Они слились в поцелуе воедино и долго не обращали внимания на окружающий мир. Вырвавшись, наконец, из его объятий, она провела линию по его щеке к подбородку и, подняв палец к губам, тихо напомнила:

– Тебя ждет брат. Ступай! Завтра все станет на свои места. Я согласна на все, лишь бы быть с тобой. Мне ничего не нужно на свете кроме тебя.

Она развернулась и легко, как маленькая девчонка, играющая в догонялки, смешалась с людьми и скрылась в одном из многочисленных построенных домиков.

Тим дотронулся до своих губ, ощущая еще не остывший поцелуй, и быстрыми шагами направился в замок, справившись с чувствами и вернув своему виду рассудительность, а взгляду проницательность.

Прохладная комната полностью отстроенного замка способствовала дружеской беседе братьев, которые удобно расположились в креслах и рассматривали друг друга с неподдельным любопытством, пытаясь понять планы и хорошо скрытые намерения. Ярко пылающий камин потрескивал дровами, а освещающее комнату солнце, проникало через большие, не стандартные для замков, бойницы, оставляя на полу золотые пятна своих лучей. Брат долго осматривал помещение, пока, наконец, не обратил внимания на его хозяев.

–Ты неплохо все устроил, брат, – сказал он. – Отец будет гордиться тобой, узнав.

– Он бы еще больше возненавидел меня. Крониус изгнал меня сюда, полагая, что я, в страхе оказаться проклятым, вернусь обратно и упаду в ноги, но он и представить себе не мог, что Горное Королевство когда-нибудь встанет с колен и обретет утерянную свободу. Город выжил и живет сейчас, узнай он, и меня постигнет самое страшное отцовское проклятье. Он боится Этилию.

Тим помнил все, что говорил когда-то отец, что говорили братья… Ничто не ускользнуло от его слуха!

– Место, которое с трудом покорилось ему, и то, только изобразило вид покорности.

– Ты как Рион, тоже спешишь в какую-нибудь дальнюю империю? – спросил Эдуард.

– Нет, в отличие от него я специально прибыл для разговора с Тимом.

– И какие же мысли заставили тебя посетить это проклятое место?

– Отец стар и болен, он уже не может, как прежде управлять Альвестом. Старший брат оставил его практически без охраны, отдав семь десятков воинов, а в последствии избавится и от остальных. Дни Крониуса сочтены, он уже почти мертв. Рион хорошо постарался, доведя его до такого состояния. Не сегодня-завтра барон умрет, с легкой руки алчного сына и тот займет его место. Ад настанет в империи. Он уничтожит нас как следующий этап своей власти. Только своевременное вмешательство спасет Альвест и многих невинных его обитателей.

…

– Я немедленно отправляюсь к отцу! – вставая, произнес Тим.

– Нет, он не забыл нанесенное ему оскорбление и не потерпит твоего присутствия. Ты должен остановить возвращающегося с похода Риона. Он вымотан и устал, изнурен долгим переходом… Я дам тебе столько воинов, сколько потребуется.

– Разве ты сам не в состоянии остановить брата, если располагаешь такими силами? – подозрительно спросил Эдуард.

– Во-первых, это наше общее, семейное дело, а во-вторых, я должен находиться около отца. Он болен и слаб, ему нужна помощь, а младший брат, будучи глупым, от природы, отказался от совета отца в выборе жены. Ты сам там был и все видел. Отец чуть не убил и едва не проклял его. Он не хочет признаваться, но именно этот случай убил его и довел до подобного состояния.

– Я не мог поступить иначе, он совершенно не слушал меня, настаивая на своих требованиях.

– Все правильно, брат, на то он и император, чтобы все выполняли его приказы.

– Приказы? Любовь не терпит приказов, она рождается в сердце и там же умирает.

– Вот из-за этого ты и потеряешь наследство.

– Меня не интересует наследство отца, замешанное на крови, лжи и предательстве. Бери себе!

– Хочешь остаться со своей любимой, с той, с которой был на площади? Опомнись, не позорь сына империи, ты – будущий император, оставь эту нищету и прислушайся к речам отца!

– Ты приехал учить меня жить?

Алан замолчал, с обречением вздохнул, но выдержал взгляд брата.

– Только я способен устроить свою судьбу. Я нашел ту, которой отдам сердце, и завтра состоится свадьба. Хочешь – оставайся, но не вмешивайся!

– Ты неразумен, вот что значит родиться последним. Ты поможешь мне успокоить брата и помочь отцу дожить век самостоятельно, без вмешательства других?

– А что мы получим взамен? – спросил Эдуард. – Подобные семейные распри порой заканчиваются кровопролитием.

– Успокойся, друг, здесь нельзя что-либо требовать, это дело семьи и только она способна решать подобное. Своим вопросом ты обижаешь нас!

– Нет-нет, все хорошо. Его можно понять, он, как посторонний человек, в каждом деле видит только выгоду. Он мог бы стать идеальным правителем, поверни судьба в его сторону. Вот такие нужны империи.

– Ты не доверяешь брату?

– Почему же, я обратился к тебе, но не услышал ответа.

– Хочешь моими руками убить брата?

– Зачем? Достаточно опередить его и раскрыть заговор. Если он не внемлет нашим словам и продолжит кровавый путь к власти, идеальным наказанием будет заточение на долгие годы.

– Это в том случае, если его силы окажутся слабее наших, – произнес Эдуард.

– Вот почему я и предлагаю объединиться! Твой ответ, брат!

– Во имя империи, жизни ее населения и благополучия отца, я согласен помочь остановить грядущее насилие, олицетворяющее Рионом.

Они встали, готовые положить в клятве друг другу на плечи руки (зарожденное в древнейшие времена правило не утратило свою силу даже сейчас).

Прохладный воздух наполнил легкие… колющий холод сжал внутренности, готовый разорвать их на части, солнце затмилось тучей, стук дерева о камень глухо разнесся по пустому коридору.

– Я бы не советовал совершать подобную глупость, – тихий хриплый голос Старца, казалось, звучал в самой голове. Он как будто постоянно находился в комнате, ожидая своего момента вступить в разговор. Никто не заметил его прихода, он как будто вышел из тьмы и теперь спокойно осматривал собравшихся, прекрасно зная все сказанное ранее.

Негодование Алана скрылось за хорошей маской доброжелательности.

– По твоим седым волосам я понимаю, что ты стар и мудр, почему ты считаешь помощь империи глупостью и пустой тратой времени? Кто ты?

– Истинного меня не знает никто, но вот ты… ты многое не договариваешь. Ты стараешься запутать людей, ввести их в заблуждение и воспользоваться всеми открывающимися возможностями. Ты осторожен и хитер и тебя испепеляет жажда, стоящая выше тебя самого, которая всеми доступными способами ведет к заветной цели.

Холод разлился по лицу мужчины, его глаза остекленели, закрывая злобу, голос изменился до неузнаваемости, но не выражал ничего. Казалось, звук исходил из самой пустоты.

– Ты ошибаешься, старец. Твои глаза светятся мудростью и излучают добро, но в законах империи для тебя нет места. Альвест уже дрожит от грядущих событий и просит о помощи. Кто кроме нас способен защитить его и продлить его существование?

– Посмотри на себя, ты противишься произнесенным словам и лелеешь другие, только тебе известные мысли. Твой брат был здесь и говорил подобное о тебе. Так кто из вас лжет?

– Я давно знал о заговоре старшего брата, – вмешался Тим. – Я сам все выясню. Готовься, Эдуард, завтра выступаем!

Лазарь рукой остановил поднявшегося юношу.

– Неужели он сумел заставить тебя поверить его словам?

– Да кто ты такой, чтобы строить распри между братьями империи? Ты один из носителей зла, покажи истинное лицо!

Белый плащ легко отлетел в сторону. Черные обволакивающие одеяния вырвались наружу, вселяя страх в людей, но только не в Алана. Он мрачно посмотрел на Старца, сжимающего тяжелый посох и обратился к брату:

– Проклятье настигло твою душу. Ты отдался власти Черного Мага. ОН властвует в Этилии, но не ТЫ!

– Да, я Черный, но мое зло давно кануло в лето, оно ушло, явив ужасную правду настоящего. Возможно, я и не обладаю той силой что прежде, но тьма видит тьму издалека. Твои мысли покрывает толстая пелена мрака, ты жаждешь величия, славы, всеобщего поклонения…

– Ты до последнего предан тьме, ад восторжествует, увидев тебя во главе своих легионов.

В руках мужчины оказался нож, он с быстротой молнии швырнул его в мага, пытаясь опередить его самого. Никто во всем Альвесте не сравнился бы с ним в ловкости. Идеально заточенный и правильно брошенный клинок мог поразить противника в любую часть тела, но в данном случае он не преодолел и тех шагов, как неведомая сила заставила разлететься железо пылью.

– Ты жаждешь заполучить империю не меньше своего брата! – произнес Лазарь.

– Я лишь хочу ее сохранить, – он понял, что не сможет противостоять подобному противнику. – Рион помешан на словах отца «… получишь все титулы, графства, империю… но после моей смерти!» Он ненавидит такие условия и, собирая силы, ждет удобного момента!

– А разве ты сам не лелеешь эти же мысли?

Алан повернулся к погрузившемуся в раздумья брату.

– У тебя не было друзей, – он посмотрел на Эдуарда, готового в любой момент остановить обезумевшего наследника, – почти никого не было, но ты, тем не менее, вознесся почти до Бога. Народ отстроенного королевства надеется и верит тебе, но что если ты станешь новой причиной падения города в ад?

Он обошел вокруг Тима и остановился за его спиной.

– Неужели тебе, потомку империи, нужна та Джен? Альвест не примет ребенка от подобного брака и не сделает своим Владыкой. Она ничтожна, как и ты, узнай об этом отец – ее смерть принесла бы ему удовольствие. Подобные нищенки не трогают его, и если бы кто-то из слуг его имения отважился на такой поступок как она, я бы лично, в подарок, преподнес ему ее голову.

– Ты немедленно уберешься из замка и никогда больше не ступишь на землю Этилии, – в голосе Тима чувствовался неподдельный гнев.

– А то что, убьешь брата?

– Если отец пытался убить собственного сына, то, что говорить о братьях. Убирайся!

– «Чувствуй себя как дома». Не твои ли слова? Я останусь до завтра. Путь был долог, и мне наскучило болтаться в седле, так же как и разговаривать с вами.

Он бросил холодный взгляд на мага и вышел из комнаты. Эдуард сел, тяжело вздохнув, и откинул голову назад. Тим закрыл глаза и, помассировав виски, подошел к окну. Солнце зашло за тучу и накрыло город серой тенью.

– Тебе не следовало появляться, Лазарь!

– У Алана темная душа, именно от него и начнется гибель империи.

– Кто знает, кто знает.

Юноша посмотрел на старика проникновенным взглядом и удалился в свои покои, намереваясь, остаток дня провести в одиночестве и понять творившийся хаос в мыслях и чувствах.

Утром он стоял у бойницы и, пребывая в мрачном расположении духа, пристально наблюдал за сборами Алана, который, казалось, никуда не торопился, а когда полностью экипировался, вскочил на коня, и как будто ничего не произошло, с доброжелательной улыбкой помахал на прощание рукой. Не понимая поведения брата, Тим вышел из замка и еще долго смотрел за его удаляющимся отрядом, пока тот не превратился в точку и совсем не исчез за лесом. Понимая важность вчерашнего разговора, он подозвал к себе Эдуарда.

– Седлай лошадей, собирай войско, мне нужно повидать отца. Я не могу бесконечно долго ждать известий от Эстэра, возможно, его уже нет в живых. Мне нужно знать о происходящем в Эльхаиме.

– Отец убьет тебя!

– Вот поэтому мне и нужна армия.

Душераздирающий полумладенческий крик залил Этилию и повторился снова. На него сбежались все. Тим с Эдуардом протиснулись через все пребывающую толпу и оказались около двери, ведущей в один из недавно построенных домов для жителей города. Дверь оказалась открыта, и они вошли внутрь, прямо, на сменивший крик, жалобный стон. Почти у самого порога лежало тело… тело девушки, над которым, склонившись, сидел староста и бормотал какую-то молитву.

Впервые, за все время пребывания в Горном Соколе, произошло убийство. Юноша видел всевозможные смерти, но такой – никогда. Распростертое на полу тело оказалось почти полностью рассеченным надвое, от самой макушки головы и до низа живота. Сделавший подобное, поистине считался зверем. Меч проделал аккуратную линию, разрубив за один взмах все кости, внутренности и, оставив нетронутой только кожу спины, которая напоминала о своем существовании слабыми очертаниями.

Тим, утопая в крови, обогнул старца и остановился у головы несчастной. Произошедшее не укладывалось в мыслях и действительно пророчило начало конца.

Его сердце остановилось и упало вниз, мир взорвался черными осколками и перестал существовать. Все былое исчезло и превратилось в прах, оставив лишь горе и страдания. Он упал на колени и, схватившись дрожащими руками за изуродованное лицо, не в силах больше сдерживаться, огласил местность срывающимся криком:

– Дженни!

Найден мрачно посмотрел на него, молча призывая к тишине и памяти мертвой, и с ненавистью покачал головой, показывая этим, что увлечение хрупкой девушкой дорого обошлось и до конца лет осядет в душе скорбной памятью.

Эдуард, в полной тишине положил руку на плечо друга, но тот резко встал и, не в силах видеть подобную картину, выбежал из дома.

До самого вечера никто не знал, где искать молодого императора. Он скрывался ото всех, даже от самого себя. Он не верил в случившееся и находился в полнейшем отчаянии, таком, какое не посещало его с самого рождения. В Вековечном Лесу он долгими усилиями отыскал то самое место, где сделал ей предложение и теперь лежал на траве, глядя в голубое небе и, теряя слезы горечи, вспоминал ушедшие навсегда лучшие моменты его жизни, которые он никогда не сможет забыть. На него нахлынуло уныние, и одиночество тяжелым колпаком накрыло его сверху. Слезы медленно текли по лицу и капали на зеленую, ничего не понимающую траву. Он не боялся и не стыдился их, в любви нет понятия стыда, и юноша хорошо знал это. Подступивший к горлу комок, заставил закрыть глаза. Взору моментально предстала живая, красивая, любимая Дженни. Он поднял влажные веки – видение моментально исчезло, растворилось, к нему пришла запоздавшая осознанность того, что больше никогда не увидит ту, которой так недавно отдал сердце, ту, у которой еще вчера ощущал всю сладость губ в волшебном поцелуе. Тим хотел умереть, хотел слиться с ночным мраком, оставить Этилию и все ради того, чтобы быть с любимой. Он чувствовал себя опустошенным, с бессмысленно и бесцельно проживаемой жизнью. Новая тяжесть свалилась на его плечи, всем весом прижимая к земле и не давая вздохнуть полной грудью. Несбывшиеся грезы взорвались и растянулись в черную пелену брызг. Сейчас юноша хотел только одного – умереть, умереть именно сейчас… Он закрыл глаза, представляя знамя смерти…

Какой-то мальчик утопал в грязи, с ужасом взирая по сторонам. Вокруг него, кольцом, стояли взмыленные, потные лошади, тяжело дыша после быстрого дальнего бега. На них восседали странные люди, спокойные ко всему происходящему, но в то же время внушающие страх. Один из них поднял закованную в жесткую железную перчатку руку и потянулся к ребенку.

– Папа! – донесся из глубокого подсознания режущий уши крик.

Тим открыл глаза и, скорчившись от боли, застонал. Опустившаяся ночь совершенно его не беспокоила, он как будто бы даже и не заметил ее.

– Папа! – вновь послышался голос, когда он вновь попытался открыть глаза.

Откатившись в сторону, он уткнулся лбом в землю и зарыдал. Кто-то потревожил его, он не успел, не хватило доли секунды… он не успел… Боль вспыхнула с новой силой и крик обезумевшего зверя потряс кроны могучих деревьев.

Глубокой ночью распахнулась дверь покоев Тима, и он измученный, совершенно без сил, почти что ввалился в комнату. Тайный тоннель, открытый им совершенно недавно, благополучно скрыл его от охраны и совершенно незамеченным доставил в замок. Казалось, никто не знал, что он вернулся. Так оно и было на самом деле, но… тусклым огнем вспыхнули восковые лампы и осветили все пространство. Ближе всех стоял маг и пристально смотрел на ничего не выражающие, пустые глаза юноши. За ним, в кресле сидел Эдуард и мрачно оглядывал друга. Позади всех, в самом темном углу – Соня, не совершая ни единого движения. Тим развернулся, шагнув к выходу в коридор, но тяжелая дверь захлопнулась перед самым его носом и задвинулась на засов. Он прислонился к ней лбом и закрыл глаза, собираясь с силами, чтобы не заплакать.

– Тебе не стоит так рано уходить из жизни, – тихий и спокойный голос мага, казалось, как покрывало, обволакивал сознание, смягчая боль. – Ты молод и в тебе нуждается королевство. Оно должно встать с колен!

– Зачем мне все это? – так же тихо и не поворачиваясь, произнес юноша. – Умерла та, кто был для меня символом чистой, искренней любви. Ее больше нет, ее убили… так зачем мне жить?

– Опомнись друг, горе проходит…

– Но оно не забывается…

– Да, оно не забывается, но никогда нельзя терять надежду на лучшее. Ты просто устал, тебе нужно все забыть…

– Забыть? – закричал он и шагнул к Эдуарду.

– Прости! … Попытаться отвлечься. Но Лазарь прав, ты нужен городу, всем им, всему войску, империи, отцу…

– Отец проклял меня!

– Но он нуждается в твоей помощи. Ты разве забыл? Братья убьют его, если им не помешать.

Глаза Тима блеснули невиданной до сего момента злобой и всеуничтожающей ненавистью. Боль ушла сама собой. Ее место сменили языки пламени, готовые испепелить любого, ставшего на их пути.

– Да! – медленно, как завороженный, произнес он. – Отомстить! – в глазах явственно чувствовалась угроза. – Алан! Именно он намеревался принести отцу голову моей Джен, и он убил ее, зная, что я последую за ним в самый ад. Эдуард, собирай всех, кто может держать в руках оружие, мы выступаем немедленно!

Тот встал, поклонился и, подойдя к двери, посмотрел на Старца.

– Открой дверь! – ледяным голосом произнес Тим.

– Нет, – все так же тихо и спокойно ответил маг.

Юноша подошел ближе и заглянул в такие же холодные глаза.

– Открой дверь! – с нажимом повторил он.

– Нет! Ты стал терять мудрость, Высший, любовь убила в твоем сердце все живое, и у тебя не осталось даже сострадания. Подумай, к чему приведут поспешные действия. Подумай! Ты вновь оставляешь в городе стариков и детей, и вновь обрекаешь их на вымирание.

– Мне нужен Алан!

– Его не догнать, будь твои воины даже на лошадях. Ты только погубишь тысячи невинных жизней.

– Плевать! Я найду его! Он ответит мне за смерть Джен.

–Твои мысли находятся под властью ненависти и злобы, тобой обуревала жажда мести, ты в точности повторяешь мое прошлое. Остановись! Не дай плодиться отраве, испепеляющей душу, стань тем Тимом, которого мы знали! Я не говорю про умершую любовь, но вспомни свою рассудительность, знания, умения вести любые дела и доводить их до конца. Где то добро, что вело тебя, где?

– Оно умерло вместе с убийцей Аланом.

– Нет! – закричал маг и с силой ударил посохом о каменный пол. Комната озарилась ярким светом, который проникал в самые отдаленные, казалось бы неприступные для него места. Тима обдало жаром и откинуло в сторону, на постель. – Ты глуп, ты потерял рассудок!

Юноша уткнулся головой в подушку, стараясь никого не видеть и ни с кем не общаться. До него запоздало стало приходить понимание случившегося. Черная пелена, окутавшая его, в миг распалась, вернув прежнее сознание и понимание всей ответственности, возложенной на него. Он оказался на грани падения в темную пучину бездны и все из-за гнева, перешедшего в ненависть. «Я почти стал отцом, почти приговорил к гибели тысячи жизней. На мне могла оказаться кровь всех этих людей. Глупец! Любовь закрыла глаза на все! Ненависть почти поглотила душу! Ад уже раскрыл мне объятья… невозможно дышать!»

– Алан ответит за смерть Джен! – прошипел юноша, борясь с все еще не проходящей яростью.

– Нет! – вновь крикнул маг. – Ты ослеп! Зачем далеко ходить, посмотри вокруг! Кто-то один из нас! Посмотри вокруг… Один из нас… Посмотри вокруг… Один из нас… Один! Один. Посмотри вокруг!

Отказываясь понимать происходящее, Тим приподнялся на руках и взглянул на Эдуарда. Спокойствие друга передалось Высшему, и он сумел сесть. Голова раскалывалась на части, все тело болело и ощущалось напряжение, бывающее после кровопролитного сражения. «Кажется, маг что-то говорил о собравшихся.» Серая туманная пелена никак не спадала с глаз и в последней попытке пыталась задержаться за обволакивающую память прошлого, которая медленно сбрасывала оковы тьмы, неохотно возвращая былую мудрость. Он, совершенно случайно взглянул на Соню, пытаясь вспомнить слова Лазаря. Его глаза остановились на ее жемчужинах, из которых готовы были вот – вот вырваться слезы. Юноша углубился в себя, пытаясь найти ответ и забывая о присутствующих. Соня не выдержала пугающего, ничего не значащего взгляда и, отвернув голову в сторону, закрыла глаза, но слезы сумели выйти из заточения и теперь сбегали к подбородку.

– Маг! – закричала она и бросилась вперед. Секунда, и она оказалась около него, другая, и меч, вылетев из ножен, опустился ему на голову. Лазарь даже не шелохнулся. Невидимый щит уберег хозяина, и клинок, осколками, рассыпался по полу, оставив в руках девушки один только эфес. – За что?

Тима вырвало из подсознания и вернуло в жизнь. В комнате витал запах сгораемой плоти, и он никак не мог понять, что же происходит на самом деле.

Посреди комнаты с суровым взглядом стоял Лазарь. Его поднятая рука заставила застыть у двери Эдуарда, который пытался вытащить меч. У его ног, на коленях, сидела Соня и, склонив голову к полу, заливалась слезами, пытаясь что-то произнести. Ее руки сжимали раскаляющуюся рукоять обломанного меча, но она как будто бы не чувствовала боли и только треснувшая кожа на руках говорила о ее терпении.

С трудом разжав ей руки и выбив почти полностью ставшим красным кусок железа, Тим развернул ее к себе лицом и, глядя в дрожащие глаза, прокричал:

– Что происходит?

– Ты еще не понял? – удивился маг.

Яркий свет исчез так же быстро, как появился, рука волшебника опустилась, и Эдуард упал на пол, непонимающе озираясь по сторонам, но, чувствуя как растворившаяся было сила, вновь наполняет его сущность. Лазарь сел в дальнее кресло и указал рукой на распластавшуюся и содрогающуюся в агонии девушку.

– Спроси ее!

Тим поднял ее, потряс за плечи, и нежно взяв руки за тыльную сторону ладони, заглянул в глаза, казалось, проникая в самые отдаленные участки ее души. Соня смотрела на обгоревшую и начавшую пузыриться кожу, не делая попытки поднять взгляд. Через секунду она прижала к груди руки и, упав на колени, опустила голову.

– Я преклоняюсь перед твоим величием и готова целовать твои ноги, дабы искупить содеянное зло.

Рыдания не прекращались, слезы крупными горошинами текли по ее лицу и изумрудными каплями падали на пол.

– Я впала в отчаяние, которое испепелило мою душу и зародило семя гнева. Я оказалась слишком слабой и не смогла вынести все это, глупая ненависть убила во мне всю доброту и я… я… я не могу произнести этого! Гнев Высшего убьет меня!

Тим вопросительно посмотрел на мага и опять на захлебывающуюся в слезах девушку. Смысл сказанного нарисовал четкую, яркую картину, с запозданием пришедшую к юноше, но тот не хотел в это верить. Слишком страшная правда открывалась перед ним. Его подбородок задрожал, глаза наполнились ужасом, но он кое-как выдавил из себя никак не желающий срываться с уст вопрос:

– Так это… это ты?

Он ждал ответа «Нет» и молил всех святых, чтобы произошло именно это, но…

Девушка подняла измученное лицо, закрыла глаза (хотя это не помогло сдержать слезы) и, проглотив застрявший в горле комок, тихо, как будто бы стараясь, чтобы никто не услышал, произнесла:

– Алан не виноват. Это я… я… убила Джен, твою Дженни!.. – слезы рекой заливали ее лицо. – На меня нашло что-то… что-то свыше. Ненависть затопила все, она требовала смерти… ее… других, всего города! Я не смогла справиться и я…

Тот, кому она говорила все это, уже не слушал ее. Яркая вспышка, как удар молнии, пронеслась по всему телу. Вновь нахлынувшая ярость вот-вот готова была вырваться наружу, уничтожая все попавшееся на пути. Несгибаемая вера в ее честность и добропорядочность ушла навсегда, оставив место пугающей пустоте и желанию истреблять. Все чувства угасли, накрылись темнотой как одеялом и ярость, высвободившись из сдерживающих оков, залила все тело своей нестерпимой жаждой.

За какие-то доли секунды меч оказался в руке и его клинок, сделав дугу, опустился вниз.

– Тим, нет! – послышался слабый голос Эдуарда, все еще не пришедшего в себя после заклинания мага.

Тим сжимал меч так, как никогда раньше. Руки дрожали, и сталь царапала камни, не в силах их разрубить. Соня, сжавшись в комочек, прижалась лбом к полу и закрыла уши руками, испачкав кровью золотистые волосы. Рядом с ней оказалось рассеченным надвое витое деревянное кресло, но она этого не знала, а со всей силы зажмурив глаза, гадала, почему он медлит и не наносит того одного – единственного последнего удара, после которого ее душа найдет долгожданный покой и покинет бренное, проклятое тело.

Время шло. Она медленно приподняла голову и широко распахнутыми, удивленными глазами уставилась на стоявшего в оцепенении, с закрытыми веками, юношу, на того, которого любила и из-за кого совершила такую страшную, совершенно ненужную и бессмысленную жертву.

Девушка выпрямилась, но не вставала с колен, продолжая смотреть на застывшую фигуру, такую любимую и уже такую далекую.

Меч поднялся и до боли уткнулся ей в грудь. Соня даже не сморщилась и не отстранилась, но всем телом почувствовав медленно плывшую по коже капельку алой крови. Холодный металл излучал ярость, и она еще больше подалась вперед, увеличивая боль, но, никак не выдавая ее.

– Убей меня! – глядя в глаза, шепотом произнесла девушка. – Я не достойна того, чтобы жить! Убей меня, прошу тебя!

Мольба не достигла Тима. Рассудок удержал от нежелательных преждевременных последствий. Он отвел меч назад и спрятал его в ножны.

– Я не имею право распоряжаться твоей жизнью. Люди решат твою судьбу! Утром, на рассвете!

– Не-е-ет! – закричала она, извиваясь на полу и хватая Высшего за ноги. – Убей меня сейчас!

Он презрительно посмотрел на нее, как бы говоря: «Еще неизвестно, кто кого обрек на страдания!» и, выпутавшись из ее объятий, направился к выходу. Эдуард полностью пришел в себя и открыл перед Высшем дверь. Соня потянулась к сапогу.

– Лазарь, она должна дожить до рассвета!

Маг тяжело вздохнул, кивнул головой и бросил короткий взгляд на появившийся нож. Тот почернел и осыпал пылью лицо и грудь не свершившейся самоубийцы. Соня упал на пол, и забилась в истерике.

Тим еще раз осмотрел распростертое тело и повторил:

– Она должна дожить до рассвета!

Вышел. За ним последовал Эдуард и… маг. Дверь покоев закрылась на дубовый засов, запечатанный легким заклятьем. За ней кто-то застучал, забился, закричал срывающимся голосом и… рыдания.

Все ушло. Остались одни воспоминания, ничего не стоящие, жалкие обрывки прошлого, которые навсегда вонзились в душу как самые яркие моменты прошлого. Джен… она уже никогда не появится на улицах города, не помашет, приветствуя, рукой, не улыбнется и тем более не обнимет, чтобы утонуть в долгом нежном поцелуе. Тим лежал на постели последнего этажа и, закрыв глаза, вспоминал ее образ, такой далекий, но… такой родной. Минуты, проведенные с ней, превратились в целую жизнь. Голубые глаза цвета девственного неба никогда не покинут его и всегда, в мыслях, будут следовать за ним, тем, кто любил ее больше всех в Этилии, в Альвесте, на всей земле.

Дверь сотрясалась от ударов…

«Я же просил не беспокоить меня до утра!» Юноша открыл глаза. Мягкий свет проникал в узкую бойницу, рассеиваясь по полу. За дверью стоял Эдуард.

– Утро. Народ ждет!

Легкий ветерок теребил волосы и наполнял легкие поистине божественным ароматом. Внизу, на небольшой возвышенности, в сотне шагов от замка, стоял священник, маг, Соня и шесть Лерионеров. Еще ниже – население всего города, собранные Эдуардом.

Девушка была без веревок, цепей… как будто за прошедший день ничего не произошло, и она по-прежнему являлась Старшей для некоторых отведенных ей воинов. Легкий плащ укутывал ее почти до пят, и ветер теребил его подол, временами открывая босые ноги. Люди с удивление перешептывались, совершенно не понимая происходящего и таких поспешных сборов. Лицо Сони утратило былой румянец, и бледность четко прослеживалась даже на шее. Слез не было, она поклялась, что их больше не будет, но красные опухшие глаза говорили о бессонной ночи и о том, что ей пришлось пережить за эти полдня. Народ недовольно переступал с ноги на ногу. Хотя солнце взошло, оно не набрало достаточно сил прогреть воздух и он, дыша ночью, все еще был холодным. Девушка не могла смотреть в лицо никому из присутствующих. Она понимала, для чего все собрались и что за этим последует, главное, чтобы все прошло быстро и для нее наступит покой. Навсегда! Единственное, это чтобы не было слез… не было слез…. Не было слез!

– Сегодня мы собрались почтить память моей несостоявшейся жены, любимой девушки – Дженни, лучшей девушки этого города… всего Альвеста, – он опустился на одно колено. – Я преклоняю перед ней колени и вместе с вами скорблю о ее смерти, о смерти, сотворенной рукой поистине чудовищного человека.

Соня вздрогнула всем телом, но не подняла лицо.

– Зверское, хладнокровное убийство, присущее только истинным палачам.

– Зачем столько слов, ее этим не вернуть! – выкрикнул кто-то из толпы.

– Да, ее этим не вернуть, но все вы хотели найти ее палача, чтобы он предстал перед судом, на котором ему будет вынесен смертный приговор. Палач нашелся. Он среди нас!

Народ зашумел, переговариваясь между собой. Соня вздрогнула, еще больше склонив голову к груди, и закрыла глаза. Вперед вышел староста.

– Ты изволишь шутить?

– Я когда-нибудь вам лгал?

Старик замолчал и в смущении хотел податься назад, но юноша остановил его.

– Прежде я хочу услышать из твоих уст, какое наказание ты бы дал убийце Джен?

Найдэн расправил старческие худые и глянул на Высшего.

– Если ты знаешь убийцу, разве сам не нашел ему кару? – вопросом на вопрос ответил тот.

– Я хочу узнать твое мнение, Найден, мнение Этилии!

– Она всем нам, истинным жителям Горного Королевства, была как дочь и родители вправе требовать смертной казни.

Дрожь пробила девушку. На висках выступили капельки пота, ноги предательски подкосились, готовые в любой момент не выдержать вес собственного тела.

– Покажи нам, раз ты нашел палача, или все собрались ради потехи?

– Прежде я хочу попросить вас отдать мне в приемные дочери младшую сестру Джен.