– Василий Фёдорович!– вдруг раздалось откуда-то.
– Да!
– Идите сюда.
Гришин подошёл к мужчине в костюме.
– Некогда здороваться, давай докладывай.
– Так вот убийство произошло предположительно больше суток назад. Предположительно от резкого удара в левый и правый бока одновременно.
По голосу можно было узнать участкового района, в котором находился парк.
– Не уж то Щекотун?– сказал кто-то.
– Не может быть! Он скончался в январе шестьдесят второго!– крикнул следователь.
– А если… его подражатель?– говорил участковый.
– Всё возможно, в этом чёртовом городе, – раздалось из темноты.
– Ладно, давай заканчивай. Кто обнаружил тело?– сказал Гришин.
– Сторож парка, – ответил участковый.
– Давай мне его сюда.
Ему привели сторожа. Пьяный небритый мужик. В потёртом плаще и грязных штанах. Он стоял, шатаясь, казалось, что вот-вот упадёт. От него пахло перегаром и плохой самогонкой. Самогонщики одна из проблем города Сталинграда-младшего. Их тут много, но ладно если бы они гнали хорошую самогонку, но нет, они гнали абсолютную дрянь, от которой страдали несчастные люди. Да, пускай они сами за ней ходили, но в жизни многое могло произойти…
– Как ты обнаружил труп?– легонько толкнув, сказал Гришин.
– При моём ночном обходе (икнул) я обнаружил тело, сразу связался (икнул) с милицией.
– Это я понял, что же ты на работе выпиваешь?
– Кто я? С чего вы взяли?
– Я что не вижу? Из за таких как ты вот это всё и происходит. Ладно, его в обезьянник пусть проспится. Завтра мы с ним побеседуем. И ещё осмотрите будку сторожа, и парк прочешите. Всем всё ясно?
– Да ясно.
– Что да? Если бы было понятно, уже бы выполняли!
– Хорошо.
Гришин пошёл обследовать тело и место преступления. Тело человека лет 45 лежало на сухих листьях на правом боку. Большие раны красовались на животе. Кровь, много крови она уже подсохла. Василий Фёдорович перевернул его на спину. Бледное лицо, и мутные не живые глаза. Сколько в них было боли и страдания. Гришин бормотал чуть слышно:
«Кто убитый? В карманах пусто, только рубль денег. Ни паспорта, ни документов. Вероятнее всего убитый это бездомный. От него пахнет плохой самогонкой. Убит недавно, следовательно, убийца ушёл не далеко. Способ убийства очень мне знаком. Так убивал только Щекотун, но он убит. Наверное, это подражатель. Не может же он воскреснуть?».
****
Я лежал на своей кровати. Больше суток назад я совершил случайное убийство. Я не хотел, всё произошло спонтанно, быстро и неожиданно. Это была случайность. Больше года назад я переехал в другой город и завязал с этим. Я смутно помню, что побудило меня уехать из этого города. При этом я прекрасно помню, что я делал до этого. Сегодняшнее убийство было вынужденно и случайно. Проходя по парку меня, распирало чувство неудовлетворённости и стыда перед собой. Тогда когда я сбежал, я поступил как крыса и трус. Это было неправильно. Всё, что я делал, поступки слабого человека физически, но морально я смог и упал. Город Сталинград-младший ужасное место. Людям здесь друг на друга плевать. Абсолютная безразличность друг к другу. Внезапные обстоятельства вернули меня в это проклятое помойное ведро со сгнившими при жизни людьми. Они гниют, и я так же. Все мы гнилые от рождения. Человек ушёл не далеко от животного, в них обоих есть животные инстинкты.
Я приподнялся с дивана и сказал:
– Я устал. Я хочу спать…
Вдруг меня поманил сладкий и добрый голос. Звучал он из кухни. Я решил пойти туда. В квартире было темно. И вот я в кухне включил свет, он зажегся тусклым и противным светом. В кухне был отвратный запах мышей. Небольшое помещение с жёлтыми уже выцветшими обоями. Посередине стоял стол рядом грязный холодильник. Там на столешнице сидела девушка лет 23. В белой короткой юбочке. Её длинные худенькие ножки были чуть поджаты. Они были беленькими. На коленях находились небольшие красные потёртости. На голове и до её плеч лежали рыжие кудрявые волосы. Она улыбалась и смотрела в окно. Её лицо сразу мне понравилось. Оно было чуть бледненькое и аккуратное. Лисий носик и большие зелёные глаза, наполненные загадочной искрой. Давно ли у нас гости без проса ходят? Но не буду врать, она мне понравилась. Девушка играла глазками, зелёного цвета. Они смотрели на меня. Она накручивала на палец прядки волос. Вдруг она промолвила:
– Привет…
– Добрый день или ночь, что сейчас?
– Ночка, летняя жаркая ночка.
– А как тебя зовут?
– А как ты хочешь, чтобы звали меня?
– Я?
– Да ты.
– Ну, Алиса можно?
Обернувшись, я её не заметил. Позвал её несколько раз, в ответ квартире раздалось эхо моего голоса. Почему девушка сказала, что я могу назвать её как хочу? Почему я выбрал имя «Алиса»? Я начал переживать, что девушка больше не вернётся. А вдруг вовсе галлюцинации? Хотя какие, я абсолютно здоров. Но я не спал уже сутки и не ел тоже. Потом я пошёл в залу. Там на диване сидела девушка. Я посмотрел на неё она на меня. Этот взгляд успокаивал меня. Я успокоился.
– Ну, а всё-таки можно Алисой тебя звать?
– Конечно! Только сделаешь кое-что для меня?
– Я!?
– Да, ты.
– Ну, хорошо только что? Я сделаю все, что ты захочешь. Почему ты так ласкова ко мне?
– Не знаю. Так получается. Зачем быть злой к людям?
– Алиса, только не осуждай меня. Я не люблю людей.
– Почему ты их не любишь?
– Не знаю. Эта ненависть появилась во мне очень непонятно как. Я не помню всего своего прошлого, помню только события за прошлые полтора года. Понимаешь меня, Алиса, мне очень тяжело жить, – я замолчал, Алиса хотела что-то сказать, но я продолжил, – веришь мне? Нет? Алиса, пожалуйста пойми меня. Сколько я помню себя, у меня всегда была ненависть ко всему меня окружающему. Я не знаю, почему так. Всегда в моей душе преобладают чувства отчаянья и какой-то великой потери… понимаешь меня, Алиса?
– Наверное, да.
– Мне кажется, не понимаешь…
– Почему ты такого мнения обо мне?
– Никто не поймёт убийцу кроме убийцы.
– Возможно, ты прав.
Наступило молчание. Спустя минуты три Алиса сказала:
– Прости, я не хотела тебя расстраивать.
– Ничего страшного. Я был груб по отношению к тебе.
Вновь молчание, которое прервала Алиса:
– Посмотри на комоде лежит, записка там я тебе всё написала.
– Хорошо, Алиса.
Я подошёл к комоду. На нём лежал не большой клочок бумаги, будто вырванный из записной книжки лежащей рядом. Я взял его, сел на стул рядом с комодом. На бумажке был выведен не большой текст аккуратным подчерком, от неё слышался приятный запах клубники. Когда-то я уже ощущал этот запах. А когда это было? Я этого не знаю. И никогда не узнаю. Наверное мне этого и не нужно. Я принялся читать записку.
«Привет, это я, Алиса. Ты должен сделать для меня одну услугу. Во время утренней прогулки по парку я легонько бежала вприпрыжку, пела песенку и вдруг упала. А люди, которые всё это видели, начали громко хохотать надо мной. Среди них была одна бабка, она смеялась громче всех. Как раз ты и должен разобраться с ней. Наверное, ты спросишь, как её найти. А я отвечу, обычно она уходит из школы часов в пять вечера, потом сразу идёт в парк. Только, пожалуйста, не спрашивай меня, откуда я это знаю. Там в парке она находится до восьми вечера. Там ты её подкараулишь и УБЬЁШЬ!! Если спросишь чем, я отвечу своими перчатками, которые лежат в ванной, только не забудь промыть их лезвия. Расправься с ней заслуженно, ударь её в бока своими лезвиями! Пусть прольётся кровь! Всё, пока, удачи целую.
Алиса».
После прочтения я убрал записку в карман синего комбинезона. Пошёл в ванную комнату, там, на небольшой грязной чуть ржавой раковине лежали перчатки испачканные кровью. Я взял их, и под струёй воды промыл лезвия. Перчатки убрал в сумку, которую взял на диване. Перед тем как выйти я произнёс:
– Надеюсь, что всё получится.
Глава 2. День первый.
Гришин сидел в своём кабинете смотрел на фотографии с места преступления. С закуренной сигаретой во рту. За окном уже был день. А из головы его так и не выходило вчерашнее событие. Василий Фёдорович размышлял:
«Главное нет ничего ни улик, ни свидетелей вообще ничего только тело и сторож-алкаш. Щекотуна больше нет, но почему такой похожий способ убийства, я бы даже сказал одинаковый. Ребята в парке ничего подозрительного не нашли. Личность убитого установить не удалось, документов при нём не было. Я предполагаю, что убийство было не спланированное, а случайное без каких-либо мотивов. Скорее всего, убийца совершил всё это только ради какого-либо наслаждения. К тому же если смотреть на внешность убитого, он выглядит как обычный пьяница или бездомный. Уже несколько недель мне не даёт покоя смерть Щекотуна. Где его дело? Может мои предположения, обретут доказательство, если я вновь разберусь в нём заново? Конечно!».
Василий потянулся к телефону и набрал номер. В трубке раздались гудки, спустя минуту мужской голос сказал:
– Да, Василий Фёдорович?
– Здоров, да это я. Мне в 55 кабинет дело А. В. Дунаева срочно занеси.
– Да, сейчас я вам занесу.
Гришин положил трубку, спустя десять минут раздался стук в дверь. Вошёл милиционер.
– Василий Фёдорович, вот папка. Только зачем она вам?
– Да есть предположения, – открыв папку и закурив сигарету, сказал следователь.
– Какие?
– Не твоё дело. Свободен!
Милиционер удалился.
Гришин долго изучал дело. Вчитывался в каждое слово, изучал детально, каждую фотографию. Он несколько раз вставал из-за своего места и бродил по кабинету. Тихо вслух размышляя:
– При убитом в январе того года не было перчаток, хотя Дунаев утверждал, что видел их. Ещё здесь написано, что Щекотуна зовут Иван Андреевич Коршунов. К делу приложена фотография его паспорта. Коршунов выглядел слишком молодо, на момент смерти ему было не больше 25 лет. По описаниям, Щекотун выглядел старше. На трупе была надета слишком чистая одежда, и он сам был чист. Никто из опрошенных людей, бывшими родственниками или близкими людьми ранее убитых Щекотуном не знали имени Ивана Андреевича Коршунова. Тут в бумагах написано точное описание нападавшего, но почему у меня главного следователя в этом деле таких данных нет? Слишком уж всё сейчас кажется мне сглажено и просто. Возможно пока это ещё не стоит говорить вслух, но мне кажется, что Коршунов был подражателем. Это нужно ещё доказать. А не то меня воспримут за сумасшедшего. Это ударит сильно по моей репутации, потом с женой скандал… нет этого мне не надо. Всю ту историю я должен вновь услышать из первых уст. Мне кажется новое убийство связанно с прошлыми моими делами Щекотуна. Не зря я не сплю спокойно более года? Не зря, точно не зря. Нужна встреча с Дунаевым. Надеюсь, он жив, такие как он, на зоне редко долго выживают.
Гришин взял телефонную трубку, набрал номер. В трубке хрипловатый голос ему ответил:
– Генерал Хлопов слушаю.
– Пётр Иванович, я должен просить вас, чтобы мне организовали встречу с Дунаевым.
– На кой хрен?
– Для проверки.
– Ладно. Кто такой Дунаев?
– Зимой прошлого года убил Щекотуна.
В телефонной трубке раздался вздох.
– Гришин, ты бы своим делом занимался, а не этим всем.
– Я и занимаюсь.
–Ты вот мне скажи, ты хочешь с ним встречу, а он жив-то вообще?
– Не знаю, Пётр Иванович, вы позвоните куда надо, организуйте.
– Ладно.
Следователь повесил трубку, закурил сигарету. Он пошёл сел на диван и задумался:
«Я устал, нужно вздремнуть».
После он докурил сигарету, бросил бычок в пепельницу и расслабил галстук. Следователь задремал. Проспал он полтора час. Его разбудил постучавшийся милиционер. Гришин открыл глаза и недовольно сказал:
– Кто?
– Товарищ-майор, сторожа привели, он протрезвел.
– Скажи, что сейчас буду.
Парень ушёл. Василий поправился, выпил стакан противной желтоватой воды, накинул на себя пиджак и пошёл в камеру, где его уже ждал сторож нашедший тело. Пройдя на первый этаж, потом через коридор оказался в небольшом тюремном отсеке. Возле двери стоял охранник. Он пропустил Василия. Войдя в помещение, там стоял стол и две табуретки. На одной из них сидел сторож. Весь помятый, с непричёсанными волосами и мятой одежде. Он сидел, не много шатаясь. Следователь сразу почувствовал запах перегара. Прокашлявшись Гришин сел на табурет.
– Так, товарищ, давай с тобой на трезвую голову потолкуем, – скрестив руки и облокотившись на стол, сказал следователь.
– Хорошо.
– Полное имя.
– Чьё?
– Моё конечно.
– А…да, Иванов Пётр Евгеньевич.
– Как ты обнаружил тело?
– Какое?
– О котором ты сообщил. А что есть ещё?
– Нет, – Иванов заикнулся и продолжил, – а что о нём говорить. Во время обхода обнаружил. Иду такой смотрю какое-то непонятное лежит, подхожу, смотрю человек. Толкаю, думаю опять, напился кто-то, упал, уснул, а он не шевелиться. Смотрю, а он померший валяется.
– Всё понятно.
– А я? Что со мной?
– А ты свободен, но если ещё выпивать на работе будешь, вылетишь сразу.
– Но я, же от волнения…
– Ты что не понял?
– Нет, всё понял.
Василий Фёдорович вышел из камеры. Подошёл к охраннику, сказал ему, чтобы тот отпустил сторожа, но со справкой о невыезде. Гришин пошёл к себе в кабинет. Там он сел за стол и начал бормотать свои размышления:
– Сторож ничего полезного не сказал. Убийца на свободе, куда капать не знаю. Надежда пока только на Дуная, а там будь дальше может что лучше. Может тогда в январе я что-то упустил. Щекотун мёртв. Но дураков хватает, чтобы ему подражать. Правда, перчаток при нём не было. Если это реальный Щекотун то где перчатки? Мне тогда много портретов его предоставляли, но везде были две детали. Черные, будто мокрые растрёпанные волосы и перчатки. Тогда перчаток я не нашёл. Я не знаю, куда они пропали. Щекотун явно был не здоров психически, если сейчас орудует подражатель, то он работает очень, похоже. Я надеюсь на Дунаева и его рассказ, может он даст мне новую нитку в этом деле.
Глава 3. Ночь вторая.
Я проснулся где-то около трёх часов дня. На улице была мерзкая погода, гадкие людишки бегали по своим бесполезным делам как тараканы, поэтому погрязшему в помоях городу. Но единственное что меня утешало это Алиса сидящая слева от меня. Она улыбалась. Глазки её сверкали радостью. Я встал с дивана поздоровался с ней. В ответ девушка продолжала улыбаться, но через мгновение поманила меня своим беленьким пальцем. Я подошёл к ней, она взяла мою голову одной рукой и наклонила к своим устам.
– Ты помнишь, о чём я тебя просила?
– Да.
– Ну, хорошо, мой друг.
– Я пойду готовить завтрак.
– Хорошо.
Я пошёл на кухню, поставил чайник. Достал две кружки и собирался налить чай. Чайник вскипел, и я сразу после этого позвал Алису. В ответ тишина. Я пошёл в залу, но там было пусто. Расстроившись, попил чай в одиночестве. Мне нужно как-то было провести пару часов. Первое что пришло в голову взять нож, и начать тыкать им постепенно ускоряясь между пальцами. Это занятие занимало меня очень сильно ножик, который я держал, был холодным его лезвие немного запачкано, но не кровью, неважно, чем я убил себе подобную скотину кровь остаётся не на предмете, а на гадкой душе и руках, от этого, уже не отмыться… Я занимался этим около двух часов. Затем я сел на диван и увидел на обоях плесень. Она мне не понравилась. Ближе к потолку обои отходили и я, подпрыгнув, схватил кусок обоев и отодрал его до самого плинтуса. Под ним была стена с белой штукатуркой. Я увидел там холст, мне захотелось что-нибудь там нарисовать, но чем? Оглянув комнату, заметил табурет, отломал от него ножку взял зажигалку и подпалил деревяшку. Во время этого мне стало интересно, что будет, если я подожгу себе руку, уже поднося зажигалку, я одумался и убрал её. Этим нужно заниматься на улице, но не в доме, а то случайно сожгу квартиру. И где мне тогда жить? В любом случае в этом городе у меня есть только Алиса. Почему я так быстро к ней привязался? Раньше в этом городе у меня было ещё четыре человека. Я очень плохо помню троих, но четвёртый до сих пор в моей памяти. Через несколько минут после этих мыслей я уже писал портрет девушки с кудрявыми волосами и красивыми глазками. В них было столько жизни, они блистали как большие зелёные сапфиры, в них было столько образов и счастья, счастья, именно счастья, настоящего счастья жизни, и любви, столько любви, настоящей любви к самой жизни. Ни то, что у меня: я живу в городе, который презираю. С людьми, которые плевать хотели друг на друга, в них нет ни капли уважения и сострадания. Когда Алиса была рядом, я чувствовал защиту от страшного и опасного мира. От злых и противных людей, от всего того что противно мне. Я чувствовал, что Алиса сильная морально. Я крикнул:
– Алиса, прости за грубости! Я слаб, очень слаб! Ты сильна морально! Я вошь и тварь. Тварь не достойная жизни.
Я заплакал, слёзы полились из моих глаз. Я плакал и продолжал рисовать Алису. Через полтора часа работы и моих раздумий и мучений портрет был готов. На часах было около семи вечера. Я вошёл в кухню, там сидела Алиса. Она пила какой-то напиток, сидя на столе.
– Ну, что сладкий ты готов?– сказала она, поправив кудряшки.
– Да я готов. Алиса, ты уверена в том, что я должен совершить то, что ты меня просила?
– Да я уверена, а зачем ты спрашиваешь?
– Ну, просто интересно. Может быть, ты передумала.
Я не хотел обижать её, она мне очень нравилась… я сделаю… всё, что она попросит. Я отдам за неё всё, я отдам за неё свою никчемную жизнь. Тем временем Алиса промолвила:
– Я не могла передумать.
– Точно?
– Да, не могла, – промолвила Алиса, – хотя может не надо её трогать?
– Почему? Она тебя оскорбила! Я обязан её убить! Я должен! Ты понимаешь меня, Алиса?
– Да. Прости, я что-то испугалась.
– Алиса, ничего не бойся, я всегда с тобой.
По-настоящему я врал ей. Я хотел казаться для неё сильным, но это не правда. Я труслив как мышонок, которого вот-вот сожрёт кот.
Я пошёл одеваться, взял перчатки. Алису было не слышно. Вышел из квартиры затем из дома. Направился в парк. По пути встретилось не много людей. Все мерзкие хорошо одетые чистые, но внутри грязные уроды, которые заботятся только о себе… Через полчаса дороги я уже оказался возле входа в парк. Пройдя ещё немного по аллеям, я заметил противное существо сидящие на лавке. Затаившись в кустах, я ждал пока, она будет уходить. По ощущению прошла вечность, я не знал точного времени, так как у меня не было часов.
Наконец-то она встала и пошла домой, но не тут-то было. Я осторожно вышел из укрытия и шёл за ней след в след. Ждал хорошего момента, чтобы наброситься.
Я набросился, закрыл ей рот рукой. Она сопротивлялась, мне это нравилось, она была как беспомощный котенок, окружённый гадкими детьми беспризорниками. Бабка пыталась визжать, пыталась кусать меня за ладонь. Она махала руками, хотела бить меня об руку и туловище, но её ручонкам не хватало силы причинить мне боль. Я успел «защекотать» её до смерти. Во время этого я вспоминал былые счастливые годы. Зачем я вообще хотел покончить со всем этим? Это же так весело, приятно и жутко завораживающе, бегать от милиции, прятать улики, по пути очищая наш мир от разных людишек. Всё это жизнь и счастье, пускай не нормальное, но счастье, ибо для каждого своё видимо у меня такое и оно меня устраивает. Тело упало. Мои руки были в алой жидкости. Я так её любил, люблю и буду любить. Я взял тело под подмышки отволок в кусты там и оставил. Пускай гниёт, сгнившая при жизни. Довольный собой я отправился домой… Алиса похвалит меня, может комплиментом или даже… поцелуем. Труп обнаружат не скоро, эта старая идиотка забралась слишком далеко в парк редко кто ходит гулять сюда. Я отходил от места убийства и оглядывался. Я чуть слышно сказал:
– Алиса, это для тебя. Я надеюсь, ты меня не забудешь. Я хотел кончить с убийствами… зачем? Мне это так нравиться. Я получаю наслаждение. Я боюсь одного… я боюсь, что причиню вред тебе, Алиса.
Глава 4. День второй.
Было где-то около семи утра. Гришин уже стоял возле машины. Там же находилось ещё несколько милиционеров. Следователь направлялся в тюрьму на свидание с Дунаевым. До неё ехать около двух часов. На улице было немного прохладно, хотя было лето. Вообще погода стояла противная. Серые тучи, мга. Многие были сонные, но не Василий Фёдорович он был в рассвете сил, хотя и не спал всю ночь. На все просьбы его коллег он отвечал ясно и просто. Они говорили ему, чтобы он отдохнул, а Гришин отвечал, что пока он будет спать и отдыхать убийца может уйти далеко. Вот, наконец, настало время, и Василий с сопровождающими сели в машину. Всего ехало три милиционера и он сам. Поездка шла спокойно, Гришин сидел на переднем сиденье смотрел в окно, но мысли его были заняты не пейзажами. Изредка водитель бормотал себе что-то под нос. Например, что плохая дорога, скользко. Но Василий бросал на него свой короткий, но тяжёлый взгляд и тот сразу замолкал. За окном мелькали деревья, разные кусты изредка другие машины.
Вот уже был виден большой тюремный забор с вышками, на которых ходили охранники. За ним стояло несколько белых бараков и небольшая тюремная больница. Автомобиль подъезжал к воротам. Там стояло двое грозных охранников. Следователь с сопровождающими подъехали. Затем вышли. Из маленькой будки охраны продвинулось два лица в форме.
– Василий Фёдорович, вы обещали позже явиться, – сказал толстоватый мужик с усами.
– Да, ну и что?
–Товарищ майор, встреча не до конца подготовлена, – пробормотал второй.
– Раньше приеду, раньше уеду.
Все прошли за ворота. Там в специальных корпусах гуляли разные заключённые. Многие кидали свои крысиные взгляды на Гришина, но тот в свою очередь шел, не обращая на них внимания. На улице по-прежнему была мерзкая мга. На всех заборах стояла колючая проволока. Где-то звучал бешеный ор заключённых. Спустя некоторое время они все подошли к корпусу. Небольшое трёхэтажное здание. Возле входа стояло пару охранников. Они открыли двери. Гришин и остальные прошли внутрь. Затем подписалось несколько бумаг и все пошли на встречу. Пройдя по тёмному узкому коридору, следователь подошёл к железной двери с табличкой. Рядом с ней стояли два мужика. Глубоко вздохнув, Гришин посмотрел назад и сказал:
– Я один схожу со мной не надо, но рядом стойте.
Войдя в камеру, там был влажный запах. Серого цвета стены в некоторых местах находились небольшие трещинки. Освещение от одного окна с решётками. Комнатка была узенькая и маленькая. Посередине стоял стол с двумя стульями. За ним же сидел Дунаев. По-прежнему лысый только с не живыми глазами. Потерянный взгляд его смотрел одновременно на всё и ни на что. Большие мешки под глазами, видимо от недосыпа. Весь вялый и исхудавший. Его выражение лица было как у мертвеца. Да он и сам как мертвец. Бледная кожа будто висела. Лицо всё перепачканное. Форма заключённого была испачкана в побелке и прочих пыльных субстанциях. Руки тряслись. Пальцы костлявые, грязные ногти. В руках он вертел фуражку, не поднимал взгляд. Должно быть Дунаев стал для всех грушей для битья.
«Удивительно, – подумал Гришин,– как мог измениться человек за год. Он убил двоих людей, а страдал как будто за все грехи человеческие».
Прокашлявшись Гришин сел за стул. Дунаев по-прежнему не поднимал глаз.
– Андрей Валентинович, вы должны мне помочь, – сказал он тихо.
–Я? Как? Что случилось? – заикаясь, говорил Дунаев.
– В городе появился маньяк. У него очень похожий стиль убийства как у Щекотуна. И мне кажется, что не всё так просто. Мне кажется, что тогда в январе это был не конец.
– На что вы намекаете, Василий Фёдорович?
– Пока ни на что. Андрей Валентинович, не волнуйтесь мне просто нужно знать, что произошло в январе 1962. Я и так каждый день просматриваю протокол вашего допроса, а сейчас я хочу лично с вами поговорить
– Хорошо, я расскажу. Чем я могу помочь этим?
– Просто расскажите мне. Главное, Андрей Валентинович, не волнуйтесь.
– Я понял, я попробую рассказать, – начал говорить бывший учитель, его глаз начал дёргаться, а голос дрожать. – Ну, вот я пошёл прогуляться в парк. Я вообще не ожидал, что случится что-то плохое, там я читал книгу. Когда стало холодно, я решил отправиться домой, а он решил на меня наброситься. Когда я упал в снег, рядом нащупал небольшую палку и ударил ею Щекотуна. Я очень испугался. Потом я побежал домой и не спал всю ночь…
– Понятно. А что с внешностью? Андрей Валентинович, скажите мне про перчатки.
– Что именно?
– Внешний вид, там особые приметы.
– Вроде как такой худощавый, с безумным взглядом. Я смутно помню…
– Одежда, какая? Что с перчатками?
– По-моему на нём было какое-то пальто чёрного цвета. И перчатка с железными лезвиями. Возможно, я что-то упустил, но я не помню.
– Ладно, вы говорите одна перчатка?
– Да.
– Мои предположения сходятся.
– Какие предположения?
– Вы убили подражателя, но это не точно.
На минуту все замолчали. Казалось, что вся вселенная потеряла дар речи. Лицо Андрея Валентиновича приобрело серый вид. Глаза потухли боле. Он открыл рот, и бросил на грудь свои руки. Он закрыл глаза. И вскрикнул:
– Как?! Сердце! Ах, сердце!
– Врача! Врача! – кричал Гришин.
Прибежали охранники затем врачи, но было уже поздно, Андрей Валентинович Дунаев скончался. У него случился инфаркт. За окном пошёл сильный дождь. Охранники и доктора, молча, смотрели на тело учителя. Гришин нагнулся, закрыл не живые глаза учителя и удалился.
«Я не должен был этого говорить, – подумал Гришин, – почему я не предположил этого исхода? Но есть и хороший момент теперь я имею мысли, что делать. Я сказал это слишком резко, так было не нужно делать. Он был стар и сердце старо. Оно было слабо и я мог предположить такой исход, но что сказать, что было того не вернуть».
Глава 5. День восьмой.
Гришин сидел в кабинете. Прошло уже шесть дней с момента смерти Дунаева. Но по расследованию не было, никакого продвижения. Следователь сидел в кресле с закуренной сигаретой. Духота, работает вентилятор на столе куча документов, фотографии с места преступления. Гришин размышлял о прошедшем. Убийца уже не объявлялся целую неделю. Следователь хотел снова отправиться на место преступления, затем лично обойти весь парк и район, в котором он находился. А какой бы от этого был толк? Явно он ничего бы не нашёл. Все догадки и предположения, которые у него есть, остаются догадками и предположениям. И Гришин вот-вот бы уже начал собираться, но постучали в дверь. Это мог прийти генерал Хлопов, который пришёл узнавать материалы по ведущему делу. Но нет, начальник стучал громко и сильно или вызывал сам, но этот стук был не сильный. Поправив галстук, Василий сказал фирменную фразу. Вошёл милиционер.
– Что случилось, а боец?– сказал следователь.
–Товарищ-майор, было обнаружено тело.
–Когда?
– Сегодня утром.
–Где обнаружили?
–В парке.
–Хорошо сбегай, скажи, что я выезжаю.
Милиционер ушёл. Гришин встал с кресла надел пиджак и выскочил как пуля из кабинета. Взял свой личный автомобиль поехал в парк. Он ехал быстро, но соблюдая все правила дорожного движения. Ему очень нужно было знать, кто убит и имеет ли он отношение к прошлому убийству. Следователь добрался до парка. В его голове была лишь одна мысль:
«Надеюсь на связь!»
Он вылез из машины, на улице, на парковке стоял такой же автомобильный набор, как и в ночь первого убийства. В этот раз тело найдено немного глубже в парке. Там по стандарту стояло много милиционеров. Василий подошёл к ним. Они окружали труп как тараканы уже давно чёрствый кусочек хлеба. Гришин прошёл через своих коллег и увидел труп. Это была не высокая женщина с рыжеватыми волосами. На её лице зависла страшная гримаса испуга смерти. В глазах была безжизненная пустота, они были стеклянные. Тело было закидано прошлогодними сухими листьями. По бокам, ниже рёбер красовались огромные красные пятна. Одежда в этих местах была порвана, на ней была засохшая кровь. Рядом валялась сумка, Гришин еле слышно пробормотал:
– Странно сумка лежит нетронутая, видимо убийцу она не интересовала.
Следователь несколько раз обошёл тело.
– Товарищи! – обратился он к своим коллегам.
– Да, – обернулся один.
– Рассказываем, что случилось
– Произошло убийство Маргариты Семёновны Тупаковой, – ответил мужчина в костюме.
– Понятно, документы где её?
– Вот, пожалуйста, товарищ-майор.
Гришин взял паспорт. Просмотрел его. Мужчина в костюме продолжил:
– На теле сразу видна причина смерти. Не вооруженным глазом видно два больших ранения.
– Подозрительно похоже на Щекотуна.
– Да вы правы.
– Слушай, – сказал Гришин, – это женщина в школе не работала?
– В какой?
– В 42.
– Может быть.
– Хорошо я этим займусь. Кто обнаружил тело?
– Девушка, сейчас она находится не в лучшем состоянии для диалога. Она находится в недоумении. Сейчас наши ребята успокаивают её.
– Когда она отойдёт, организуйте мне с ней встречу.
Василий осмотрел труп, обшарил карманы, ничего нет. Затем он повелел осмотреть аллею и другую сторону. А сам направился в школу пешком. Ему нужно было сообщить о двух смертях. Для него это очень сложно… Вообще ещё нужно было спросить про Тупакову. Он шёл на улице пекло солнце, пот стекал с головы, из-за этого он снял пиджак. Единственным его спасением была бы холодная вода. И вот по правую сторону он увидел красный аппарат с водой. Гришин сразу же подбежал к нему. Закинул монетку, в стеклянный стакан налилась вода. Василий опустошил стакан за один раз. Отправился в школу. Он шёл по улице, с левой стороны проезжали машины, а по правую сторону стояли дома жёлтого цвета. По три, по пять этажей. Навстречу Гришину шли люди. И вот через определённое время он уже там. Здание школы выглядело лучше, видимо делали ремонт. Василий подошёл к дверям, постучал. Никого, постучал ещё раз. Вышла вахтёрша. Старая женщина в очках и фиолетовом свитере. Её лицо было старое с двумя подбородками. На глазах были очки.
– Вам кого? – сказала она хриплым голосом.
– Директора. Она на месте?
– Да, но с какой стати я вас буду пускать?
–А с такой стати, что я майор милиции.
– А удостоверения у вас имеется?
Гришин нахмурился, но показал документ.
– За настойчивость вам, гражданка, благодарность, а к директору меня пропустите?
– Да, только сейчас сообщу и спрошу можно ли.
Следователь кивнул. Вахтёрша закрыла дверь. Он достал из внутреннего кармана пиджака пачку сигарет, затем спички и закурил. Он пускал крупные толпы дыма. Дым рассевался в воздухе, Василий смотрел на это и размышлял:
«Эх, школа. Раньше здесь работал Дунаев. Помню, в январе прошлого года заходил я сюда, общался по его вопросу с его бывшими коллегами. Они говорили о нём много, но как про учителя, но, ни человека. А недавно он скончался. Даже не много жалко его и тоскливо. Он стал убийцей, раскаявшимся убийцей. Воля видно на то большая была. Не каждый смог бы пойти и сдаться со всеми потрохами. Недавно он скончался, как об этом сообщить не знаю. Тяжело это. Много лет работаю в органах я, а до сих пор не привыкну к тяжким разговорам. Не люблю я их».