Почему они убивали? Самые жестокие убийцы в истории

Убийство царей

Пышные похороны полагались тому правителю, который умирал еще полным сил. А вот если царь жил слишком долго, то участь его была иной! Само племя, и в первую очередь жрецы, могли вынести ему смертный приговор. Нет, не из мести за его жестокость, причины были иными.

Древние верили, что царь является существом божественным и от его здоровья и силы зависит благосостояние всей страны. Если позволить царю одряхлеть, то и страна придет в упадок: перестанет плодиться скот, поля не дадут урожай, в реках изведется рыба. Поэтому при первых признаках любого недомогания царя предавали смерти, ну а его убийца сам имел все шансы стать царем. Логика простая: царем имеет право быть только самый сильный. Царь был сильным, а убивший царя – еще сильнее, значит, ему и править.

В Древнем Египте даже существовал специальный обряд, называвшийся праздником Хеб-Сед. «Сед» по-египетски означает «хвост»: на этот праздник царь надевал особый костюм, украшенный львиным хвостом. Фараон должен был доказывать свою мощь, обежав двор храма с царскими регалиями в одной руке и с мечом в другой. Его преследовали претенденты на престол, также вооруженные мечами. Догнав фараона, они имели право напасть на него и убить, царь же мог обороняться. Если фараон погибал, то его преемником по закону становился тот, кому достались знаки царской власти.

Так, скорее всего, в XXVII веке до нашей эры погиб фараон Сехемхет^[11], сын знаменитого Джосера: заупокойные статуи изображают его именно в одеждах с львиным хвостом. Ну а судя по тому, что пирамиду его не успели достроить, видимо, смерть пришла к фараону неожиданно.

Подобные обычаи описаны многими историками и этнографами: в странах Африки и Индии они сохранились вплоть до начала XX века. Хорошо еще, если обычай предписывал всего лишь отравить или задушить бедного владыку. Однако часто его умерщвляли зверскими способами: замуровывали в тесной хижине вдвоем с ни в чем не повинной юной девушкой, которая должна была стать его последней загробной женой; закапывали или сжигали заживо. Еще в начале XX века в одном из штатов Индии путешественники наблюдали подобный обряд: несчастный царек был вынужден кромсать собственное лицо, отрезая нос, уши… пока не потерял сознание от боли и кровопотери.

Что касается уже упоминавшегося Матиамво, то если он слишком долго задерживался на этом свете, то конец его был страшен. «После вынесения Матиамво смертного приговора мы обычно приглашаем его принять участие в войне с врагами и по такому случаю сопровождаем вместе с семьей на войну, – рассказывал племенной жрец членам португальской экспедиции. – Если он остается цел и невредим, мы вновь вступаем в войну и сражаемся три или четыре дня подряд. После этого мы неожиданно оставляем Матиамво с семьей на произвол судьбы.

Покинутый владыка приказывает воздвигнуть для себя трон и, сев на него, собирает вокруг себя членов своей семьи. Он отдает матери приказ приблизиться, и она становится перед ним на колени. Он отрубает голову сначала ей, потом по очереди сыновьям, женам и родственникам, а в заключение своей любимой жене по имени Анакулло.

По окончании казни Матиамво в пышном одеянии ожидает собственной смерти, которая незамедлительно следует от руки должностного лица, посланного соседями, могущественными вождями Каниквинга и Каника. Этот человек сначала перерубает ноги и руки Матиамво во всех суставах, а потом отрубает ему голову. По совершении казни обезглавливают самого палача. Все вожди удаляются из лагеря, чтобы не присутствовать при казни Матиамво».

Далее жрец с гордостью повествовал о своей важной роли в этой зверской церемонии: «В мои обязанности входит присутствовать при казни и заметить место, в котором два великих вождя спрячут останки Матиамво. Эти вожди входят во владение всей собственностью казненного монарха и его семьи и забирают ее с собой. Тогда я приступаю к погребению изуродованных останков Матиамво и возвращаюсь в столицу для того, чтобы провозгласить начало нового правления.

После этого я возвращаюсь на место захоронения останков монарха, за сорок рабов выкупаю их вместе со всей собственностью покойного и передаю все это вновь провозглашенному Матиамво. Такой смертью уже умерли многие Матиамво, не избегнет ее и нынешний», – философски заключал он.

Античные тираны

Принципы, на которых зиждется единоличное правление, еще в начале XVI века сформулировал Никколо Макиавелли – итальянский дипломат и философ, которого часто называют отцом современной политологии. Он наиболее известен своим политическим трактатом «Государь».

Макиавелли утверждал: наказания должны не злить, а устрашать, а «государь, если он желает удержать в повиновении подданных, не должен считаться с обвинениями в жестокости».

Древние правители понимали это интуитивно. Те, кто имел право на жестокость, порой переходили все границы. До сих пор в народном сознании гнездится мыслишка: раз правитель жесток – он силен. И среди древних правителей, и в более поздние времена можно найти множество примеров чудовищной жестокости.

Образцом древней цивилизованности считается Греция. Со школьной скамьи мы помним афинскую демократию и справедливые законы Солона, которые устанавливали суровую кару за убийство соплеменника. Но демократическое правление было далеко не во всех греческих городах! Многими правили тираны – единоличные правители, не обязанные подчиняться законам.

Тиран Коринфа Периандр, живший в VI веке до н. э., – весьма странный исторический персонаж. Этот человек прославился, с одной стороны, своим недюжинным умом, а с другой – тем, сколько крови он пролил.

Согласно легендам, Периандр был сыном жестокого тирана Кипсела, который после захвата власти перебил значительную часть городской аристократии. Отцовские методы правления ужасали юношу, и первые годы после смерти Кипсела Периандр старался править мягко и мудро. Он приглашал к себе философов, советовался с ними, устраивал диспуты и сам написал «Наставления» в двух тысячах стихов.

Благостный период в жизни и правлении Периандра продолжался недолго. Вскоре молодой правитель столкнулся с серьезными проблемами, а также с противодействием знатных и образованных людей города. Обескураженный Периандр отправил послов в город Милет, чтобы спросить совета у тамошнего тирана Фрасибула, считавшегося разумным и опытным правителем.

Фрасибул же привел посланца на хлебную ниву. Он не отвечал на заданный вопрос, но лишь снова и снова просил повторить его. При этом Фрасибул, видя возвышающиеся над другими колосья, все время обрывал их, пока не уничтожил таким образом самую красивую и густую часть нивы. Проведя глашатая через поле и не дав никакого ответа, тиран отпустил его.

Глашатай счет Фрасибула безумным, о  чем по возвращении доложил Периандру. Затем он подробно рассказал обо всем, что видел у Фрасибула. Периандр сразу же понял поступок правителя Милета, сообразив, что тот ему советует умертвить всех умных, талантливых, сильных людей Коринфа. То есть уничтожить всех, кто может ему противостоять.

«Тогда-то тиран и начал проявлять величайшую жестокость к своим гражданам. Всех уцелевших от казней и изгнаний Кипсела теперь прикончил Периандр», – заключает древний историк и путешественник Геродот, рассказавший нам об этом.

Пример показательный! Из него мы можем понять, почему древние тираны убивали подвластных им людей: из страха лишиться своей власти они устраняли потенциальных конкурентов.

Но обретали ли таким образом тираны покой? Дальнейшая история Периандра дает ответ и на этот вопрос. Периандр от страха не избавился. Теперь он опасался мести сограждан и даже был вынужден завести телохранителей. Кроме того, он строго следил за всеми, кто въезжал и выезжал из Коринфа, и не каждому давал разрешение жить в городе.

Характер у Периандра портился, и скоро он срывал зло уже не только на подданных, но и на близких. Свою горячо любимую жену Мелиссу он убил, ударив ее, беременную, то ли ногой, то ли скамейкой. После чего он изнасиловал ее труп.

Отвратительное деяние! Но Периандр себя немедленно оправдал, заявив, что причиной всему поклеп, возведенный на бедняжку слугами. Над гробом он горевал страшно и даже принес покойной человеческие жертвы, изжарив живьем в пламени костра всех ее служанок-клеветниц.

Тень супруги то и дело являлась Периандру во сне. Выглядела она очень грустной и словно замерзшей. В надежде понять, в чем дело, он отправился к оракулу. Ответ его ужаснул: Мелисса сказала, что в царстве Аида она совершенно нагая, ведь ее одежды не были сожжены вместе с ней. Но особенно напугала тирана одна фраза пифии, которая сказала, что Периандр «поставил хлеба в холодную печь» – явный намек на имевшую место некрофилию.

Желая задобрить Мелиссу, Периандр учинил следующее безобразие: он повелел всем коринфским женщинам собраться в храме Геры. Они пришли, нарядившись в свои самые красивые одежды, как на праздник, а тиран выпустил на них своих телохранителей, которые срывали с женщин одежду, раздевая их догола. Одежды эти Периандр приказал бросить в яму и сжечь, призывая покойную Мелиссу.

После этого тень Мелиссы перестала преследовать супруга, но несчастья не кончились. От Мелиссы оставались у Периандра два сына и дочь. Старший сын был слабоумным, а младший не мог простить отцу смерть матери. Он не здоровался с отцом, не говорил с ним и не отвечал на его вопросы. В конце концов Периандр, распалившись, изгнал юношу из дома и тот погиб на острове Керкира. Это известие стало большим горем для Периандра, ведь других наследников у него не было.

Как обычно, Периандр нашел виноватых – жителей острова, где погиб его сын. Решив отомстить керкирянам, Периандр напал на их остров, захватил 300 сыновей самых знатных родов и отправил в Лидию, в город Сарды для оскопления. После чего бедных мальчиков должны были продать в рабство. По пути корабль пристал к острову Самос, а самосцы, узнав, зачем детей везут в Сарды, спрятали их в святилище Артемиды, а затем не позволили насильно вытащить «умоляющих о защите» из храма.

Тогда коринфяне решили не давать детям пищи, чтобы выморить их голодом. Самосцы в ответ устроили праздник: они водили хороводы вокруг храма и принесли богине обильные подношения в виде лепешек с медом. На самом деле еда предназначалась несчастным детям.

Это продолжалось до тех пор, пока коринфские стражи не уехали с острова, оставив детей. Тогда самосцы отвезли детей назад на Керкиру.

Утратив наследника и полностью разочаровавшись, Периандр не хотел больше жить. Он понимал, что граждане Коринфа ненавидят его, и даже после смерти опасался их мести, а потому хотел, чтобы место его погребения осталось неизвестным.

Для этого он измыслил очередную пакость, которую пересказал нам Диоген Лаэртский: «Двум юношам он велел ночью выйти по указанной дороге и первого встречного убить и похоронить; потом велел четверым выйти за ними следом, убить их и похоронить; а потом еще большему отряду выйти за четверыми. После этого он сам вышел навстречу первым двум и был убит. Коринфяне так никогда и не отыскали его безымянную могилу.»

Не менее жестоким был и правивший в первой половине VI века до н. э. в древнем Акраганте на Сицилии тиран Фаларис. О нем рассказывали чудовищные вещи: что он казнил военнопленных, кидая их в жерло вулкана Этны, а любимым его блюдом было жаркое из младенцев.

Сожжение человека в медном быке в древнем Акраганте. Гравюра XIX века.

Своих врагов он умерщвлял жутким способом: заключал их в полое медное изваяние быка, под брюхом которого разводили огонь. Истошные вопли казнимых должны были изображать бычий рев. Создал этого быка афинский медник Перилай, который сам и стал одной из первых его жертв.

По легенде, переданной Пиндаром и Диодором Сицилийским, такой же смертью погиб и сам Фаларис: его свергли восставшие сицилийцы.

Подобных историй много: сначала тиран свирепствует, желая запугать подданных, затем чаша терпения переполняется и они, в итоге, свергают и казнят его самого. Особенно ярко это проявляется в периоды упадка царств и империй. Правители – агрессивные, жестокие и не всегда психически нормальные – приходят к власти, отчаянно стремясь ее удержать, проявляют все худшие свои качества, а затем власть теряют.

Римские императоры

Древнеримский историк Тацит писал: «Недаром мудрейший из мудрых, Сократ, имел обыкновение говорить, что если бы удалось заглянуть в душу тиранов, то нам представилось бы зрелище ран и язв, ибо как бичи разрывают тела, так жестокость, любострастие и злобные помыслы раздирают душу»^[12].

Действительно, жизнеописания некоторых римских императоров весьма показательны. Так, Тиберий, по мнению того же Тацита, всю злобу своей извращенной души вложил в борьбу с римской знатью. Ради этого он дал полную силу так называемому закону об оскорблении величия римского народа и особы императора. Ранее этот закон был направлен лишь против тех, кто причинил ущерб войску предательством, гражданскому единству – смутами и, наконец, величию римского народа – дурным управлением государством; осуждались только дела, слова же не влекли за собой наказания. Однако уже император Август на основании этого закона повелел уничтожить сочинения саркастичного писателя Кассия Севера, а самого его сослать на Крит. При Тиберии стали караться уже не только сочинения, но даже неосторожные слова. Широко распространилось доносительство, и на основании этих доносов шли аресты. Но мира в душе Тиберия не наступало. Год от года он становился все более мрачным, нелюдимым и жестоким. Его терзали призраки его жертв и страх перед еще живыми возможными противниками. Он удалился на остров Капри и предпочитал жить там, переезжая с виллы на виллу. Но его жизнь была далека от мирной жизни отшельника: Тиберий то и дело закатывал пиры, сопровождавшиеся развратом. Ну а если кто-то ему не угождал, то виновного сбрасывали в море с крутого скалистого берега у виллы Юпитера, самой великолепной из всех.

По словам историка, уже тяжело больному Тиберию не дали умереть своей смертью: начальник его охраны навалил умирающему на лицо ворох одежды, чтобы тот быстрее задохнулся. Ну а императором стал его внучатый племянник Гай Юлий Цезарь Август Германик по прозвищу Калигула^[13], сделавший правилом своего правления слова «Пусть ненавидят – лишь бы боялись!».

Первые годы правления Калигулы прошли относительно нормально, но в 37 году он тяжело заболел, предполагают, что энцефалитом, а после выздоровления в его психике произошли перемены. Если про Тиберия римляне говорили, что он на грани сумасшествия, то Калигулу вскоре стали считать уж точно сумасшедшим.

Он ввел новые налоги и требовал, чтобы богатые люди в своих завещаниях делали его сонаследником, а потом объявлял их преступниками, осуждал на смерть и вступал в наследство. Ну или просто травил – без суда.

Современники писали о том, что Калигуле нравилось наблюдать за жестокими пытками, и он явно испытывал при этом сексуальное возбуждение. Он открыто сожительствовал со своей родной сестрой Юлией Друзиллой. Вместе с Юлией они устраивали пиршества, переходящие в оргии, на которых вели себя как муж и жена. После внезапной смерти Юлии Калигула назвал ее земным воплощением Венеры и объявил государственный траур.

Странными были и другие поступки императора: например, он своего коня порывался сделать консулом. Правда, эта затея у римлян вызывала скорее смех. Римляне шутили: конь взяток не берет, не интригует, никого на смерть не осуждает – идеальный госчиновник!

Жестокий произвол, откровенный садизм и дикие выходки императора римляне терпели около четырех лет, а потом зарезали его вместе с женой и маленькой дочерью в одном из дворцовых переходов.

По легенде, после убийства Калигулы в его вещах был найден большой сундук с отравами, причем каждый яд был собственноручно подписан императором и назван по имени того, кого этим ядом отравили. Сундук выбросили в море, что нанесло значительный ущерб местной фауне: долго еще волны выбрасывали на берег дохлую рыбу.

Нерон: апофеоз произвола

Тираничные правители в своей жестокости часто переходили даже рамки написанных ими же самими законов. В борьбе за власть, опасаясь выпустить ее из рук, они безжалостно травили и резали даже своих родных, даже малых детей…

Обычно в числе самых кровавых властителей-убийц принято называть Нерона – последнего римского императора из династии Юлиев-Клавдиев. Нерон совершил множество злодеяний, как согласуясь с жестокими римскими законами, так и откровенно криминальных. Жил он в первом веке нашей эры – в ту пору Рим переживал период чрезвычайного культурного упадка. Оставаясь мощной и сильной, империя полностью утратила нравственные идеалы. Понятия «честь», «совесть», «порядочность», «целомудрие» казались смешными, а человеческая жизнь стоила очень мало.

При рождении Нерон получил имя Клавдий Цезарь Август Германик. Он родился в 37 году нашей эры, умер в 68-м, то есть прожил на свете менее 32 лет. Отцом его был Гней Домиций Агенобарб – римский патриций и политический деятель, которого историк Светоний назвал «человеком гнуснейшим во всякую пору его жизни».

Матерью Нерона была Агриппина Младшая – племянница правившего тогда императора Клавдия. Ее отец, мать и двое старших братьев пали жертвой преступных козней, а третий брат, император Калигула, изнасиловал ее, а потом отправил в ссылку. Понятно, что психика девушки пострадала, и потом всю жизнь она хотела поквитаться с миром за пережитые унижения.

Отношения Агриппины с супругом тоже были не лучшими. Рассказывали, то когда она родила сына, ее муж «в ответ на поздравления друзей воскликнул, что от него и Агриппины ничто не может родиться, кроме ужаса и горя для человечества^[14]».

Агриппина была буквально одержима жаждой власти. Однажды она спросила у прорицателей о судьбе своего сына, и те ответили, что он будет царствовать, но убьет свою мать, на что она сказала: «Пусть убьет, лишь бы царствовал!».

Отец Нерона умер рано, и после гибели первой супруги императора Клавдия Мессалины^[15] Агриппина сделалась его женой и императрицей. Брак свершился несмотря на то, что Клавдий приходился Агриппине родным дядей.

Решительная и озлобленная, но внешне очень привлекательная, Агриппина подчинила себе стареющего мягкотелого Клавдия. Клавдий усыновил Нерона, сделал своим наследником и даже женил его на своей дочери Октавии, то есть на его сводной сестре.

Брак этот не стал удачным: Октавия отличалась мягким нравом, а Нерон отвратительно с ней обращался. Это вызывало у Клавдия раздражение и гнев. Агриппина, опасаясь, как бы император не вышвырнул наглеца вон и не изменил завещание в пользу родного сына Британника, решила отравить мужа. Ему поднесли его любимое блюдо из белых грибов, в которое был добавлен яд – вероятно, бледная поганка. У Клавдия началась рвота, и он мог бы выжить, но подкупленный Агриппиной врач добавил отравы, введя ее под видом лекарства. С тех пор Нерон грибные блюда на дух не переносил, называя их «пищей богов» – намек на то, что почивших императоров в Риме обожествляли.

Агриппина была одной из постоянных клиенток знаменитой Локусты – профессиональной отравительницы. Локуста использовала в своих снадобьях вытяжки и настои ядовитых растений – аконита, болиголова, цикуты, а также оксид мышьяка. Бизнес Локусты был поставлен на поток, и клиентов у нее было немало. В рекламных целях она свои настои опробовывала на животных или на рабах, а клиенты наблюдали за их кончиной и выбирали понравившийся вариант. Кому-то требовалось медленное угасание, напоминавшее болезнь, другим – быстрая смерть.

Сына Агриппины провозгласили императором под именем Нерон Клавдий Цезарь Август Германик. Но был еще жив родной сын Клавдия – Британник! Хоть он пока не стремился к власти, но все же был потенциальным претендентом на трон. Нерон отравил брата на пиру. Яд готовила все та же Локуста. Причем со своей задачей она справилась лишь со второй попытки: первый раз юноша отделался всего лишь расстройством желудка. Нерон страшно вознегодовал и поколотил Локусту, крича, что она дала Британнику не яд, а лекарство.

Локуста оправдывалась тем, что пыталась вызвать симптомы, напоминающие болезнь, но Нерон, воскликнув: «Неужели я убоюсь Юлиева закона!», приказал сварить сильнейший яд. Локуста повиновалась. Готовую смесь испробовали на козле. Тот умер не сразу. Тогда смесь переварили и дали поросенку. Он умер мгновенно.

Но как дать яд Британнику? Ведь на пиру специальный раб пробовал все блюда и напитки перед тем как подать их сыну императора. Поэтому яд добавили не в блюдо и не в напиток, а в холодную воду, предназначавшуюся для разведения слишком горячего питья. После нескольких глотков у Британника разом пресеклись голос и дыхание. Далеко не все сразу и сообразили, в чем дело. Ну а Нерон весело заметил, что его сводный брат с детства страдает падучей, у него всего лишь обычный припадок и вскоре он придет в чувство. Пир продолжился, несмотря на то, что один из главных гостей был уже мертв.

Той же ночью Нерон поспешил с похоронами брата, несмотря на то, что погода была крайне неподходящей для погребального костра: лил проливной дождь.

Агриппина и Нерон еще не раз наведывались к Локусте: оба они продолжили убирать неугодных людей. Все время, пока царствовал Нерон, Локуста жила в достатке. А вот следующий император немедленно приказал ее казнить.

Однако Нерон, получив власть, больше не желал подчиняться матери! Их отношения все больше портились и под конец дошли до открытой вражды. Трагический финал борьбы матери и сына описал для нас историк Тацит.

Сначала Нерон планировал Агриппину отравить, но отказался от этой затеи: получалось уж слишком похоже на гибель Британника и могло вызвать подозрения. Заколоть Агриппину Нерон боялся, так как в этом случае тоже было бы трудно скрыть насильственный характер ее смерти.

Наконец, приближенный к Нерону вольноотпущенник Аникет, командовавший флотом, придумал заманить вдовствующую императрицу на корабль, который, выйдя в море, распался бы на части и потопил ее. Ну а если Агриппина погибнет при кораблекрушении, то разве кто-то посмеет усомниться в несчастном случае? Нерон потом показательно оплачет мать и даже воздвигнет в ее честь храм. Этот ловко придуманный план был одобрен.

Нерон устроил празднества в приморском городе Байи (близ Неаполя). Он пригласил на праздник мать, объявив, что желает примирения. Агриппина поверила ему.

Нерон и Агриппина ужинали вместе. Весь вечер молодой император был ласков и предупредителен. Агриппине подносили самые изысканные блюда и всячески ее развлекали. Когда Агриппине пришло время возвращаться домой, ее ждал у причала богато изукрашенный корабль.

Море в ту ночь было безмятежно спокойным, а погода ясной. Вместе с Агриппиной на корабле находилось только двое ее друзей, оба из римской знати – Креперей Галл и Ацеррония. Специально утяжеленная свинцом крыша каюты обрушилась. Она насмерть придавила мужчину, а обеим женщинам удалось выбраться, так как их защитили крепкие высокие стенки ложа.

По какой-то причине корабль на части не распался, хотя подкупленная Нероном команда принялась его раскачивать, и обе женщины оказались в воде.

Ацерронию забили насмерть веслами, баграми, а вот Агриппине удалось спастись, хотя и она была легко ранена в плечо. Женщина сумела доплыть до оказавшейся поблизости рыбацкой лодки, и ее доставили на собственную виллу. То ли Агриппина действительно не поняла, кто стоит за покушением, то ли решила притвориться – но она направила к сыну вольноотпущенника, чтобы передать ему, что по милости богов спаслась от почти неминуемой гибели.

Однако Нерон ее притворству не поверил! Он решил, что у матери не может оставаться сомнений, кто является подлинным виновником трагедии, и что она станет безжалостно мстить. А тогда ничто уже не спасет его от гибели. Поэтому Нерон отдал приказ воинам умертвить Агриппину.

А между тем вокруг виллы чудом спасшейся императрицы собрался народ. Настроение у всех было возбужденным, но радостным: императрица-то спаслась! Возможно, бедняки ожидали раздачи милостыни по этому поводу. Но тут к вилле Агриппины подошел вооруженный отряд под командованием уже упоминавшегося Аникета. Зеваки разбежались. Аникет решительно взломал ворота и проник внутрь усадьбы. Слуги и рабы сопротивления не оказали.

Увидев вооруженных людей, всеми брошенная Агриппина проявила изрядное мужество. Заговорив с Аникетом, сказала, что если он пришел, чтобы проведать ее, то пусть передаст Нерону, что она уже пришла в себя; если – чтобы совершить злодеяние, то она не верит, что такова воля ее сына, он не мог отдать приказ убить собственную мать. Но вошедшие обнажили мечи, один из них ударил женщину по голове, и тогда Агриппина, подставив живот, с горечью воскликнула:

– Бей сюда, Аникет, бей это чрево, бей – за то, что оно родило Нерона.

И Аникет прикончил ее.

Тело Агриппины Младшей сожгли той же ночью с выполнением самых скромных погребальных обрядов. Потом Нерон обвинил мать в попытке захвата власти и в покушении на его жизнь. Он заявил, что, потерпев неудачу, Агриппина сама покончила с собой.

Править Нерону оставалось лет восемь. Он не обладал ни силой характера Агриппины, ни ее умом и безудержно предался своим страстям. Введенные Нероном денежные поборы разорили Рим и его провинции.

Тратил деньги Нерон бездумно и нелепо. Он выстроил невероятной величины дворец. Вестибюль в нем был такой высоты, что там умещалась колоссальная статуя Нерона высотой около 36 метров. Окружавший дворец портик^[16] был длиной около полутора километров. Во внутреннем дворе находился огромный пруд (на том месте, где позже выстроили Колизей), окруженный строениями, виноградниками и полянами, на которых пасся скот.

В покоях дворца все было покрыто золотом, украшено драгоценными камнями и перламутром. Дворец изобиловал инженерными диковинками. В потолках были отверстия, предназначенные для того, чтобы осыпать пирующих лепестками роз. В главном зале потолок вращался, и дневной его узор по вечерам сменялся на ночной. Ну а в дворцовых банях текли соленые и серные воды. По окончании строительства Нерон заявил, что теперь, наконец, он будет жить по-человечески. Это неосторожная фраза вызвала изрядный гнев многочисленной римской бедноты.

Римлян раздражало и то, что император возомнил себя великим актером. Он устраивал нечто вроде состязаний с другими кифаредами. Хотя Нерон твердил, что ему не нужны поблажки, все понимали, что несладко придется тем судьям, которые не объявят его победителем.

Нерон выступал с декламацией стихов, затем аккомпанировал себе на кифаре. Многочисленная публика разражалась овациями.

Не прийти на представление было невозможно: многих сгоняли туда силой. Не рукоплескать тоже было опасно: между рядами были расставлены гвардейцы-преторианцы, которые несильными, но ощутимыми ударами подбадривали тех, кто выражал мало энтузиазма. Ну а за критические замечания в адрес царственного кифареда можно было и в тюрьму угодить.

Свою первую жену – добродетельную дочь императора Клавдия – Нерон обвинил в прелюбодеянии, выслал из Рима и приказал убить.

Второй женой Нерона стала Поппея Сабина, у которой, по словам Тацита, «было все, кроме честной души». Нерон безумно любил Поппею. Однако через три года в припадке гнева он случайно убил ее, ударив ногой.

Во времена Нерона Рим был уже огромным городом с пестрым населением. Молились там не только богам-олимпийцам, в городе также процветало множество иноземных культов. Было среди них и только набиравшее силы христианство.

Это сейчас мы видим оставшиеся от Рима мраморные развалины. А тогда большое число жилых построек в городе были деревянными. Часто возникали пожары, хотя город постоянно охраняла специальная противопожарная стража.

В 64 году в Риме вспыхнул грандиозный пожар, бушевавший девять дней. Значительная часть города выгорела. В этом не было ничего необычного, поразило римлян другое: нашлись люди, которые мешали тушить пожар. А были и такие, которые кидали факелы в еще не тронутые огнем постройки, крича, что они выполняют приказ.

И хотя Нерон распорядился оказать помощь пострадавшему населению, открыл для размещения погорельцев свои сады, приказал доставить в Рим из других городов продовольствие, все же поползли слухи, обвиняющие в поджоге Рима самого Нерона. Якобы он сделал это для того, чтобы на месте старого города построить новый и назвать его своим именем.

Ян Лейкен. Казнь христиан. Гравюра XVI века

Тогда Нерон, чтобы снять с себя обвинения, объявил виновниками пожара приверженцев одного из восточных культов – христиан. Сначала были схвачены те, кто открыто признавал себя христианином, потом под пытками они оговорили других. Таким образом, по обвинению в поджоге Вечного Города было казнено множество людей. Христиан бросали на растерзание львам или заживо сжигали. Несчастных привязывали к столбам, оборачивали просмоленной тканью и поджигали. Порой такими живыми факелами Нерон освещал пиршественные залы. Погрязшие в разврате римские патриции вкушали пищу и пили вино, не смущаясь воплями казнимых.

Нерон по-прежнему оставался постоянным клиентом Локусты, и многие римляне стали его жертвами. Любовник императора Нарцисс был отравлен только за то, что подурнел. Патриций Паллий – потому, что чересчур разбогател. Приближенный императора Дорифор – за то, что поссорился с Поппеей. Учитель Нерона, знаменитый философ Сенека, был обвинен в заговоре и принужден проглотить яд, а для надежности еще и вскрыть себе вены. Та же участь постигла писателя и философа Петрония, прозванного «арбитром изящества».

Безобразия Нерона в конце концов истощили терпение римлян, и в 68 году против него поднялось восстание в Галлии. Узнав о восстании и понимая, что будет низвергнут, Нерон якобы произнес знаменитые слова, указывая на кифару: «Прокормимся ремеслишком!»

Он казался беспечным: отправился в гимнасий, с увлечением смотрел на состязания борцов; потом обедал… Лишь спустя восемь дней он все же отправил Сенату послание, призывая отомстить за него и за отечество, но сам в Сенат не явился, ссылаясь на болезнь горла.

Нерон тогда был еще вполне уверен в своей победе и беспечно рассуждал о том, каким пыткам и казням предаст восставших. Всех правителей провинций и военачальников он хотел убить как соучастников заговора; всех изгнанников и всех живших в Риме галлов перерезать; галльские провинции отдать на растерзание войскам; весь Сенат извести ядом на пирах; столицу поджечь, а на улицы выпустить диких зверей, чтобы труднее было спастись.