Летопись голодной стали. Ростки зла

Волки в овечьих шкурах

Братство, скреплённое узами верности друг другу и честью, долгие лета служило государству силовой опорой и мудрым советником. Чтили авторитет воителей во всех уголках Венерии и за рубежами её. Сила помогала государям в наиболее тяжкие времена, особо проявили себя воители Братства во время Великой войны – последней на нашей памяти с армией нелюдей. Много героев былин вышло именно из Братства по оружию. Однако всему приходит время, и дерево, некогда возвышающееся над горизонтом на могучем стволе, чахнет от паразитов, что с течением лет заполняли его от корней и до самых крон. И нет больше чести у бывших воителей, ставших теперь охотниками за головами и платой.

Ян Белвацкий. «История континента людского»

Луна слабо пробивалась сквозь сгустки чёрных облаков, окутавших ночное небо. Блеклые лучи вяло падали на макушки деревьев, под пышными ветвями которых царил кромешный мрак. Во всём лесу в полночь было не проглядеть дальше своего носа.

Ночь была хмурой, мрачной и безмолвной, таящей в глубине своей, во тьме, неизведанное.

Не дул даже ветер, как будто он боялся заблудиться в непреодолимом мраке, которому не было видно конца и края. Сама природа в эту полночь погрязла в уныние и печаль, а давящая на уши тишина осела ощутимо и плотно на близлежащие окрестности. И не было слышно ничего, кроме слабого потрескивания подброшенного хвороста в маленький костерок под одной из ветвистых громад здешнего леса.

Мелькал во тьме слабый огонёк, нервно дрыгающийся. Языки пламени колебались, хотя и сквозняка не было. Искры маленькими группами вздымались вверх, и уже на уровне макушки головы они растворялись в тёмной небесной бездне.

Конь угрюмо опустил морду, жуя бесцветную траву под своими копытами. Он был привязан к стволу дерева в шаге в стороне от горящего костерка. Нервно махнув хвостом, жеребец поднял голову, всмотрелся куда-то во мрак. Что он увидел там, в тёмной бездне? Что почуял? Это неизвестно. Но после мимолётного пялящего в никуда взгляда он вновь опустил морду, зачерпнул в пасть комок желтоватой травы и начал чавкать.

Наёмник молча ломал веточку за веточкой и кидал её в эпицентр пламени. Откинувшись на толстый и шершавый ствол, он слабо вздохнул, потёр челюсть ладонью в перчатке. Ничего говорить не хотелось, не хотелось нарушать царившее здесь молчание. Мрачное и нагнетающее опасность. Но наёмника это не колыхало, не было в нём ни тревоги, ни страха. Ровно как ничего не было видно за границей вокруг небольшого кострового света.

Была только какая-то неопределимая тоска. Душа упала в холодное море и сердце как-то странно сжималось, не то от сожаления, не то от разочарования. Лицо мужчины выдавало его внутреннее состояние. Без того худое и изнеможённое, оно покрылось мрачными тенями.

Посмотрев сквозь пляшущее пламя, Дункан взглянул на девушку. Та сидела, съёжившись в комочек, обхватив свои колени руками и положив подбородок на предплечья. Её взгляд за всё время не сводился с одной точки. И она молчала с момента их остановки в этом небольшом лесу.

А внутри неё бушевал настоящий шторм. Пережитые события, увиденные кровь и смерти терзали девичье сердце, пронизывая его вилами горечи. Глаза то и дело набухали от подступающей влаги, но Елена держалась, чтобы не заплакать.

А зачем? Не нужно всё держать в себе. Проще разрыдаться здесь, посреди гущи мрачного леса, забиться в истерике. Она это заслужила, она пережила слишком многое за один только вечер. Все несбывшиеся надежды смешались в воронку ужаса, что порушили картину, на которой красовалось её счастливое будущее. И когда та свалилась на пол, изуродованная жестокостью людей, показалось на её месте голое небытие, шершавое и серое.

Прежней жизни больше не будет. Жестоко убит её отец за столом, убит самым мерзопакостным методом – он был отравлен. Отравлен теми, кого он позвал в свой очаг, кто воспользовался его радушием. И среди них была родная кровь…

Его брат приложил к этому руку. Ярген держал окровавленный кинжал в руке. Когда Елену уволакивали прочь с места воцарившегося безумия, она видела кровь на его руках. И кровь была пролита жестоко.

Она запомнила эту картину отчётливо. И даже сейчас, глядя на пламя, голубые глаза девушки, влажные глаза, проматывали её снова и снова.

Теперь её будут искать, это наверняка. К этому приложит руку её собственный дядя, которого она считала своей кровной роднёй. Однако он не перестаёт быть ею и впредь. И это тяготило душу девушки, сжимались пальцы от ненависти и стыда, мялась под ними зелёная бархатистая ткань. Не пожелаешь и врагу такого родства…

Её будут искать. Её брата схватили. Убили его или нет, она этого не знает. Но участь в любом случае незавидная. Ей шестнадцать лет, она не прожила и четверть своей жизни, которая справедливо дана ей. И уже сейчас она думает, что делать дальше, сидя на холодной траве, в дали от стен её родного дворца. Судьба повернулась к ней тёмной стороной. Для неё уготовлены испытания.

И ей нельзя сейчас впадать в истерику. Нельзя допустить, чтобы глаза были залиты солёными серыми слезами. Чтобы взор её помутился. Нужно собрать себя в руки и держаться. Насколько хватает сил…

Тем более с ней рядом этот человек. Она мимолётно глянула на него. Наёмник, потупив взгляд, подкинул сухой хворост в огонь костра. Он был уродлив и противен ей. Его лицо было словно мёртвым, на нём не было хороших эмоций, только один мрак. И он убийца.

Однако он спас её. Спас от тех, кто намеревался обесчестить её – дочь царя самого огромного государства на континенте. Они собирались сделать это в вонючей конюшне, по очереди. И хоть этот человек был противен ей, она была благодарна ему. Кем бы он не был и какими мотивами бы он не руководствовался.

А вдруг он хуже тех, кто убил отца?

Он был там тоже. Она вспомнила. Этот наёмник разговаривал с тем молодым принцем, изрядно отличающимся от него внешне. Очень сильно. Словно два земных противоположных полюса: один статный и опрятный красавчик с ровной осанкой, и он, чуть ссутулившийся, с резкими, небрежными движениями тела и с каменным лицом и холодным взглядом серых пустых глаз, в которых не было ничего.

Он был там, и она его вспомнила. Она не переставала смотреть на него. Её интерес переметнулся к его физиономии.

Дункан посмотрел на неё в ответ. Молча они играли в гляделки сквозь вздымающиеся языки пламени.

«И на что мне этот прицеп? – спросил про себя наёмник. – Что мне с ней делать? Куда её вести? Чёрт, ввязался же я во всё это дерьмо».

Его нос сморщился. От этого девушка быстро переметнула взгляд на костёр. Она не смогла долго выносить его холодного и паршивого взгляда.

– Спасибо… – еле слышно пробормотала Елена.

Дункан молча посмотрел на неё опять.

– Что спас меня… Без тебя я была бы уже давно мертва, если не хуже, – всхлипывающим тоном говорила девушка, каждое слово глотая с большим усердием, как застревающий в горле ком. – Я видела в их глазах жестокость, нечеловеческую жестокость… Я столкнулась с ней впервые. Она была так близко, так ощутима. Днём ранее я считала, что меня никогда не постигнет несчастье, что стены дворца безопасны и впереди меня ждёт счастливая жизнь. И как же я ошиблась…

Наёмник молча выслушивал её, ни произнеся ни звука. Голос девушки не замолкал:

– Я проснулась в этот день, когда в мою комнату полился белый дневной свет, с уверенностью, что я никогда не испытаю горя и не познаю жестокости человека. Ведь я была рождена не для этого, я рождена для лучшего. И как я ошиблась… Зверь не подкрадывался к нашему порогу, он всегда жил среди нас…

Наёмник еле слышно вздохнул.

– Единственное, что сейчас сохранилось при мне, это моя оборванная одежда и моя честь… И я благодарна тебе за это.

– Я делал то, о чём меня попросили, – сказал отрезано наёмник.

– Кто тебя попросил? – Она подняла на него взгляд.

– Мужчина, один из слуг, наверное. Тот, кто тебя хорошо знал, я думаю.

– Скажи, пожалуйста, как он выглядел?

– Невысокий такой, плотный, с залысиной на макушке. Волосы чёрные, чёрная щетина на толстых щеках.

– Аврольд… – тихо произнесла девушка, поникнув взглядом. – Он всегда был добр ко мне, заботился даже больше, чем было ему отведено. Он мне заменял дедушку…

– Благодари за спасение волю случая, а не людей. – Наёмник облокотился спиной о шершавый ствол дерева.

– И всё же… в моём спасении ты сыграл свою роль. Ты мог бы отказаться, уехать из города прочь, но ты отправился на помощь. Почему?

– Не знаю. Не думаю, что именно сейчас я способен объяснить мотив своих поступков философски и… правильным языком, без грубого жаргонизма. Меня не учили беседовать с дамами из высшего сословия. Иначе, ты можешь пожалеть, что вообще задала мне этот вопрос.

– За этот вечер я уже многое пережила, многое повидала, почувствовала. Не думаю, что твоё сквернословие как-то оставило бы неприятный осадок на моей душе.

– Я смотрю, ты говоришь слаженно. Видимо, ты очень грамотная девушка.

– Отец меня заставлял много читать. Быть необразованной дочерью государя – это что-то недопустимое.

– Для своих лет ты достаточно образованная. Я сужу не только по тому, как ты говоришь. – Дункан изучающе смотрел на неё.

– А почему ещё? – Наконец с живой заинтересованностью посмотрев на мужчину, спросила Елена.

– Ты приспособилась к обстоятельствам, не упала духом, не рыдаешь сейчас, захлёбываясь в слезах, и к тому же нашла силы поблагодарить и начать этот разговор с незнакомым тебе человеком. Внутри тебя, уверен, бушует ураган, но ты этого не показываешь, так как это было бы бестактно с твоей стороны даже при нынешних обстоятельствах. Ты умело держишься, коротко говоря. И это правильно.

Елена слабо улыбнулась краем губ. И эта улыбка немного озарила её побледневшее лицо, придав ей слегка румяный окрас.

– Твой отец был сильным человеком. Физически и морально, – сказал Дункан. – Ты пошла в него.

И после этого девушка снова погрустнела. Она вновь положила свой румяный подбородочек на предплечье, молча взирая на костёр.

– Давай спать. Уже поздно, а тебе нужно отоспаться после всего произошедшего.

– Я не думаю, что смогу уснуть… Ты даже не чувствуешь, что сейчас внутри меня… И у меня нет сил, чтобы всё это выплеснуть наружу. А я этого очень хочу.

– Да, я не чувствую сейчас того, что чувствуешь ты. Однако и внутри меня колыхают некоторые эмоции. Я тоже там был, тоже всё видел. А тебе надо поспать, ибо с рассветом мы должны двинуться в путь.

– И куда же мы поедем? – вновь подняла заинтересованный взгляд девушка.

– Не знаю. Утро вечера мудренее. А уже время за глубокую полночь. Ложись спать.

Последние слова вылились в приказывающем тоне, не терпящим возражений. И девушка, повинуясь не только его тону, но и строгому взгляду (сейчас его глаза уже не казались такими пустыми, в них слабо загорелась какая-то искра) наёмника, медленно легла на бок, сгибаясь в клубочек. Дункан встал, подошёл к коню и отстегнул один ремешок, доставая из-под него накидку. Подойдя к Елене, он развернул её. Девушка молча смотрела на него снизу-вверх. Её платье, некогда сияющее богатой роскошью и лелеющее взгляд томным зелёным цветом, было испачкано, в некоторых местах порванным. Дункан смерил её взглядом, после чего накинул ткань сверху, погружая девушку под него.

– Не думаю, что меня это согреет… – сказала она, положив под голову ладони. – Ночь холодная.

– Я останусь на дежурстве и буду следить за костром, чтобы он не потух.

– Ты не будешь спать?

– Нет.

Наёмник вернулся на своё место, медленно опустился. Его меч лежал слева от него, укрытый в пышном покрове желтоватой травы. Наёмник нащупал его рукоять, словно желая убедиться, что клинок никуда не пропал.

Потом снова настал момент молчания. Девушка лежала уже с закрытыми глазами, слабо сопя себе под нос. Наёмник не сводил с неё взгляда.

«Я боюсь этого… – произнёс он про себя. – Я могу не справиться, могу оказаться безответственным, и она поплатится за это жизнью… Я не хочу отвечать за её жизнь, за чью-либо жизнь вообще, и провалить всё… Снова».

Где-то вдали, в сгустке кромешного и непроходимого мрака послышался громкий вопль и вой, походящий на вой волка. Гнусавое звучание чьего-то надрывающегося нечеловеческого голоса разлилось по всей лесной гуще.

Елена тут же вскочила, бегло оглядываясь.

– Это что?…

– Волколак, – спокойно ответил Дункан.

– К-кто?… – сглатывая, переспросила девушка.

– Получеловек, полуоборотень, – всё так же спокойно отвечал мужчина.

Лицо девушки приняло мертвенно-бледный оттенок, схожий с цветом луны, что тускло пробивалась сквозь заслоны чёрных облаков.

– Но… Они ведь… Только в страшных рассказах…

– За стенами столицы открывается огромный мир, и многое тебе придётся принять за истину, со многим ты можешь столкнуться здесь.

– Он где-то поблизости?… – Елена не сидела на месте. Она постоянно поворачивалась, стремясь разглядеть хоть что-то в царящей вокруг темноте.

– Он далеко отсюда, не беспокойся. – Дункан всем своим видом показал уверенность.

Девушка не смотрела на него. Её взгляд метался вокруг. После долгого и беспокойного осмотра она всё же улеглась.

– А ты его видел? – спросила она, ближе пододвигаясь к костру и плотнее укутываясь в накидку.

– Кого?

– Оборотня.

– Видел. И не только его. Многих тварей я повидал в своей жизни. И страшнее из них те, что в человечьей шкуре ходят.

– Ты меня обманываешь и пугаешь. Проверяешь так. Никакой это не оборотень, а самый обычный волк. И он действительно далеко от нас…

Девушка медленно засыпала. Растягивая последние слова как резинку.

Дункан слабо улыбнулся, глядя на неё.

– Это так. Это обычный волк. Спи.

И услышал он слабое, утомлённое сопение.

А костёр нервно колыхал своими яркими и острыми язычками, мерцая и озаряя небольшой радиус вокруг себя, что был похож на маленький светящийся островок посреди огромного и мрачного океана пустоты.

Елена открыла глаза от лёгкого холодка, что пронизывал её тело сквозь накидку и платье. Ночь пролетела быстро. Утомленное сознание девушки завлекло её в объятия крепкого сна, и проснувшись, Елена подумала, что сомкнула глаза лишь на пять минут. Но уже стояло утро. Унылое и холодное. Серое небо опоясывало шелестящий горизонт массивных крон. Зелёные ветви приняли мрачный окрас, стали тёмно-зелёными и грустными. Лес неохотно, вместе с девушкой, пробуждался после ночного покоя.

Приподнявшись, девушка зевнула. Тлел серым дымом ночной костёр, потух в нём хворост, даже угольки не сверкали багровыми линиями. Наёмник, облокотившись о ствол дерева, скрестив руки на груди и понурив голову к ней же, крепко дремал. Видимо, и профессионального убийцу сон сморил. Не по силам оказался этот враг даже ему.

Елена встала, всё ещё укрываясь накидкой и не желая вылезать из неё. Оглядевшись, она увидела бескрайнюю чащобу под навесом волнистых зелёных ветвей. Кругом одна чаща, даже тропинки не проглядывается. Глянула на коня, тот свалился наземь, тоже дремал.

Висела в воздухе утренняя свежесть. Щебетали птицы, их пение лилось в унисон с голосом пробуждающейся природы. Где-то вдали, за плотными стенами кустов, квакали лягушки. Где-то вдали было болото или озеро.

Елена пошаркала куда-то в сторону. Округа стояла ясной картиной перед глазами, не то что ночью, и девушка чувствовала себя уверенней.

Она шла мимо кустов, перешагивая скрюченные и приниженные кустарники, осматривалась. Наконец, найдя более-менее подходящее место, девушка ещё раз обернулась в сторону их небольшого места для привала. Он был скрыт за кронами деревьев. Убедившись, что она одна, она сняла накидку, повесила на выпирающий возле подола её платья пень, расшнуровала несколько узелков, приподняла подол и присела. Нужда требовала, чтобы её справили, пусть и в такую холодную, неприятную утреннюю пору.

Девушка слабо вздохнула, закрыла глаза и подняла лицо на серое небо, закрытое хмурыми облаками. Кругом – депрессивная округа. Самое место для подобного дела. А для другого оно и не подходило.

Позади неё что-то зашелестело. Пышные кусты подались волнению, закачались в разные стороны. Поначалу девушка не обратила внимание. Везде что-то шелестело, щебетало и волновалось. К тому же колыхал лес утренний ветерок. Но спустя доли секунды кусты вновь заволновались, зашелестели сильнее, что наконец привлекло внимание девушки. Нет, это не ветер их тревожил.

Елена обернулась, прострелила взором кусты за собой. Прищурившись, она затаила дыхание. Вроде бы не страшно. Подумаешь… Там может быть кто угодно. Заяц, например, лисичка, или ёжик.

Кусты вновь затряслись, и очень интенсивно.

Нет, заяц не смог бы так их взволновать, а ёж тем более.

Сердце девушки застучало сильнее, она слегка заволновалась.

– Кто там? – спросила она настороженно.

Но ответа не последовало. Вместо него кусты в очередной раз всколыхнулись тревожным шелестом.

Нервы девушки стали покалывать её сердце. Она развернулась к кустам, стараясь быстро натянуть всё то, что было спущено, сильно не вставая. Пальцы её задрожали.

«Это точно не он… – подумала девушка про себя. – Было бы бестактно с его стороны делать это, наблюдать за мной. Я ему же в дочери вообще гожусь».

Но это был точно не наёмник. Наёмник в это время слегка похрапывал, всё сильнее норовя свалиться набок и стукнуться сквозь сон виском о землю.

Незваный наблюдатель вскоре дал о себе знать. Расставляя зелёные ветви кустарника, сквозь зелёную живую изгородь просунулась непропорциональной формы морда. Серое лицо существа было овальным и вытянутым в районе носа, что свисал хоботом книзу. Неровные линии клыков покрывали чуть приоткрывшуюся пасть. Маленькие пунцовые глазки, похожие на пуговки, как будто улыбчиво глядели на девушку, в то время как пасть прямо противоположно агрессивно раскрывалась всё шире и шире. Существо оказалось весьма низкого роста, едва превышая плотные заросли кустов высотой в пятьдесят девять дюймов.

Туловище маленькой твари, передвигающееся на двух пухлых лапах, вылезло из кустов. В районе груди свисали лапки покороче, а хвост, изрезанный маленькими зубцами, всё ещё тащился сквозь зелёные заросли.

Существо вышло к девушке. Елена словно забыла, как говорить. Дар речи выветрился из её головы сквозняком. Она слабо попятилась назад, маленькими шажками переступая по рыхлой и травянистой почве. Её дыхание прервалось.

Существо было невысоким, едва доходило девушке до бёдер, но вид его был устрашающим. И не от того, что клыкастая пасть расползлась в какой-то скверной улыбке по всей морде. Пугали девушку эти странные глаза, что смотрели на неё. Пунцовые зрачки слабо отблёскивали маленькой точечкой.

Тварь медленно, издавая приглушённый писк, волочилось к девушке.

– Хороший… Хороший, спокойно… – шептала Елена, вытянув вперёд одну руку. Но существо не было спокойным, и писк был тому подтверждением.

Внезапно тварь раскрыла пасть ещё шире, зашипела, как обозлённая кошка, взбучила свой зубчатый хвост. Девушка споткнулась и ввалилась в покров кустарника. Слабый девичий писк раздался по близлежащей округе. А потом она и вовсе от испуга громко вскрикнула, закрывшись от твари руками.

– А ну прочь, скотина!

Позади испуганной девушки послышался грубый бас. Лязгнула сталь, но не меч. Звук рассекало шипение раскручиваемой серебряной тонкой цепи.

Дункан перепрыгнул через кусты, встав перед поваленной Еленой. Тварь зашипела, распустила когти, угрожающе махнула одной лапой, как взбесившаяся кошка. Наёмник крутил по воздуху переливающей серебристыми отблесками цепью.

– Назад, чтоб тебя!

Тварь пригнулась. Один удар цепи о землю заставил её испуганно отступить назад. Серебра она боялась, как огня. Лишь переливающийся цвет накручивающей по воздуху цепи, маня глаза, сбивал с неё спесь. Но существо всё ещё огрызалось.

Дункан чуть шагнул назад, зашипел на тварь, топнул ногой.

– Ну, брысь! Брысь отсюда!

Тварь прижалась к земле, не спуская глаз с крутящейся цепи. Медленно отходя назад, она постепенно пряталась за зарослями кустов. Потом резко выпрыгнула и кинулась на мужчину.

– Осторожнее! – завопила девушка.

Но наёмник не колыхнулся. Он саданул тварь о морду цепью, сильнее раскручивая своё оружие. Тварь взвизгнула от боли, отпрянуло назад, серебро доставляло ей жгучие, неприятные ощущения.

Наёмник рыком стиснул зубы, зашипел на тварь. Та спешно попятилась назад, закрываясь от жгучего серебра лапами. Шаг за шагом она всё глубже тонула в кустах, но оттуда, снова восполнившись духом, вновь агрессивно шипела, расставляя свои когти. И снова она кинулась на Дункана, но тот оградил себя смертоносной для этой твари начерченной по воздуху отблёскивающей восьмёркой. Конец цепи саданул по туловищу существа, и оно вновь отпрянуло, запищав громче прежнего. И на этот раз желание вновь набрасываться у неё улетучилось.

Вдали послышался чей-то разъярённый рёв. Не то тигрица, не то львица, не то гепард. Одним словом – в их сторону направлялось нечто, что было куда больше этой твари, и, наверняка, куда опаснее. Если этот агрессивный зверёк был детёнышем, то та тварь, что стремительно рассекала плотную чащобу и двигалась по направлению к ним, была либо самкой, либо самцом.

– Поднимайся! – быстро скомандовал Дункан.

Девушка тяжело поднялась, ухватившись за поданную руку. Крепко держа её ладонь, мужчина ринулся прочь от этого места, не выбирая особо дороги. Они просто неслись сквозь высокие кусты, то и дело цеплявшиеся за концы зелёного бархатного платья. Елена даже послышала треск рвущихся швов.

Они мигом преодолели чащобу и вернулись в своё место привала. Дункан с ходу поднял свой меч, подбежал к коню и спешно размотал поводья. Тем временем злобный рёв слышался уже где-то неподалёку.

– Запрыгивай! – крикнул Дункан Елене.

Девушка в момент оседлала коня, подпрыгнув на стременах, как ужаленная. Дункан уместился позади неё. Ухватившись за поводья, он саданул скакуна очень сильно. Тот заржал, встав на дыбы, после чего метнулся через узкий коридор между скоплением деревьев, на юг.

Конь рысью несся через лесную чащу. Девушка то и дело вместе с наёмником позади неё уклонялась от летящих в них ветвей. На миг обернувшись, Елена увидела за плечом Дункана волнение кустов. Что-то промелькнуло между ними, что-то огромное, покрытое шипами, что мчалось за ними вдогонку.

–– Но!

Наёмник подгонял коня ударами поводьев и пятками сапога по бокам. Скакун громко дышал, кросс через чащобу был тяжёлым. Прыжки через непроходимые дебри, снова рысь, резкий поворот, опять прыжок. Погоня длилась достаточно долго. Много времени кануло, прежде чем прямо по горизонту показалась граница леса. Она выходила линией разобщённых деревьев перед небольшим курганным спуском.

Вскоре и та тварь дала о себе знать. Мощно выпрыгнув из кустов, она чуть не ухватилась концом когтя за бедро скакуна. Конь заржал, прибавил ходу. А эта тварь почти нагнала их.

Скорость её была дикой. Лошадь еле уходила от летящих в её сторону растопыренных когтей, словно за спиной у твари порхали крылья, но их не было. Она была намного больше того существа, намного агрессивней и смертоносней. Высотой она доходила до поясницы наездника. Толстые лапы, на которых водрузилось огромное тело твари, без особого труда преодолевали большое расстояние. Помогали им в этом и передние лапы, что были чуть уже и короче. На таких четвереньках тварь гналась за всадниками на скорости, чуть уступающей скорости лошади.

Дункан обернулся. В очередной раз существо оказалось в нежелательно близком от них расстоянии. Наёмник бил поводьями учащённо, изнемогая спину лошади.

Но тут внезапно случилось непредвиденное. Тварь стала постепенно сбавлять ход, всё дальше и дальше отставая от наездников. Вскоре она и вовсе остановилась, тяжело и с глухим хрипом дыша, широко раскрыв свою огромную клыкастую пасть.

Она стояла и смотрела, как лошадь удаляется на горизонте. Не доехав до конца лесной полосы, Дункан пришпорил коня. Тот остановился. Мужчина обернулся, глядя на непропорциональный силуэт, что стоял неподвижно и вперял в них пристальным взглядом, наблюдая. Потом тварь развернулась и не спеша, в припрыжку, побежала обратно, скрываясь от их глаз среди деревьев.

Мужчина громко выдохнул, вытер свой лоб. Лицо Елены, бледное и испуганное, замкнулось в каменной гримасе ужаса и отчаяния.

Дункан сплюнул.

– Оторвались, слава Всевышнему…

Елена хрипло спросила его:

– Это что было?

Дункан перевёл дыхание, развернул коня мордой туда, откуда они некоторое время назад неслись в страшной спешке.

– Это трипкер… Страшная, опасная тварь. Та, что гналась за нами, самка, или самец, чёрт разберёшь. Но и та и тот одинаково опасны. Та мелюзга, которую ты встретила в чащобе, детёныш, ещё совсем маленький. Не знаю, откуда он взялся… Я думал, трипкеры вымерли давно, вместе с альбьёрнами. Две самой опасной разновидности мутантов, что некогда населяли континент.

– Всевышний… И этих… уродцев раньше было много?

– Горы, леса и степи кишели мутантами разных мастей. Потом люди, выстроив свои города, объединялись в союзы между собой и истребляли всякую нежить огнём и железом.

Дункан вновь развернул коня и направил его в сторону границы леса.

– Некогда эти земли принадлежали нелюдям и различным природным тварям. Уж не знаю, как они уживались между собой, но вот мутанты с новыми хозяевами не ужились. Люди массово стали истреблять тварей природы, ими двигал страх, борьба за выживание. – После непродолжительной паузы Дункан сказал: – Да уж, много врагов люди нажили себе, когда стали насильно населять этот континент…

Они выехали за пределы леса. Впереди, за небольшим курганным спуском раскинулись ржаные поля, деревни, лесные массивы, небольшие озёра и туманные топи на дальнем конце горизонта. Дункан развернул коня, и они медленно поехали вдоль стены деревьев с одной стороны, и картины обширных владений с другой.

– Не думал, что мы наткнёмся на такую опасность, что чуть не будет стоить нам жизней… Эта тварь не менее опасна, чем альбьёрн. Но в любом случае мы должны держаться леса. Сейчас на открытых трактах не менее опасно, чем в глухих чащах.

– Надеюсь, что больше на них мы не наткнёмся… – с надеждой в голосе сказала Елена, глядя в сторону растирающихся владений.

Дункан тщательно оглядывал медленно льющийся в противоположную сторону поток деревьев. Ибо понимал, что надежда в этих землях – самое последнее, что может иметь хоть какую-то силу.

Сейчас здесь было тихо и безмолвно. Высокие стены томились в тени, нависшей над просторным залом. Углубленный потолок с арочными сводами прятался в унылом сумраке, и огромная золотая люстра, висячая на четырёх толстых серебристых отблескивающих цепях над длинными столами, грустно танцевала маленькими огоньками в рубцовых канделябрах. Они слабо отсвечивали дубовые арочные своды, от которых на пол падали чуть качающиеся, слабо очерченные тени. Кроме горящих свеч, источником света был пробившийся блеклый луч через узкие щёлки высоко в стене под карнизом, что падал тоненькой линией в центр просторного пустующего зала, отпечатывая на полу хмурый белый световой кружок.

Луций медленно проходил по залу, осматривая немногие пустующие стулья, что стояли целыми и невредимыми. Столы были до сих пор заставлены яствами и столовым убранством. На белоснежной скатерти расплескались багровые пятна от пролитого вина. Некоторые стулья лежали боком, некоторые были перевёрнуты на спину, у некоторых были надломлены подлокотники и ножки. А рядом с ними зияли на полу кровавые лужи с расплывчатыми границами.

Кровавые линии были на столе, под столом, возле них и по центру зала, на его раскрашенных латунной краской стенах. Везде были разбросаны блюдца, вилки и ножи. Со стен в некоторых местах были содраны канделябры, некоторые свисали на слабых петлях, уныло покачиваясь лишь от одного слабого дуновения прилетавшего извне сквозняка. Казалось, в недавней бойне тут любой предмет, попадавшийся под руку, становился оружием.

Весь погрузившийся в утреннюю депрессию зал становился масштабной картиной некогда разыгравшегося празднества, в определённый акт перелившегося багровыми красками в безжалостную пьесу о смерти и страданиях, о пролитой крови и отобранных жизнях.

Не было тел. Их успели убрать отсюда до рассвета. Но оставались их следы на полу, очерченные кровавыми границами, а в воздухе висел запах смерти, запах крови.

Луций слабо покачал головой. Внимательно осматривая королевский зал, он тщательно оценивал причинённый ему ущерб. Его подошвы постукивали на каждом шаге, разнося по залу гулкое эхо. Подняв голову, посол посмотрел на люстру. Всё так же горели тысячи маленьких огоньков на обширной окольцованной позолоте. Но будто тьма опустилась сюда, что ни на есть материальная, давящая и сжимающая горящие язычки свечей до мельчайших форматов. И даже сочившийся сквозь прорехи в стене луч дневного света не мог рассечь муторное марево, охватившее все стены, все углы помещения.

Посол опустил взгляд перед собой. В центре зала стоял прокуратор. Скрестив руки за спиной, выпрямив осанку, он молча и довольно долго глядел в сторону центрального стола, за которым сидела некогда царская свита. Украшенный резьбой широкий стул с высокой спинкой был отодвинут, непрямо развёрнут. Под ним не было совершенно ничего, пустующее место между ним и краем стола. И в этом пустующем месте лежал бокал, разливая под собой багрового цвета напиток. Или это была кровь?

Ярген молча сверлил взглядом в одну точку. Его лицо было холодным, но узкие морщинки на лбу и под сводами глаз словно окисляли его. Прокуратор не произнёс ни единого слова, уборка убитых тел производилась под начальством Луция. Сам же Ярген молча слонялся по залу, обходя царский стул, на котором некогда восседал царь Демитрий, то с одной, то с другой стороны, но не решаясь слишком близко подойти к нему, и тем более притронуться к его краю, словно уже на расстоянии этот стул неприятно обжигал прокуратора. И ходил он так до того момента, пока не остановился в центре зала, окружённый столами, будто ноги его вросли в пол.

Он молча смотрел, как уносят мёртвое тело царя. Лицо с застывшей гримасой боли и отчаяния, презрения. Голова его наклонилась и впалые глаза царя, стеклянные и посиневшие, прострелили прокуратора будто насквозь. Рот ничего не мог сказать, он застыл приоткрытым, но глаза, пусть и мёртвые, говорили о многом. А потом бездыханное тело его брата унесли.

Его унесли в одну из открытых дверей, и он канул во мрак.

«Такова цена власти».

А что есть власть вообще? Это дар? То почему же он достаётся такой болью?

Или это проклятие? Тогда эта боль оправдана. Он себя проклял, когда встал на этот путь, на путь своего властвования. Ярген понимал это хорошо, когда молча смотрел на стол, за которым некогда сидела царская свита: дочь, сын и их отец.