Будь со мной нежным

Глава 4. Все мужики – козлы!

Приключение на дороге все не шло из головы. Мажор со своими понтами, его девушка с прибабахом на всю голову, адвокат, которые прислал в участок иск о превышении служебных обязанностей – все было против меня, словно защита Ангела-Хранителя внезапно разлетелась вдребезги.

– Эй, ты! – шепчу себе под нос и оглядываюсь: никто не услышал. – Забыл обо мне?

Смотрю на фарфоровую фигурку с крылышками, которая стоит на столе, осторожно тру их. Ее мне подарила бабушка, когда я устроилась на работу в отделение.

– Зачем мне это? – рассердилась я. – Засмеют же!

– А ты никого не слушай, Ульяша, – напутствовала бабуля. – Поставь ангелочка на стол и, когда плохо будет, потри его крылышки. Сразу почувствуешь себя лучше. Он невидимый сидит у нас на правом плече и помогает.

– Скажешь тоже! Как может помочь статуэтка из глины?

– Не ворчи, прислушайся.

Я намеренно забыла фигурку дома, а когда пришла на работу, обнаружила ее в сумке. И так несколько раз выкладывала и столько же раз находила. Наконец решилась: поставила ее на стол рядом с ноутбуком. Мужчины покосились, прошлись по ангелу шутками и забыли.

Сейчас бабуля тяжело больна. Перевожу взгляд на семейное фото в рамке и вздыхаю. На снимке она сидит в кресле, а мама, папа, я и брат стоим за ее спиной. Все нарядные и веселые, фотографировались в кафе, где отмечали семидесятипятилетний юбилей бабули. Даже не верится, что прошел всего год, и счастье ушло из нашего дома.

Сейчас родители переехали в деревенский дом, чтобы присмотреть за хозяйством, братец Венька устроился аниматором в отель на море на все лето. Мы с Сэми, нашим песиком-корги, остались одни в пустой квартире.

Дверь открывается, и в отделение вваливается мой напарник Мишка. Сразу кажется, будто туча закрыла солнце, так в комнате стало темно и мрачно. Он только что привез очередного нарушителя, толкнул его на стул передо мной.

– Уля, зачем мажор приходил?

– А ты откуда знаешь?

Я открываю файл, готовлюсь вести допрос. Нарушитель, дядька с уставшим лицом и красными глазами, сидит, насупившись, и тяжело дышит.

– Все знают, – пожимает огромными плечами Мишка, – по рации инфа проскочила.

– Даже так?

– Не парься! За тебя переживаем, – смеется он. – Единственная женщина в команде. Так, что этому хлыщу надо было?

Ловлю на себе внимательный взгляд напарника и невольно сутулюсь, чтобы спрятать торчащую грудь. Еще и жара проклятая достала, чувствую, как пот течет по шее и спускается в ложбинку, а вытереться не могу: не раз замечала, как мужики на меня смотрят. У вещевиков даже просила рубашку на размер больше, не нашлось.

– Да, кто его знает, – отвечаю уклончиво. – Я не ожидала, что он будет таким прилипчивым.

Сосредотачиваюсь на работе, стараюсь не отвлекаться. День проходит быстро, но невольно вздрагиваю от каждого скрипа двери, так и кажется, что невыносимый мажор опять появится на пороге со своими безумными предположениями.

Как только стрелка приближается к пяти часам, хватаю сумку и тороплюсь к выходу. Мечтаю добраться до душа и наконец расслабиться в прохладе квартиры.

– Ульяна, – останавливает меня голос секретарши. – Загляни к шефу, вызывает.

– Ни пуха!

Коллеги сочувственно смотрят на меня. Мишка показывает кулак поддержки, мол, мы с тобой! Но мне от этого не легче, начальник у нас – суровый дядька. Открываю дверь в его кабинет и встаю навытяжку.

– Лейтенант Седых прибыла по вашему приказанию!

– Расслабься, – машет он рукой, трясет бумажками, я сдуваюсь. – Уля, что с иском делать будешь?

– Разберусь как-нибудь.

– Меня не устраивает «как-нибудь»! Адвокат требует тебя наказать.

– Так, накажите, – вылетает у меня, и тут же сжимаю губы: вот дура, еще беду накликаю.

– Штраф заплатишь?

– А много там?

– Прилично. Три твоих оклада.

– Твою ж мать! – скриплю зубами. – Егор Васильевич! Этот мудак сам виноват!

– Но-но! Без грубости!

– Извините, – заливаюсь краской. Нет, мат и ругательства в нашей среде – норма жизни, но при начальнике все стараемся держать себя в узде. – Мажор нарушил ПДД, а я штраф плати? Где я такие деньги возьму?

Шеф отводит взгляд. Еще бы! У него повышение на носу, а тут жалоба на сотрудника, все идеальные показатели летят к черту.

– Ну, ты не шуми, Седых, не шуми, – усмехается он. – Пойди, поговори с парнем, авось и решишь проблему мирным путем. Иск же досудебный, еще можно откат сделать.

Вылетаю из кабинета, едва сдержавшись, чтобы не хлопнуть дверью. Все мужики – козлы! Им лишь бы свой зад прикрыть, а какой ценой, не важно!

– Тебя подвезти? – вскакивает Мишка.

На его лице написана тревога.

– Нет! Я на метро!

Вскрикиваю немного истерично, но не хочу, чтобы он ко мне приближался: чувствую себя некомфортно от жары и злости, которая, сочится из всех пор и воняет. Малейший толчок или слово и сорвусь.

Вылетаю за дверь и бегу к станции, на ходу обмахиваясь ладошкой.

– Козлы! Козлы! – ругаюсь вслух. – Все мужики – уроды! Вот бы побывали в нашей шкуре! Узнали бы тогда, как тяжело маленькой женщине выживать в их мире.

Сворачиваю в проулок, чтобы срезать дорогу до метро, уже вижу выход, и тут из-за угла выныривает машина. Мы едва не сталкиваемся. Я столбенею, водитель тормозит. Авто разворачивается и делает полный круг, чуть не задевая меня бампером. Солнце бьет в глаза, ничего не вижу, мелькают блестящие бока машины, кричат свидетели, визжат колеса.

Наконец кружение останавливается, опускается стекло.

– Ты идиотка, спятила! – орет благим матом водитель. – Куда лезешь?

– Я… простите… я…

Водитель распахивает дверь и вываливается на мостовую. Я замираю: передо мной стоит мажор с перекошенным лицом, а с его лба стекает тоненькая струйка крови.

Это конец!

Возле нас мигом собирается толпа.

– О боже! – кричит кто-то.

– Достали эти богатенькие буратинки! – вопит бабка с кошелкой. – Люди для них – мусор.

– Да-да…

Я медленно прихожу в себя. Сердце бешено колотится от пережитого страха, даже дышать больно. Наклоняюсь, чтобы поднять выпавшую из рук сумку. Меня ведет в сторону, хорошо, что в узком проулке дома рядом, опираюсь на шершавую стену, втягиваю ноздрями воздух.

«Что со мной?» – недоумеваю. Никогда раньше не было такой реакции на страх, причем чувствую, что испугалась не за себя, а за водителя.

С чего бы? Это он защищен машиной, а не я.

– Блин! Что за невезуха! Опять ты? – рявкает мажор, трогает лоб, смотрит на пальцы. – Твою ж дивизию! Видишь, что ты наделала.

– Я? – захлебываюсь слюной от возмущения. – Это ты едешь, мечтаешь! Я иду себе спокойно, а ты из-за угла…

– Спокойно? Да, ты по центру дороги шлепала!

– Я…

В толпе со скоростью ветра меняется настроение.

– Девка точно спятила, – качает головой бабка.

– Молодежь! Не чувствует опасности, – говорит прохожий, сплевывает и идет дальше.

– Точно, из-за таких, как она, и случаются аварии, – поддерживает его дама, которая держит на поводке собачонку. – Правда, Пусик?

– Тяф, тяф! – звонко соглашается Пусик с хозяйкой.

– Да я… никого же не было…

Так и хочется самой залаять на зевак и послать их подальше, но захлопываю рот. Лучше мне промолчать, и правда, сама нарушила правила.

Мажор опять таращится на свои окровавленные пальцы, трясет головой, потом вытаскивает из кармана телефон. Я бочком, вдоль стены дома, протискиваюсь мимо его машины.

Несколько шагов в горку, потом за угол, и – свобода!

Облом!

Гад хватает меня за локоть.

– Стой! Куда намылилась? Новый иск подавать придется.

– Ой! – вскрикиваю нарочно. – Господин, вы что-то обронили?

– Где?

Он оглядывается, но мой локоть не отпускает. Показываю двумя пальцами на него:

– Глазки обронили, – и тут долго сдерживаемая злость прорывает плотину. – В следующий раз смотри, куда прешь, чмо!

Резко выдергиваю руку и, гордо задрав подбородок, шагаю по тротуару. Спиной чувствую буравящий взгляд и молюсь, чтобы быстрее скрыться. Свернуть не успеваю.

– Хамка! – несется вслед.

– Сам такой! – не сдаюсь я.

– Эй! – кричит он, оборачиваюсь, вижу протянутую руку. – У тебя упало.

Черт! Обшариваю карманы, заглядываю в сумку – все на месте.

– Это не мое.

– И не мое.

– И что же?

– Сама посмотри!

– Хорош прикалываться!

Делаю шаг, но застываю с поднятой ногой, секунду раздумываю. С одной стороны, этот чепушила мог взять на понт, а с другой… Еще раз оглядываю себя, ключи, бейджик, сумка – все на месте. Может, деньги уронила? Или карточку? Издалека не видно, что этот мудачина держит в кулаке.

– Потом пожалеешь!

– Умник нашелся, – ворчу, но сворачиваю за угол. – Думаешь, я поведусь? Не на ту напал.

– Правда, пожалеешь.

Останавливаюсь: вот достал! Но сомнения уже гложут душу. А вдруг что-то важное обронила?

Выглядываю: он стоит на месте с протянутой рукой, словно точно знает, что любопытство во мне победит чувство опасности.

– Мне неинтересно.

– Хорошо! – уже кричит он. – Я себе оставлю!

– Вот придурок!

– Ну все, пока! Я в больничку.

Разворачиваюсь и бегу под горку. Мажор открывает дверь, садится в машину, трогается с места. Я догоняю ее, хлопаю по бамперу.

– Эй, стой! Что там? Покажи.

Он протягивает в окно кулак, я подставляю руку. И тут он раскрывает пальцы – пусто. Я смотрю ошарашенно на него, на свою ладонь, и новая волна злости захлестывает сознание.

– Вот козел! – срывается с губ.

– Ха-ха! – смеется он и заводит мотор. – Как я тебя?

– Ты за это ответишь! – шиплю в ответ.

– А ты за это, – он показывает на разбитый лоб. – Еще и за лечение заплатить придется.

– Нет! Нет!

И тут мою голову охватывает такая боль, что невольно вырывается стон. Кажется, что лоб разрезали на несколько частей, и теперь эта рана саднит и горит невозможно.

– Э-э-э, что с тобой?

Мажор выскакивает из машины.

– Не знаю, больно.

– Где?

– Здесь.

Показываю пальцем на место сосредоточения боли, и тут только соображаю: это та же точка, что и у него.

– Покажи! – он отодвигает челку с моего лба. – Ничего нет. Ты разыгрываешь меня? Это мне нужна помощь!

– Обойдешься, – стиснув зубы, цежу я.

– Ну, что ж, я думал, не понадобится иска, но теперь…

– Я помогу. Давай аптечку.

– Садись в машину, здесь нельзя долго стоять.

Оглядываюсь: действительно, в узком проулке его джип перекрыл всю дорогу. Это счастье, что никому она не понадобилась.

Мы выезжаем на трассу, мимо несется поток машин. Мажор обгоняет одну, другую, джип качает из стороны в сторону.

– Эй, тише едешь, дальше будешь, – хватаюсь за ремень безопасности я.

– Ничего не вижу, кровь, – отвечает он.

Действительно, ранка, уже немного подсохшая, начала сочиться опять. Красные капли растекаются по лицу, капают на футболку, а я чувствую неловкость.

– Где у тебя салфетки?

– В подлокотнике посмотри.

Смотрю, и чувствую, как щеки заливает краска. Совсем рядом со мной сидит красивый мужик. Его руки, перевитые венами, уверенно лежат на руле. На крепком накачанном бицепсе ровный загар, таким же загаром покрыта шея. Перевожу взгляд чуть выше – модная бородка, усы, стильная стрижка, нет ничего, чтобы вызывало отторжение. Внешне приятный человек, вполне мог бы мне понравиться, как мужчина.

Вот только характер дерьмовый.

Встряхиваю головой, морщусь от боли, но вытаскиваю салфетки и осторожно прикладываю одну ко лбу мажора. Теперь чувствую сильное жжение. Ничего не понимаю: ранен мажор, а я страдаю, словно его травму на себя взяла.

– Еще чуть выше, – руководит процессом он, не отвлекаясь от дороги.

– Может, остановишься где-то? – обмахиваюсь салфеткой, жжение такое, будто йодом себя намазала, а мажору все фиолетово. – Так опять в аварию попадем.

– Думаешь?

– Уверена.

Мажор сворачивает к обочине и паркуется, я напряженно жду. Наконец он поворачивается и в упор смотрит на меня глазами чистого стального цвета. В глубине зрачков мелькают смешинки.

– Я готов.

Зато я не готова. Совсем. В салоне воздух становится густым и тяжелым. Мой пульс зашкаливает, а горло стягивает сухость. Протягиваю руку к его лбу и чувствую, как дрожат пальцы.

– Что, нравлюсь? – усмехается он.

– Да, пошел ты!

Швыряю в него салфетку и выскакиваю из машины.

Глава 5. Ненавижу попсу!

– Вот зараза! – хмыкаю я и провожаю глазами лейтенанта Седых.

Она гордо шагает по тротуару, не оглядывается, но ее напряженная спина выражает презрение и недовольство. Прислушиваюсь к себе: злости нет, но чувство неудовлетворенности сидит глубоко внутри. Неужели из-за расставания с упрямой девчонкой?

«Да ну, ерунда! – качаю головой и завожу мотор. – Такие, как эта, меня совершенно не привлекают». Остается только дивиться судьбе, которая раз за разом нас сталкивает на дороге.

Телефон звонит как раз вовремя. Смотрю на дисплей и морщусь: Алиса. Намеренно не беру трубку, но назойливая подруга не успокаивается.

– Да? Что ты хотела? Я занят? – недовольно рявкаю на нее.

– Котик, а чем ты занят?

– Работаю.

– Правда? Где?

– У себя в кабинете.

– Но… я сейчас в приемной. Секретарша сказала, что ты на сегодня закончил.

Вот засада!

Со злости чуть сильнее, чем следовало бы нажимаю на педаль газа. Машина дергается вперед, соседняя красная Нива визжит тормозами, а следом и ее хозяин разряжается матом, опустив стекло.

– Да пошел ты! – показываю мужику средний палец и газую.

– Котик, это ты мне? – в голосе Алисы появляются плаксивые нотки.

– Блин! И ты туда же? Что ты делаешь в моей приемной.

– У меня сегодня рекламные съемки нижнего белья были, только закончились, – хихикает Алиса. – Я думала, ты заглянешь. Все говорят, что получились потрясающие фото.

– Отлично! Завтра посмотрю. А от меня что ты хочешь?

Намеренно грублю, может, обидится и отвяжется, хотя бы один вечер проведу спокойно.

– Ты забыл? Мы сегодня идем на концерт.

– Куда?

Черт! Действительно, сегодня сольное выступление Алекса Сола, в простонародье, Сашки Солнцева, моего приятеля. Алиса фанатеет по певцу, вот только мне его концерты как кость в горле. Хотя сегодня юбилейный, я обещал непременно быть и забыл.

А все девица из полиции виновата!

– Ладно, не ной. Сейчас приеду за тобой. Во сколько концерт?

– В семь вечера. Котик, ты билеты не забыл?

Смотрю на часы: не день, а сплошное невезение. Новая встреча с Седых напрочь отключила мозги. Я и ехал за билетами, которые забыл в офисе, но свернул не в ту сторону.

– Короче, сделаем так! Хотя… дай мне секретаршу, – слушаю шуршание в ухе, шепот.

– Да, Макар Павлович.

– Марина Евгеньевна, зайдите в мой кабинет, откройте ящик стола, возьмите билеты в Север-холл и отдайте их Алисе.

– Все поняла.

– Отлично, трубочку передайте модели, – опять слушаю шуршание, шепот. – Алиса, жди меня у входа с билетами в руках.

– Поняла, поняла! Что ты со мной как с идиоткой разговариваешь?

Отключаюсь, разворачиваюсь и еду в обратную сторону. Проезжая через перекресток, где столкнулся с Седых, не знаю, зачем, но всматриваюсь в толпу. Девушки нигде не видно. Все ясно, спустилась в метро. Какое-то сожаление появляется в груди, словно тоска по утрате.

Забираю модельку и направляюсь в Север-холл. Путь неблизкий, боюсь, на концерт опоздаем. Не видать мне тогда спокойной жизни, как своих ушей, с двух сторон набросятся и загрызут. С тех пор как Сашка стал Алексом Солом, он превратился в обидчивого придурка.

У входа в зал нам суют в руки световые палки и плакаты, мы наконец находим свои места и садимся.

Алиса замирает от восторга. Еще бы! Алекс на сцене выглядит как греческий бог. Весь закован в блестки и кожу, дыбом торчащие волосы блестят от смазки. Он терзает бедную гитару, воет в микрофон загробным голосом, притопывает и кривляется. А за ним так же кривляется его подтанцовка.

Тоска, да и только.

От скуки разглядываю толпу фанатов. Надо же, и у такого никудышного певца, как Сашка, есть свои поклонники. Девчонки хлопают, визжат, вскакивают с места, трясут плакатами и блестящими палками.

Алиса сидит, раскачивается в такт музыки. Заглядываю в ее лицо: глаза восторженно сияют, пухлые губки делают букву «о», дышит она часто и поверхностно.

Несколько песен терпеливо слушаю, но терпение лопается, и я дергаю подружку за руку.

– Пошли отсюда.

– Ты что! Куда? – Алиса смотрит остановившимся взглядом зомби. Глаза пустые-пустые, и в них колышутся огоньки. – Алекс обидится.

– Тише вы там! – шикают на нас со всех сторон.

Я стискиваю зубы и уплываю по сиденью вниз. На медленной композиции чуть не засыпаю.

– Нет, это невозможно слушать! – встряхиваюсь периодически и ворчу себе под нос.

– Ничего ты не понимаешь! – толкает меня локтем в бок Алиса.

– Больше не могу.

Встаю, но подруга дергает меня в кресло.

– Алекс расстроится. Потерпи!

– Я терпел, сколько мог! Почему он поет все хуже и хуже?

– Тише! Фанаты услышат.

– Да плевать!

– Они тебя растерзают на кусочки и по ветру развеют. А я еще добавлю: скажу Алексу, чтобы не продлевал контракт с компанией твоего отца.

Сашку, как он стал знаменитостью районного масштаба, стали активно приглашать сниматься в рекламе. Не устоял перед обаянием и красотой певца и мой батя. Уже три года портреты Алекса украшают витрины наших магазинов. Куда ни кинь взгляд – везде он. То улыбается, то грустит. На этом засранце даже самое убогое и нелепое шмотье смотрится как драгоценный бренд.

Но поет он отвратительно!

Я еле досидел до конца концерта, периодически засыпая. Финальные аккорды встречал, аплодируя стоя, но не потому, что проникся моментом, а от искренней радости, что могу наконец-то выйти на улицу.

И тут фанаты бросаются к сцене с цветами и подарками. Охрана сдерживает порыв визгливых девчонок. Алиса тоже в какой-то момент исчезает. Ищу ее взглядом и обнаруживаю возле Алекса, а рядом с ней… Приглядываюсь, даже шею вытягиваю от усердия.

Ба! Да это же лейтенант Седых! А она, что здесь делает?

От удивления забываю, где нахожусь. Расталкиваю фанатов, протискиваюсь к сцене, и вдруг со мной начинает происходить что-то странное. Я смотрю на Алекса, а он кажется мне Ангелом, спустившимся с Олимпа за грешную землю. Вижу сияние вокруг него, нимб над головой, и чудится мне он самым красивым мужиком на свете.

Бросаюсь к сцене, яростно распихиваю девчонок и хватаю Алекса в объятья. Сзади слышу рев сотен возмущенных глоток. Охранники оттаскивают меня в сторону, кто-то бьет по голове, плечам, рукам. Открывается ранка на лбу, кровь затекает на глаз.

– Тихо все! – вопит Алекс. – Это мой лучший друг!

А у меня чуть слюна не капает от восторга, взгляда не могу отвести от неземной красоты певца. Поворачиваюсь и сталкиваюсь взглядом с лейтенантом Седых. Она стоит, выпучив глаза, и смотрит на меня, как на безумца. Потом поднимает руку и крутит пальцем у виска.

– Нет, я не такой! – кричу ей, никого вокруг не замечая.

Но девушка уже бежит по ступенькам к выходу, а вокруг беснуется море поклонников. Только теряю Седых из поля зрения, как прозреваю. Наваждение испаряется. Я растерянно смотрю на Сашку, на Алису, на людей вокруг и не понимаю, что я забыл в забыл зале.

– Макар, ты, часом, не перегрелся? – шепчет мне на ухо приятель. – Что это было?

– Твоя музыка так заворожила, – ворчу, проклиная себя за глупость.

Глава 6. Фанаты – это зло!

– Козлина мажористая! Урод, в жопе ноги! – выкрикиваю детские обзывки и тороплюсь скрыться за углом.

Взгляд мажора прожигает спину, кожа между лопатками чешется от неприятного чувства. От ярости спасает звонок телефона, смотрю на экран – Инка собственной персоной.

– Да! – рявкаю в трубку.

– Э, ты чего такая грозная? – чуть не теряет дар речи подружка. – На своих уголовников кричи, а на меня не надо.

– Где ты выдела уголовников? Я в дорожной полиции работаю.

– Да мне фиолетово! Что те, что другие – нарушители порядка. Кто разозлил мою Улю-золотулю?

Детское прозвище прилипло ко мне на всю жизнь. А все из-за глупого спора на уроке биологии. Учитель рассказывал классу о золотых ящерицах Тегу и показывал слайды. Я возьми, да ляпни, что ящерица вовсе не золотая, а просто желтая в черную полоску. Класс разделился на две воюющие стороны. Одна утверждала, что кожа ящерицы напоминает цвет сусального золота, а другая соглашалась со мной.

– Ну, что ж, Уля-золотуля, – подвела итог учитель. – Урок сорван, тема не изучена. Теперь тебе придется сделать презентацию и рассказать нам обо всех видах золотых животных.

– Да! Клево! – зашевелились предатели-одноклассники.

Свой промах я отрабатывала потом до конца года: наша биологичка не прощала никому срыва собственных уроков, и с ее легкой руки за мной закрепилось ненавистное прозвище.

Вздыхаю, какой смысл воевать с Инкой? Она не со зла, просто язык без костей.

– Есть тут один мажор, пальцы гнет, крутого из себя строит.

– О-о-о! – подружка хихикает. – О-о-о! Может, он запал на тебя?

– Ага! Разбежался! – я сердито пинаю коробку из-под сигарет, попавшуюся на тротуаре. Но боевой дух подружки поднимает настроение.

– Точно, кому он нужен? Да, ты не красотка, но, хотя и пользуешься только пробниками, кожа у тебя отличная! И фигурка ничего, не зря мужики в отделе заглядываются. Особенно этот, гигант Михаил.

– Э, подруга, – спотыкаюсь я. – Ты сейчас мне комплимент сделала или оскорбила?

– Не бери в голову, – так и вижу, как Инна машет руками, словно отгоняет муху. – Ты готова?

– К чему?

– Как к чему? Елки-иголки! Сегодня же концерт Алекса Соло. Забыла, что ли?

– О Боже!

Мажор до того мне затуманил мозги, что я совершенно вылетели из головы купленные давно билеты. Ползарплаты за них отдала, месяц сидела на Ролтоне, и забыла.

– Ворона! Собирайся, встретимся у входа в концертный зал.

Я начинаю метаться. Бросаюсь к остановке – автобуса нет, знакомых тоже не видно. Эх, придется вызывать такси! Вытаскиваю телефон и с болью в сердце открываю приложение. «Денег нет, денег нет, – звенит в голове песенка. – Нету ни шиша!»

Но выбор у меня тоже невелик: пропустить концерт любимого певца не могу, просто не имею права.

Домой влетаю, на ходу скидывая форму. На диван швыряю рубашку, на полу остаются туфли, носки, брюки. Бегаю по квартире, натягивая на себя то футболку, то юбку, потом снимаю все это и ищу другое.

Взгляд натыкается на постеры, которыми увешана вся комната. На одних Алекс стоит в образе: голова запрокинута, пальцы крепко сжимают микрофон. На других он прямо смотрит в объектив камеры. Карие глаза смеются, морщинки разбегаются в уголках, идеально ровные зубы белоснежно блестят.

Подлетаю к одному постеру, нежно целую Алекса в губы.

– Мой красавчик! Наконец-то я тебя увижу!

Бормочу себе под нос и напяливаю новый наряд. В один момент останавливаюсь. Что, дура, делаю? Для кого наряжаюсь? Алекс Соло живет, не знает о моем существовании и никогда не узнает.

Телефон звенит, не замолкая. Вытряхиваю сумочку на кровать: Инка. Знаю, что подружка нервничает, и ничего не могу поделать.

Бросаю обратно телефон, ключи, карты, все лишнее отодвигаю в сторону. Краем глаза цепляю бабушкиного ангелочка, уже заношу руку, чтобы схватить фигурку, но передумываю: пусть лежит дома, чем мне он на концерте поможет? Позволит взять у певца автограф? Да меня даже близко к сцене не подпустят!

К концертному залу подъезжаю в последнюю минуту. Инна уже подпрыгивает от нетерпения и обмахивается веткой. На ней короткая юбка, туфли на платформе и высоком каблуке, грудь обтягивает блестящий топ.

– Улька, ты во что вырядилась? – орет на меня подружка. – Ну, ей богу! Как деревня!

– Сама деревня! Мы идем или нет?

Я на Инку не обижаюсь, она всегда такая. За словом в карман не лезет, может и двинуть, если ее будут переполнять эмоции. Мы со школы дружим, ходили стенка на стенку. Боевая приятельница никому не давала спуску. Мы и в полицию вместе пошли. Только Инну взяли в уголовный розыск, а я попала в дорожную службу.

Мы протискиваемся сквозь толпу, занимаем свои места. И вовремя: только садимся, как раздаются первые аккорды. Я от нетерпения даже привстаю, чтобы лучше видеть.

– Эй, коза, ты здесь не одна! – тут же тычут мне в спину.

– Да пошла ты! – беззлобно отвечаю я.

– Привет, привет, мои фанаты! – на сцену вылетает Алекс. Он в блестящей черной коже, красив невероятно, у меня даже дыхание перехватывает от счастья. – Как сегодня день прошел?

– Хорошо, – ревет зал. – Мы тебя любим!

По рядам идет волнение. Фанатки вскакивают, растягивают приветственные баннеры, щелкают трещотками, визжат и кричат. Рядом девчонка плачет в голос.

– Я его люблю! Жить не могу! Что же делать?

Общее настроение передается и мне. Я вдруг тоже вскакиваю, слезами умиления наполняются глаза. Алекс вот, совсем близко, живой, его можно коснуться, заглянуть к нему в глаза, попросить автограф.

А дальше начинается волшебство. Музыка гремит, плачет и смеется, проникает в самое сердце, наполняет каждую клеточку тела любовью и обожанием. Я уже не замечаю, как вместе со всеми вскакиваю, взвизгиваю, кричу от восторга. Рядом беснуется Машка. Она еще большая фанатка Алекса. Мы даже состоим в его клубе, постим фото и видео, делимся мыслями и подарками.

Концерт заканчивается всеобщей истерией.

– Пойдем к сцене, – зовет Инка.

– Не пробьемся.

– Не ссы! Где наша не пропадала?

Она хватает меня за пальцы и тянет вниз. Нас удается пробиться сквозь толпу спятивших от любви малолеток, кто-то толкает меня, я оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с мажором.

Меня словно бьют ножом в грудь. Такое равнодушие наваливается, такая скука! Я удивленно смотрю на беснующихся фанаток и не понимаю, что делаю в этом зале.

Зато мажор срывается с места. Он бросается к певцу и сжимает его в объятиях.

– Нет! – дружный вопль несется по залу. – Нет!

– О боже! Какой кошмар! Этот Алекс еще и с голубизной.

Я кручу пальцем у виска, так и знала, что мажорик того же поля ягода, пожимаю плечами и бегу к выходу.