Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации

Уже в XIX веке политические ссыльные, многие из которых работали учителями, издавали и распространяли нелегальную литературу, а также занимались устной пропагандой, принесли в Северную Азию либеральные и социалистические идеи. И социалистов, и либералов вдохновляло движение декабристов, возникшее в результате Наполеоновских войн и увенчавшееся восстанием 14 декабря 1825 года. Декабристов называли «первыми революционерами», которые принесли в Россию концепцию гражданской нации и другие идеи, возникшие во французском и американском контекстах^[126]. Восемьдесят четыре декабриста были сосланы в Забайкалье, где некоторые из них внесли свой вклад в самоорганизацию общества^[127]. Следующими крупными группами политических ссыльных стали польские националисты, сосланные в Сибирь после восстаний 1830–1831 и 1863–1864 годов. В последующие десятилетия самыми заметными среди ссыльных стали социалисты. На рубеже XIX и XX веков бывшие ссыльные народники Людмила Александровна Волкенштейн и Борис Дмитриевич Оржих переехали с Сахалина во Владивосток и занялись общественной деятельностью и, в случае Оржиха, журналистикой. Впрочем, многие ссыльные отказались от радикальных взглядов, тем самым укрепляя умеренные настроения дальневосточных интеллигентов, часто подчеркивавших, что они отстаивают равенство возможностей, а не равенство распределения^[128].

На первых порах подпольные группы не имели четкой партийной принадлежности, но строительство Транссибирской магистрали привело в Сибирь множество рабочих из Европейской России, сделав популярным социал-демократическое движение. В 1898 году Миней Израилевич Губельман, родившийся в семье ссыльных в Чите, создал первый социал-демократический кружок к востоку от Байкала. Сибирский социал-демократический союз, объединивший ряд местных кружков в Северной Азии, а в 1903 году вошедший в состав РСДРП, стремился перенаправить рабочее движение из «узкого русла» профсоюзной политики на «широкий путь социал-демократической политической борьбы против всего существующего строя». Впрочем, организация сама признала себя «оторванной» от народных масс: к началу 1905 года под ее влиянием находилось не более 200–250 рабочих^[129].

Близость региона к Японии и Русско-японская война способствовали развитию транснациональной политической деятельности. Эсеровская газета «Япония и Россия», которую бывший народник Николай Константинович Судзиловский (Николас Руссель) публиковал в Японии, в Кобе, способствовала распространению оппозиционных идей среди российских военнопленных. Американский путешественник и писатель Джордж Кеннан, известный критик российского самодержавия, и польский этнограф и бывший ссыльный-народник Бронислав Пилсудский работали над созданием революционных групп среди военнопленных^[130].

Когда Северной Азии достигли вести о Кровавом воскресенье, социал-демократы призвали к всеобщей стачке. В январе – феврале 1905 года бастовали железнодорожные рабочие Читы и Верхнеудинска. Стачки продолжались весной и осенью 1905 года, несмотря на введение девятичасового рабочего дня на российских железных дорогах, но социал-демократы не сумели сделать это движение политическим. Бастующие по-прежнему выдвигали прежде всего экономические требования – восьмичасовой рабочий день, повышение заработной платы, оплачиваемый ежегодный отпуск и отпуск по болезни, а также бесплатное образование для детей работников. Экономическое положение осложнилось из-за дополнительной нагрузки на железные дороги в военное время. Война окончилась, но демобилизация и транспортировка военнослужащих, находившихся к востоку от Байкала, затянулась. Для железнодорожных рабочих это означало не только долгие часы работы, но и дурное обращение со стороны военнослужащих, которые требовали, чтобы в первую очередь перевозили именно их, а порой и применяли силу^[131].

Именно экономические требования были изначальной причиной создания по всей стране профессиональных и профессионально-политических союзов, стачечных комитетов и советов, но в скором времени многие организации составили и политические программы. К примеру, Всероссийский союз железнодорожных рабочих и служащих указывал в своих программных документах, что при отсутствии гражданских свобод экономические права недостижимы. Заявляя, что царское правительство гражданские свободы не обеспечит никогда, он призывал к избранию Учредительного собрания тайным голосованием на всеобщих, прямых, равных выборах без различия пола, национальности или религии, что позволило бы сформировать в России новое правительство^[132]. Хотя весной и летом 1905 года железнодорожные рабочие к востоку от Байкала практически не имели связи с главными рабочими объединениями и не принимали участия в формировании Всероссийского железнодорожного союза, они постепенно вступили в движение, охватившее всю империю.

Либеральное и более широкое прогрессивное движения тоже росли не слишком быстро: отсутствие земств замедлило появление в регионе либерального движения по образцу европейской части империи. Предложение царя местным общественным силам принять участие в усовершенствовании государственного порядка, прозвучавшее 18 февраля 1905 года, подтолкнуло существующие органы самоуправления к участию в революции. Весной 1905 года в Благовещенской городской думе начались регулярные дискуссии о реформах. Через несколько месяцев она обратилась к царю с просьбой создать парламент^[133]. Отсутствие в регионе земств компенсировалось существованием других организаций. Начиная с июня 1905 года владивостокское Общество изучения Амурского края обсуждало нужды сельского населения, получив на то дозволение Георгия Николаевича Казбека, коменданта Владивостокской крепости. По словам беспартийного прогрессиста и военного врача Михаила Александровича Кудржинского, организация раскритиковала управление и послала в Петербург резолюцию, призывавшую к созыву Учредительного собрания^[134].

Во время дискуссий об имперской самоорганизации выдвинули свой партикуляристский проект и сибирские областники. 3 апреля 1905 года Николай II приказал иркутскому генерал-губернатору рассмотреть вопрос о введении земского самоуправления. Хотя этот приказ относился только к иркутскому генерал-губернаторству, он вдохновил дискуссию о земстве по всей Северной Азии, и главным центром дебатов сибирских областников стал Томск. Большинство проектов децентрализации исходили из единства Сибири от Урала до Тихого океана. Бывший народник Иван Иванович Попов, изложивший свой проект в Иркутске, предлагал создать два отдельных земских региона, Восточную и Западную Сибирь. Таким образом, он впервые в истории озвучил подробный регионалистский проект для восточной части Северной Азии. Проект предусматривал народное представительство и четырехступенчатое самоуправление на уровне волости, уезда, губернии/области и региона в целом. Кроме предлагаемой системы, вписывавшейся в дискуссии о земстве в целом, иркутский проект предусматривал в будущем создание национально-автономных территорий для меньшинств Северной и Центральной Азии^[135].

28–29 августа 1905 года Потанин, депутат Томской городской думы Петр Васильевич Вологодский и другие сибирские областники учредили в Томске Сибирский областной союз для координации своих усилий. Программа союза предусматривала создание регионального парламента, Сибирской областной думы, в чью компетенцию вошли бы местные пути сообщения, участие в установлении тарифов, инородческий и другие вопросы. Подобно многим созданным в Северной Азии союзам, Сибирский областной союз включал в себя представителей разных партий и беспартийных интеллигентов^[136]. К великому сожалению сибирских областников, идея местного самоуправления, по всей видимости, не была особенно популярна в Сибири. Либеральная областническая газета «Сибирская жизнь» (Томск) цитировала слова журналиста, говорившего с крестьянами: «Все сибиряки относятся к этому безразлично, скорее с опаской, видя в земстве такое же начальство, как крестьянские начальники и полицейские урядники»^[137].

Хотя сибирские областники затронули вопрос самоуправления меньшинств, толчком к дальнейшему развитию бурят-монгольского национального движения (которое, впрочем, уже шло по нарастающей из-за русского переселенческого движения и ограничения прав коренного населения) стал другой документ – царский указ об укреплении начал веротерпимости, подписанный 17 апреля 1905 года. На первый съезд бурят Забайкальской области, состоявшийся в Чите 26–30 апреля 1905 года, явились 163 светских и религиозных делегата, в том числе глава забайкальских буддистов Пандито Хамбо-лама Чойнзон-Доржо Иролтуев и петербуржские студенты Базар Барадийн (Барадин) и Цыбен Жамцарано^[138]. Свое разрешение на съезд дал Иван Васильевич Холщевников, военный губернатор Забайкальской области и наказной атаман Забайкальского казачьего войска. Хотя он запретил говорить о недавней отмене бурятских степных дум – органов самоуправления, объединявших несколько административных родов и существовавших на протяжении большей части XIX века, делегаты все равно обсудили вопросы бурятского самоуправления, образования и землепользования^[139].

Съезд призвал к созданию самоуправления в границах существования прежних степных дум, представив их территориальными, а не родовыми единицами. Бурятские и эвенкийские (тунгусские) общества (местные единицы) должны были посылать представителей на регулярные инородческие съезды Забайкальской области. Проект инородческого самоуправления включал в себя выборные суды, кодификацию обычного права и судопроизводство на бурятском языке. Буряты должны были получить право на частное землевладение, которого в Северной Азии были лишены инородцы и евреи^[140]. Начальное образование должно было включать обязательные уроки монгольского письма (которое использовалось и для бурятского языка). С точки зрения прогрессиста-этнографа Льва Яковлевича Штернберга, этот проект фактически означал введение национальной культурной автономии. Бурятский съезд Иркутской губернии (Иркутск, 20–26 августа 1905 г.), среди 77 делегатов которого был Михаил Николаевич Богданов, поддержал признание за бурятами прав на землю и постановил ввести бесплатное школьное образование, подчинить Хамбо-ламе буддистов, живущих к западу от Байкала, и учредить земское самоуправление для коренных народов. В ходе дискуссий о форме самоуправления бурятские интеллектуалы империи разделились на три группы. Консерваторы стремились восстановить родовые степные думы, прогрессисты (Гомбожаб Цыбиков и Бато-Далай Очиров) выступали за национальное территориальное самоуправление, а западники (Богданов) были открыты европеизации^[141].

Вологодский и другие местные сибирские деятели принимали участие в московских съездах органов самоуправления только с лета 1905 года. На съездах, начавшихся весной 1905 года, земские и городские делегаты согласились, что выборы в парламент должны быть всеобщими^[142], прямыми и равными при тайном голосовании^[143]. Но Манифест об учреждении Государственной думы и Положение о выборах, опубликованные 6 августа 1905 года, вводили выборы, которые не были ни всеобщими, ни прямыми, ни равными. Высокий имущественный ценз исключал большинство подданных царя. В число избирателей, разделенных на три группы (землевладельцы, горожане и крестьяне), не вошли ни женщины, ни студенты, ни солдаты, ни рабочие, ни многие интеллигенты. Дума создавалась как законосовещательный орган^[144]. Подобно многим другим газетам и памфлетам, «Япония и Россия» утверждала, что Дума в «старом порядке вещей ничего не изменяет» и не отвечает требованиям, выдвинутым народом на собраниях, митингах и в прессе^[145]. Либеральная «Сибирская жизнь» писала, что, хотя реформа признала «народную зрелость», при отсутствии гражданских свобод выборы невозможно провести так, чтобы они опирались на «сознательную волю избирателей»^[146].

Неудовлетворенность союзов политическими уступками правительства стала одной из причин Октябрьской всеобщей политической стачки. Читинские железнодорожные рабочие присоединились к стачке 14 октября 1905 года. На следующий день в стычке с солдатами один рабочий погиб. Похороны рабочего переросли в политический митинг, который был подавлен забайкальскими казаками, но стачка продолжилась^[147]. Получив 24 октября 1905 года весть об Октябрьском манифесте, работники Забайкальской дороги перестали бастовать, хотя социал-демократы призывали бойкотировать ставшую уже законодательным органом Государственную думу и начать новую стачку или даже вооруженное восстание. Но беглый каторжанин Антон Антонович Костюшко-Волюжанич и двое недавно помилованных ссыльных, Виктор Константинович Курнатовский и Иван Васильевич Бабушкин, а также другие радикальные эсдеки составляли меньшинство в революционном движении^[148].

Многие умеренные социалисты, либералы и беспартийные прогрессисты приветствовали Октябрьский манифест. Кудржинский, к примеру, вспоминал свое выступление на митинге во Владивостоке 22 октября 1905 года: «Дух захватывало при мысли, что я свободный гражданин, что меня окружают сейчас такие же свободные граждане»^[149]. Впрочем, другие остались недовольны уступками царя. Польский ссыльный социалист Эдмунд Плосский, эсер Александр Николаевич Алексеевский и другие основатели Союза амурских прогрессивных групп в Благовещенске требовали дальнейших перемен. Выступая на первом народном митинге в истории Благовещенска, Плосский изложил леволиберальные демократические взгляды своего Союза:

В Благовещенске организовался Союз амурских прогрессивных групп, соединившихся на следующих основаниях: свобода слова, собраний, союзов, сходов, неприкосновенности личности; всеобщее прямое, равное и тайное избирательное право без различия пола, вероисповеданий и национальности; предоставление национальностям полного самоопределения; защита интересов трудящейся массы^[150] в борьбе с капиталом^[151].

Октябрьский манифест подтвердил либеральный настрой сибирских областников, базировавшихся в Томске. «Сибирская жизнь» приветствовала освобождение народа от «крайне стеснительной опеки бюрократии». Она считала, что реформированная Российская империя стала конституционным государством и «вошла в семью современных культурных государств, как равноправный член». Газета назвала Октябрьский манифест памятником российскому обществу и советовала как радикалам, так и реакционерам избегать кровопролития и «братоубийственной войны»^[152].

Хотя съезды самоуправлений, проходившие в Москве весной и летом 1905 года, не уделили внимания ни областничеству, ни национальным движениям меньшинств, некоторые либералы активно высказались в пользу децентрализации. Федор Федорович Кокошкин и другие лидеры недавно сформированной партии кадетов подняли вопрос на Съезде земских и городских деятелей, проходившем в Москве с 6 по 13 ноября 1905 года^[153]. Этот вопрос расколол либеральное движение. Противники децентрализации и федерализации России сплотились вокруг правоцентристского Союза 17 октября (октябристов). Октябристы выступали за единую и неделимую Россию, подобно консерваторам и правому Союзу русского народа, и подчеркивали, что особые автономные права могут подорвать равенство граждан России^[154]. Сибирский областной союз встал на сторону кадетов и заложил основу сибирского отделения партии. Кадетская программа децентрализации привлекла также многих представителей национальных движений, в том числе лидеров казахского (киргизского) и бурятского движений за автономию^[155]. «Сибирская жизнь» вела на своих страницах кампанию против октябристов и призывала к дальнейшим прогрессивным реформам, но соглашалась двигаться вперед при помощи Государственной думы^[156].

Однако были и другие политические силы, с которыми могли заключить союз сибирские областники и национальные движения. Социалистические партии заходили еще дальше в своей поддержке национального самоопределения, автономии (территориальной или экстерриториальной) и реорганизации Российской империи в федерацию. Всеобщий еврейский рабочий союз (Бунд) выступал за австромарксистскую идею персональной (экстерриториальной) культурно-национальной автономии, подразумевавшей добровольное объединение отдельных лиц в национальные союзы. Украинская радикальная партия опиралась на идеи народников и украинских федералистов и поддерживала национальную политическую автономию в рамках «соединенных российских штатов». Эсеры были сторонниками территориальной автономии, представляя в будущем Российскую демократическую республику с автономными областями и общинами. Подобно другим социалистическим партиям, социал-демократы тоже подчеркивали право национальных меньшинств на самоопределение и поддерживали децентрализацию, но в 1905–1907 годах сосредоточили свое внимание на классовой борьбе^[157].

Главной причиной насилия к востоку от Байкала оставалась транспортировка войск. Октябрьская всеобщая стачка заставила командование отложить демобилизацию до весны 1906 года. Вкупе с низкой оплатой солдатского труда на строительных работах во Владивостоке это решение привело 30–31 октября 1905 года к военному мятежу в городе, в ходе которого погибло от 48 до 200 человек^[158]. Беспартийный адвокат Константин Георгиевич Зверев, Кудржинский, эсер Оржих и отец Петр Павлович Введенский стали посредниками между Казбеком и мятежниками, пытаясь разрешить конфликт мирными средствами. Их усилия, а также примирительная позиция, которую занял Казбек (несмотря на то что он имел в своем распоряжении верные подразделения уссурийских казаков), позволили 1 ноября 1905 года положить конец конфликту. Мятеж мог вылиться в погром китайского населения, но этому помешали вооруженные корейцы, защитившие как себя, так и китайцев. Участие китайского коммерческого агента Ли Цзяао (Ли Ланьчжоу) и других китайцев в оказании помощи населению помогло сохранить межэтнический мир. В этом было важное отличие Дальнего Востока от Западной Сибири и других частей Российской империи, где еврейские погромы стали частью революции. Поскольку все имевшиеся в распоряжении поезда начали перевозить возвращавшихся на родину военнопленных (многие из них в Японии прониклись революционными настроениями, и командование стремилось изолировать их от гарнизонных военных), демобилизация была вновь отложена, и положение оставалось напряженным^[159].

Хотя Октябрьская всеобщая стачка окончилась, благодаря ей регион установил связь с событиями в остальной империи и с более масштабными политическими объединениями. После того как правительство запретило новосформированный Всероссийский союз почтово-телеграфных служащих, организация вступила в состав Петербургского Совета рабочих депутатов и 16 ноября 1905 года начала Всероссийскую почтово-телеграфную стачку, которая нашла поддержку и в Северной Азии^[160]. Местные сибирские организации утверждали, что выступают против нарушений Октябрьского манифеста, но располагавшаяся в Чите Организация телеграфных служащих Забайкальской железной дороги выдвинула радикальные требования, включающие в себя социализацию земли^[161]. 16 ноября 1905 года примерно 4 тысячи рабочих и солдат, собравшихся на митинг в Чите, постановили бороться против самодержавия за демократическую республику под знаменем РСДРП. 22 ноября 1905 года Костюшко-Волюжанич возглавил сформированный Совет солдатских и казачьих депутатов РСДРП. Рабочие железнодорожных мастерских провозгласили восьмичасовой рабочий день. Впрочем, вспышки насилия удалось избежать, поскольку Холщевников не стал подавлять выступление и даже удовлетворил некоторые требования солдат^[162].

В конце ноября 1905 года забастовали и рабочие КВЖД, Уссурийской и Забайкальской железных дорог. Власти реагировали по-разному. Главнокомандующий Николай Петрович Линевич вел переговоры со стачечным комитетом в Харбине, но в начале декабря 1905 года цинские власти заставили рабочих прекратить забастовку. Стачка на Уссурийской железной дороге тоже продлилась всего несколько дней, но власти все равно заменили служащих неквалифицированными солдатами, еще больше замедлив движение по железной дороге. Стачки и промедления привели к солдатским беспорядкам в Харбине в конце ноября – начале декабря 1905 года^[163].

После начала стачки на Забайкальской железной дороге 26 ноября 1905 года революционные организации решили избежать дальнейших столкновений, уделив особое внимание перевозке солдат. Костюшко-Волюжанич и другие эсдековские и эсеровские активисты сформировали Смешанный комитет по перевозке войск, который принял решение взять под контроль железную дорогу, чтобы ускорить передвижение оставшихся 600 тысяч резервистов. Хотя железнодорожный съезд, собравшийся в Иркутске в середине декабря 1905 года, не поддержал захват контроля над Забайкальской дорогой, Комитет все равно добивался признания со стороны органов самоуправления и властей. Движение привело к формированию в Чите революционного самоуправления. 18 декабря 1905 года на массовом митинге было принято решение созвать Съезд делегатов Забайкалья – народное собрание, в котором должна была принять участие Читинская городская дума и представители всех партий и союзов. 21 декабря 1905 года съезд постановил создать новое городское самоуправление путем всеобщих выборов^[164].

В советской и эмигрантской литературе революционная власть, нашедшая некоторую поддержку в Забайкалье, получила название «Читинская республика» по аналогии с революционными властями в Новороссийске, Гурии (Грузии), Красноярске и других частях империи^[165]. Но современная пресса этим названием не пользовалась. Действительно, имперские чиновники остались на своих местах, а на съезде председательствовал читинский городской голова Сергей Кириллович Шешминцев; таким образом, имелась прямая связь с существующим самоуправлением. Более того, съезд передал Читинскую почтово-телеграфную контору в распоряжение выборного комитета лишь после того, как на это дал санкцию Холщевников^[166].

Аналогичная попытка революционной самоорганизации была предпринята в Благовещенске, где учитель из амурских казаков Михаил Никитич Астафьев с другими местными активистами собрал 15 декабря 1905 года Съезд делегатов Амурского казачьего войска. Как и в Чите, съезд сотрудничал с властью. В декабре 1905 – январе 1906 года специальный комитет взял под контроль Благовещенскую почтово-телеграфную контору, но, когда военный губернатор Амурской области и наказной атаман Амурского казачьего войска Дмитрий Васильевич Путята, давший свою санкцию на съезд, отказался признать этот захват, контора была возвращена властям. Кроме того, лидеры съезда и Союза амурских прогрессивных групп желали провести всеобщие выборы и сформировать Областной исполнительный комитет казачьих, крестьянских и городских делегатов – революционное правительство, которое взяло бы под свой контроль Амурскую область в ожидании созыва общероссийского Учредительного собрания. Когда 13 января 1906 года Благовещенская городская дума отказалась от участия в таком правительстве, проект был оставлен^[167].

Владивосток, Никольск-Уссурийский и Хабаровск стали центрами революционной самоорганизации в Приморской области. Беспартийный доктор Николай Васильевич Кирилов председательствовал на крестьянском съезде в Никольске-Уссурийском 28–29 декабря 1905 года, где собрался 151 представитель от 13 олостей – это было единственное в своем роде и масштабе собрание крестьянских представителей к востоку от Байкала. Съезд озвучил политические требования и сформировал Крестьянский союз Южно-Уссурийского уезда. Он призвал к созыву Учредительного собрания и немедленному введению земского самоуправления. На 8–9 февраля 1906 года был намечен учредительный съезд Уссурийского земства, который означал бы фактическое создание самоуправляющейся территории на Тихоокеанском побережье. Кирилов мало чем отличался от других сельских интеллигентов, стремившихся придать крестьянским движениям политическое измерение^[168], но на съезде в Никольске-Уссурийском были и примечательные активисты из крестьян. Андрей Иванович Шило, зажиточный крестьянин украинского происхождения, принявший участие в съезде, был впоследствии избран в Третью думу. Съезд продемонстрировал, что, вопреки пессимистическим оценкам «Сибирской жизни», на низовом уровне вполне существовала заинтересованность в земском самоуправлении – по крайней мере в Приморской области. На Тихоокеанском побережье крестьяне не боялись введения дополнительных налогов, как в других частях страны. Сельское налогообложение уже действовало, а ожидаемое упразднение Приамурского генерал-губернаторства должно было освободить средства в пользу самоуправления. Предполагаемое создание нового земства не противоречило ни единству страны, ни даже существующей политической системе, потому что резолюции съезда должны были получить одобрение царя^[169].

Планы создания Уссурийского земства путем самоорганизации перекликались с идеями Афанасия Прокопьевича Щапова о России, состоящей из земских областей, и соответствовали важнейшей цели сибирских областников. Осуществление проекта областной самоорганизации начали Оржих, супруги Л. А. и Александр Александрович Волкенштейн, Кудржинский и другие дальневосточные интеллигенты, объединившиеся в Союз союзов Уссурийского края, базировавшийся во Владивостоке. Именно эта организация отправила Кирилова в Никольск-Уссурийский, а Оржих в конце октября планировал собрать во Владивостоке митинг, чтобы обсудить самоуправление, но этому плану помешали беспорядки. 6 января 1906 года на митинге во Владивостоке Оржих выдвинул идею уссурийской автономии, но никто из местных не выразил желания обсудить ее. С точки зрения Кудржинского, это означало отсутствие широкого интереса к теме. Действительно, многие жители города зарабатывали деньги на военных контрактах и, следовательно, были не заинтересованы разрывать связи с центральным правительством. Кроме того, провозглашение автономии помешало бы многим солдатам из Европейской России вернуться домой. Наконец, в отличие от своего читинского коллеги, владивостокский городской голова Иван Иннокентьевич Циммерман не принял участия в революционном движении^[170].

Хотя крестьянский съезд в Никольске-Уссурийском показал, что у движения за автономию есть потенциал в сельской местности, революция вскоре была подавлена. 31 декабря 1905 года отряд уссурийских казаков разогнал солдатский митинг в Хабаровске, несмотря на то что местный Народный союз, созвавший этот митинг, был в контакте с полицией. Андрей Николаевич Селиванов, сменивший Казбека в декабре 1905 года, заявил, что солдатские организации во Владивостоке являются нелегальными, и арестовал эсеровского активиста Владимира А. Шпера и других руководителей солдатских организаций. 10 января 1905 года войска, верные Селиванову, расстреляли вооруженную процессию в честь Кровавого воскресенья из пулеметов, убив около тридцати человек, в том числе и Л. А. Волкенштейн. Но на следующий день в ходе пулеметного обстрела восставшими солдатами был ранен сам Селиванов. Командование освободило пленных, и при посредничестве Шпера конфликт был разрешен мирно^[171].

Окончательному примирению помешала позиция центрального правительства. По инициативе Витте две карательные экспедиции отправились по Транссибирской магистрали, со стороны Европейской России под командованием Александра Николаевича Меллер-Закомельского и со стороны Харбина под командованием Павла Карловича Ренненкампфа. На всем протяжении железной дороги было введено военное положение. На Владивосток двинулись казачьи отряды Павла Ивановича Мищенко. В январе – начале февраля 1906 года революционные движения во Владивостоке, Чите, Никольске-Уссурийском, Благовещенске и Хабаровске были подавлены. В январе 1906 года был разгромлен и меньший по размеру солдатский бунт в окрестностях Николаевска. Войска Ренненкампфа вошли в Читу 22 января 1906 года. Хотя все местные организации сдались без сопротивления, Витте обратился к царю с просьбой отдать под трибунал всех повстанцев и всех тех, кто не подавил революционные движения до отправки экспедиций^[172].

В период с 16 января по 21 мая 1906 года в Забайкальской области военные суды Ренненкампфа вынесли 77 смертных приговоров, отправили пятнадцать человек на каторгу, а восемнадцать приговорили к тюремному заключению. Во Владивостоке Приамурский военно-окружной суд приговорил к смерти 85 человек, в том числе 48 штатских. Хотя некоторые смертные приговоры были в конечном счете отменены, число казненных в Северной Азии исчислялось десятками, а число заключенных в тюрьму, сосланных или уволенных со своих постов – сотнями. В сельских районах Приморской области по-прежнему встречалось неповиновение властям; крестьяне в знак протеста против репрессивной политики забирали свои сбережения из государственных банков. В ответ на это власти арестовали Кирилова и ряд активистов-крестьян; в феврале 1906 года комитет Южно-Уссурийского крестьянского союза был арестован в полном составе. Уже в январе 1906 года солдаты Меллер-Закомельского убили Бабушкина без суда и следствия вблизи Байкала; Костюшко-Волюжанич был казнен. Холщевников был освобожден от должности и заключен в тюрьму. Путята тоже был уволен. Многие местные газеты были закрыты, как и большинство организаций. За участие в революционном движении оказались под стражей несколько будущих депутатов Государственной думы – Шило, агроном Забайкальского казачьего войска Николай Константинович Волков, врач из забайкальских казаков Авив Адрианович Войлошников и служащий Забайкальской железной дороги Аристарх Иванович Рыслев^[173]; некоторые из них оставались под стражей на протяжении месяцев.

Кудржинский и несколько других активистов уехали в Японию. В Нагасаки расположился Восточный автономный заграничный комитет партии эсеров. Оржих возглавил редакцию газеты «Воля», вскоре ставшей партийной газетой. Курнатовский, сбежавший с каторги, тоже прошел через Японию. Размышляя о том, почему революция кончилась неудачей, «Воля» обвиняла социал-демократов в том, что они якобы не позволили создать в Забайкальской области полноценную революционную республику^[174]. Тем временем Судзиловский подверг критике Кудржинского и других владивостокских активистов за то, что они «проворонили такой блестящий случай положить основание Сибирским Соединенным Штатам»^[175].

Эмигранты продолжали вести политическую агитацию среди военнопленных, остававшихся в Японии, и установили связи с японскими интеллектуалами через Пилсудского. Уэда Сусуми, журналист газеты «Токио нити симбун» («Токийские ежедневные новости»), помогал распространять «Волю» и другие социалистические издания. В 1906 году писатель Йокояма Генносуке опубликовал статью о Л. А. Волкенштейн в женском журнале^[176]. Миядзаки Тамидзо стал связующим звеном между российскими социалистами и китайскими революционерами. 15 ноября 1906 года Уэда стал переводчиком на переговорах Сунь Ятсена и Григория Андреевича Гершуни, одного из основателей партии социалистов-революционеров, бежавшего из тюрьмы в Забайкальской области^[177]. Все это способствовало укреплению связей между Первой русской революцией и современными революциями в Азии, в первую очередь в Цинской империи, в контексте глобального имперского кризиса^[178].