Котёнок в таких случаях перебивал маму:
– Ты слишком долго рассматривала метеорологов и их станцию, мам!
– Как ты разговариваешь?!
– Не сердись, пожалуйста! Ну зацепился я, ну – упал. Надо же теперь пользоваться возможностью и рассмотреть подробно – как тут и что. Интересно же!
Облако горестно вздыхало, но в чём счастье родителя, как не в потакании разумным слабостям своего ребёнка?!
– Ладно. Ты прав, котёнок. Можешь гулять в светлое время суток. Но пожалуйста, рассчитывай время своего возвращения так, чтобы нам не приходилось волноваться – где ты и что с тобой. Обещаешь?
– Конечно! – обрадовался котёнок.– Обещаю и клянусь! Закат никогда не застанет меня врасплох!
Наутро следующего дня Старая Сосна, на виду у Облака, которое молча пенилось, напутствовала котёнка перед его первым самостоятельным путешествием:
– Не всему, что видишь в лесу можно верить. Видишь, вон те кусты неподалёку?
– Вижу!
– Так вот это не кусты. Это олени. Волоокие, озорные, упругие. Замерли в ожидании, что ты перестанешь смотреть в их сторону. Отвернёшься и они сразу убегут.
–Да ну?– удивился котёнок. – Насколько я могу судить, ржавчина последнего июльского дня тронула эти кусты барбариса, и они останутся такими до той поры, пока иней и мороз не вскружат им голову. Тогда уж и почернеют, и падут ниц, признавая превосходство зимы.
–Когда ты говоришь о таких вещах, мне становится не по себе,– вздохнула Сосна.
– Ну, так я же был частью Облака! И многое повидал. Рассказывай лучше о том, чего опасаться сейчас, когда я стал котёнком?
– Ты знаешь, если отбросить родительские страхи, на основании которых стоит бояться всего на свете, мне не приходит голову ничего определённого. Каждый из нас воображает себя центром мира, но является лишь малой его частью. Каждому кажется, что все вокруг смотрят на него, и жестоко ошибаются в этом.
Зная себе истинную цену, не отыскав ничего стоящего, пугаются – вдруг кто-то заметит?! И принимаются спешно маскировать изъяны нарочитым равнодушием, агрессией, яркими нарядами. Но стоит только заинтересоваться собой… Понять, кто ты есть. Почувствовать интерес к самому себе, как на тебя тут же обращают внимания окружающие.
– И что это означает? Мне не стоит никого бояться, кроме себя?!
– Замечательный вывод! Но неверный. Бояться не надо. Остерегаться стоит. В особенности – своих реакций на окружающий мир.
– Слушай, ты меня запутала!
– Если честно, то и себя тоже… Знаешь, если в двух словах,– ни с кем себя не сравнивай. Смотри внимательно по сторонам. И возвращайся домой засветло. Договорились?
– Договорились… – ответил котёнок.
Разговор со Старой Сосной настолько растревожил котёнка, что пересечение границы тени её ветвей, к которому он так стремился, прошло незаметно и буднично. Будто бы не впервые… Из задумчивости его вывел скандал семьи ласточек, случившийся прямо над головой. Родители увещевали дитятко. Было не совсем понятно, они уговаривали его что-то сделать, то ли, напротив, чего-то не совершать. С высоты, на высоких тонах да ещё свысока несмышлёныш перечил стройному, почти на треть меньше его, отцу. По-блатному, через клюв. Мать не выдержала, сорвалась, и накинулась на несмышлёныша. Надавала пощёчин. Тот раскрыл рот почти до желудка, захлебнулся рыданием. И родители его, в два клюва – а ну как пичкать мягкими мошками и сочными мушками. А птенцу только того и надо. Оказывается, родители уговаривали его попробовать кузнечика, но тот показался слишком жестким…
Котёнок подмигнул хитрой птице и пошёл дальше.
– Я бы так не стал делать. Что мама дала бы, то и съел. Ой! Сказала же Старая Сосна: «не сравнивай себя ни с кем». Я начинаю понимать, отчего. Будешь казаться себе лучше, чем есть, или хуже. Перестанешь быть собой… Мда… Погулял, называется… – пробубнил себе под нос котёнок и развернулся в сторону дома. С некоторых пор лукошко углубления меж корней Старой Сосны, обитое замшей мха, стало его домом. Туда-то котёнок и направился.
– Что-то ты рано!– окликнуло его Облако.
– Потом.– отозвался котёнок, обернулся вокруг себя трижды и улёгся, прикрыв глаза кончиком хвоста.
– Спит? – встревоженно спросило Облако у Сосны.
– Думает. – ответила та.
На следующее утро котёнок дал себе слово потратить день на то, чтобы научиться радоваться жизни. Просто так, без оглядки. Он шёл по тропинке, вдыхал сладкий медовый, ещё нежаркий лесной воздух. По небу летали чьи-то мамы. Мамы-облака и мамы-птицы.
Котёнку вдруг очень захотелось перестать быть котёнком, а, как раньше летать с мамой за ручку и разглядывать дома, как спички, кусты леса и заводные мошки маленьких собак. Он едва не зарыдал, как вдруг, прямо посреди тропинки наткнулся на пчелу. С первого же взгляда было понятно, что пчела надорвалась и упала. Обычно пчёлки хватают свои ярко-жёлтые авоськи и торопятся домой, кормить-поить детвору и чистить-проветривать улей. А эта пчела не рассчитала своих сил, нагрузилась больше обычного. По две, по три сетки с провизией зажала в каждой руке , и опрокинулась навзничь после первых секунд полёта.
– Эй, пчела! Помочь? – спросил котёнок.
– У-у-у…
– Да не гуди. Давай переверну тебя.– котёнок аккуратно поддел чересчур хозяйственную родственницу муравьёв и ос коготком и немного приподнял её над землёй. Пчела попыталась взлететь, взмахнула крылышками пару раз и вновь рухнула на землю, демонстрируя бархатную жилетку всему свету, который, казалось, смеялся над ней.
– У-у-у… – обиженно гудела пчела.– Смеют смеяться…
– Я не смеюсь! Давай стряхну немного пыльцы. Не жадничай.
– У-у-у… – сокрушалась пчела и отталкивала его.
– Да не ёрзай ты, пораню!– Котёнок ронял жёлтые мясистые комочки, и когда бОльшая часть пыльцы смешалась с песком под ногами, пчела смогла, наконец, оторваться от земли. Она летела и громко возмущалась, что даром пропали и силы, и время, и продукты.
Пока котёнок возился с жадной пчёлкой, солнце взобралось уже почти на самую макушку дня. В животе голодного леса пробурчал волчий вой, а котёнок понял, что очень хочет пить и пошёл в сторону небольшого пруда, который он приметил со времён, напоминание о которых вызывали у него желание поплакать.
– Так… Он должен быть где-то здесь. – котёнок свернул с тропинки, вышел прямо на берег и наклонился к воде. Не успел сделать и пары глотков, как ласточка, шлёпнув его по затылку, спланировала на полузатопленное бревнышко посреди пруда. Расставив ноги на ширине плеч, как во время утренней зарядки, начала слегка помахивать крыльями. Вверх-вниз, вверх– вниз. Бревно стало раскачиваться, опускаться под воду всё глубже и глубже, пока вовсе не скрылось в её глубине. Вместе с птицей на борту! Через мгновение бревно выскочило на поверхность для вдоха и купальщица защебетала восторженно. После, озорно и кокетливо отряхнулась, и тут же взмыла ввысь. Пара гребков по волнам небес, и её крылья вновь сухи до скрипа и блестящи до изнеможения глазам. Птица делает резкий поворот и возвращается к водным процедурам. Жарко. И думать лень, и летать лень тоже.
Но не всем. Пара воробьёв скачет с места на место на финский манер и клюёт тимофеевку. Тот, что постарше выбрал колосок, сломленный дождём. Подобрался к нему аккуратно и стал насыщаться. Степенно и неторопливо. А молоденький спланировал на середину самого высокого стебля, скатился по нему вниз, припечатал гусеничку колоска одной ножкой, другую пристроил на камешек и так браво, по-гусарски начал пировать. А после и вовсе разошёлся: подхватывая с земли вылезших на поверхность дождевых червяков, лупил их о пересохшую каменную почву и глотал. Целиком.
Котёнок наблюдал за этим безобразием и удивлялся:
– Воро-бей. Он избивает червяков, прежде, чем съесть. Из соображений гуманности или опасается нападения? С тыла!
Пока птицы отвлекали внимание на себя, отдохнуть на берег пруда явился уж. Не полз, пресмыкаясь, а именно, что явился. Вот, кажется, минуту назад его не было, а гляди уж – уж! Свернувшись московским кренделем, свесив хвост в воду, помешивал её время от времени. Как суп. Чтобы остыл поскорее. Небольшой водоём, с его точки зрения, действительно выглядел, как приличная тарелка щей. Пара лягушек, три карася и несколько видов водорослей в роли капусты.
В какой-то момент котёнок расслышал хруст, доносившийся со стороны пруда. Было ощущение, что мышь забралась от жары в воду и грызёт её с досады. Котёнок притянул мягкими лапками землю с прудом на ней к себе поближе, чтобы разобраться, в чём дело. Оказалось, звук издаёт не мышь, а рыбка, обгладывая нижнюю часть листа кувшинки! Да так громко!..
Этот день котёнку явно нравился. Чтобы не заставлять волноваться о себе, он решил, что на сегодня впечатлений достаточно и можно возвращаться домой.
На следующее утро котёнок проснулся от того, что рядом с ним сидела большая чёрная вкусная муха и потирала руки. Он ловко поймал её в кулак, перекинул с ладошки на ладошку, как горячий оладушек и закинул в рот. Шумно сглотнул. Припомнив вчерашний день, улыбнулся в усы, приторно равнодушно зевнул и даже не дав себе времени потянуться разок-другой, отправился опять к пруду, по знакомой уже тропинке. В надежде на новые знакомства.
Первым ему встретился совершенно невероятный чёрный слизень. По размеру он мог бы соперничать с небольшой змеёй. Моллюска не смущало отсутствие домика на спине. Он довольно безрассудно прокладывал свой скользкий путь прямо по центру дорожки, где уже, как результат бессмысленной бравады, лежали поверженными жуки-солдаты, дуэлянты. За кого дрались? За кого отдали свои цветущие жизни? Глупо… Там же были оставлены и запасные челюсти олень-жука. Было очевидно, что они ему больше не к чему. То ли подался в пацифисты, то ли что похуже.
Дорога привлекает многих. Кто-то использует её, а кого-то эксплуатирует и она сама.
Добравшись до знакомого пруда, котёнок обрадовался тому, что увидел своих вчерашних знакомцев. Ласточка делала перед завтраком утреннюю зарядку: тянула правое крылышко, левое, потом лопаточки вверх и в стороны.
Лягушонок охотился на комаров, как в шашки играл:
– А мы вас эдак вот!– и галсами по бережку…
Когда уставал, начинал озорничать. Забирался на бортик берега , поджидал, пока рыбы подплывут ближе и прыгал им на голову, хулиган. Точно, как юный спортсмен из школы олимпийского резерва, в редкие минуты свободного плавания.
Караси время от времени располагались треугольником. Лицом друг к другу. Обсуждали погоду, по всей видимости. Ибо это единственная, общая для всех тема, не вызывающая разногласий : погода никуда не годится, и как её не предугадывай, толку не будет.
Совершенно неожиданным для котёнка оказалось вторжение в этот тихий интересный мир людей. Ещё более удивительным было то, что ни рыбы, не птицы, ни даже осы никак не отреагировали на их появление. Людей было двое. Они не таились, шли спокойно, разговаривали громко, жестикулировали, не стесняя порывов:
– Нет, ну ты представляешь?! Вывожу я позавчера перед сном собаку, свечу фонариком в сторону леса, а там лосиха с лосёнком. Стояли не шелохнувшись, прислонившись боком к тени леса. Отражали зрачками тусклый свет , приумножая свечение. У мамы нос, словно кожаная кепка на гвоздике. Ребятёнок не шалил. Доверчиво обнюхивал меня издали. Спустя минут десять, оба подошли к дому и, фыркая и отдуваясь, выпили всю воду из нагретых солнцем за день посудин. Гремели вёдрами на весь спящий лес. Судя по их поведению, не весь лес спал!
– Здорово…
– А за неделю до того наблюдал, как они пережидают подле железнодорожного полотна, пока проедет поезд, и другой – встречный. Лесники врут ловко. Мол, звери попадают под поезда! Надо оградить рельсы! Да пращуры этих зверей детьми наблюдали строительство железной дороги. Понимали сами и детям передали умение соблюсти себя, чтобы выжить. Но внезапная помеха, испуг, недоброе вторжение может оказаться роковым в их судьбе.
– Так ты не в курсе?
– А что такое?
– Вчера лосиха с лосёнком были сбиты поездом.
– Кошмар! Это ужасно… Они не могли сами. Их наверняка кто-то испугал!..
– Конечно…
Котёнок с интересом прислушивался к разговору людей. Их совершенно определённо не надо было опасаться, но навязать своё общество или обнаруживать присутствие ему не хотелось.
Между тем, люди продолжали беседу:
– На днях видел, как олень стучал в дверь соседа.
– Ему он, видно, тоже задолжал!
– Вот даже не сомневаюсь! Кстати, знаешь, у меня такое ощущение, что всё, что люди выдают за свои сочинения, им не принадлежит.
– Ты о чём это?
– Вышел я тут как-то утром, а из леса такой чёткий ритм, – «Танец с саблями», нота в ноту! Хачатурян перенял тему у птиц, не иначе.
– Правда? Не замечал. Надо прислушаться.
– Прислушайся, прислушайся! Один в один! Не вся тема, само собой, а вступление…
– Я тут намедни вознамерился почистить-таки бассейн. Там личинок комаров – видимо-невидимо. А среди них, как Владычица морская – лягушка. У неё необычное для наших мест тело и расположение пигментных пятен. Когда она прикрывала свои умные глазки, становилась похожей на кусок растрескавшейся глины. Такая интересная. Я в руки её взял, а она заговорила. Просила отпустить. Тоненьким голоском . Как девочка.
– Отпустил?
– Обижаешь! Отпустил, конечно.
– А мне лень было вчера выходить из дому. Сидел и наблюдал за рыбами подле аквариума.
– Достойное занятие!
– Ты смеёшься, а я и правда наблюдал кое-что интересное.
– И что же?
– Во-первых, семена лилий ведут себя вполне разумно. Блуждают по аквариуму. Дразнят рыб. Рыбы дразнят их.
– Занятно.
– Не то слово! А наш Гуманоид оказался весьма самоотверженным парнем!
– Это ты про кого?
– Про рыбку-попугая. Он защитил сома от комет. Те не давали ему всплыть чтобы вдохнуть.
– Ну и ничего себе! Сам чувствует себя неуютно в их присутствии, а вон гляди-ка, не бросил в беде товарища. Может, случайность?
– Сперва я тоже так решил, а потом стало ясно, что рыбы-кометы закрывают поверхность пруда в том месте, где сомик намерен вынырнуть для вдоха. Гуманоид заметил такое дело и прекратил безобразие. Прямо в животы носом толкал, как камешки свои, которыми любит играть на дне.
– И отстали?
– Представь себе, да!
– Здорово!
Люди разговаривали, а котёнок подбирался к ним всё ближе и ближе. И забрался под скамейку, на которой они сидели. А те, казалось, не видели в этом ничего необычного. Ну, сидит котёнок, внимает…
– Ты его давно заметил?
– Давно. Жду, пока он сам предложит познакомиться.
– Милый, да?
– Ага! На Мурёнку похож. Слегка.
– Похож.
– Послушай вот это. «Август – скряга. Сматывает клубок дня, кладёт его в плетёную корзинку рядом с осенними опятами. Натирая кроны деревьев на рассвете медью, сетует на свою расточительность, а ведь даже май не жалеет злата… Перманент июльского зноя пережёг пряди травы, а холодная роса августа сбивает её в неряшливые колтуны…»
– Хорошо. Но грустно.
Котёнок сидел, слушал разговоры людей и задержался у пруда допоздна. Он забыл о своём обещании, что дал Старой Сосне и Облаку, встречать закат дома. Сосна пыталась объяснить , что встречают рассвет, а провожают закаты. Но котёнок не согласился:
– Это несправедливо. Если все будут радоваться восходу солнца и никто не обрадуется его закату, оно расстроится и следующий день будет грустным и серым,– сказал он тогда.
Старая Сосна и Облако так разнервничались из-за того, что котёнок не вернулся вовремя домой, что решились на крайние меры. Такой мерой было призвать вездесущий ветер, опасный для них обоих. Он легко согласился помочь разыскать котёнка, но предупредил:
– Я не волен в последствиях моего вмешательства.
Сделав пару пируэтов, так что листва штопором взвилась над землёй, ветер устроился прямо в центре поляны. Подобрал под себя ноги, потер одну об другую ладони и развёл их в стороны, как бы отталкивая пространство от себя прочь. Воздух стал плотным, зримым. Деревья, вениками, засуетились по небу, сбрасывая сор листвы. Скрипя тугою дверью в следующую жизнь, Старая Сосна потянула руки к земле, и, едва прикоснувшись, рванула её на себя.
Облако оторвалось от вершины Сосны, не дожидаясь, пока та упадёт. Поскользнувшись на влажном воздухе, оно быстро оказалось далеко за пределами странствий своего непоседливого ребёнка. Однако успело разглядеть маленький белый комочек, прятавшийся под скамейкой подле пруда, где сидели двое. Люди были людьми , по наблюдениям Облака. «Этого довольно для жизни, но слишком мало для матери»,– думало оно, увлекаемое движением сильных прозрачных рук.