна Лешко – работала в музее и консультировала ребят. Она и отдала Денису те бумаги, с которыми он уехал в Москву.

– Зачем? – поинтересовался Корсаков.

– Не знаю, – беззаботно ответила Римма. – Вы у нее спросите. Вот подъезд. Квартира, кажется, сто пятая.

Влада Глебовна Лешко оказалась миловидной блондинкой лет за сорок. Корсакова удивило, что вечером в своей квартире она одета в строгий костюм, будто готовилась к деловой встрече или собралась на работу. Услышав вопрос о Денисе, предложила чаю, усадила гостя за стол в небольшой гостиной, куда принесла все необходимое. Разлила чай и начала говорить. Видимо, настроилась, пока накрывала стол.

– Я и сама уже начала волноваться, – призналась она. – Денис был у меня десять дней назад и больше не возвращался, хотя должен был вернуться. Ну, в крайнем случае – позвонить.

– Он в Москву отправился по вашей просьбе?

– Не совсем так. Денис давно уже фактически переехал в Москву, а сюда наезжал по мере необходимости. Вот и в тот раз он позвонил, сказал, что приехал на пару дней и утром уезжает. Тогда я и попросила его прийти ко мне.

– Был повод?

– Скажите, господин Корсаков, почему я должна отвечать на ваши вопросы?

Главной интонацией женщины была тревога. Влада старалась ее скрывать, но это плохо удавалось, и Корсаков решил быть откровенным.

– Денис исчез, и это связано, боюсь, с опасностями. Он сейчас – единственная возможность узнать хоть что-то об этом. Именно поэтому я и приехал в Ярославль, именно поэтому пришел к вам. Почему-то мне кажется, что след идет из вашего города. Спросите – почему так считаю? Не отвечу. Просто убежден. Безмотивно убежден.

Наступила тишина, которую нарушила Лешко:

– Подробностей я не знаю, но боюсь, что вы правы. Во всяком случае, я виню себя.

– В чем?

Лешко помолчала, но заговорила точно и без пауз:

– Дело в том, что я работаю в музее. Часто нам приносят какие-то вещи, фотографии, воспоминания – в надежде, что мы это купим. Знаете, кем-то движет тщеславие, кем-то желание воссоздать историю края, кем-то жадность. Разные люди бывают.

Она поднялась, принесла сигареты, закурила.

– За несколько дней до приезда Дениса к нам снова пришел такой посетитель, среднестатистический старичок, дядя Коля. Предложил купить документы, которые у него остались якобы от деда. Наша заведующая – баба склочная и сволочная, стала кричать, поэтому я его потихоньку вытолкала, а потом, когда уже были у выхода из музея, сказала, что могла бы взять пару листков для консультаций со специалистами. Он согласился и вечером бумаги мне отдал. Знаете, как в шпионском романе встречались, – усмехнулась Влада Глебовна. – Он ждал меня по пути домой.

Она затушила сигарету, отхлебнула чая.

– Документы, конечно, интересные, но немного странные. Складывалось впечатление, будто это несколько разрозненных листков из какой-то книги. Текст хороший, интересный, угадывается стиль, увлекательный сюжет, но все это – отрывками. И при этом нет никакой гарантии того, что целое произведение окажется соответствующим этим отрывкам, понимаете? В общем, меня в них привлек скорее стиль, чем смысл. Но я уверена, что бумаги эти представляют большую ценность.

Она помолчала, потом сказала:

– И видимо, их практическая ценность гораздо выше ценности научной. Не спрашивайте почему. Не знаю. Интуиция, если хотите.

– Ну а о чем там шла речь? – не выдержал Корсаков.

– Да ни о чем, как вы не понимаете?

– Ну а к какому времени эти бумаги могли бы относиться?

– Мне показалось, что это тридцатые годы. Там еще упоминался кто-то из НКВД.

– Кто?

– Не помню. Я же вам уже несколько раз сказала: это были разрозненные листки, и только! Кстати, этот сукин сын меня обманул, – усмехнулась Влада.

Она снова закурила, но на этот раз курила по-мужски, сделав сразу несколько затяжек подряд так, что сигарета сразу же прогорела до середины.

– Бумаги он мне показал мельком, и там было три листка. И я их тоже просмотрела мельком. На двух листах текст, рукописный, на третьем – какая-то схема, улицы, перекрестки, а на обратной стороне – несколько слов. Я решила, что текст на обратной стороне – это описание, то есть названия улиц, понимаете? Ну и заплатила за три листка. Дома посмотрела внимательно, и, оказывается, схема и текст никак не связаны. И текст, строго говоря, не текст, а просто несколько слов. Вот, полюбуйтесь.

Корсаков окинул взглядом протянутый листок пожелтевшей бумаги и сразу же вернул Владе.

– В самом деле, ерунда какая-то, – кивнул он. – Вы к нему не ходили, к этому… дяде Коле?

– Зачем?

– Ну, не знаю… Он же вас надул.

– Знаете, господин Корсаков, а вы сами с ним поговорите, – предложила Влада. – Он ведь ждет меня с нетерпением, даже адрес оставил.

Она взяла тот самый злополучный листок и написала на нем адрес, усмехаясь:

– Это уже ничего не испортит. За такой «документ» и гроша не дадут. Держите, это неподалеку, – вернула она листок Корсакову. – Это – все, чем я сейчас могу помочь.

Корсаков возразил:

– В совокупности с другими листками этот может дать больше информации, чем вам кажется, так что оставьте у себя, а адрес я запомнил.

В прихожей Влада попросила:

– Как только что-нибудь узнаете о Денисе – сообщите мне, пожалуйста.

Корсаков кивнул и постарался сохранить спокойное выражение лица. Не мог же он сказать: «Я уверен, что Денис давно мертв».

Внизу его ждала Римма, о которой Корсаков, честно говоря, совсем забыл. А Римма обрадовалась, взяла его под руку и стала расспрашивать. Говорить Корсакову не хотелось, но и молчать было невежливо: в конце концов, без помощи Риммы он бы не нашел Владу.

– Да, честно говоря, я ожидал большего, – невнятно ответил он и продолжил: – Хотя от женщин всегда получаешь меньше, чем ожидаешь.

Римма делано обиделась, и беседа перетекла к теме «вечер – приятная прогулка – красивая женщина».

– Ой, сейчас ливень начнется, – спохватилась Римма и, схватив Корсакова за руку, потащила его в сторону многоэтажных домов, выстроившихся неровным строем.

Ливень в самом деле не заставил себя ждать, и, пробежав еще метров сто, они нырнули под козырек подъезда. Они стояли рядом, и Корсаков почувствовал, как Римма прижимается к нему.

– Вы только ничего такого не подумайте, – прошептала она. – Просто очень холодно.

Игорь всем телом ощутил ее прикосновение. Ощутил так, будто оба они были совершенно голыми! Он еще молчал, когда Римма разомкнула объятия.

– Слышите, дождь ослабел. Вы, Корсаков, не робкого десятка? – Девушка глянула на небо, хотя увидеть там хоть что-то было невозможно. – Тогда побежали, пока не так сильно льет!

Идея была хорошая. В самом деле, не торчать же тут всю ночь! И они побежали. То и дело они шлепали по лужам, в туфлях уже вовсю чавкала вода, пот смешивался с каплями дождя, стекавшими по спине, но они сосредоточенно топали вперед. Сколько еще надо бежать, Корсаков не знал, и очень обрадовался, когда Римма выдохнула:

– Прибежали!

Они свернули с дороги, по которой бежали, к дому, но Корсаков район не узнавал. Это явно не была его гостиница.

– Где мы?

– Мы, извините, возле моего дома. Лучшего варианта я вам сейчас предложить не могу. Идемте, идемте, я вас не изнасилую. – В голосе Риммы сквозила неприкрытая обида. – Обсохнете, вызовете такси. – Чуть отвернувшись, добавила: – Если не хотите сохнуть, просто вызовете такси. Ну что, пошли?

Поднялись на третий этаж, вошли в квартиру. Даже аромат квартиры был теплым, мягким и очень женственным.

– Вы ступайте в ванную, а я схожу к соседям, возьму какую-нибудь мужскую одежду и водку. У меня в доме водки нет.

Только оказавшись под горячим душем, Корсаков понял, как он промок и промерз, и с удовольствием ощущал, как жизнь вливается в его тело, наполняя его каким-то весельем! В дверь ванной комнаты постучали:

– Откройте и отдайте мне вашу одежду, а я вам дам халат. Придется вам какое-то время походить без нижнего белья! – прокричала через дверь Римма.

Он открыл дверь, высунул свою промокшую одежду, взял сухую. В ванную проникли кухонные ароматы, которые усилили все ощущения.

– Вы тут начинайте, а мне тоже надо прогреться, – смущенно сказала Римма, когда Корсаков вышел на кухню, и ушла в ванную.

Корсаков сел за стол, налил в рюмку холодной водки, выпил и закурил. Окошко ванной комнаты выходило на кухню, и он вдруг представил, как Римма раздевается, переступает через край ванны и включает горячую воду. Он даже представил, как струйки воды стекают по ее телу, и воспоминания о том, как Римма совсем недавно прижималась к нему, заполнили его.

Когда Римма вышла на кухню, Корсаков спросил:

– Ну что, прогрелась?

– Да, вроде бы, – немного смущенно отозвалась Римма.

Корсаков наполнил водкой рюмку, протянул Римме:

– Теперь так прогрейся.

Она стремительно опрокинула в себя содержимое рюмки и, отчаянно глядя прямо ему в глаза, сказала:

– Разве так греться надо?

…Как тут за временем уследишь, когда тело и душа расстались? Душа отдыхала, а тело наслаждалось! Наслаждалось и чувствовало ответное наслаждение другого тела. Такого же горячего, бесстыдного и ненасытного. Они что-то шептали друг другу в этой суматохе, ничего не слыша и понимая, что слова сейчас не имеют никакого значения.

…И все закончилось! Римма бессильно обмякла, проваливаясь в сон. Корсаков лег на спину, уставился в потолок. Навалилось давно, казалось, забытое чувство опустошенности, завершавшее любую его случайную встречу «по полной программе». Ему показалось, что даже запах, источаемый телом Риммы, неприятен. В серой пелене пробуждающегося дня он вскочил, стремительно собрал всю свою одежду, начал одеваться и услышал какое-то бормотание. То ли спит, то ли просыпается, непонятно, но встречаться с ней утром было невозможно.

– Игорь, ты куда? – раздалось с кровати. – Что случилось?

Ну, только истерики не хватало!

Корсаков, схватив в охапку рубашку и пиджак, в прихожей сунул ноги в туфли и выскочил на площадку. Оказался лицом к лицу с женщиной, отправлявшейся на прогулку со своей собачкой. И женщина, и собачка были очень возмущены его внешним видом. Чрезвычайно возмущены и оскорблены. И не скрывали этого!

Корсакову, в свою очередь, было искренне плевать на их моралите, и он отправился вниз по лестнице, надевая на ходу рубашку и пиджак и ощущая спиной возмущенные взгляды обеих. Трудно было сказать, чей взгляд был злее.

Внизу все-таки пришлось ждать: замок на двери подъезда в темноте открыть было невозможно. И еще раз Корсаков ощутил возмущение и презрение дамы с собачкой! Выйдя из подъезда, он хотел было спросить, в какой стороне находится центр города, но отказался от этой мысли: все равно не ответит. Он вышел к дороге. Машин не было. Ни одной. Постоял, глядя то в одну, то в другую сторону, и пошел в пространство между домами, увидев там огоньки машины. Молодой парень, видимо тоже возвращавшийся от милой, отвез до гостиницы бесплатно, «как коллегу».

Корсаков, выходя из подъезда разозленным взглядами дамы с собачкой, не заметил машины, стоявшей неподалеку. Двое парней, сидевших в ней, не сразу поняли, что происходит, потом стали суетливо заводить машину, но проехать следом за Игорем в проход между домами не смогли. Перегорожено. Пока объезжали, Корсакова и след простыл.

Глава 4

Август. Ярославль. Корсаков

В холл Корсаков почти вбежал, встревожив дремавшую дежурную. Войдя в номер, сразу же отправился в душ! Мылся долго и с остервенением, как будто вывалялся в грязи! Ему и самому было неприятно такое отношение к Римме, но преодолеть себя он не мог. Промывшись резко пахнущим гостиничным гелем несколько раз, еще долго стоял под душем, переключая с горячей воды на холодную до одури.

Выйдя из ванной, лег на кровать. Спать не хотелось, но дел за день надо было сделать много, а бессонная ночь сил не прибавила. Стараясь если не заснуть, то хотя бы задремать, Корсаков набрасывал план на день.

Главное – этот самый дядя Коля, от которого и идут эти бумаги. Даже если это не его бумаги, он не может не знать, кто их хозяин. Ну а раз он знает, значит, скажет и Корсакову. А как же!

В дверь постучали, Корсаков открыл. Перед ним стояли два плотных паренька лет по тридцать каждому, а за ними – полицейский в форме и с автоматом.

– Гражданин Корсаков? Предъявите документы.

– А почему, собственно, «гражданин»? – начал было Корсаков.

Пареньки, отодвинув его, без колебаний вошли в номер, осмотрелись.

– Гражданин Корсаков, вы задержаны по подозрению в убийстве.

– Вы с ума сошли? – искренне предположил Корсаков.

– Вы лучше одевайтесь. Не надо поспешных диагнозов, – предложил один из двоих, одетых в гражданское, темноволосый.

Его коллега с аккуратно выбритой головой повернулся к двери:

– Давай понятых и дежурную.

– Постойте. Что происходит? – спросил Корсаков, понимая, что это бесполезно.

– Вы одевайтесь, одевайтесь, – посоветовал темноволосый. – Ехать вам придется в любом случае.

– В чем меня обвиняют?

– Я же сказал: в убийстве гражданки Лешко.

– Лешко? Влада Глебовна? – перебил Корсаков.

– Точно, – почти обрадовался Лысый. – Одевайся, поехали.

Корсаков одевался не спеша, обдумывая свои действия. Спрашивать о чем-нибудь сейчас бессмысленно. Все равно не отпустят, раз пришли. Видимо, он у них единственный кандидат. Кстати, а как они на него вышли? Этот простой вопрос ошеломил. В самом деле! Он уходил от Влады уже в сумерках и соседей не видел. Даже если соседи видели его и смогли описать внешность, они все равно не могли знать его имя. Видели Римму, которая ждала его у подъезда, и ее уже отыскали? Ерунда, невозможно! Но они приехали именно сюда. Так, интересно, а когда же убили Владу?

– А когда ее убили? – автоматически спросил он у темного, как он его называл про себя, и тот так же, автоматически, ответил:

– Между часом и четырьмя часами ночи. Точнее – после вскрытия, – и тут же оборвал себя: – Вы не имеете права задавать вопросы!

– Права мои еще никто не ущемил.

Теперь Корсаков чувствовал себя уже уверенно. В период «между часом и четырьмя» он был с Риммой и занимался тем, что нормальные люди не могут делать в одиночестве, значит – есть алиби! Алиби, как известно, это доказательство невиновности, основанное на том, что в момент совершения преступления подозреваемый находился в другом месте. А он, Корсаков, находился в другом месте, и есть человек, который это подтвердит!

– Вот что, – обратился он к полицейскому. – Вы ведь все равно меня сразу не отпустите, будете требовать алиби, верно?

– Ну, верно. – В голосе темного проскользнула насмешка. – А у тебя, конечно, алиби есть. И видимо, алиби железобетонное.

– Есть, – решительно согласился Корсаков.

Он хотел сразу же все объяснить, но темный перебил:

– Вот приедем и по всем правилам начнем. Ты одевайся, не суетись.

Хорошо. Полицейские правы: сейчас никто его не отпустит. Надо спокойно ехать в отделение, а уж там требовать, чтобы пригласили Римму, которая и подтвердит его алиби. Все просто. Зачем лишать ребят заслуженного удовольствия. Наверное, это очень приятно: знать, что ты властен над человеком. Уж так властен!

Пока сидел, ожидая окончания осмотра номера, пока ехали в отделение, организм вспомнил, что ночью не довелось отдохнуть, и решил отомстить: Корсаков начал засыпать. Глаза закрывались, голова клонилась вниз, то и дело падая на грудь. К отделению он подъехал уже квелый, по коридору шел медленно, иногда мотаясь в сторону.

В комнате его усадили на стул, поставленный посередине. Оба, и темный, и лысый, сели напротив. Предложили чай, сигарету. Покурили не спеша, отхлебывая чай.

– Ну что, начнем? – предложил лысый таким тоном, будто предлагал сыграть в картишки или сбегать за пивком.

– Начнем, конечно. Тем более что я давно просил вас найти человека, который подтвердит мое алиби.

– И что это за человек? – В голосе Лысого звучало сомнение. – Хорошо тебя знает?

Невольная улыбка наплыла на лицо Корсакова.

– Ну уж знает. И довольно близко.

– И кто это?

Только сейчас Корсаков вдруг сообразил, что ни фамилии, ни тем более отчества Риммы он не знает. Да и место работы – тоже. М-да…

– В общем, мы вчера только познакомились с ней, – начал Корсаков, понимая, что цена показаниям Риммы будет невелика. Более того, ее могут и совсем не искать.

Так и получилось, когда Корсаков все-таки рассказал, чуть ли не по минутам, о своем знакомстве и путешествии к Владе, о внезапном ливне и обо всем остальном.

– Ну ты смотри, Шлыков, какой орел к нам приехал из самой столицы, а! – обратился лысый к темному.

– И бабу мигом склеил, – нарочито радостно подхватил Шлыков. – Точно, орел.

– Ребята, орел я или кобель, не ваше дело, а?

– А ты… – Шлыков взял протокол, глянул в него, продолжил: – …А ты, Корсаков, еще и хулиган, а? Ты должен нам говорить «вы» и спрашивать нашего разрешения на каждый вдох-выдох, понял? Ты, тварь, человека замочил. И за что? Ты ведь даже не похож на нарка, которому ее барахла хватило бы на дозу, а? Ты, наверное, пользуешься продуктом высокого качества, а?

– Ты, Шлыков, не борзей, – посоветовал Корсаков.

Он всегда знал за собой этот недостаток, но никак не мог его преодолеть: на самоуверенное хамство он отвечал еще большим хамством. Хотя часто и получал за это. Вот и сейчас Шлыков уже начинал терять выдержку. Ну, в самом деле, что за дела! Какой-то столичный прыщ будет тут хамить офицеру полиции? Шлыков уже готовился встать и подойти вплотную, когда Корсаков понял: пора.

– Нет, ребята, серьезно! Здорово вы меня вычислили. Именно о продуктах высокого качества я и хочу побеседовать с полковником Стежевым.

Полковника Стежевого, главного борца с наркотиками по всей Ярославской области, Корсаков знал давно, когда тот служил еще то ли в Томске, то ли в Омске – Корсаков постоянно путался. А познакомились они на каком-то загородном сборище, устроенном, кажется, кем-то из сослуживцев Корсакова. С тех пор общались нечасто, в основном по телефону, но сейчас не до протокольных тонкостей.

Видимо, Стежевого хорошо знали и полицейские, потому что номер его набрали и вежливо изложили суть дела. Потом передали трубку Корсакову. Стежевой слушал Игоря активно, и активность эта выражалась по большей части в матерках и вскриках «да ты что!», а завершилась искренним сожалением «и откуда у тебя, Корсаков руки растут» и приказом передать трубку Шлыкову. Шлыков слушал внимательно, реагируя скупо («понял, понял, слушаюсь»). Положив трубку, выронил «подождем» и замолчал. Потом они с лысым курили и переглядывались, как два человека, без слов понимающие друг друга. Так же молча организовали чай, так же молча его пили втроем, закусывая засохшим печеньем.

Потом дверь открылась и в проем просунулась голова с усами. Увидев ее, Шлыков поднялся и вышел. Отсутствовал он минуты две, не больше, но вернулся оживленный.

– Что же ты сразу-то молчал? – укоризненно спросил Шлыков. – Давай твое алиби. Кого ты там трахал?

Рассказ Корсакова выслушали с той долей мужской зависти, которая неизбывна.

– Ну, и кто она такая-то?

– Говорю же, фамилии не знаю. Но знаю адрес и имя – Римма. Думаю, найти ее несложно, а?

Взгляды, которыми обменялись лысый и темный, Корсакову очень не понравились.

– Ты прав, несложно. Да, собственно, ее и искать нечего. Гусакова Римма.

Теперь уже Корсакову не понравилось, что фамилию Риммы полицейские назвали, не сделав ни одного звонка. Вообще не потратив ни минутки. Это был недобрый знак. И тем не менее он сказал:

– Ну, так приглашайте ее, и дело с концом.

Нависшая пауза угнетала. Давление ощущалось почти физически.

– В чем дело, парни?

– Дело в том, – начал и снова замолчал Шлыков. – Дело в том, что позвонила и сообщила о том, что ты убил Лешко Владу Глебовну, именно Гусакова Римма Витальевна.

Это не укладывалось в сознании. Что-то, казалось, перекрыло тот канал, по которому мозг получал информацию об окружающей среде. Как Римма могла узнать, что он убил Владу, если от нее они уходили вместе, а в то время, когда предположительно происходило убийство, они с Корсаковым самозабвенно трахались? Погоди, погоди, перебил он сам себя. Если она позвонила и заявила, что он убил Владу, значит, его алиби она не подтвердит? Конечно, не подтвердит, разваливалась в сознании спасительная конструкция.

– Ты вот что, Корсаков… – Шлыков замялся. Видно было, что он не собирается идти на прямое служебное нарушение, но и просьбу Стежевого игнорировать не хочет.

– Придется тебе у нас задержаться, – пришел на помощь коллеге лысый, носивший, оказывается, фамилию Каворский. – Мы тебя устроим, ну, не с комфортом, конечно, но прилично. Есть тут у нас помещение. Думаю, ты понимаешь, что лучше тебе никуда от нас не бегать, а?

– Да, я бы, мужики, честно говоря, просто выспался, – искренне признался Корсаков.

– Так, – сообразил Шлыков. – Ты, наверное, толком с вечера и не поел? Сейчас мы тебе принесем поесть.

– Мужики, вы ведь понимаете, что я так нагло врать не стал бы, а?

Мужики замялись.

– Да нет, вы не поняли. Я вот к чему: давайте считать меня вашим новым знакомым, и поедем куда-нибудь поедим. Я по горячему соскучился, сил нет.

После сытного обеда по закону Архимеда, как говорится, полагается поспать. Проснулся Корсаков уже под вечер в комнате, которая, видимо, была предназначена для особых случаев. Дверь железная, лежак простой, но спал Корсаков на подушке и укрыт был одеялом. На табурете рядом с его импровизированным ложем стояла тарелка с бутербродами, накрытая другой тарелкой, и бутылка пива. Поужинал и снова уснул.

Разбудили его уже утром следующего дня, часов в восемь, может, даже раньше. Шлыков привел его в тот же кабинет, где уже сидел Каворский.

– Ты чего не сказал, что бабу с собакой встретил? – вместо приветствия недовольно пробурчал Каворский.

В самом деле, ведь была дама с собачкой, которым очень не понравилось, что Корсаков по лестнице разгуливает с обнаженным торсом!

– Забыл, – виновато признался он.

– Ты забыл, а нам на полдня работы, – усмехнулся Шлыков. – Хорошо еще, что баба попалась… моральная. Ох, и ругала она тебя. Кстати, Гусаковой тоже досталось бы, но Гусакова уехала.

– Как это уехала? – удивился Корсаков.

– Подробностей не знаю. Соседи говорят, оставила ключи, на всякий случай, как всегда, и уехала, – ответил Каворский.

Видно было, что для него не все ясно в этой истории с убийством Лешко.

Зазвонил непрекращающейся трелью внутренний телефон.

– Шлыков! Да! Есть!

Шлыков поднялся, повернулся к Каворскому:

– Я – наверх, ждите!

Вернулся минут через десять. Какой-то суровый и недовольный. Открыв двери, буркнул Каворскому:

– Иди-ка сюда.

И – Корсакову:

– С тобой тут…

В этот момент дверь открылась и вошел плотный мужчина лет пятидесяти. Следом за ним – щупленький мужичок с дипломатом. Открыл его, постоял, пошаманил, помотал головой: нет ничего. И вышел.

Новый персонаж подошел вплотную, протянул руку:

– Будем знакомы – генерал Плюснин.