– Сегодня, как вы, наверное, знаете, предпоследний день занятий. В четверг, тридцатого мая, мы встречаемся в последний раз в этом сезоне, и вы можете спокойно ехать в деревни и на дачи, сажать картошку и другие сельхозовощи. Но тридцатого должны быть все. Ясно?

Она дождалась, когда все кивнули головой или сказали: «Да».

– На сегодня репетиция закончена, но… но остаться ненадолго я прошу двенадцать человек, тех, кто выступали на этой неделе, а также Николая Древнего, Александра Продвинутого и Ирину Вздыбыреву! Остальным – спасибо за участие в прошлых выступлениях и до четверга.

Через пятнадцать минут, кроме указанных лиц, никого не было.

– Все собрались? – спросила женщина.

– Все, все!

– А Игнат где?

– Ушел он, – ответила Аня.

– Да какой там… вон он, в темноте сидит, – поправил девочку Иннокентий.

Руководитель посмотрела в ту сторону, куда указывал мальчик.

– Там?

Чтобы все увидели мое присутствие, я достал из кармана зажженную свечу и осветил свой укромный (от некоторых) уголок.

– Здесь.

– Ты чего туда забрался? – поинтересовался Сергей Дмитриевич. – Спускайся к нам!

– Я и отсюда все прекрасно слышу, и сразу соглашаюсь со всеми вашими предложениями.

– Предложениями?

– Это так, на всякий случай, чтобы десять раз не кричать – голос не рвать.

Свеча погасла, и мое место погрузилось во мрак.

– У меня к вам вопрос, – сказала Любовь Васильевна, решив оставить меня там, где я находился. – Кто летом куда уезжает?

Все подняли руки.

– А-а-а, ну тогда извините, вопросов больше нет.

Она встала.

– А что такое? – спросила Женя.

– «Что такое», спрашиваешь? Да дело в том, что шестого июля нас пригласили на выступление, но не просто на выступление, а на участие в конкурсе среди всех детских цирковых коллективов страны.

– Их всего около тридцати, – пояснил звукооператор.

– Но согласилось только двадцать три. Если предложение примем и мы, то будем двадцать четвертыми. У тех, кто отказался, видимо, тоже проблемы с летними каникулами – поздно сообщили. Конкурс длится ровно месяц, в Германии, во всем известном городе Хаген. Там общий сбор. Почему там? Вероятнее всего, они любят цирковое искусство, тем более детское. Этот город всегда был и будет нашим партнером-побратимом. Ну, так что, заявлять о себе, или мы присоединимся к тем, кто отказался от этой затеи?

Собравшиеся не знали, что ответить. Признаться, даже я немного растерялся после таких слов. Про остальных даже не буду говорить. Все сидели, открыв рот, особенно мальчишки, но и девчонки проявили внимание и, в частности, Тужуркина, которая наконец-то отвлеклась от своих грез и полностью внимала речи Любови Васильевны.

– А… в Хаген? Мы? … – прошептала Настя, боясь разрушить иллюзию.

– Именно туда, – подтвердил мужчина.

– И нас пригласили в Германию? – не верила Вероника.

– Конечно, стала бы я вас обманывать.

Женщина развернула держащую до сего момента трубочкой, бумагу и все ясно прочитали: «Приглашение на конкурс среди детских профессиональных цирковых коллективов». Ниже следовали какие-то непонятные закорючки – видимо чья-то подпись и две печати: круглая и квадратная, с гербами нашей страны и Германии.

– Вау! – прохрипел Злобонервный и, достав из кармана пирожок, стал нервно кусать его со всех сторон.

– Ну, так что, едем?

– Да! – закричали все.

– Вот, – усмехнулся Сергей Дмитриевич, – как просто выступление, так нет никого, а как за границу, так все готовы.

– Отлично. Итак, если мы едем, то расписание на июнь такое: занятия во вторник, четверг, субботу и воскресенье с десяти до шести. Все могут?

– Да, да. Конечно!

– Значит, решено, едем! Но одно дело ваши слова, а другое – ваши родители. Что они скажут?

– Ничего!..

– Отпустят.

– Они тоже согласны.

– Тогда это все, что я вам хотела сказать. На сегодня занятие закончено! Говорите с родителями, а потом с ними поговорю я! Не забудьте – завтра выступление. Там и сообщите мнение взрослых по поводу этой поездки!

Безумно довольные дети стали расходиться по домам с наилучшими чувствами, которые мне не доводилось видеть ранее на их лицах.

Медленно спустившись, я подошел к руководителям.

– А как вы смотрите на то, чтобы восстановить номер «Гимнастка на шесте»?

– У тебя есть кто-то на примете, кто бы нам помог?

– Да. И причем давно.

– Друг?

– Кто же еще согласится?

– Мы вообще-то тоже подумывали спросить у тебя насчет еще одного участника, твоего возраста для поддержки Евгении, да дела, знаешь ли. Забывать стали! Но ты молодец, что сам предложил. Конечно, нам нужны люди, и хотя цирк у нас большой, проку от того все меньше и меньше.

– Приводи друга в июне, сразу на первую репетицию, – сказал мужчина и, встав, ушел за кулисы.

Попрощавшись до завтра с Любовью Васильевной, я вышел из шатра. Никого из уезжающих в Германию (хотя это все еще вилами по воде писано) и видно не было. Скорее всего, каждый спешил побыстрее добраться домой и сообщить радостную новость. В отличие от них, я никуда не спешил. Да и зачем? Дома меня никто не ждал, а делиться этим с друзьями не хотелось. Вот если бы «Макара» встретить – другое дело, а то всякие «Суселы» уже порядком надоели.

Солнце пекло так сильно, что мне вспомнились прошлогодние собачки, из-за чего мне сделалось грустно и тоскливо на душе. Солнцу кроме меня были рады все. Даже понурые деревья и те как-то уж слишком быстро выпрямились, распустили свои кроны и стали изо всех сил тянуться поближе к желтому ослепительному кругу. Радостные звуки издавали птицы, пролетая туда-сюда и ища что-нибудь съестное, особенно в мусорных контейнерах. Я еще никогда в этом году не видел большого количества людей, гуляющих по центру города. Конечно, пять дней дождя доконают всех, но он закончился, и теперь можно от всей души развлекаться всеми доступными способами. Как мне хотелось в тот день забросить все и присоединиться к ним, но я выбрал свою судьбу, свой мир, и я рад, что являюсь участником цирка! Пусть смеются ненавистники и глупцы, совершенно ничего в этом не понимающие! Пусть говорят обо мне как хотят! Пусть смотрят как на полоумного, записавшегося не в секцию рукопашного боя или карате, а в какой-то цирк! Пусть. Это их дело, и меня совершенно не интересует чье-либо мнение. Цирк – это классика, а детский цирк, тем более профессиональный… Этим нужно гордиться!

За весь день так никто и не зашел. Лишь где-то в девятом часу раздался телефонный звонок. «Как всегда, наверное, номером ошиблись. И почему мне никогда не удается вовремя и спокойно вымыть голову. Обязательно кто-то да припрется!» Выйдя из ванны и вытирая полотенцем сырые волосы, я подошел к телефону и поднял трубку.

– Алло.

…

Такую загробную тишину даже в фильмах ужасов не услышишь, а тут на тебе! Кто с аппаратом балуется? Узнаю – уши пооткручу. Потом я вспомнил рассказ Сани, который частенько говорил:

– Мой брат, когда спит и хочет, чтобы его никто не будил, отключает телефон. Если же это он забывает, то, как можно хриплее, гнусавее и громче кричит в трубку, типа: «Командующий батареей морских эсминцев слушает!» или «Служба безопасности. Кто говорит?» Мне же на ум пришло только одно:

– Вы говорите с автоответчиком директора психиатрической больницы. Оставьте свое сообщение после короткого электроразряда!

Для большей убедительности я стукнул кулаком по тумбочке, разорвал газету и, шикнув, прислушался. Где-то на другом конце линии раздался девичий смех и не один, а затем послышались короткие гудки. «Вот так всегда! Нет, чтобы сообщение оставить, так сразу трубку кидают. Для кого я старался, Войкова вспоминал? Эх, совсем не хотят со мной говорить. Навести бы на них порчу, чтобы в следующий раз неповадно было людей от работы отвлекать!» Я зевнул и приготовился ко сну. «А что, неплохая идея. Вот закончатся выступления, пойду в магазин, куплю книгу и сразу все будет «океюшки».

В этот вечер никто так больше и не появился. Обычно от посетителей отбоя нет: то один придет, то другой, то Саша с очень интересной историей, то Михаил с Денисом или Пашей, вечно ищущие «Макара», как будто тот задолжал им много денег, то Леха с вечным вопросом «Что делать?»

– Дома совершенно заняться нечем, – всегда говорил он. – И на рыбу не съездишь – не с чем, и на улице не погуляешь – не с кем. Вот и приходится к тебе идти. Тут и в картишки сыграть можно и так, о том – о сем поговорить.

А как порой хочется посидеть одному, чтобы никто не трогал, и насладиться прекрасным вечером, если такой бывает. Вот сидишь у окна и смотришь на небо, вспоминая прошлые годы, все то хорошее и все то плохое, что произошло за это время. Иногда невыносимо хочется вернуться в прошлое и исправить некоторые давно ушедшие моменты, повернуть жизнь в другую сторону и… Но такое, к сожалению, не под силу никому. Все четко определено для каждого человека, но бывает и такое, что именно человек творит свою судьбу. Только в мечтах я возвращаюсь назад и всегда в один наиболее приятный момент: подъезд, фонарный столб, моросящий дождик и блестящие от света капельки, похожие на утреннюю росу… Одно из самых лучших и запоминающихся впечатлений! Вот он – мир фантазий и иллюзий! Мой мир!

День седьмой

«И почему эта школьная мелюзга любит фокусы? – проснувшись, подумал я. – Никогда выспаться не дадут».

Попробовал, как по телевизору, «зарядиться» новым бодрым и освежающим чаем «Брук Бонд», но меня вдруг потянуло в сон, и я чуть не уткнулся в сковородку с картошкой. Да, силен чай, силен. От него не только на работу, в магазин не успеешь.

Надев легкую футболку и новомодные джинсы с лапиками на коленях, я вышел из дома, пообещав самому себе разобраться со всеми этими поездками бабушек-дедушек, и уже к девяти находился у ворот школы. Слава Богу, колесо у трамвая не отвалилось.

На крыльце уже стояли Света, Аня и Ксения. «Сколько раз я говорил себе: не приходить раньше всех. Так нет – пришел. Теперь вот и думай, вспомнят они вчерашнее или нет!» Вовремя увернулся от проезжающей машины (задумался), мне волей-неволей пришлось к ним подойти, да к тому же те уже заметили меня и сразу стали о чем-то перешептываться.

– Так, слушай меня внимательно, – начала Света. – Еще раз ты…

Тут дверь школы отварилась так резко и сильно, что ударила Свету и та полетела на землю. Из здания выбежал пацан класса десятого и припустился по улице. Следом за ним показался человек в белом халате, похоже, учитель-химик, а может еще кто.

– Я тебе покажу, как в туалете костер из пробирок с «летучими» газами разжигать. Тоже мне, придумал, директору на стол тринитротолуол класть. Беги, беги и можешь не возвращаться! Ты отчислен! Все, хватит нам с тобой мучиться…

– Ты в порядке? – спросила Аня Свету, чуть наклонившись вперед.

Та выплюнула пару зеленых листьев и, встав, произнесла:

– Пока ничего… Вечно с приходом Игната что-нибудь происходит.

– А вы что здесь делаете? – поравнявшись с нами, произнес мужчина. – Почему не на уроке? А ну марш! Перемена уже десять минут как закончилась. Тоже лодырничаете? Я…

– Из цирка мы, – перебила его Ксения.

– Из цирка… Какого цирка? Что вы мне цирк здесь устраиваете?

– Послушайте, – негромко сказал я, медленно поднимая на него глаза, – если вы не верите нашим словам – поговорите с директором! Там должны знать, что мы сегодня здесь выступаем.

– Хорошо, – наконец согласился он. – Тогда покажите что-нибудь из своей программы!

Все посмотрели на меня.

Так-так, значит, когда кто-то виноват – это всегда я, когда нужно из беды кого выручать – тоже я, сразу идут и моментально забывают кто прав, а кто виноват. Что ж, хорошо, помогу! Заведя руки за спину, я спросил:

– И что же вы хотите посмотреть?

– Я же сказал, что-нибудь!

– Ладно.

Я показал пустые ладони, сложил их вместе и через пару секунд, разведя в стороны, раскрыл два карточных веера. Затем опять сложил руки, и вот у меня осталась только одна карта. Взяв ее двумя пальцами, я запустил ее вперед и она, будто превратившись в бумеранг, описала дугу за мужчиной и полетела в сторону Ани. Поймав ее в метре от девочки, я показал всем, что это туз пик, но в следующее мгновение он поменялся на трефовый, а потом и вообще исчез, вслед за «растаявшей» основной колодой.

– Потрясающе! – произнес он. – Но я все равно спрошу у организатора, есть ли сегодня какой цирк.

– Зачем далеко ходить? Вон и объявление висит, – и я указал, через стекло, на приклеенную к стене нашу персональную визитную карточку – афишу.

Мужчина вошел в здание и подошел к указанному месту.

Почти в это же время появился автобус с остальными артистами. Выгрузились быстро и весело, так весело, что Иннокентий чуть не пришиб чемоданом Настю. Та даже ничего и не заметила.

Войдя в актовый зал, я понял, что это не тридцать четвертая школа и даже не одиннадцатая: кулис не было вообще – одно пустое пространство; одна единственная штора криво висела и прикрывала стену, чтобы присутствующим не так страшно казалось. Зал располагался не ступеньками, как в некоторых школах, а прямым ровным полом, который страшно скрипел. Сцена на удивление была ровной, но постоянно вибрировала и выгибалась то в одном, то в другом месте. «Ох, и не повезет же сегодня нашей моноциклистке!»

Представление началось вовремя, хотя некоторые артисты и не успели к началу переодеться. Несмотря ни на что, народу собралось много, заняли все имеющиеся в наличии скамейки, да еще и стулья у некоторых классов принесли. Скажу Вам по секрету, оказалось их всего-навсего шестьдесят восемь человек. В детских садах и то больше бывает, за сотню иногда переваливает.

В ударе сегодня отчего-то оказалась Фоменкова. Видимо, мои мысли дошли до ее подсознания, и она блестяще справилась с «Пластическим этюдом», отчего получила безусловно заслуженные аплодисменты. Не подкачала она и в «Акробатическом дуэте», завершив его не по отдельности, как это часто бывает, а синхронно с Настей, чем порадовали Любовь Васильевну, которая давно ждала от этих девочек настоящей цирковой работы. Сегодня они доказали, что цирк, скрипя зубами, еще пока может называться профессиональным.

Вот моноциклистка Вероника чуть не загубила всю программу, едва не свалившись со своего «велосипеда»: на третьем кругу ее поездки подвела одна из ненадежных дощечек, и девочка практически отлетела от своего реквизита. Но ей все же удалось сделать практически невозможное (оказывается, не один я иллюзионист в цирке). Зрителям, да и нам в том числе, показалось, что такое сошествие с моноцикла было запланировано и все, как обычно, идет по заранее продуманному сценарию. Одна только руководитель заметила ее ошибку и укоризненно покачала головой. Завершив номер, Вероника отложила в сторону одноколесный «велосипед» и села на стул, укрывшись за поставленную нами ширмочку. Ее настроение, из радостного и веселого моментально преобразилось в хмурое и подавленное. Я знал, что сегодня ей не повезло. Она глубоко переживала свой срыв и вскоре на ее розовом, от косметики, лице, выступили слезы – первые слезы, которые я увидел от Вероники (или вторые… эх, склероз-склероз). Девочка просто сидела с закрытыми глазами, обхватив голову руками и плакала. Она не спешила переодеваться на жонглеров не потому, что те были самым последним номером, а из-за того, что ее, по всей вероятности, мучили угрызения совести. Она – мастер езды на моноцикле – облажалась, испортила хорошее настроение Любови Васильевны и чуть не ударила в грязь лицом перед зрителями. Да, эта девочка любит подолгу поспать; да, она иногда ведет себя неэстетично, иногда спорит по пустякам с руководителями, но самое главное ее качество – отношение к своим номерам. Вероника понимает доверие и возложенную на нее ответственность, старается, по мере сил, делая невозможное, не подводить и показать себя во всем великолепии и красоте. Она безусловно, достойна называться профессионалом!

«Ее сентиментальность, пожалуй, превзошла мою, – подумал я, наблюдая за ней. – Никогда бы не поверил, пока не увидел собственными глазами. Обычно…»

– А теперь – фокусы. Встречайте! Игнат Белов!

«Прощай мысли! Никогда не дадут высказаться. Что за привычка перебивать в самый неподходящий момент?»

Выйдя на сцену, я взял со столика большой красный платок, окантованный желтой бахромой, и накинул его на левую руку. Взял там же палочку, окрашенную под цвет платка и, сделав в нем небольшое углубление, попытался палочкой пробить материал. Как ни странно, но она прошла сквозь платок, не сделав ни одной дырочки. Я показал зрителям целый и невредимый платок и опять накинул на руку. В этот момент я стал вынимать из-под него платочки. Первый, второй, третий, все разного цвета и с блестками, хотя в таком полумраке разобрать что-либо было сложно.

Вынесли сачок. Обыкновенный. Показав его со всех сторон, даже изнутри, я положил в него по очереди эти три платочка, сделал пару пассов и вытянул их уже связанными, а следом еще и полутораметровую веревку (где-то в середине зала послышалось: «Ух ты!»). Когда забрали «волшебный» сачок, я стал проделывать с веревочкой следующие манипуляции: завязал на ней четыре узла, не забыв показать их аудитории, но потом покачал головой и, сложив их в кулак, потянул за кончик свисающей части веревки – узлы исчезли. Тогда я завязал одно колечко (это тот же самый узел, только не затянутый до конца), второе, продел конец в одну петлю, в другую и у меня в руках вновь ровная веревка. Намотав ее на четыре пальца левой руки, я потянул за один из концов и на ней вновь четыре узла. Сделав недовольное лицо, и второй раз покачав головой – потянул… узлы растворились. Затем вновь обмотал вокруг руки, встряхнул, держась за один кончик, и на ней уже настоящие четыре неразвязывающихся узла. Скомкав ее – положил в карман, а достал оттуда пятидесятирублевую банкноту.

Порывшись по карманам дальше, я вытащил прямоугольный конверт и убедил публику в том, что он пуст (то есть раскрыл его и потряс). Потом положил в него деньги и… разорвал. В зале прошла волна удивления (мол, как это так, разорвать пятьдесят рублей). Но в следующее мгновение я «склеил» из останков первой совершенно новую и не порванную денежную купюру. Все облегченно вздохнули, так как поняли, что фокус удался. А вдруг бы нет?

На сей раз мне вынесли алюминиевый треугольник в красно-желтую полоску. Закинув туда полсотни, сделал взмах рукой и, улыбнувшись, вновь достал ее. Отдал ассистентке, улыбнулся, осматривая мальчишек и девчонок, ждущих эффекта и… достал другую, а потом еще и еще… В общем, собралось таким образом не меньше тысячи рублей. Аплодисментами зрители как бы сказали, что это самый лучший трюк из всех предыдущих, но у меня оставался еще финальный, к которому я незамедлительно и перешел.

Вызвав двух добровольцев из зала, я дал им в руки по два конца от двух длинных веревок, на которые повесил четыре кольца, завязав каждое по отдельности. У третьего одолжил, ненадолго, разумеется, костюмчик, более или менее напоминающий пиджак, продел в него рукава веревки, перевязал для большей надежности и… достал сначала одно кольцо – дал девочке, потом второе – дал мальчику, третье и четвертое, а потом костюм вдруг сам собой соскочил с веревок ко мне в руки, оставив в недоумении стоящих на сцене детей.

Отдав его обратно, взяв кольца и веревки, я отправил всех обратно по местам и, сделав завершающий комплимент, удалился вглубь сцены за собственную ширмочку.

«Вроде получилось все», – подумал я, переодеваясь на жонглеров.

Не скажу, что «Муха» прошла удачно (Подчечуйкина опять забыла свои слова), но зрители все равно смеялись, видимо, не обратили на это никакого внимания. В отличие от нее, «Ваза» и «Жонглеры» поразили публику больше, к тому же искусство жонглирования показывал ученик этой школы – Александр Продвинутый. Далеко же он продвинулся! Пришел в цирк еще полгода назад, а научился только мячи да булавы кидать.

Больше всего в представлениях Любови Васильевне нравилось говорить такие слова: «До свидания! До новых встреч!», так как выступление закончилось и не надо суетиться, бегать туда-сюда и волноваться за артистов, пройдет успешно номер или нет. После этого, мы, как и сейчас, быстренько собирались и выходили на улицу, где нас уже ждал автобус. В школах, как и в детских садах, мы не стремились долго задерживаться, ведь неизвестно, с какой стороны может выскочить ученик-другой и стащить что-нибудь особо нужное.

Идя по длинному коридору, мы прошли мимо ряда висящих полок, на одной из которых самой ближней к окну, сидела черная кошка, а, может быть, и кот. «Где-то я уже видел такую картину, – подумал я не останавливаясь. – Точно, на кухне у Вероники, когда однажды проходил мимо. Только там еще какой-то кактус с листьями стоял. Значит не та картина».

Оказавшись на крыльце школы, Любовь Васильевна, как всегда, по традиции, наверное, остановилась и обратилась ко всем нам, в то время как Сергей Дмитриевич вместе с водителем заносил реквизит в автобус:

– Хочу поблагодарить вас за сегодняшнее, для некоторых последнее выступление на этой неделе и в этом месяце. В целом оно прошло удачно, намного лучше, чем те, которые были раньше. Да, в некоторых моментах все шло не так хорошо, как должно было быть, но вы сегодня показали как раз именно ту программу, которая должна быть в настоящем профессиональном цирке. Особенно меня удивил Паша, который все-таки пришел один раз за всю неделю и не стоял у плюшечной, а направился сразу сюда, хотя и опаздал на пять минут. К сожалению, Подчечуйкина со своей ролью в «Мухе» не справилась. Оля, что случилось? Текст забыла или кого из знакомых в зале увидела?

Девочка пожала плечами и тихо (говорить громко у нее что-то редко получалось, по большей части все шепотом и как только в клоунскую группу попала):

– Извините! Этого больше не повторится!

«Неужели… неужели первый раз извинились за неудачное выступление?» У меня чуть бейсболка с головы не слетела. «Кто бы мог подумать, что Оля такое скажет? Это все-таки Подчечуйкина, а не кто-либо другой. Она только хихикать с девчонками умеет, а больше ничего! Но тут… Слов просто нет, да и мыслей тоже».

– Неужели хоть кто-то извинился, – будто прочитав мои мысли, воскликнула руководитель.

– Брось, быть такого не может! – изумился Сергей Дмитриевич.

– Да нет же, было! Все подтвердят!

Мы закивали головой, а мужчина заулыбался.

– Потрясающе!

– Теперь насчет завтрашнего выступления. Будет то же самое, что мы показывали в субботу, то есть дуэт акробатов и «Жонглеры». Значит, Иннокентий, Павел, Вячеслав и Ольга Микробывая приходят в четверг. Остальные в свое время, и раз все согласны на поездку, а родители не против, то тридцатого будем детально оговаривать план наших репетиций. До завтра!

Она вместе с Фоменковой, Скалкиной и Романовым села в автобус и поехала к шатру, намереваясь по дороге, то есть в центре, высадить эту троицу. Я же в сопровождении Кеши, Веры, Ани и Светланы направился… Никогда не догадаетесь куда! На остановку трамвая! Всю дорогу мальчик травил анекдоты, рассказывал всевозможные байки и истории, да еще пару раз пытался привязать Светину кофточку к сиденью трамвая, но каждый раз бдительная подруга Аня предотвращала диверсию. Такой вот веселой и шумной кучкой мы доехали до конечной остановки и разошлись по домам, обещая встретиться, может быть, даже и завтра, часа в три.

Вообще-то, по числу опрошенных респондентов, о которых я вычитал в одной очень интересной газете, понедельник считается очень тяжелым днем. Может, потому что он открывает новую рабочую неделю, может, это связано с какими-нибудь биомагнитными полями Земли, а может, это все корнями уходит в давно минувшие годы, когда один умник придумал эту дребедень? Так или иначе, но у меня, да и не только у меня, понедельник не такой уж и плохой день, как о нем говорят.

Как всегда, к трем часам прибежал Саня.

– Ты только представь, я сегодня такого леща поймал… О-о-о! Это нужно было видеть. Правда, он с крючка сорвался, да к тому же кусок удочки отломал, но зато какой красавец! Загляденье. Вот только не помню, был ли это действительно лещ.

– Я тут насчет шеста с руководителями разговаривал…

– И что?

По его лицу стало ясно, что он весь во внимании.

– Все в полном порядке. Шест с твоим, да и с моим участием будет, только не сейчас, а как минимум в сентябре.

– Тогда этот номер пролетает.

– Пролетает? Ты ведь сам набивался.

– Сам?

– Ну, ладно-ладно, за пиво. В чем же дело?

– В отличие от тебя, меня могут и в армию забрать.

Я с минуту молчал, глядя в только что выпитую кружку чая.

– Да-а-а, неприятные известия. Слушай, а может тебе в бубен дать?

– Ты чего, с балкона шибанулся?

– А что? Признают недееспособным по мыслительной части. Зато у нас в цирке останешься. Будешь всегда для поддержки и подтанцовки. У нас, кстати, сейчас новая шоу-группа создается «Анастасия и компания» называется. Ты там можешь махать чем-нибудь. Руками, к примеру.

– А не пойти ли тебе со своими танцами куда подальше? Маленький я, что ли?

– А я?

Он пристально меня осмотрел.

– Честно?

– По мере возможности.

– Тогда – да.

– Спасибо за откровенность. Может тогда тебя…

– Нет, не надо!

– А если…

– И думать забудь!

– Как знаешь, дело твое.

Зазвенел телефон.

– Слушай, будь другом – подойди, а?

Саша пожал плечами, говоря как бы: «Пожалуйста, делов-то куча!», но при этом не понимая, почему не могу подойти я. Он, не спеша подошел, снял трубку и как можно более выразительнее сказал: «Алло». Затем сделал еще более удивленное лицо и, положив его на место, сказал:

– Трубку повесили.

– Опять кто-то балуется.

– А что, разве еще звонили?

– А то! Почти каждый день наяривают.

– Колись!

– Нет, спасибо, я лучше чай попью.

– В смысле, карты на стол!

– Спасибо, но в «дурачка» что-то не тянет.

– Господи, как же он туп! Я спрашиваю, кто это был?

– Это? – кивнул я на телефонный аппарат. – А леший их знает. Мало ли кому в голову что придет.

За окном стояла великолепная погода, но на улицу совершенно не тянуло. Так что зря меня уговаривал Саня поехать с ним на озеро. Три часа прошло, как они отъехали на Мишкиной машине от моего дома, а я все стоял у окна и любовался природой. Ха! Какая природа может быть, сидя в квартире. Точно на чем-то помешался.

Деревья стояли спокойно, не качаясь и даже не шевеля листвой. Пропал и тот еле уловимый ветерок, который был с утра. Солнце двигалось к горизонту, хотя какой горизонт может быть в городе – сплошные дома, а между ними еще, а там опять и снова. Нет, природу нужно искать за городом и лучше всего в одиночестве, когда тебя никто не торопит и сам не спешит уехать, уйти из какого-нибудь чудесного места. Только в одиночестве, в лесной красоте, человек может найти себя, понять многое, до этого момента неизвестное, узнать новое, никогда не изученное. Природа вдохновляет людей, дает частицу спокойствия. Только тот, кто по-настоящему видит все это, может совершить многое!

«Почему все считают меня неспособным чувствовать сострадание?»

День восьмой

Эх, везет цирковым артистам, а наши ребята в училище учатся, работают – не повезло. Моя жизнь чем-то похожа на две параллельно идущие, но иногда пересекающиеся линии. Как же все-таки хорошо чувствовать себя кем-то значимым, на которого надеются и ждут.

На улице была такая же чудесная погода, как вчера, может даже и лучше, а до трех часов делать было нечего совершенно. Друзей в этот час дома, конечно, нет: Леша в школе, Мишка на работе, Саня по утрам вечно в гараже сидит, причем в соседском. Что там делать? Лучше на рыбалку сходить. Ну и что, когда до нее километров за двадцать? Прогулка по свежему воздуху никогда не помешает, наоборот, укрепляет опорно-двигательную систему нижних конечностей.

Прямо около уха затрещал надоедливый телефон. «Выкинуть бы его за балкон, чтобы не отвлекал от мысленных блужданий!» Я долго не снимал трубку, а он все звонил и звонил. Наконец, где-то после двадцатого гудка терпение лопнуло.

– Алло! – крикнул я в трубку, собираясь прочитать лекцию на тему: «Как плохо звонить и при этом не говорить ничего».

«Не «стиморола» же они переели, который так свяжет челюсти и сведет прямую кишку, что тогда уж точно лучше молчать, чем говорить». Но все мои надежды на заранее подготовленную речь не оправдались. Сквозь шум, треск и помехи пробился голос Миши – моего бывшего одноклассника и лучшего друга (по крайне мере он таким был, пока не стал злоупотреблять «газированной водой» с градусами), который, как Вы помните, участвовал со всеми остальными в весело-деловой операции «Вихрь антиревизор».

– Алло! – крикнул он еще громче меня.

«Ну, слава Богу, а то звонят тут всякие, не представляются даже!»

– А, Миш, здоров! Сколько лет, сколько зим! Отчего вдруг решил позвонить?

– Да сижу дома. Делать нечего. Никого нет, все на работе. Абсолютно все!

– Так ты к нам приезжай! У нас тут всегда весело.

– Ага. У меня проездного нет.

Я знал, что он скажет именно так. Сколько раз предлагал приехать, навестить: Саню, Леху… А он все: «Проездного нет! Проездного нет!» Забрался же черт знает куда – аж на другой конец города, там, где Лавочкина… или Скамеечкина… теперь уже точно не помню – километрах в двадцати от наших мест, это если на прямик считать. А уж если на трамвае да автобусе – все тридцать будет. Теперь если раз в месяц приедет – достижением считается. Что он там днями делает? «Воду» хлещет, от которой потом в голове «ни бум-бум»?

– Я чего звоню, тут на днях должен Юрик из Москвы приехать. Может, соберемся, где отметим?

«Ему бы все собираться!» Кстати, Юрий – один из нашей школьной четверки. Все «умные» ребята еще в шестом классе разбежались. Так мы до одиннадцатого вместе и продержались. Соотношение сил, конечно, было не в нашу пользу – четверо к шестнадцати, но в некоторых случаях девчонки уступали и соглашались с нами. На уроках мы всегда сидели на последних партах, таким своеобразным квадратом и учитель литературы всегда «подкалывал» нас чем-то вроде: «А что нам может сказать вон то заднее болото, удобно расположившееся среди всего этого цветника» (цветником он любил называть противоположную нам половину). Но мы сохраняли гордое молчание, и ему приходилось изрядно покричать, прежде чем добиться хоть какого-нибудь ответа.

– Отметим-отметим, только на следующей неделе, а то эта у меня полностью загружена.