– Я здесь не живу, – пискнула Алла, в ее словах слышались слезы. Она была в ужасе, представляя, что эти женщины пришли убивать ее. – Влад снимает квартиру в микрорайоне. Я просто прихожу сюда, чтобы проверить все ли в порядке, потому что комната числится за мной.
Услышав имя мужа, Людмила остановилась. Несколько минут она вела себя спокойно. Но внезапно все внутри нее стало рваться, биться и безумствовать. Остановить волну этого истерического безумия было невозможно. Глаза стали дикими и темными. Она схватила со стола ту самую чашку, из которой пила недавно, и швырнула ее в стену. Алла в ужасе отшатнулась и закричала. А Людмила отвратительно расхохоталась и закрыла лицо руками. Она совершенно не помнила, как Наташа подскочила к ней и попыталась вывести на улицу.
– Ну, все, хватит! Людка, успокойся!
Оказавшись на свежем воздухе, слезы выплеснулись наружу. Людмила рыдала в голос, пытаясь осесть на землю. Но Наташе удалось дотащить ее до машины и втолкнуть внутрь. Удивленные прохожие глазели на странную женину, бившуюся в истерике.
– Хватит! Хватит! – кричала Наташа, пытаясь завести мотор и в то же время сунуть подруге бумажный платок. Но Людмила обезумела. Здание общежития казалось ей мерзким, а любовница Влада вампиршей с острыми кривыми зубами.
– Господи! Она беременна!
– Я отвезу тебя домой! Слышишь? Да прекрати, Люда! Прекрати!
– Он сделал ей ребенка! Сволочь!
– Люда!
– Какая же сволочь!
В голосе Наташи слышались страх, сомнения, правильно ли она поступила, привезя подругу сюда. Ответственность за происходящее полностью лежала на ней. И Наташа всерьез задумывалась позвонить доктору Величутину, чтобы спросить совета. Но Людмила вскоре затихла. Она смотрела в окно узкими от слез глазами и молчала. Ее лицо опухло и покрылось красными пятнами. Расколотая душа постепенно покрывалась толстой коркой льда. А в мозгу спасительно пульсировала одна мысль – желтые таблеточки в пузырьке! Надо приехать домой, избавиться от Сулаковой и взять их.
5
– Мы должны поговорить обо всем спокойно.
Был уже вечер. Наташа сидела на подоконнике в кухне Харитоновых и держала в руках рюмку с водкой. На столе стояла наполовину пустая бутылка. Людмила, сидя за столом и опираясь на локти, пыталась удержать ровное положение, смотрела на Сулакову чуть прищурившись. Она снова напилась. Не помнила, когда посиделки с чаем закончились серьезным разговором с водкой. Отделаться от Сулаковой снова не удалось. Она вернулась сразу же, как только избавилась от машины. Людмила только успела переодеться.
Людмила никогда не думала плохо о Наташе. Ввела ее в ранг близких друзей. Но вот теперь этот подоконник, на котором та сидит! Арсений погиб, выпав из этого окна. Именно из этого. Сердце Сулаковой молчит? Людмила испытывала смешанные чувства: горечь, неприязнь и жалость. Она стала совершенно другим человеком. Не та, что была восемь месяцев назад. Или это началось еще раньше, когда они с Владом впервые сильно поссорились из-за детей Куимовых? Невозможно определить точно. Она постарела, душа была изуродована, в голове мелькали сумасшедшие, иногда оторванные от реальности, мысли. В ней будто погасили свет. А Наташа сидит на подоконнике в непринужденной позе и делает вид, что пьет водку. Она совсем не опьянела, то ли дело Людмила. И было непонятно, зачем делать вид, ведь можно просто не пить!
Ложь, везде одна ложь и предательство.
Влад оказался прав. Когда они с ним утратили способность понимать друг друга, перестали разговаривать? Ведь между ними была настоящая любовь, проверенная временем. Даже когда Людмиле поставили страшный диагноз – бесплодие, муж был рядом, уговаривал, успокаивал и беспрестанно объяснялся в любви. Они решили, что не откажутся от ребенка, есть разные способы стать родителями. Влад горячо доказывал, что это прекрасная идея.
Он радовался появлению Арсения не меньше, чем радовалась она. Это было счастье неимоверное. Главный человек в жизни! Они старались сделать для него все самое лучшее, их сердца были в его маленьких ручках.
Никто не знал, что мальчик усыновлен, кроме близких родственников. Харитоновы решили навсегда утаить этот факт от сына. Решение было твердым и обоюдным. Арсений Владиславович Харитонов! До момента усыновления у него было какое-то имя, кажется, Коля и фамилия… Куимов. Но они с Владом все исправили. Коля Куимов исчез навсегда, как хотела его непутевая мать. А у них родился их Арсений! Прекрасный ребенок, лучший на свете!
В какой момент у Людмилы появились сомнения? Она знала, что у Коли Куимова были родные сестра и брат. Но вот получается, что Арсений обречен навсегда оставаться в неведении, что это значит – любить сестру и брата. Людмила стала много думать об этом. Имеют ли они право лишить мальчика кровных уз? Сомнения мучили, изводили, но поделиться ими с мужем она боялась. Предвидела непонимание и резкий ответ. Ей не хотелось ссоры. Отчего-то ей казалось правильным сохранить биологическое родство детей. Именно детей. Ведь в чем они виноваты? Признавать свои ошибки всегда больно и тяжело. Хочется свалить ответственность на кого-то другого, обвинить, затопать ногами, заорать, но в этой ситуации валить было не на кого. Время показало, что она совершила непоправимую ошибку, которая заставила судьбу совершить трагический маневр. А ведь все могло бы случиться совсем иначе.
Людмила написала Наташе Сулаковой в интернете, без труда разыскав ее страничку, потому что знала биографию мальчика, и кто его оставшиеся родственники. Наташа ответила. Между ними возникла короткая сухая переписка. В итоге договорились, что тайна усыновления не пострадает, но они познакомят детей и будут встречаться время от времени, представляясь лучшими подругами. План был размыт и недоработан, но как его доработать, если здесь решали чувства, а не разум?
Так и сделали. Долго не откладывали. Наташа прибыла в гости в первые же выходные, прихватив с собой маму и детей. Для Людмилы это был волнительный момент. Тогда она была уверена в том, что счастлива от принятого решения. Нарядилась во все новое, уложила блестящие волосы, подкрасилась. Ее глаза светились радостью и добротой. Она любила весь мир и не понимала неожиданной реакции мужа.
Влад был в ярости. Она небезосновательно остерегалась делиться с ним своими радужными планами. Ей казалось, что он обидится за эту тайну, покачает головой и только!
Людмила вздрогнула, вспоминая убийственный и какой-то беззащитный взгляд мужа. Как он смотрел на Наташу и детей, будто сдирая с них кожу. Но ничего не сказал. Было поздно что-то говорить. Отношения изменились в один миг. Внезапное лобовое столкновение, когда понимаешь, что надо было вовремя свернуть, но теперь, несясь на огромной скорости, выхода нет. Остается принять неизбежное. А Людмиле даже не приходило в голову, что это начало конца. Даже когда, проводив дорогих гостей, оставшись наедине, Влад кричал ей в лицо:
– Дура! Сумасшедшая дура! Что ты наделала? Как ты только до этого додумалась? У них ведь совершенно пустые глаза! Что ты хочешь от них? Любви ждешь? Но они уже доказали, что на эту любовь не способны! Ты равняешь по себе, потому что светишься от счастья! Но они – другие! Ты с легкостью решилась сыграть на нашего сына! Дура!
Даже тогда она не понимала его страха, обижалась за грубость, пыталась объяснить, что только ради детей. Но Влад тряс головой и продолжал кричать:
– Дура! Набитая дура! Ты ничего не понимаешь! Надо было посоветоваться со мной, я бы постарался объяснить, почему этот твой благой поступок отдает трупным ядом. Но теперь бесполезно! Ты уже все испортила! Ты предала нашу семью!
Появилась первая трещина, которая со временем превратилась в пропасть. Они отдалились, продолжая делать то, что считали нужным. Но ведь Людмила была уверена, что поступает правильно, и сердилась на Влада за то, что он жесток и холоден с детьми, которые ни в чем не виноваты. Она оскорблялась, когда он не проявлял радушия и гостеприимства, когда игнорировал просьбы детей. Отказывалась понимать его, утверждая, что не прав именно он. Как раз в то время и начались яркие, эмоциональные ссоры, грозящие по своей агрессивности перейти в драку. Влад утверждал, что она предала его и сына. Людмила кричала в ответ, что он эгоист и готов лишить мальчика родных сестры и брата.
– Это мелко! Мелко! – возмущалась она, готовая отстаивать свою позицию до самого последнего, не имея ни капли сомнения.
Сомнений не имел и Влад. Они бились не на жизнь, а на смерть, постепенно уничтожая любовь, понимание и уважение друг к другу.
Война закончилась. Не осталось камня на камне. И Арсений погиб, потому что она оставила его с семьей, которая от него отказалась. Оказавшись на пепелище, вдруг стало очевидно, что нельзя было доверять людям, которые чужие, непонятные и враждебные. Надо было беречь свое счастье.
Людмила никогда не говорила с Наташей на эту тему, но она знала, что Сулаковы, как и мать малыша, отказались от него. Об этом рассказал врач из дома малютки. Грустную историю мальчика Людмила помнила и теперь. Она навсегда прожгла ее душу. И сейчас появлялись странные, пугающие вопросы к себе самой. Если знала, что эти люди приняли решение выбросить мальчика из своей жизни, то отчего пустила их в свою семью? Душа холодела, и ответ не находился. Это была ошибка! Если бы она вовремя посоветовалась с мужем, то трагедии можно было избежать. В этом не было никаких сомнений. Людмила холодела от колющих мыслей, которые кромсали душу. Накатывало глухое отчаяние, которое плавило сознание, притупляя действие водки.
Но она все равно опьянела. И чувствовала, что ненависть ко всему окружающему переполняет ее. Время не повернуть вспять, но в голове минуты отсчитывались назад. Невнятное раскаяние мучило, раздирая внутренности. Ведь это она виновата, что привела этих людей в дом! Арсений погиб, когда Людмила ушла в магазин, оставив ребенка с теми, кто когда-то претендовал на его семью. Она ни на секунду не усомнилась в этих людях, один раз уже предавших. Она доверяла им и радовалась, будто совершила что-то хорошее. Верила! Но оказалось, что обрекла своего сына на смерть. Много часов подряд она пыталась осмыслить то, что случилось. Несчастный случай произошел слишком не реально. Арсений пошел на кухню за своей игрушкой, которую кто-то положил на подоконник. Окно оказалось открыто, и мальчик выпал, не успев даже вскрикнуть. Кто положил туда игрушку? Кто открыл окно? Был ли это злой умысел, или просто стечение роковых обстоятельств? Почему Арсений забрался на подоконник? Для чего это было нужно, ведь он пришел за своей игрушкой? Можно было просто забрать ее и уйти в свою комнату!
Конечно, скорее всего, это халатность. Из-за жары открыли окно, кто-то из детей бросил игрушку на подоконник, никто не следил за Арсением, все смотрели телевизор и ели малиновое печенье, которое испекла Людмила. Съели все, что было! Пустая глубокая миска, в которой остались крошки, до сих пор стоит перед глазами. Этой миски уже давно нет, Людмила выбросила ее. Печенье она тоже больше не печет. Наташа зависала в телефоне с виртуальными любовниками. А мальчика даже не хватилась. Она забеспокоилась лишь тогда, когда услышала крики Кристины. Пришла на кухню и… И что? Что там было?
Острая, невыносимая боль, помутнение рассудка – вспоминать тот день и рисовать картины происшествия. С каждым новым днем картины приобретали зловещие, уродливые очертания. В этом было что-то выдуманное, нереальное. Мистическое. Поистине напоминало старый искаженный фильм, от которого кровь стынет в жилах, и пересыхает в горле.
Она ходила по магазину в то время, когда ее сын боролся за жизнь на краю подоконника. Даже если он оказался там по своему желанию и совершенно случайно, то ему никто не помог. За ним никто не смотрел. Лишь Кристина оказалась рядом. Но было непонятно, повлияла ли она на события, развернувшиеся так трагически. А Людмила ходила по магазину. Радовалась новому дню и тому, что все хорошо. И пусть Влад обижается, сколько хочет, он поймет рано или поздно, что не прав. В это была неукоснительная вера тогда. Как глупа и наивна она была. Не ощутила предчувствия беды, шестое чувство молчало. Сердце не дрогнуло, не появилось беспокойство. И она была первой, кто увидел мертвого ребенка, там, в кустах акации и сирени. И тут же что-то перевернулось в сознании, разум помутился.
…Наташа что-то говорила, пыталась оправдаться и защитить Кристину. Людмила не слушала, оглядывая мутными глазами кухню, пытаясь думать. Но отдельные фразы долетали до ее сознания, и жгучая обида заполняла все существо. Ей хотелось подойти к Наташе и толкнуть ее, чтобы она испуганно дернулась и вывалилась из окна. Грохнулась о землю, разбрызгав мозги по асфальтированной дорожке, и превратилась в страшную восковую куклу. Мертвое тело, которое закопают глубоко в землю, никто больше не вспомнит. Как бы жарко хохотала над ним Людмила. Столкнуть! Пусть поймет! Почувствует то, что испытал ее маленький мальчик!
Глубоко вздохнула, недовольно морщась. Убийство претило, вызывало несогласие, протест в душе. Наташа Сулакова – плохой человек, подлая, ограниченная, трусливая женщина. Но ведь Людмила сама привела ее в свой дом! Вот и терпи теперь!
– Ты веришь мне? Веришь? – плакала Наташа, сидя на подоконнике, размахивая рюмкой, из которой расплескивалась водка. – Веришь, Людка? Скажи, что веришь!
Людмила не отвечала. Ей хотелось думать, и Наташа мешала. Ее слезы не трогали. Хотелось указать на дверь. Возникло подозрение, что вновь затевается что-то плохое.
– Послушай! Послушай! Ну, ты же всегда любила Кристину! Всегда любила! С самого первого дня нашей встречи! Ты говорила, что она похожа на эльфа! Говорила же?
– Говорила.
Кристина – сложный ребенок. Людмила вновь нырнула в океан своих мыслей, пытаясь вспомнить, отчего вдруг зашел разговор о девчонке. Взгляд прояснился, тонкие брови приподнялись, морща лоб. Да, Кристина – сложный ребенок. А отчего ей не быть сложной, ведь ничего хорошего в жизни не происходило? Мать гуляла, отца посадили, бабушка пила, дедушка вообще отказался от семьи, Наташа лишь терпела детей, опасаясь осуждения общества. Воспитанием занимались плохо. И никто не любил. Людмила много раз замечала в глазах девочки дикую зависть ко всему, что было у Арсения. Она раскидывала его игрушки, ломала цветные карандаши, рвала книги. И всегда лгала, будто это сделал кто-то другой. И плакала, если ей не верили. Людмила жалела девочку, старалась быть снисходительной, покупала куклы, красивую одежду, часто крепко обнимала и смеялась, когда девочка вырывалась, словно дикий зверек.
Ее передернуло. А где была Наташа? Почему она не обнимала?
– На эльфа? Я говорила? Нет, она похожа на зверя! Дикого звереныша!
– Надо ли понимать так, что ты действительно обвиняешь маленького ребенка?
Людмила пожала плечами, желая выкрикнуть, что она обвиняет их всех! Даже мертвую Ольгу Куимову, так называемую маму. Ее-то больше всех.
– Я убеждена, что ты не говоришь мне правду.
– Прекрати! Прекрати! Людка, ну чего ты? Какую еще правду?
– Если не Кристина открыла окно, то кто? Ты?
Людмила умолкла, отвернув лицо в сторону. Кажется, Наташа заплакала.
– Я не признаю твоих обвинений, Людка! Ты так изменилась! Ну что с тобой случилось? Что?
Рыдая, она пыталась выбить из нее ответы. Но Людмила покачала головой, искренне удивляясь, что Сулакова совершенно ничего не понимает.
– Ну что с тобой? Что с тобой?
– Что со мной случилось? У меня сын умер!
Наташа возражала, крича о том, что они все пострадали. А она – больше всех, потому что ей приходится терпеть осуждение людей из-за того, что Кристина попала в психиатрическую клинику. А куда еще? Что надо было делать, ведь девчонка замкнулась в себе, жутко кричала по ночам, просыпаясь от кошмаров.
– Это были страшные ночи, Люда! Я забиралась с головой под одеяло и затыкала уши. Невыносимо! Страшно! Но кто поймет меня?
– А почему ты просто не взяла ее в свою кровать? Не обняла? Не согрела сладкого молока или какао?
Их глаза встретились. Наступила тишина. На Наташином лице отразилось неуверенное недоумение. А разве надо было греть молоко ночью? Нормально ли брать ребенка в свою постель? Людмила усмехнулась, она будто прочитала невысказанные вопросы.
– По твоему мнению, все люди – лицемеры! – устало сказала Наташа. – Все люди – плохие.
Не все, – хотелось ответить Людмиле, – только ваша семья. Семья, где не знают, что такое любовь. Где растет поколение таких же жестоких эгоистов. Слова звучали в голове, вызывая приглушенный шум. Людмила сглотнула, посмотрев мутными глазами на бутылку.
– При чем тут люди?
– Я налью, Люда!
Наташа соскочила с подоконника и раболепно наполнила рюмку Людмилы водкой, забыв подлить себе. Она смотрела на подругу заискивающе, но где-то в глубине ее зеленых глаз билась черная трусливая ярость. Выпив, Людмила положила голову на руки и уснула, сидя за столом. Она проснулась, когда за окном стемнело. Со стоном распрямляла застывшие члены, огляделась. Посуда была вымыта и расставлена по местам. Наташа смотрела телевизор и пила чай. Людмила поднялась, осторожно разминая затекшее тело. В желудке плескалась ядовитая горечь, обещая вылиться через край. Голова гудела, дышать было тяжело. Увидев в своей квартире Наташу, она вспомнила все и застонала. Ей хотелось лечь спать, а гостью прогнать прочь. Как часто эти мысли посещали ее. Прогнать прочь! Из дома, из жизни!
– Проснулась? – улыбнулась Наташа. Она будто и не пила. Лицо было свежим, чуть уставшим. – Я хотела уже ехать. Будешь чаю?
– Нет…
Ее затошнило так, что пришлось опустить голову и судорожно сглотнуть. Жгучие слюни заполнили рот. Голова кружилась, а ноги совсем не держали. И все-таки волна тошноты отступила. Глаза заслезились и покраснели.
– Я тут подумала, – продолжала Наташа, не обращая внимания на состояние Людмилы. – Надо что-то делать! Так больше не может продолжаться!
– Ты о чем? – хрипло выдавила из себя Людмила.
– Как ни крути, но надо мириться с Владиком.
– Что? – не поверила она своим ушам.
– Да, это единственный выход.
– Его девушка скоро родит. Живот большой совсем.
– Ну и что? Жить-то он должен с тобой.
Красные глаза Людмилы были страшны, но Наташа лишь легко пожала плечами и улыбнулась. Казалось, что не было недавних слез и уговоров. Они говорили о Кристине, которая могла убить Арсения. Мысли бились, будто о клетку. Неужели Наташа обо всем забыла? Или не было ничего, и Людмиле все приснилось? Влад не вписывался в разговор, потому что тема детей не была закрыта.
– Это необходимо, иначе ты сойдешь с ума. Я это чувствую. И не хочу этого.
С большим трудом Людмила заставила себя подумать о том, что советовала Наташа. Ее передернуло от отвращения. Примирение возможно, но о том, чтобы снова жить вместе, не может быть и речи. Скоро родится ребенок. Влад хочет этого ребенка. Одного он уже потерял. У него есть шанс начать все сначала, и он использует этот шанс. Ему не надо оглядываться назад, туда, где осталась Людмила. С ней все кончено.
– Ты правильно делаешь, что ненавидишь эту шлюху! Я бы тоже ненавидела на твоем месте. Но Владик тут не при чем! Он мужчина, который не смог устоять перед молодой женщиной. Для него это ничего не значит, просто секс. Уверена, что он требовал аборта.
Людмила сморщилась. Слова претили, потому что она знала, что это не так. Влад хочет этого ребенка. Она следила за жестами Сулаковой и задавала себе вопрос: как они смогли подружиться и прекрасно общаться несколько лет? Ведь Наташка действительно ничего не понимает. А казалось, что понимает! Видно, Людмила черпала в своей собственной душе отражение идеальной подруги. Отражение восторженного идеала. Все разбилось вдребезги, и оголилась колючая правда.
– Я спать хочу, Наташ. Тебе пора.
Она отвернулась, все еще пытаясь удержать горькую тошноту внутри себя, с печалью осознавая, что бесполезно. Горечь обязательно прорвется, нужно немного времени. Женщине не хотелось, чтобы ее начало рвать при Наташе. А та с обидой поднялась, понимая, что ее снова не пригласили остаться.
– Хорошо. Ложись, конечно. Мы еще успеем обо всем подробно поговорить.
6
Наступило раннее утро. Небо заволокло туманной сыростью. Людмила стояла на балконе и ежилась от холода. Она много выпила вчера вечером, кажется, целую бутылку водки, и уснула на кухонном диване. Совершенно не помнила, а что же Наташа? Уехала ли она сразу, как только доставила Людмилу к подъезду, или заходила в гости? Кажется, заходила. Они вроде бы разговаривали про Кристину и Влада. А может, и нет. В голове все перепуталось. Память восстанавливалась медленно. Людмила крепко спала остаток вечера и большую часть ночи. Она проснулась около пяти часов утра, поднялась со своего неудобного ложа, разминая затекшие руки и ноги. И вдруг с удивлением поняла, что голова с похмелья не болит. Лишь ощущение жажды. Выпив воды, женщина вышла на балкон. Свежий воздух заставил вспомнить все. Память вернулась, но Людмила была не рада ей. Механизм происходящего плохо поддавался анализу. Но нужно было думать, чтобы разобраться. Где-то внутри сидела уверенность в том, что конец близок.
Она с тоской смотрела на кафе-кондитерскую, которая располагалась на другой стороне улицы. Захотелось горячего шоколада со сдобной булочкой. Захотелось так сильно, что Людмила мысленно тут же перебежала через дорогу и вошла в стеклянные двери небольшого уютного помещения. Вот тот столик у окна, покрытый коричневой клетчатой скатертью, очень знаком ей. Влад часто водил ее сюда и покупал пирожное с вишенкой. Тогда еще он не был главным инженером судостроительного завода, а только-только начинающим специалистом с минимальной зарплатой. Они бедно жили. Она работала в больнице стоматологом, приходила домой уставшая, потому что очередь на бесплатное лечение была огромной. Но дома наступало счастье. Влад хватал ее в охапку, тормошил, кормил жареной картошкой с покупными рыбными котлетами, а потом вел в кафе кушать пирожное с вишенкой.
Арсения в это кафе не водили.
Все так переменилось. Ушло счастье, а вместе с ним – маленькие радости. Они с Владом погрязли в паутине лжи, притворства, потеряв что-то главное. Людмила считала, что внушает мужу неприязнь и отвращение. Конечно, он старался ради сына. Но в конечном итоге наступило неизбежное расставание. Их квартира пуста. Осталась лишь Людмила, но и она не задержится здесь. Слезы навернулись на глаза. Женщина тихо всхлипнула. Как бесило ее сейчас это никчемное желание оправдаться, унизить себя малодушными объяснениями. Если бы возвратиться в прошлое! Она бы сделала все, о чем просил ее Влад, удалила свои социальные сети, навсегда забыла о том, что рассказывали в доме малютки о прошлом их сына. Она бы вычеркнула это из памяти. Нет никакого прошлого! Нет, и не должно быть! Его семья – это они с Владом! А те люди – не более чем фантазия, образы, начерченные на песке. И любовь бы не растворилась, а стала еще более крепнуть. Все было бы совсем по-другому. Появился бы шанс сводить своего мальчика в кафе кушать пирожное!
Людмила постоянно мысленно возвращалась в прошлое и страстно желала его переменить. Она точно знала, с какого момента нужно начать. Свою грандиозную ошибку все еще с болью переваривала, словно кусочки битого стекла. Ошибка состояла в том первом письме Наташе Сулаковой. Этот день, когда она написала письмо, расколол ее жизнь на до и после. Но тогда ей виделось счастье. Глупое, наивное, роковое счастье. Написание этого важного письма представляло единственную связь с прошлым Арсения. С тем прошлым, где находились его сестра и брат. От них мальчик был отрезан внезапным решением его матери и всей семьи. Тогда Людмила этого не осознала, что не только мать была несчастьем Арсения. Его несчастьем была вся семья. Предательство приняло множество обличий. Людмила была слишком погружена в свое счастье, будто оторвалась от реальности. И не заметила, когда стало слишком поздно. Понимание того, что сына подло столкнули с подоконника, больше не вызывало сомнений. Силой ли, или просто с равнодушием наблюдая, как он забирается на подоконник и падает. Убийство надежно прикрывали все члены семьи. Они стеной стояли друг за друга. И эту черную семью, похожую на ядовитого паука, Людмила сама привела в свой дом.
Она тяжело вздохнула, ощутив, что где-то под грудью колет и колотит сердце, и с неохотой покинула балкон. Еще вчера, в дикой истерике вернувшись домой от Аллы, она не желала видеть Влада. Но сейчас хотелось поговорить. Потребовать от него объяснений, оскорбить, ударить, уничтожить. Обида разъедала внутренности, и становилось нестерпимо. Он снова станет отцом! Он не пытался отомстить Людмиле, а просто поставил жирный крест. Алла – обычная студентка техникума, проживающая в общежитии. Да, она молода, но это совершенно другое. Что-то далекое, серьезное, которое нельзя разбить. Его не интересуют случайные связи. Влад пытается создать семью и родить ребенка. Он никогда не говорил об этом с Людмилой, поэтому она не знала о степени серьезности, представляя сексуальную хозяйку ателье и страдая от того, что сама выглядит старой развалиной. Новые вещи, обещанные Сулаковой, в этом случае не помогут. Бесполезно искать там, где давно пусто. От этого почему-то стало легче. Не нужно что-то делать и выворачивать себя наизнанку, пытаясь предстать той, которой давно не существует.
Людмила включила свет в ванной. Электричество тихо вошло в сосуды, заставив поморщиться. Нервы были подвержены уколам тонких маленьких игл. А что Алла? Какой у нее срок? Как переносит приступы тошноты? На сколько килограммов поправилась? Наверно, накупила себе большой список литературы из серии «Мать и дитя», а может, смотрит ролики в интернете. Людмила никогда не была беременной. Но перечитала много книг и пересмотрела кучу роликов.
Она очнулась и взглянула в зеркало. Испуганно прислушивалась к себе, понимая, что желает обнять Аллу, успокоить, сказать, что все будет хорошо, и она обязательно будет счастливой. Перепады настроения случались все чаще. От резкой ненависти до угрызений совести и желания помочь, обнять. Хоть кого-то обнять!
Свое счастье Людмила никогда не вернет. И на миг показалось, что, если бы не вчерашняя поездка, то возможно было бы подружиться с Аллой. Помочь ей с приготовлениями, предложить помощь с воспитанием малыша. Ведь это ребенок Влада! Но теперь этому не бывать. Вчерашняя истерика до смерти испугала девушку. А всему виной Наташа, которая для чего-то привезла ее в общежитие. Ведь она знала о беременности! Не могла не знать! И чего она ожидала? Что Людмила кинется на соперницу с ножом? Слава богу, не кинулась.
Гнев прошел так же быстро, как весенняя гроза. Влада нельзя осуждать. За это – нельзя.
Людмила решительно стала собираться. Осколки их разбитого счастья такие мелкие, что склеить невозможно, они жгут и колют своей жестокой остротой, причиняя огромную боль. Но есть надежда отогреться у чужого счастья! Это защитит от неминуемой смерти, которая дышит в затылок. Забота о ребенке подарит второй шанс! А сейчас она зависима от выпавших на ее долю страданий, опутана ложью, словно цепями.
Расчесывание волос вызвало отчаянную боль, но Людмила решила терпеть. Может, действительно сходить к мастеру в салон? Стыдно. Волосы ослабли и перепутались до такой степени, что любое вторжение вызывало дикую боль. Из этой борьбы она так и не вышла победителем. Со вздохом натянула шапку, радуясь тому, что на улице пасмурно. Лишнего внимания не хотелось. Хотелось стать прозрачной, исчезнуть! Выйдя из подъезда, Людмила обрадовалась порыву ветра. Глаза сразу заслезились. Часы показывали пять минут седьмого утра, а она собралась во что бы то ни стало разыскать своего мужа. Позвонить ему и попросить прийти в парк или в аллею, чтобы поговорить, постараться объяснить, извиниться. Может быть, он протянет руку помощи. Надежда таяла, растворяясь в воздухе. Шаги становились все медленнее и тяжелее. Безнадежность накрыла, как черная туча. В один миг. В груди теснились рыдания, дыхание стало прерывистым и хриплым. Неуверенность и неопределенность того, что она хочет, пугали. Но женщина медленно брела в сторону парка, заставляя себя хоть что-то делать.
Долго собиралась с духом и позвонила Владу. Голова закружилась от волнения, и пришлось присесть на скамейку под старой березой. Она ожидала, что Влад давно закинул ее номер в черный список или сменил свой. Но нет! Гудки пошли, и через несколько секунд он ответил. От звуков его голоса она чуть не потеряла сознание, глубоко задышала, судорожно сжимая вмиг вспотевшие ладони.
– Что случилось?
Конечно, он обо всем уже знал.
– Влад, я…
– Все в порядке?
Он говорил сухо, но вопрос о том, в порядке ли она, растрогал до слез. Людмила сбивчиво принялась извиняться и объяснять. Она не понимала, что говорит, но трепетно радовалась тому, что он не отключался и слушал ее.
– Да я понимаю все, – наконец устало произнес он. – Ты не сама, тебя привезли, специально, чтобы ты поняла, кто в действительности твой враг.
– Я сорвалась, потому что не ожидала, и…
– Послушай, Людка, гони ты их! Избавься!
– Кого? – испуганно спросила она. Ей не хотелось вновь разбираться, дело было запутанным. Сомнения мучили нестерпимо.
– Это не те люди, пойми!
– Но Наташа хотела помочь! Ты ведь ее сейчас имеешь в виду?
– Да, я ее имею в виду! Она не поможет. Ты же понимаешь, что ей не дано понять, что произошло? – в его голосе звучали звенящие нотки. Людмила не могла знать, что он сто раз пожалел о том, что решился попросить Сулакову о помощи. Глупо и безответственно. Он злился на себя, поэтому на жену злости не осталось.
– Не знаю.
– Она привезла тебя с одной целью – чтобы произошел скандал или того хуже. Она никогда не изменится. Гнилое нутро, ничего не поделаешь. Она прикрывает свою сущность тем, что якобы воспитывает детей сестры. Но ты сама понимаешь, что эти дети несчастны. Их никто не любит. И если бы не общественное мнение, то и эти дети были бы брошены.
– Да, наверно, ты прав.
– Она разрушает все только потому, что ей не дано понять. Их семья совершила гнусный поступок. Им претит благополучие других, потому что своего нет. И никогда не будет, потому что они выбрали не тот путь.
– Но они же не первые, кто совершил это. Множество семей отказываются от своих детей.
– К сожалению, да! Они не первые. Но не нужно было приводить их к нам. Понимаю, что ты хотела как лучше. Но эти люди не нуждаются во втором шансе, понимаешь? Они принимают доброту твоей души как вызов. Они пытаются защититься, потому что знают: ничего не забыто. Они радуются любой нашей неудаче, болезни, а горе просто действует на них как кровь на дикого животного!