Удивительная сыновья любовь, – хмыкнула я про себя.
– Так это же было всего полсотни лет назад! И не война, а стычка на границе.
– Ничего себе стычка! – с неподдельным возмущением воскликнул принц Игинир. – Тысячи погибших. Его возлюбленная вейриэнна дралась за Белые горы и умерла от ран. Отец, узнав о ее смерти… Это был кошмар. Мы боялись за его рассудок уже всерьез. Тогда я понял: великие тоже способны на чувства, особенно, когда давят их в себе сотни лет, и вдруг их прорывает, да еще как! Найла была его лебединой песней.
– Но она же возродилась?
– Предпочла уйти полностью в страну духов. Умная женщина. Может быть, она и возродится после смерти императора, а пока предпочитает не давать повода для новой, как ты говоришь, стычки. Вейриэны отдали императору ее младенца, и Рагар спас всех нас своим появлением. Отец его боготворил, признал законным сыном. А неблагодарный мальчишка, когда подрос и узнал, кто его мать, бежал, – Рамасха усмехнулся воспоминаниям, но глаза оставались грустными. – Вместе с охраной бежал, паршивец! Принес клятву верности Белогорью и стал вейриэном. И отец так же яро, как любил, возненавидел его. Вот, собственно, и все.
Я задумалась над услышанным.
– Очень романтично. Но, если Рагар был любимым сыном, то ты…
Он вскинул голову – по волосам метнулись дивные сполохи – пронзительно глянул в глаза.
– Наконец-то ты сказала мне «ты», Лэйрин!
– Не только это, – смутилась я.
И принц отвел глаза.
– Романтично, говоришь? – усмехнулся он. – Кроме Рагара, который никогда не стал бы кронпринцем, у императора не было любимых сыновей. Старших моих братьев отец убил, когда они заматерели и начали задумываться о том, что с нашим долгожительством ждать короны им придется слишком долго. Мою мать тоже он убил, она мешала ему добиться любви Найлы. Вейриэнна, по счастью, не знала об этом, но я знал. Видел. Мне было пять лет, когда это случилось. Отец испытывает передо мной легкое чувство вины, но ненавидит сильнее, чем Рагара. У нас в империи романтика не выживает, Лэйрин.
Я прикусила губу. Вот какие вы, северные… И еще кто-то тут считал Роберта злодеем?
– Какому же чудовищу отдают Виолетту!
– Обычному, – дернул он плечом. – За триста лет и не таким станешь. Я буду оберегать мою новую мачеху, клянусь. Пока я жив, с нее волос не упадет.
– Пока… Но ты теперь – следующий в очереди из сыновей!
Северянин ослепительно улыбнулся:
– Мне приятно, что ты беспокоишься о моей жизни, но меня он не тронет. Отец очень трепетно относится к моему здоровью. Все просто, Лэйрин. Если со мной что-нибудь случится, то Найла узнает, кто убил мою мать, а ее госпожу и подругу. Но главное – я ему полезен, как никто другой.
Это я могла понять: внешней политикой Империи как раз и занимался кронпринц Игинир.
Снежная туча, залепившая окно снаружи, выдвинула из-под маскировочного крыла любопытный драконий нос и деликатно прокашлялась:
– Кха-кхм… ваши драгоценные высочества… простите за дерзкое вмешательство, но солнце уже коснулось горизонта, а мы тут, никому не нужные изгнанники, потерявшие нашего господина и к позору нашему оставшиеся в живых, покорнейше ждем решения нашей горемычной судьбы.
И глазки такие умильные, и тон, как у распоследнего пройдохи… И Рамасха туда же:
– Они обузой не будут, Лэйрин. Как ученица Рагара, ты имеешь право на то, чтобы слуги наставника служили и тебе.
– Может быть, Рагар еще жив!
Северянин опустил веки, качнув головой. Эльдер душераздирающе вздохнул, а с подоконника закапал слезливый ручеек. Еще растает, бедолага.
– Я, конечно, возьму под покровительство всех… – поспешила я согласиться. Кто ж от таких подарочков откажется? – А сколько вас, изгнанник?
– Двести восемьдесят шесть. Из них девяносто восемь имеют легкие ранения и стоят лагерем в лесу, пятьдесят семь с тяжелыми ранениями сейчас в тайном лазарете у его высочества принца Игинира, а сотня была оставлена нашим господином в Белогорье, и ждет приказа, – на одном радостном вздохе выпалил Эльдер. И в комнате мгновенно посветлело – ласх взвился в небо, возликовав: – Оставшиеся принесут присягу немедленно!
– Двести вос… Сколько?! – я слишком поздно осознала, во что меня втянули. – Это же целая армия магов!
– То, что от нее осталось за эти годы, – уточнил Рамасха. – Причем, элитная гвардия. А было полтысячи – император серьезно отнесся к безопасности любимого сына. Потому и не смог потом ни догнать, ни вернуть с такой-то защитой.
Только от темных они защитить не сумели… Второй раз не сумели, если вспомнить рассказ Роберта о пленении Рагара сразу после моего рождения. Да и кто сумел бы, если целые страны гибли в мгновение ока с приходом Темной страны?
Что-то встрепенулось во мне, как волна прошла – глухая, темная, потянувшая душу на дно раскрывающейся бездны. Зов. Я слышала беззвучный зов, как тогда, во время безумного танца схватки со своими же друзьями – ласхами и вейриэнами. Я вцепилась в подлокотники, как будто это могло удержать от… от чего?
Рамасха рванулся ко мне:
– Лэйрин!
От толчка шахматный столик опрокинулся. Фигурки рассыпались. Черная королева подкатилась к моим ногам. И почему-то показалось страшно важным, чтобы сапог принца не раздавил ее. Оттолкнув Рамасху, я опустилась на колени, чтобы поднять.
Пальцы свело судорогой, да и все тело охватило мучительным жаром: схлестнулись две волны – огня и мрака – опять свиваясь в смерч. Не хочу. Не хочу!
Рамасха поднял, обхватил меня, плотно прижав к себе.
– Тише, принцесса… Потерпи, сейчас пройдет.
Вейриэны уже были рядом, а в окна, окрашенные закатным светом, врывались ледяные ветра, затмив последний солнечный свет.
Слишком много холода. Слишком темно…
И мёртво…
Во тьме распахнулись две изумрудные звезды, озарив живым теплым светом. Тьма попятилась, удивилась: «Лаэнриэль?» И схлынула. Освободившееся пламя торжествующе взревело.
Принц едва успел отскочить, зашипел, как кот, подпаливший усы. Его одежда задымилась. А вот моя, как ни странно, уцелела на этот раз. Да и рассудок. Кажется.
Но колени подкосились, и я рухнула в кресло. Спасенная черная королева оказалась зажатой в кулаке с такой силой, что лопнула кожа и сочилась кровь. Не огненная, не черная, а самая обычная, но очень горячая кровь – от капель тоже поднимался легкий дымок. Матушка моя. То, что ты со мной делала – еще не самое страшное, оказывается…
– Лэйрин! – раздалось от двери властное королевское.
Я с трудом поднялась – долговязый Зольтар поддержал за локоть. И не обжегся, кстати. Ободряюще улыбнулся. Редкая эмоция у вейриэнов, но четверка присутствующих здесь дружно решила изменить твердокаменным привычкам. И не было уже Рагара, который приструнил бы подчиненных легким движением брови. Да и мастер Морен отсутствовал – он, пристыженный увечьем от рук такого бездарного ученика, как я, уехал в Белые горы.
Смущенно улыбался и десяток появившихся в комнате незнакомых мне ласхов. А кем еще могут быть столь удивительные существа – прекрасные и ужасные, искрящиеся в закатных лучах, падавших из окна алыми снопами? Они тут же опустились на колено, прижав кулак правой руки к груди.
Рамасха же выглядел мрачно, как склеп в полночь.
И Роберт не радостней.
Когда ласхи раздвинулись, освобождая проход королю, он не сделал ни шага, так и стоял в распахнутых дверях. Грудь его тяжело вздымалась, словно он бежал наперегонки со степным иноходцем, из горла вырывалось свистящее дыхание.
– Лэйрин, – повторил уже тише. – У нас… беда.
Глава 15
Памятная мне Черная часовня горела. Полыхала и роща вокруг, выстреливая в небо багровые искры. Смоляной дым, рваным полотнищем поднимавшийся на фоне красного неба выглядел особенно зловещим, напоминая огромную фигуру в развевающемся крыльями плаще.
В этом огне сгинула Виола.
– Зачем ее туда понесло? – в отчаянье кусала я губы. – Разве вы не могли остановить или ее, или пожар? Вы же маг! Вы отец!
– Я его и зажег, – ответил король, не отводивший немигающих, раскаленных до белизны и уже нечеловеческих глаз от бушующего вдали пламени.
Боги милосердные, если вы есть, если вы милосердны…
– Вы ее убили, сир? За что?
Он протянул мне черный свиток. Не тот, который был у Светлячка, – отстраненно отметила я. Этот ни с каким другим не перепутать. Клочок мрака. Дыра в никуда, перечеркнувшая широкую ладонь Роберта. Притаившаяся в ночи змея. Меня передернуло от отвращения, когда я прикоснулась к пергаменту.
Свиток развернулся с шелковым шелестом. Тускло засветилась синим хищным цветком печать внизу послания.
«Ты осмелился трижды прогневить меня, – вспыхнули багровые руны. – Ты, Роберт, ничтожный потомок Астарга Ориэдра, взявшего корону не по праву крови. Ты, поднявший руку на отмеченную моим семенем женщину и изгнавший ее. Ты, взявший в заложники моего сына и посмевший его усыновить, как собственного. Ты, убивший моего верноподданного Дирха и уничтоживший огнем его прах. Трижды Я тебя щадил. Но более трех не щажу никого. Ты знал это. И ты покусился на жизнь ребенка слуги моего Дирха в чреве облагодетельствованной им женщины – твоей дочери Виолы. Или ты забыл, что дети моих слуг – мои слуги? Я, Владыка Темной страны, приду напомнить. Я, Господин твоей смерти, требую отдать мне эту женщину с моим подданным в ее чреве. Ей будет оказана честь стать наложницей брата убитого тобой Дирха. Ее жизнь будет твоей платой за его смерть. Я приду за твоей дочерью сегодня в полночь. Если ты не отдашь мне мое, Я возьму вместо нее твое королевство. Ты слышал меня. Это сказал Я, Азархарт».
Как только я прочитала послание, Роберт забрал его и поджег. Даже пепла не осталось.
– А вот это получила Виола. Письмо лежало на постели, когда Эльдер вернул ее в покои, – король протянул еще один свиток, обычный, но по контрасту с только что прочитанным, казавшийся снежно-белым.
«Здравствуй, моя дочка Виола, моя любимая кровиночка. Тысячи раз я, твоя несчастная и убитая горем мать, писала тебе письма, а в мыслях – сотни тысяч раз. Плакала и просила прощения у тебя и у всех моих доченек, отнятых у матери волей тирана. Ваш отец изгнал меня, перехватывал письма, а теперь угрожает казнить, как ведьму. Но меня не остановят его угрозы, любимая моя Виола, потому что сейчас тебе нужна моя помощь.
Только ради тебя, рискуя жизнью, я приехала в столицу. Знаю о твоем несчастье, милая моя девочка. Знаю и плачу вместе с тобой. Но еще знаю, что только я могу помочь тебе. Доченька моя, ничего не бойся, мы справимся с этой бедой. Я уже приготовила безотказное средство из трав, чтобы наверняка избавить тебя от последствий твоего несчастья. Средство сильное, проверенное и очистит тебя сразу, с одного глотка.
Сегодня на закате я буду ждать тебя в Черной часовне. Ты, конечно, понимаешь, моя умница, что никому не надо говорить ни обо мне, ни об этом письме. Любящая тебя мама Хелина».
Стиль письма удивлял. Совсем не мамин. К тому же, королева никогда не плакала. Она не стала бы жаловаться, да еще и той, кому тоже есть на что пожаловаться.
И – главное – печать дома Грахар не откликнулась, когда кончики моих пальцев пробежали по контуру увенчанного короной орла на вершине скалы. Он не распахнул волшебные крылья.
– Это писала не матушка, – я подняла глаза на напряженно ждавшего Роберта. – И печать фальшивая. Письмо подложное.
Он кивнул.
– Да, я сразу понял. Но Виола об этом не знала. У нее уже не было времени выяснять, как и через кого письмо попало в комнату – времени оставалось только одеться и бежать в часовню. Девочка в смятении, мне даже трудно представить ее состояние. И вдруг узнает, что мать рядом, и уже через час избавит ее от страшного ребенка. Она очень хотела поверить и поверила. Азархарт создал ловушку. Всего одно подложное письмо…
– Но как он узнал о нашем с Виолой разговоре, да еще так быстро? Как вы сами о нем узнали?
– Скорее всего, это совпадение, и ловушка была спланирована заранее. А мне сообщил барон Анир.
– Предатель!
Роберт повернул освещенное отблесками пожара лицо.
– Не забывай, Лэйрин, что аринты – огнепоклонники. Я для них – что-то вроде воплощения бога на земле. Он меня не просто любит – боготворит.
– Учту. А не может Азархарт подслушивать через тень так же, как вы – через огонь?
– На подвластной ему территории – да, и без ограничений. А это не только Темная страна, но и любое оскверненное место. Или чья-то душа.
По позвоночнику пробежал холодок. Голос упал до шепота:
– А моя кровь тоже… подвластная ему территория?
Король покачал головой.
– Пока нет. К счастью, у него еще нет власти над тобой. Я тоже не через любой огонь могу увидеть и услышать, только через тот, над которым могу взять власть. Твои старшие сестры Адель и Агнесс зажигали свечи на черных мессах, но их огонь слепил меня, как слепит тьма. В Черной часовне, горели такие же и в ту ночь, когда туда пришла твоя мать для встречи с темным слугой, и сегодня, когда туда пришла Виола. Но младшие принцессы – послушные девочки, в отличие от старших. Виола всегда, когда выходит из дворца, берет с собой лампадку. И я увидел. Что бы сделала на моем месте ты, если бы обладала моей силой?
Если бы еще знать пределы и возможности этой силы. Я посмотрела на дым, распахнувший над шпилями столицы клубящиеся крылья. Пожар шел на убыль, не перейдя границу рощи вокруг развалившейся в угли часовни. И вокруг пожарища не виднелось ни одного дымка – Роберт не позволил огню перекинуться на дома горожан.
– Попыталась бы спасти ее, – ответила.
Он улыбнулся уголком потрескавшегося от жара рта.
– Она жива. Я увел ее через огонь в убежище на том самом необитаемом острове. Но Азархарт заставил меня сыграть в его игру, – он зло сощурился на догоравший вдали огонь. – Теперь он точно знает, что Виолы в столице нет и не будет. Идем, Лэйрин, нам тоже пора. Скоро совсем стемнеет.
– Теперь Темный владыка придет в полночь?
– Да. Он всегда выполняет обещания. Но у меня будет встречный ультиматум.
Нетрудно догадаться, что речь пойдет обо мне.
Тошно чувствовать себя предметом торга. Тошно и мерзко.
Но неужели король вот так запросто раскроет мою тайну? Или она уже раскрыта… Не мог ли Темный владыка, если он тоже считает Роберта недалеким королишком, провоцировать его на необдуманные шаги, и на самом деле ловушка – не для Виолы? А если нападение на сестру и тот зов – не случайно совпали на закате, и мой настоящий отец, соприкоснувшись со мной через зов, что-то почуял? И решил проверить, убедиться воочию?
Роберт тоже молчал, не пожелав посвятить меня в планы. Он опустил ладони на перила балкона, на котором мы стояли. Закрыл глаза, полной грудью вдохнул горячий воздух, и… языки далекого пламени разом пропали. И я могла бы поспорить, что уже ни искры не тлело на пепелище.
***
Мы вернулись в зал, где у окон толпились перепуганные придворные. Короля сразу же окружили соболезнующие – пронюхали уже об исчезновении Виолы. Церемонимейстер интересовался распоряжениями о похоронах… Я огляделась, уловив краем глаза радужное сияние в уголке за колонной. Рамасха успокаивал рыдающую Виолетту. В прорезях рукава на ее предплечье клеймом алел свежий пятипалый ожог, оставшийся от моего к ней прикосновения. Мама бы такую ерунду мигом вылечила. Потом я устыдилась: принцесса оплакивала не подпорченную внешность, а сестру-близняшку – король никому еще не сказал о спасении дочери.
Когда я проходила мимо, Виолетта, грубо оттолкнув северянина, подбежала, прошипела мне в лицо:
– Довольны, братец?
Я опешила.
– Чем же я должен быть довольным?
– Ну как же! – воскликнула она, намеренно привлекая внимание жадного до зрелищ двора. – Виола уже не скажет, кто на самом деле виновен в ее бесчестии, а теперь и в ее смерти! Думаете, околдовали папеньку, подстроили этот бесчестный суд, так никто и правды не узнает? Это вы подговорили Дирха напасть на нас! Вы приехали заранее в столицу, это уже известно. И это вы, братец, подожгли часовню, куда она пошла помолиться. Вы испугались, когда она сказала, что беременна от вас и заметали последствия вашего разврата!
Если уж боги немилосердны, то откуда взяться этому качеству в их творениях? – впала я в философский ступор, глядя на ее зареванное, искаженное горем личико. У бедняжки совсем в голове помутилось.
Рамасха, подмигнув мне за спиной принцессы, скучающим тоном сказал вполголоса своему оруженосцу:
– Какое счастье, что мои мачехи долго не живут, особенно те, что не сдержаны на язык. Может, мы с тобой, Льеос, пари заключим, сколько протянет эта новенькая?
– Опасно с тобой на спор идти, мой принц. По мне, так чем меньше они живут, тем лучше – свадьбы с бесплатной выпивкой чаще. Похороны, опять же… – подхватил игру ласх, мерцающий золотистыми искрами, как корочка наста на солнце (дивной красоты, и где Рамасха таких берет?).
Виолетта побледнела.
– Я думал, с отъездом Адель и Агнесс во дворце не осталось гадюк. Ошибался! – рявкнул стремительно подошедший король. – Принц Игинир, вы, кажется, настаивали на немедленном отъезде и не хотели ждать до утра? Так я уже не возражаю. Тем более, что от горцев вместо бежавшего преступника Дигеро фьерр Этьера прибыл недостающий второй сопровождающий. Забирайте императорскую невесту и уезжайте, а ее тряпки я следом отправлю. Видеть не хочу эту дуру ни минуты больше! Кто вложил в твою глупую голову этот бред, Виолетта? И не смей мне лгать!
Девушка предпочла обморок. Охи, ахи, лекари…
Роберт обвел тяжелым взглядом собравшийся в зале цвет королевства, немедленно сделавший подобострастные морды. Усмехнулся.
– Значит, Божий суд для вас – ничто, мои добрые подданные? Еретики! Наследника моего порочить вздумали? Подлецы! Так, может, мне самого Азархарта в свидетели позвать? Богу не верите, так дьяволу поверите? Вот послание владыки Темной страны! – вытащив свиток обычного черного шелка – фальшивый, как успела я заметить, хотя руны на нем вспыхивали ничуть не хуже, чем на оригинале, Роберт зачитал весьма избранные места из послания, изрядно подправленного явно королевской огненной рукой. Только то, что касалось Дирха, Виолы и предстоящего полуночного визита Темного.
Что тут началось! Обмороки дам, само собой. Старики за сердце схватились. Те, кто помоложе и порезвее, плюнув на отцов и жен, к дверям ринулись – свои шкуры спасать. Стражники выставили пики. Давка, драка, вой нечеловеческий…
– Стоять! – гаркнул король, перекрывая вопли и стоны. – Сожгу как изменников короне! – придворные замерли, сползая по стенкам. Темные темными, когда еще придут, а разгневанный монарх – тут, под боком, и уже выпустил огненные когти. Роберт, скорбно сведя брови, сказал с болью в голосе. – Сегодня в Черной часовне Азархарт забрал жертвенного агнца. Отдал я ему мою возлюбленную дочь Виолу, спасая вас всех, недостойные. А часовню сжег, чтобы не напоминала о моем горе.
– Значит, похорон не будет, – приуныл церемонимейстер, наверняка уже прикинувший, сколько монет перепадет в его карман.
Остальные возликовали. Повалились на колени, славословя спасшего их государя. И, ручаюсь, в этот миг их любовь к благороднейшему королю Роберту Сильному была вполне искренней. И никто слезинки не проронил по Виоле – так рады были. Не тому, что принцесса жива, а тому, что сами жить будут. Да и кто не поймет их радость? Я не берусь осуждать.
Но каков рыжий бык! И глазом не моргнул, соврав! Впрочем, если рассматривать его речь не с точки зрения прошедшего времени, а с точки зрения ближайшего будущего, то почти никакой лжи: жертвенный агнец в наличии, топчется у стеночки, всеми забытый. Даже слегка прожарен, чтобы темные, предпочитавшие свежатинку, подавились.
А Роберт, между тем, подпортил всеобщее ликование:
– Но я заплатил немыслимую для моего отцовского сердца цену. И вам, любезные мои приближенные, даруется привилегия скрасить мое горе и выразить вашу любовь и благодарность пожертвованиями. Канцлер огласит, сколько полагается за каждого избавленного от Темного владыки главу семьи, его жену, сыновей и вассалов со всей челядью. За души незамужних девиц пожертвований брать не буду в память о моей возлюбленной дочери Виоле, даже не упрашивайте. Здесь я непреклонен. Кстати, о душах. Даже великие герцоги не должны обижаться на тот факт, что спасенная жертвой принцессы от темного ада душа священника или монаха стоит десяти графских.
Кардинал сцедил сквозь зубы богохульственные проклятия. Стенания же придворных грянули куда горше, чем при известии о вероятном приходе в полночь Темной страны. Как зыбка человеческая благодарность, как мимолетна любовь…
Рамасха, воспользовавшись суматохой, отозвал меня в сторону. Далеко в сторону – в пустовавший соседний зал. Ласхи рассредоточились по периметру, отсекая всякую возможность подслушивания.
– Лэйрин, я соболезную. Но мне показалось, что-то тут не так с этим пожаром, – он вгляделся в мою бесстрастную физиономию. – И отсутствие горя в твоих глазах многое значит. Но и тревогу невозможно не заметить. Предлагаю тебе бегство. Немедленно.
Я покачала головой: поздно. И есть вещи, от которых не убежать… и нелюди, которые догонят.
– Знал, что не согласишься, но попытаться должен был. Тогда позволь вопрос, Лэйрин. Ты хорошо понимаешь, во что тебя втянул Роберт с этим обрядом айров?
Да какая теперь разница. На обряд нужен год, а ультимативная полночь – через несколько часов. Но я прикусила губу. Стоит ли сообщать северянину всю правду о моем происхождении? Впрочем, многоликий маг явно догадывается после всех моих… смерчей.
– Я читала свиток с описанием, – сказала.
– Сокращенный вариант или полный? – уточнил он, на что я пожала плечами. – Тогда еще вопрос: ты согласна с тем, что твоя суть может измениться?
– Что значит измениться?
– Обряды айров небезопасны для тех, кто не является айром. То есть, для всех ныне живущих, их наследников и простых людей. На третьем этапе обряда поименования айры выбирали сущность и телесный облик для нее.
«А третий этап – Ноиль, прядущие нить жизни, нам не понадобится. Наш пол дан нам свыше», – вспомнила я слова короля.
– Не понимаю, какая тут опасность?
– Значит, он не все тебе объяснил. Лэйрин, ты знаешь пристрастия Роберта. Он… не поклонник женщин.
«Никогда не прощу Хелине того, что она с тобой сделала. Как не мог простить Астаргу убийства самого прекрасного существа, когда-либо жившего в этом мире» – говорил мне король, и сталь его глаз влажно блестела.
– Но хуже всего то, что он сильнее тебя, – сказал Рамасха. – Его воля, его страсть смогут то, чего не смогла даже твоя мать-волшебница – они вылепят твое тело.
В ушах звенело. «Он никогда не полюбит тебя, как женщину… с точки зрения нормального мужчины ты безобразна…», – говорил мне король, но в его глазах не было отвращения.
Рамасха, заметив мое оцепенение, осмелился взять мою ладонь, и прохлада его пальцев помогла сосредоточиться.
– Самое печальное, – сказал он, – что ты сама этого захочешь, когда, завершив путь Лайсе, прядущих нить сердца, ступишь на путь Ноиль.
«Ты выглядишь вполне приятно… для мальчика… что меня вполне устраивает», – говорил мне король, и его ладонь на моем плече пылала желанием.
– Я рождена женщиной, разве это возможно изменить?
– Маги – наследники айров. В обряде поименования можно изменить всё, а Роберт очень сильный маг. Он любит не тебя, Лэйрин, а того, кем ты можешь стать. Вот я и спрашиваю сейчас, пока ты в начале пути: ты действительно хочешь этого? Сейчас, а не потом, когда вы оба начнете меняться, приспосабливаясь друг к другу. Другого пути у его страсти нет.
В горле у меня пересохло, и ответ получился слишком сухим:
– Не выйдет.
– Не сердись, я лишь хотел предупредить. Ты прекрасна такой, какая есть, и я не хотел, чтобы ты превратилась в другое… существо, – нахальный северянин коснулся кончиками пальцев моей щеки. И это было приятно, как сладкая льдинка во рту в жаркий июльский полдень. В детстве я частенько наведывалась в погреб за таким лакомством.
– Благодарю за предупреждение, – отстранилась я. – Осторожнее, принц, я могу вас случайно растопить.
И правда могла – в душе пылал гнев непонятно на кого. Не на Рамасху. Не на Роберта, который в какой-то момент опять солгал мне, и я никак не могла вычислить, в какой.
И уж не на то, чем грозит мне обряд. Глупо задумываться о том, что наверняка никогда не случится. Потому что все решится сегодня, через несколько часов. Даже многоликий маг, видящий истину, не догадался, что Виолы у Азархарта нет, и Темный явится в свое излюбленное время суток – в полночь. И Роберт благоразумно удаляет из королевства северянина и еще одну свою дочь. Может, и других постарался обезопасить – чем-то же занимается сейчас, причем, срочно, хотя давно должен доставить меня в убежище.
Я злилась вообще. На все. На весь мир. На того, кто испоганил мою судьбу. Судьбу матери. И Виолы. Даже судьбы стервозных сестер Адель и Агнесс. На бога? Возможно.
Но куда сильней, чем на всех, вместе взятых, во мне поднимался гнев на Темного владыку. В полночь, говорите? Будет вам полночь.
– Мне пора, Рамасха, прощайте. Берегите мою сестру, вы обещали.
– Опять на «вы», – вздохнул он. – Подожди еще пару мгновений, Лэйрин. Что бы ни случилось, знай, я – твой друг, и ты можешь рассчитывать на мою помощь. А чтобы помощь не опоздала… позволь мне… – он снова взял мои ладони в свои, вложил в них что-то прохладное и живое, как лесной ручей. Улыбнулся, глядя в глаза. – Это ключ. Эльдер научит тебя, как с его помощью рисовать в небесах слова души, а мои послания, тебе предназначенные, ты сможешь понимать и без Эльдера.
Вся моя злость – огромная, беспощадная, всепожирающая, о, да! – мгновенно улетучилась, оставив после себя ощущение чужого, наносного. Через миг и это прошло, и я не стала задумываться о том, чья это была злость, и кто провоцировал меня на странные для здравого рассудка шаги – повидать папочку любой ценой.
Не до того.
Я любовалась лежавшим в ладонях радужным цветком. Его лепестки непрерывно распускались из светившегося звездным огоньком центра и, сбегая каплями к коже рук, гасли, как будто впитывались. По пальцам и запястьям струились, щекотали нежные змейки, как крохотные северные сияния. Хотелось смеяться, глядя на это чудо.
Так случилось, что в моей жизни было мало мгновений чистой, ничем не замутненной радости. Этот миг – один из них.
– Но я же не ласх, – пробормотала я, не зная, как выразить благодарность.
– На Севере и чистокровные люди живут, и полукровки. Для них и созданы магами такие живые ключи. Ласхи обходятся без них.
– А где его хранить?
– В сердце, – совершенно серьезно заявил Рамасха, но в дивных глазах плясали смешливые искры.
Он положил ладони поверх моих, кончиками пальцев коснувшись запястий и закрыв сказочный цветок. Сияние просочилось, крохотные радуги ринулись осваивать новую территорию, засияли ярче… вспыхнули разом, зыбкой сферой света охватив наши руки, и… погасли. Цветок пропал, как не было.
Такое же горькое разочарование я испытала в детстве, обнаружив исчезновение из клетки райской птицы с изумрудными глазами.
– Ключ не может быть один. Теперь их два, – принц развернул ладони, и в них на миг расцвело радужное чудо. И, как эхо, в моих руках тоже мелькнули лепестки радуг. – Отражения друг друга. Остальное покажет Эльдер. Теперь мне действительно пора уходить.
– Как мне отблагодарить за такой подарок?
– Только одним, – выразительный взгляд на мои губы и ухмылка, когда я попятилась. – Лэйрин… Только одно попрошу. Если вдруг узнаешь то место из своего видения, куда бросили тело моего братишки, или еще хоть что-нибудь о Рагаре, сразу же дай мне знать.
Сверкнул на прощание улыбкой и так стремительно направился к двери, что я едва успела сказать «спасибо».
***
Король, стоя в одиночестве у горевшего камина, ждал нас в соседнем и, по всей видимости, уже давно пустовавшем зале. Придворные все куда-то разбежались. Наверняка разносить сплетни о случившемся.
Роберт кивнул на поклон Рамасхи:
– Счастливого пути. Мы с наследником провожать вас не будем. Виолетту я уже давно благословил, второй горец ей представлен, ждут только тебя. Поезжайте так быстро, как только способны ваши дьяволы.
– Что-то намечается, сир? – насторожился принц.
– Повальная пьянка, – скривился Роберт. – По поводу счастливого избавления королевства от вторжения Темной страны.
Подозрительность принца усилилась, но спросил он почему-то другое:
– И каким образом успел прибыть второй паж за такой короткий срок?
– Я провел. Через огонь.
– Понятно, – прищурился Рамасха.
Хотелось бы мне знать, что он тут понял такого важного. Мне же пока стало ясно, что Роберт, хотя бы на миг, но побывал там, куда полтора века не ступала нога равнинных королей. В Белых горах. А это значит… Это значит – всё настолько плохо, что даже распри между гордыми лордами забыты. Все-таки изгнанный и проклятый род Ориэдра – такие же дети Белогорья.
Между тем светская беседа магов продолжалась, словно они оба никуда не торопились.
– Это тот третий парень по результатам в Долине Лета? – рассеянно спросил принц, явно думая о чем-то другом.
– Нет, от список я тоже видел, когда утверждал кандидатуры от горцев. Фьерр Ирдари в него не вошел, ибо в Долине Лета его не было.
– Вот как? Он еще и без рекомендаций?
– Рекомендации у него есть, вручит. Разве слово вейриэнов весит меньше слов риэнов?
– Мне обещали лучших, а суют айры знают кого в последний момент! – не сдержал раздражения северянин.
– О младшем сыне рода Ирдари наслышан даже я, – усмехнулся Роберт. – Это образец такой невероятной гордости, какая и Дигеро еще не снилась. Юноша и был лучшим, пока не узнал, что руководить состязанием в Долине Лета будет лорд Наэриль. Не знаю, что уж там у них в горах происходит, но младший паршивец заявил, что привилегия сопровождать невесту императора столь велика, что он, видите ли, не может начинать путь к этой чести с бесчестья, каковым считает пребывание хотя бы миг под началом Наэриля. И в долину не явился, предпочел наказание.
– Похоже, с его честью будет еще больше возни… – усмехнулся принц, а в глазах заплясали заинтересованные сполохи.
Меня тоже весьма заинтересовал тип, бросивший такой шикарный вызов мерзавцу Наэрилю, моему теперь кровному врагу. Надо запомнить имя Ирдари: враг моего врага – априори мой друг.
– Надеюсь, – глянул король на Рамасху, так хитро прищурившись, что не трудно было догадаться: на моих глазах состоялся заговор. И как эти политики все успевают и не упускают ни единой возможности для интриг?
Приказав мне оставаться на месте, как наказанному за покушение на здоровье сестры, Роберт ушел вместе с принцем благословить дочь в дорогу.
Тот бесконечно длинный день сделал мне еще один странный подарок.