И все лето она жила так, будто начала все с чистого листа. О сестре не думала, на ее могиле не была ни разу со дня похорон. Маме не звонила, лишь получала от нее переводы опекунских денег раз в месяц. Они с того раза больше не общались. И Наташа ощущала себя даже счастливой.
Но в начале сентября 2015 года на страничку «ВКонтакте» пришло странное сообщение. Это письмо от незнакомой женщины, проживающей в Нижнем Новгороде, перевернуло зыбкое счастье, как старое одеяло, обнажив под ним множество грязных вонючих пятен, которые пытались скрыть. Письмо было вежливым, наполненным теплом и радостью. От него веяло дружелюбием и любовью, ни в коем случае не осуждением и презрением. Но у Наташи от этого письма мороз пробежал по коже. Она встала перед сложным выбором: отвечать на него или нет. Потом она много размышляла над этим, что побудило ее написать ответ. Ведь можно было просто проигнорировать, но она ответила и изменила судьбу своей семьи навсегда…
14
Наташа вышла из парка и побрела домой. Ноги промокли, хотя она старательно обходила лужи. Воспоминания сделали тело ватным, лицо горело. Она перебирала в голове обрывки прошлого, и на нее накатывало сомнение. Может, нужно было поговорить с мамой начистоту? Объяснить ей трудности с воспитанием детей, нежеланием этого делать, тогда, возможно, Кристина ходила бы сейчас в школу, а не томилась в психиатрическом отделении для взрослых.
Впервые пришло понимание, что для ребенка это невыносимо. Как она там находится целыми днями среди сумасшедших, больных людей, которые плохо контролируют себя? Ведь там нет книг, игрушек, планшета с играми. Но зато Наташа отдыхает, гуляет, дышит свежим воздухом. Даже на воспоминания появилось время. Справедливо ли то, что происходит? А вдруг Бондарев прав, и девочке нужен обычный детский психолог?
Наташа тут же отогнала от себя эти мысли. Она была там! Она знает, что Кристина вытолкнула Арсения из окна. Психолог не поможет. Не помогут книги, игрушки и планшет. Не помогут пельмени или лимонный кекс, который Кристина так любит. Не помогут школа и друзья. Кристина совершила убийство. Она должна лечиться, чтобы не сломать свою дальнейшую жизнь.
Или уже сломала? Наташа замедлила шаги, готовая схватиться за сердце. Что будет с девочкой дальше? Специальная школа? Постоянные приемы лекарств? Пусть уж лучше поместят ее в какое-нибудь социальное учреждение. Под присмотр врачей и специально обученных учителей. Наташа не справится! Она и так на грани срыва.
Достала из сумочки телефон. Никто не звонил. С тоской подумала о том, что нужно устроиться на работу. Но куда идти? Продавцом? Почтальоном? Няней в детский садик? Уборщицей в школу? Выбор велик, но безрадостен. Параллельно с этими мыслями появилось вновь желание уехать. Пусть не в Ригу! Этот переезд она финансово не потянет, но можно поехать в Нижний Новгород. Там Люда! Вдвоем они справятся. Люда поможет Наташе устроиться на работу, да и жить можно вместе, ведь Влад собирается разводиться.
При мысли о Владе Наташе стало не по себе. Она вспомнила, что он приезжает и останется у нее дома на все выходные. Что с ним случилось? Как он решился? А может, мама что-то перепутала, ей в интернете писал не Влад, и это всего лишь чья-то глупая шутка? Внезапное понимание, что еще все может сорваться, принесло облегчение. Ей не хотелось видеть Влада, она знала, что он терпеть не может всю их семью. Это нельзя изменить, потому что ему известна правда.
– Привет, Наташ!
Она очнулась от своих мыслей и чуть не налетела на Бондарева, который стоял на тротуаре, опираясь на трость, прямо перед ней.
– О, господи! – не удержалась она, тихо вскрикнув.
– Я тебя жду.
– Зачем?
Наташа не собиралась проявлять дружелюбия, уже зная о том, что задумала мама. Бондарев не показался ей таким страшным, как около больницы. Его глаза светились грустью, губы пытались улыбнуться. На лбу блестели бисеринки пота, в коротком ежике волос уже пробивалась седина.
– Давай присядем на скамейку.
– Только на пять минут! Мне совсем некогда! – буркнула она, подходя к ближайшей скамейке и опускаясь на нее. Сидела прямая, непреклонная, краем глаза следя за тем, как Бондарев пристраивается рядом.
– Я только что разговаривал с Татьяной Анатольевной. Она переменила свое мнение.
– Ты был у меня дома?
– Нет, мы разговаривали по телефону.
– Насчет чего переменила мнение?
Сердце в груди бешено забилось. Неужели мама одумалась и не собирается отдавать Кристину?
– Я уверен, что ты знаешь, в чем дело. Я хочу удочерить Кристину.
– Знаю, но не совсем понимаю твой мотив.
– Я хочу, чтобы у девочки был хотя бы отец.
Повисло тягостное молчание. Наташа отчаянно пыталась разозлиться и наговорить дерзостей, но знакомый липкий страх сковал ее, как лед озеро. Она до боли сцепила пальцы, чтобы скрыть дрожь. Как все просто, Бондарев честен и прямолинеен. Укоряет в том, что ребенок брошен и никому не нужен. Это правда. Случилась страшная беда, и Наташа с мамой отказались от Кристины, упрятав ее в сумасшедший дом. Они не хотят ее забирать оттуда, сопротивляются вот уже три месяца, навлекая на себя большие проблемы. Бондарев открыт. Стоит ли платить ему той же монетой?
– Значит, мама уже не хочет… отказываться от опекунства, – она произнесла эти слова холодно, отстраненно, остерегаясь говорить слишком прямо и называя вещи своими именами.
– Нет.
– Хорошо.
– Наташа, я уверен, что Татьяна Анатольевна переменила свое мнение после разговора с тобой. Прошу тебя, не препятствуй.
– Я даже говорить об этом не могу!
Страх сменился негодованием, ненавистью и надеждой, что она сумеет в этот раз отделаться от него окончательно.
– Понимаешь, Наташ, – все-таки попытался объяснить он, – я живу с мамой. Это моя семья, и большего мне не надо. Жениться я не намерен. Кристина мне не чужая. Она попала в беду, и я могу помочь ей.
– Какая глупость! Ты не отец ей! Она совершенно не знает тебя!
– Мы уже познакомились!
– Как? – испуганно взглянула на него она. – Кто тебе позволил?
– Твоя мама. Она до сегодняшнего дня положительно относилась к моему решению. Несомненно, она еще передумает, но я считаю, что надо поторопиться. Девочке нужна помощь. Поэтому прошу тебя поговорить с ней.
– Я не стану делать этого. Считаю твою идею полным бредом.
– Но почему?
– Кристина не игрушка! Что значит ты собрался ее удочерить? В голове просто не укладывается! – взорвалась Наташа.
– Да что в этом такого? Девочке нужна семья, ты не можешь отрицать этого.
– Но у нее уже есть семья! Есть, черт возьми! У нее есть брат! А как поступить с ним? Тоже усыновишь?
– Усыновлю! – он смотрел твердо, исподлобья.
– Не забывай, что еще есть я! Если мама устала быть опекуном детей, то я возьму на себя эту обязанность!
– Ты не сделаешь этого, – тяжело вздохнул он.
– Сделаю.
– Нет. Если бы ты решилась на этот шаг, то я бы первый поддержал тебя. Но ты не сделаешь.
– Интересно, почему?
– Ты боишься.
– Да кто ты такой, чтобы говорить так со мной? – она еще больше задрожала. Откуда он узнал? Ему мама сказала? Но и она не может знать о страхах Наташи!
– Послушай…
– У нас много трудностей с Кристиной, это я не могу не признать, но ты не тот человек, который решит все проблемы! Поверь, я знаю, что такое дети! Кристина выросла у меня на глазах. Я была ей матерью и отцом! Своим упрямством ты только напугаешь ее!
– Не напугаю.
– Не понимаю твоей упертости.
Наташа не могла воссоздать обстоятельства, которые заставили Владимира пойти на серьезный шаг. Она боялась, что скажут люди. Хотя где-то далеко билось странное желание позволить ему. Как было бы прекрасно отдать тягостные проблемы кому-то, а самой уехать и начать новую жизнь! Туда, где ее никто не знает, в большой город, к новым людям!
– Наташ, я знаю, что тебе тяжело одной справляться с детьми, – не уступал Владимир, в упор глядя на нее своими большими глазами. – Ты крутишься как белка в колесе. От родителей мало помощи. Ты стараешься, но тебе трудно.
– А тебе будет легко? – усмехнулась она, чувствуя ком в горле.
– Мы с мамой справимся. Я все обдумал.
– Даже твоя мама одобряет? – перед Наташиным взором предстала маленькая полная женщина, мама Бондарева, всегда веселая, с красивым голосом оперной певицы.
– Конечно.
– Но почему Кристина? Возьмите любого другого ребенка, у которого нет родителей!
– Я же сказал, она нуждается в помощи. Ни ты, ни Татьяна Анатольевна не сможете помочь ей.
– Почему не сможем?
– Потому что вы сейчас не помогаете ей! Она может погибнуть. Ей всего восемь лет, а она прошла уже все круги ада. Ты думаешь, это здорово лечиться в отделении, где содержатся настоящие сумасшедшие? Доктор три месяца пытается добиться от вас правильного решения. Вы не хотите ничего менять. Не хотите менять именно в своей жизни, боясь остаться один на один со страдающим ребенком.
Слова прозвучали жестоко, и Наташа вскочила со скамейки. Бондарев не удерживал ее, но продолжал говорить.
– Вы не понимаете ее проблем! Вы отказываетесь показать девочку детскому психологу. Она у вас с февраля находится на психотропных препаратах. Этим вы признаете свое бессилие, я не стану говорить о равнодушии.
– О равнодушии? Да это возмутительно! Ты совсем с ума сошел? Мы пытается помочь Кристине!
– Вы пытаетесь убить ее.
– Какие высокие слова! Убить! Мы хотим помочь ей! Помочь, понимаешь? Если твое мнение не совпадает с нашим, то это не значит, что ты прав, Володя! Врачи не станут лечить просто так. Они поставили диагноз! Реакционная депрессия! Это серьезное заболевание, между прочим!
– Но девочке нужен психолог!
– При депрессии нужен психиатр, Володя! Повторюсь, это серьезное заболевание. Нам врач объяснял.
– Да врач первый забил тревогу! Он не может лечить ребенка, у него другой профиль! С февраля девочку лечат от «депрессии», как ты говоришь, а сейчас начало июня! Ее надо забирать из больницы. Срочно забирать, а то придется заниматься долгой реабилитацией. Лекарства приносят Кристине вред, пойми! Врач несколько раз звонил Татьяне Анатольевне, с тобой говорил. Но вы будто не слышите! Я также разговаривал с Кристининой учительницей в школе, она ей дает характеристику запуганного ребенка, который плохо учится, потому что не способен воспринимать материал из-за собственных страхов.
– Это ложь и преувеличение! Каких еще страхов? Учительница – не психолог.
– Так надо обратиться к психологу, чтобы помощь не превратилась во вред!
– Не понимаю, о каком вреде ты говоришь.
– Лекарства наносят организму девочки вред.
– Это не доказано! Лекарства приносят ей пользу, раз их назначили!
– Не будь страусом, который прячет голову в песок!
– Я сказала, что это ложь!
– Вот видишь, Наташа, ты даже говорить об этом не можешь. Закрываешься, отрицаешь. Отмахиваешься от помощи, которую предлагают.
Она хотела закричать на него, затопать ногами. Это неправда! Никакой помощи не было никогда! Но сглотнула и попыталась успокоиться. Что толку разговаривать с этим чокнутым?
– Я пошла, мне некогда тут с тобой.
– Поговори с Татьяной Анатольевной, пожалуйста.
– Уже говорила.
– Позвольте помочь Кристине. Мы с мамой станем для нее настоящей семьей.
Его слова звучали оскорбительно для Наташи. А разве она – не семья детям? Разве не она сидела с ними во время болезни? Разве не она устраивала их в детский садик, школу? Разве не она обустраивала им комнату в своей квартире? Разве не она тратила на них свои деньги, покупала вещи и игрушки? Было невыносимо обидно, что ее вклад никто не ценит, наоборот, считают никудышной и слабой.
– Этого не бывать.
– Наташа!
– Не надо больше говорить со мной об этом.
Она развернулась и быстро пошла прочь, боясь, что он окликнет ее, начнет преследовать. Но Бондарев остался сидеть на скамейке, задумчиво глядя вслед молодой женщине.
Наташа ворвалась домой как вихрь и застала маму за разворачиванием какого-то большого свертка.
– Вот, смотри! Достала прекрасное платье баклажанного цвета, который тебе очень идет.
Наташа замерла, нервозность улетучилась вмиг. Она улыбнулась, наслаждаясь моментом, следя за тем, как тонкие руки Татьяны Анатольевны управляются с бумагой и пакетом. Забота всегда приятна, с ней не хочется бороться. Прекрасная, добрая, нежная мама! Когда платье было наконец извлечено, Наташа рассмеялась и покачала головой. Действительно, цвет баклажана и пуговицы такие же, красивые и перламутровые. А мама аккуратно приложила платье к дочери и развернула ее к зеркалу.
– Ну как?
– Прекрасно! Я давно себе ничего не покупала.
– А я заметила! И теперь, когда Владик приедет, не стыдно будет показаться ему!
Улыбка на губах Наташи застыла. Так вот, значит, для кого старается мама.
– Я гуляла в парке! – заговорила она, снимая туфли.
– Хороший денек для прогулки.
– Да, замечательный.
– Надеюсь, ты не устала? Я поставлю чайник на плиту согреваться. В холодильнике еще осталось сливовое варенье, – Татьяна Анатольевна осторожно повесила новое платье в шкаф. – А может, ты хочешь обедать?
– Нет, чая будет достаточно.
– Ну, хорошо.
Татьяна Анатольевна ушла на кухню. А Наташа стала переодеваться в халат и тапочки, закрутила жгутом волосы.
– Между прочим, я встретила Бондарева!
– Володю? – мама совсем не удивилась, наоборот, в ее голосе звучали теплые нотки. – Надо как-нибудь пригласить его в гости.
– Это лишнее, – Наташа вошла в кухню и присела за стол.
– Не забыла помыть руки?
– Мам, он просил меня поговорить с тобой.
– Володя? – Татьяна Анатольевна заваривала свежий чай, не глядя на дочь. А та, наоборот, внимательно вглядывалась в лицо матери.
– Когда вы разговаривали?
– Не помню точно, кажется, сегодня утром.
– Он не понимает, отчего ты передумала.
– Да-да, он не понимает.
– И почему ты передумала?
– Ну, я решила, что нехорошо отдавать Кристину в чужие руки. Мало ли что может случиться.
– Что, например?
– По телевизору показывают разные истории о том, как родной отец пристает к несовершеннолетней дочери. Смотреть невыносимо, разрывается сердце. А ведь Володя не отец, он может вспылить на какую-нибудь мелочь, разозлиться, устать. Да он сам не здоров. О каком воспитании может идти речь?
– Значит, тебя телевизор убедил?
Татьяна Анатольевна не ответила. Она налила чай в небольшую чашку и поставила перед дочерью. Наташа машинально взяла из вазочки клубничную карамельку и, развернув фантик, бросила ее в рот. Она испытывала раздражение к Бондареву и к матери, потому что они с легкостью пытались решить судьбу Кристины, о которой заботилась Наташа. И именно Наташу никто спрашивать не собирается, просто надо отдать девочку. Но сомнения не давали говорить напрямую, оставалась надежда на свободу. А что, если она уже этим летом сможет поехать к Люде? Люда, конечно, обрадуется, ведь они давно не виделись. Она всегда рада помочь Наташе, она единственная, кто всегда ее понимал и сочувствовал ей. Вовсе не обязательно пытаться выворачивать перед Людой душу, она чутко улавливала любое настроение.
– Мам, на следующей неделе надо будет ехать за Кристиной.
– Да-да, я помню.
– А что будет потом?
Наташу волновал этот вопрос, но она знала, что ответа на него не получит. Мама не сможет решить, что лучше для восьмилетней девочки. Да и не станет она ничего решать. Поэтому Наташа принялась говорить о том, что как так вышло, что девочка находится в больнице такое длительное время. Татьяна Анатольевна вздыхала, качала головой, соглашалась, даже пару раз смахивала с покрасневших глаз слезу.
– Надо было послушать этого доктора еще три месяца назад! Свозить Кристину к психологу. Сейчас бы избежали многих проблем. Кажется, эту новость обсуждают все кому не лень, раз уж Бондарев собрался заняться удочерением.
Но разговор был бесполезен. Тяжесть на душе все возрастала, освобождения от терзаний не приходило. Навязчивые мысли преследовали Наташу, доводя до паники, от которой потели ладони. Она пыталась понять мать, но чувствовала, что от этого становится только хуже. Татьяна Анатольевна могла предвидеть страшные неприятности, поэтому сделка с Бондаревым имела смысл. Но Наташа не могла с этим согласиться. У них семья, даже если Оля умерла. Нельзя впутывать чужих людей, особенно Бондарева, который может быть пристрастен. И с ним девочка окажется в опасности.
Пытаясь преодолеть мрачное настроение, Наташа подумала о том, что Владу совершенно не нужно приезжать в такой момент. От этого может стать хуже. Она попыталась сказать об этом маме, но та не согласилась.
– Я не смогу отказать человеку от дома, потому что он уже собрался в дорогу!
– Не вижу в этом проблемы. Уверена, что Влад поймет.
– Нет, это неприлично. Так нельзя!
– Но, мама, уверяю тебя, сейчас неподходящее время для гостей. Мы не сможем скрыть от него наши проблемы, неужели ты не понимаешь?
– Не сможем, и не надо. Пора бы уже опереться на надежное мужское плечо.
Наташа замерла, подозревая неладное. Несмотря на всю хрупкость, Татьяна Анатольевна обладала охотничьей жилкой и постоянно пыталась навязать младшей дочери какого-нибудь «знакомого» мужчину. Она это делала с таким упоением, что Наташа не смела прекратить это и с тоской думала о том, что ни к чему хорошему это не приведет.
– Твое чувство собственного несовершенства, Наташа, слишком далеко зашло. Ты пытаешься оттолкнуть от себя хороших, надежных людей. Хотя надо только надеть новое платье, уложить волосы и быть приветливой.
– Я не в его вкусе, мам. Прошу тебя, выброси этот бред из головы и отмени встречу.
– Ни за что! Нам с тобой понадобится дельный совет от настоящего мужчины!
– Обратись за этим к Бондареву, при чем тут Влад?
– Ты хочешь убедить меня в том, что Влад не настоящий мужчина?
– Ты сама знаешь.
– Нет, не знаю и знать не хочу! Ты просто переживаешь из-за Люды, но, уверяю тебя, ты это зря! Мы не виноваты в том, что они решили расстаться.
– Мам, это не наше дело.
– Да я и не собираюсь вмешиваться. Но нельзя же позволить человеку пропасть!
– Кому? Владу? – удивилась Наташа, невольно усмехаясь. – Да этот человек никогда не пропадет! Тоже мне, нашла кого спасать!
Наташа поднялась из-за стола, чувствуя еще большее недовольство и головную боль. Она быстро помыла за собой посуду и ушла в комнату раздраженная и озлобленная. Проблемы множились в геометрической прогрессии, и она ничего не могла с этим поделать. Ей не нравилось, что мама отказывается говорить о Кристине. Не нравилось, что она подозревала решение, которое приняла мама, и о котором ничего никому не говорила.
15
В пятницу она целый день провела в парке, кормя голубей. В магазине удалось купить свежего хлеба с хрустящей корочкой, который она щедро разбрасывала птицам, а те грозились сесть ей прямо на голову. Наташа не чувствовала голода, хотя хлеб пах прекрасно. Ей не хотелось возвращаться домой, где с самого утра шли приготовления к встрече гостя. Мама готовила праздничный обед и сетовала на то, что дочь не помогает. Но Наташа твердо решила не участвовать в этом безумии.
Проходили минуты, складывались в часы. Пошел дождь. Ноги у девушки замерзли, в животе было пусто. Поспешно раскрытый старый зонтик не спас волосы, они быстро намокли. Птицы, не испуганные дождем, но увидев, что в руках у нее больше ничего нет, разлетелись. Нужно было возвращаться.
Она задумчиво шла, опустив голову. В груди бешено колотилось сердце, предчувствуя неприятную встречу. Не секрет, что Влад Харитонов ненавидит Наташу. Он этого никогда не скрывал. Он общался с ней лишь потому, что Люда его просила быть вежливым и мягким. Влад не хотел быть вежливым с Наташей, но держался из-за жены, которую безумно любил. От его вежливости несло арктическими паковыми льдами и снежной бурей. Разговоры о разводе казались нелепостью. Скорее всего, мама неправильно поняла. Обычная размолвка, ссора. В последнее время в семье Харитоновых было неспокойно. А со смертью Арсения стало еще хуже. Наташа подумала о том, что несколько месяцев не видела Люду и не общалась с ней. За это время могли произойти значительные перемены. Может быть, любовь Влада была не так уж и крепка, как казалось?
Молодая женщина поднялась на свой этаж и позвонила дверь. Послышался высокий голос мамы, она торопилась открыть замок. Наташа предчувствовала, что получит жесткий выговор за опоздание к обеду. Дверь распахнулась, и на нее нахлынули сильные ароматы жареной картошки с мясом.
«Уж лучше бы семги пожарила или курицу запекла!» – подумала Наташа, отчего-то стесняясь за жареную картошку. Да еще, наверное, соленых огурцов достала и сделала салат оливье. Конечно, так и было, и Наташа нахмурилась.
Она не сразу заметила Влада, который стоял у окна и пристально смотрел на нее своими пронзительными карими глазами. Его лицо похудело, заросло короткой бородкой. Наташа машинально отмечала перемены. Через джемпер выпирали мускулы, это осталось неизменным. Влад не курил, не пил алкоголь и занимался спортом, поэтому всегда выглядел замечательно. Но теперь что-то изменилось, казалось, он стал ниже ростом. На лице появились глубокие морщины, края губ опустились, придавая облику озабоченное выражение. В густых темных волосах проглядывала седина. На сильной шее вздулись вены, руки с длинными пальцами походили на руки старика, скрюченные, неподвижно застывшие вдоль тела.
– Привет.
От его тихого голоса отчего-то мурашки побежали по коже, дыхание перехватило. Она слишком разволновалась. И мама стояла рядом, осторожно наблюдая за дочерью через накрашенные ресницы. Потом она обязательно укажет на то, что Наташа была недостаточно приветлива.
– Здравствуй.
Она все же выдавила из себя холодное, отрывистое приветствие. И в этот миг, когда глаза их встретились, осознала до глубины души, что ничего не изменилось, и этот приезд ничего хорошего не принесет. Она побледнела и ощутила лихорадку в теле.
– Давайте садиться за стол! – заговорила Татьяна Анатольевна. – Наташенька немного запоздала, но ее задержали на работе. Это часто происходит в последнее время, но я уже привыкла. Наташенька на хорошем счету у начальства.
– Наташ, а где ты работаешь? – вежливо поинтересовался Влад, усаживаясь за стол.
– Она работает бухгалтером. Ушла из своего агентства. Я очень рада, мне никогда не нравилось, что дочка проводит время в том месте. Ведь она очень красива, и вокруг нее постоянно вьются мужчины. Разве не повод для переживания матери?
У Наташи пропал дар речи, кровь ударила в голову. В глазах потемнело, и она судорожно схватилась за край стола. От стыда за ложь матери стало неуютно и захотелось убежать. Она обрадовалась, что от нее в данный момент не требуется ответов. Но поразило лицо матери, светлое, умиротворенное, будто ничего не происходит, и Наташа действительно работает где-то бухгалтером. Сердце тревожно екнуло в груди.
На столе появилась бутылка шампанского. Наташа занервничала. Маме нельзя пить, иначе может случиться непоправимое. Но Татьяна Анатольевна и не собиралась. В свой фужер она налила немного апельсинового сока, чистосердечно пояснив, что с алкоголем с некоторого времени не дружит. Влад понимающе кивнул.
– Но вы с Наташенькой обязательно должны выпить за встречу!
– Конечно!
Влад был доброжелателен и вел себя вполне раскованно. Даже взял на себя обязанность разлить шампанское.
– Ты вроде бы не пьешь? – пролепетала Наташа, пряча глаза в стакан с соком.
– Но сегодня я должен выпить за встречу.
Она бросила на него настороженный взгляд. Но лицо Влада ничего не выражало, кроме удовольствия. Это смущало, потому что Наташа только что видела совершенно другого Влада и пыталась понять, какая из личностей более достоверна.
Обед прошел приятно и весело. Татьяна Анатольевна смеялась, рассказывала истории из своей молодости, когда еще училась в педагогическом институте в Москве, жила в общежитии с тремя подругами.
– Я ведь сама из Подмосковья, Владик. С Колей, отцом Наташи, познакомилась в Москве, он тогда учился в сельскохозяйственном и подрабатывал мойщиком машин. Какое это было прекрасное, беспечное время!
Влад поддерживал беседу и часто смеялся, не забывая подливать в фужеры шампанское. Наташе казался странным этот день, а этот обед – каким-то несообразным. Она пыталась подумать о Бондареве и представить его в роли отца Кристины. Отчего-то эта мысль уже не казалось дикой. Но сосредоточиться не получалось. Алкоголь ударил в голову, и она расслабилась, тоже приняв участие в беседе.
Вечером смотрели телевизор и пили чай с пирогами, которые напекла Татьяна Анатольевна. Владу отдали комнату Наташи, а женщины расположились в детской. Когда легли спать, Наташе хотелось спросить у мамы, зачем она соврала про работу. Но Татьяна Анатольевна тут же уснула, едва ее голова коснулась подушки.
На следующий день снова смотрели телевизор, разговаривали, смеялись, и к концу вечера Наташа совсем расслабилась. Напряжение спало, и она открыто смотрела в лицо Влада, ловя каждое его слово, широко улыбаясь. Он сказал, что уедет в воскресенье утром, и предложил Наташе прогуляться. Она с удовольствием согласилась. Нужно время от времени проветривать подвал воспоминаний, от него несет затхлостью и плесенью. В нем хранятся воспоминания, которые могут разительно отличаться от реальности происходящего. Все-таки люди меняются. Раньше Влад никогда так открыто не улыбался и не смотрел в глаза. Сомнения, конечно, остались. Они упорно кружат где-то поблизости, как стервятники. Но Наташа пыталась расслабиться, быть веселой. Этот мужчина ей всегда нравился.
Они пошли в парк, девушка решилась взять гостя под руку. Влад не возражал. В первом попавшемся магазине он купил два пива и пачку чипсов. В парке они расположились на скамейке, и Влад открыл для Наташи банку.
– Ты так изменился, – улыбнулась она. – Раньше же совершенно не пил!
– Все меняется, – улыбнулся он ей, уклоняясь от прямого ответа. И Наташа обрадовалась. Ее улыбка стала шире. Но все же хотелось уточнить подробности. Она осмелела, собираясь задать интересные для себя вопросы.
– Расскажи, как ты живешь? Мама сказала мне, что вы с Людой…
– Да, подаем на развод.
– Но еще есть время передумать. Кажется, на примирение дают месяц.
Он помедлил с ответом, сделав большой глоток из банки.
– Неплохое пиво! – кивнул он.
– Прости, если я…
– Нет, все хорошо. Ты должна знать.
– Так что случилось? Если вы еще не сделали этого, то есть шанс помириться!
– Такого шанса у нас нет.
– Но почему?
Он снова помолчал. Лицо его было спокойно, напряжения не было. И на Наташу это оказало положительное влияние. Она вообразила себе, что он приехал к ней, чтобы поделиться своими сомнениями, попросить совета, возможно, помощи, ведь Люда с Наташей лучшие подруги.
– Ты хочешь знать правду?
– Конечно, хочу!
– Я развожусь, потому что собираюсь жениться на другой.
Ответ поразил ее, разочаровал. Уверенность матери, которая, конечно, рассчитывала, что между ними завяжется роман, повлияла на настроение. Но хотела ли этого Наташа? Хорошо, что можно умолчать о своих чувствах, чтобы не выглядеть перед Владом ничтожно глупо. Что произошло за те несколько месяцев после смерти Арсения, когда Наташа совершенно не звонила Харитоновым? Она не замечала раньше, что у Влада кто-то есть. Он сильно любил Люду. От этой любви даже окружающих било током. А она любила его. Наташа завидовала им так, что иногда пыталась сделать какую-нибудь неприятную мелочь. Например, прятала Людин телефон, когда звонил муж, или стирала любовную смс. Это было глупо, по-детски, но выходило само собой. Ей-то никогда не писали таких смс.
– Ты полюбил другую? Так неожиданно.
– Да. У нас скоро родится ребенок.
Наташа попыталась проявить осмотрительность и выпить еще пива, чтобы он не смог по ее лицу прочитать растерянность и сумбур, вызванные его словами. Захрустела пакетом с чипсами, вылавливая масленый ломтик холодными пальцами.
– Ого! Я поздравляю тебя.
– Спасибо.
Прогулка стала выглядеть вполне будничной, ощущение праздника пропало. Ей хотелось пойти домой, принять ванну, выпить чаю с вареньем и лечь на диван с книгой или вышивкой. А Влад пусть убирается прочь. Про его новую жизнь ничего не хотелось знать. Чувство надежды, возникшее вчера вечером, комкалось, как лист бумаги, превращаясь в грязные ошметки. Это шампанское так ударило в голову, что она стала думать о том, что у нее с Владом Харитоновым что-то может произойти. Она позволила себе думать, что он приехал ради нее.
– А как же Люда? – тихо произнесла она. – Я имею в виду она знает?
Влад не ответил. Мимо по дорожке проехали два велосипедиста, обдав их мелкими земляными брызгами. Нужно было стряхнуть их с одежды, спасительная пауза, когда не надо ничего говорить. Наташе не хотелось забывать, что Влад Харитонов когда-то ненавидел ее. Но эти мысли не придавали ей силы. Разочарование разливалось чернильным пятном с горьким привкусом. Ей так хотелось, чтобы у нее был мужчина! В данный момент до боли хотелось, чтобы этим мужчиной был Влад. Не зря же он приехал! Перст судьбы! А может, он пошутил насчет другой женщины? Вдруг пытается проверить Наташины чувства, вызывая ревность? Она не решалась выяснить это, опасаясь нового разочарования.
– Послушай, – вдруг сказал он, – расскажи мне о своей сестре!
– Об Оле? – удивилась она, выходя из задумчивости. Ей не хотелось говорить про Олю. На лице отразились недоумение и страдание. Нелегко говорить о том, что когда-то было прекрасным и свежим, со временем становясь затасканным и мертвым.
– Да, ведь я о ней ничего не знаю.
– Кажется, ты не хотел ничего знать.
– Не хотел.
– Понимаю.
– Но кое-что мне известно.
– Что?
– Совсем мало. Эта информация случилась помимо моей воли, хотя я не собирался слушать. Когда мы усыновили Арсения, то нам рассказали, что его мать никогда не наблюдалась у врача. Она умерла от заражения крови через несколько дней после родов. Всю беременность она курила и пила. Нас заверили, что серьезных заболеваний у мальчика нет. Но я помню, что тогда был поражен. Я никогда не думал, что будущие матери могут быть так беспечны. Меня потрясло то, что у нее уже были дети. Значит, она понимала, что творит и чем может обернуться все для новорожденного.
Сухие слова Влада как-то успокоили Наташу. Будто не о сестре идет разговор, а о ком-то другом.
– Мы сами были потрясены.
– Но не так, как я! Потому что вы находились рядом. Вы понимали, что она из себя представляет. У вас была возможность как-то повлиять на происходящее.
– Мы не могли контролировать ее связи с мужчинами, – нахмурилась Наташа. Ей не понравились упреки.
– Как так получилось, что она родила третьего ребенка, но не хотела его? Возможно, ее бросил любимый человек? Или произошло что-то из ряда вон?
– Так получилось.