Побег из ада, или Исповедь паникера

Часть 2. Первый

Глава 2.1. Моя подружка Смерть

Второй день я не могу выйти из дома. Моя подружка Смерть взялась за меня основательно. Она всегда так делает, когда чувствует, что я собираюсь от нее сбежать, чтобы совершить очередной маленький подвиг во имя ее противоположности. Потом она всегда меня находит, даже в самом безопасном месте, и начинает подло мстить. То схватит своей костлявой рукой за горло и немного придушит, прислушиваясь, дышу я или нет. Так, для острастки, чтоб неповадно было. Иногда на грудь взгромоздится и ждет, пока от бешеной скорости сердце не захлебнется кровью. А частенько своей косой под дых норовит ударить.

Но самая любимая ее игра – это водить меня по жизни на своем невидимом смертельном поводке. Только заиграешься в какой-нибудь песочнице, она тебя обратно требует. Ах не хочешь, так мордой в песок. Уплыл от нее подальше – на тебе, тони. Только куда-то взгромоздился – лети с пьедестала в зловонную лужу. Выпил с горя – душа воспряла, посмотрела вокруг: нет ее. Можно помечтать. Как же, с утра за все отомстит, все наверстает.

Везет же людям, которые живут без твоего ежесекундного холодного дыхания за спиной. Да ладно, бог с ними, с людьми, даже ты не сделаешь меня завистливым. Это означило бы спасовать перед тобой, но я не сдамся, не надейся.

Кстати, можно вопрос? Мне очень интересно узнать, как ты людей находишь, вроде меня, для своих иезуитских пыток. Все знают, что никому не удастся выскочить из этой жизни живым, и все рано или поздно, медленно или внезапно попадают в твои объятья. Везет только блаженным, они не знакомы с тобой и поэтому всегда счастливы. А мы, признавая их избранность, подаем им милостыню на паперти. Но подавляющее большинство людей проживают свою жизнь, реализуя по полной божественный закон свободы воли, и встречаются с тобой лишь в последний час. Какому дураку захочется осложнять и без того короткий маршрут от роддома до погоста постоянными мыслями о тебе и такими бессмысленными диалогами, которые веду я сейчас. Наверное, их хранит Господь.

Даже пожилые и больные люди могут позволить себе передвигаться в транспорте, стоять на остановках и в очередях, спускаться в метро, оставаться одни дома. Они могут искренне радоваться любым проявлениям жизни, видя свое отражение в своих детях и внуках. Не говорю уже о молодых и здоровых людях, которые даже себе не представляют, какой свободой и какими ресурсами они обладают, часто растрачивая их по пустякам. Только потому, что ты не прикасаешься к ним каждый день своей костлявой рукой.

А разве я представлял, когда был одним из них? Я, как и все, когда-то двигался вперед по дороге под названием ПРОСТАЯ ЖИЗНЬ – начальный уровень. До двадцати двух лет шел, не отставая, иногда даже кого-то и обгонял. Может быть, за это меня оттуда и прогнали, и я пошел параллельным курсом по другой дороге, где было написано: СЛОЖНО – уровень высший. Будто какая-то компьютерная игра, за исключением того, что горы, колдобины и буераки были натуральные. На этом пути я редко встречал попутчиков, а когда забирался на очередную вершину, стирая в клочья свою душу, смотрел на вереницу людей, одним из которых когда-то был и я. Они смеялись, пели песни, гуляли по площадям, летали на самолетах, купались в море. А у меня внутри закипал такой бульон, что и вспоминать страшно. В нем было все: и зависть, и жалость к себе, и отчаяние. По-настоящему можно оценить только то, что потерял именно ты, а ни кто-то другой.

Стандартный вопрос для тех, кто сталкивается с плохим сценарием. Почему Я? И за ЧТО? Какой я, к черту, геймер.

Что, что? Не всех способных берут в космонавты, а только здоровых. Ты имеешь в виду, что любой ботаник уже давно бы с тобой окочурился. Да? Я правильно тебя понял?

Только ты профессии перепутала. Одно дело – космонавты, другое – танатонавты. Первые – герои по добровольному согласию. А вторых никто и не спрашивал, и у них не было выбора, поэтому их героизм вырастает из страха, ненависти и жалости к самому себе. И гордиться тут нечем.

Мы всего лишь меньшинства. Нет, не те, которые сейчас в тренде и проводят свои парады. Я о людях, которые ежесекундно ловят внутренним локатором любой шорох в своем организме. Не забралась ли ты уже туда: в сердце или в голову. И любой сигнал оттуда они считают предвестником конца. Их не смущает, что этот конец длится уже много лет. Нет, нет, сегодня он точно состоится, убеждают они сами себя каждый день, превращая жизнь своих близких и свою собственную в настоящий ад.

Медицина говорит, что нас таких около процента от населения Земли. Людей, страдающих паническими расстройствами и сопутствующими им явлениями в виде многочисленных фобий, навязчивых состояний и вегетативных расстройств.

Вот бы парад получился. Представляю! Идет такая огромная толпа по Тверской к Красной площади. Все в предобморочном состоянии, может, с клаустрофобией, пошатываясь, но крепко держась за руки и подбадривая друг друга. В голове у каждого роится предательская мысль: «Зря я сюда пришел, бежать надо». Из динамиков звучит песня Бутусова:

 
Связанные одной целью,
Скованные одной цепью.
 

Да, без цепей никак. Паникеры все-таки. И несут они огромное чучело своего бога – ПАНА. Был такой в Англии языческий бог. Веселый был малый, и, когда ему было скучно, он бегал по Шервудскому лесу и представал перед уставшими путниками во всей красе. Волосатый и голый. Все в панике убегали от него. А он удивлялся почему: «Ведь я такой безобидный и милый». Сегодня таких парней за эксгибиционизм в психушку определяют. А тогда богом считали.

И вот мы вместе на Лобном месте сжигаем это чучело и становимся нормальными людьми, с нас спадают цепи, и мы расходимся по домам. Даже думаю, что многие предпочли бы воспользоваться метро, чтобы полюбопытствовать, что там изменилось за столько лет.

Да. Если бы было возможно провести такой групповой сеанс психотерапии и всех вылечить. Общество получило бы целую армию полноценных своих членов, и, я думаю, не самых плохих. Ладно, что я говорю за всех. Может быть, ты хоть меня отпустишь на пенсию.

Все-таки 25 лет безупречной службы. В какие только переделки ты меня не посылала. Рассказать людям даже не могу, за сумасшедшего примут.

Устал я уже сидеть в своем окопе. Тесно мне там. Сама видела, сколько раз я выскакивал из него в отчаянии с криком: «Пан или пропал» – и бросался на амбразуру жизни.

Потом, конечно, раненый, уползал обратно и, зализывая раны, вспоминал, как там, на свободе, здорово. Иногда даже успевал получать какую-нибудь награду.

А самое главное – в одну из своих первых вылазок я полюбил удивительную женщину. Понимаешь?

Ждет она меня там уже много лет. И очень надеется, что когда-нибудь увидит во мне не героя или труса, а нормального человека. Я хочу сводить ее в кино, в ресторан и другие места, куда влюбленные частенько заглядывают. А еще у меня есть мечта, даже страшно подумать: вместе с ней куда-нибудь полететь, в какой-нибудь красивый город на берегу моря, и вдвоем побегать по волнам. Она мне даже картину подарила с изображением этого города, весит теперь у нас в спальне. Я смотрю на нее, когда засыпаю и просыпаюсь. Думаю, нечестно будет не оправдать ожидания моего самого любимого человека.

Поэтому либо ты меня отпускаешь, либо забираешь с собой прямо сейчас.

Не отпускаешь? Ревнуешь, наверно. Понимаю, ты ведь женского рода. А не забираешь, так как хочешь, чтобы наша последняя встреча произошла по обоюдному согласию. И тебя не смущает, что ты не в моем вкусе, согласна немного подождать?

Жалко мне тебя. Ты все косишь и косишь, а древо жизни пышно зеленеет. Да все потому, что ЛЮБОВЬ – сильнее смерти.

Да, сегодня у меня не самый лучший день. Эти дни я называю последними, когда веду такие бессмысленные диалоги со своей смертью. Ведь я ее, наверное, и не замечу, когда она придет по-настоящему. А может быть, буду ей благодарен за этот мостик в другую жизнь, как это уже было со мной однажды на одной экскурсии.

Сколько было этих дней за последнюю четверть века. Если бы с такой эмоциональной силой, как в эти последние дни, я прожил всю свою жизнь, наверное, стал бы великим человеком. А если не великим, то просто свободным и счастливым. Это тоже немало, особенно когда ты думаешь об этом, как о безвозвратно потерянном и уже несбыточном. Как говорится, не с моим счастьем.

Вспомнился анекдот в тему.

Нью-Йорк. Экскурсионный автобус с туристами из Одессы. После прогулки по Манхэттену экскурсовод спрашивает:

– Все на месте?

– Все! – прокричал первым пожилой худосочный мужчина.

Автобус тронулся. Через десять минут его догоняет полицейская машина. В автобус врывается противная костлявая старушенция и говорит:

– Сеня! Не с твоим счастьем!

Да какое тут счастье.

Только вернулся из больницы, где врачи сказали, что с моим здоровьем даже медицина бессильна меня уморить. И был в прекрасном расположении духа. Сколько подвигов совершил за последние десять дней. Я был абсолютно уверен, что завтра сяду в самолет и окончательно распрощаюсь со своим прошлым. А тут ты меня поджидаешь. «Ты жива еще, моя старушка, жив и я. Привет тебе, привет. Выпьем с горя. Где же кружка? Сердцу станет веселей». Вот такой каламбур от классиков получился.

Думала, в больнице я оказался из-за нашей предстоящей встречи, и решила за мной не следить? Безмозглая старушка. Хоть здесь тебя обманул. Ты еще многого не знаешь. Зато уверена, что твой поводок в надежных руках и он не позволит мне даже выйти из дома, чтобы отправиться на работу.

И поэтому я сижу на кухне, пью чай и смотрю из окна на пролетающие в небе самолеты. Довольно грустное зрелище для любопытного человека, привязанного к креслу пожизненно.

Сколько раз, смотря на них, я мечтал оказаться там, на борту, среди людей, которые через несколько часов окажутся на научном симпозиуме, деловой встрече или просто на лежаке у теплого моря. Ты же знаешь, как я хочу увидеть море.

И тебе становится радостно, когда на моих глазах, смотрящих в небо, появляются слезы.

Да, да, конечно, я понимаю. Ничего личного и безналичного. Смерть не должна понимать жизнь и радоваться ей. Нарушатся вселенские законы единства и борьбы, все полетит к чертям собачьим.

Все, мне надоело сидеть в твоих объятьях. Надо чем-то себя занять, чтобы отвлечься, пока ты не затащила меня в постель с целью грубого насилия над моей израненной душой и не накрыла колючим одеялом очередной панической атаки.

Сажусь за письменный стол и открываю свою красную тетрадь. Это моя тайна, о ней не знает никто, даже ты, моя пиковая дама. Когда я чувствовал твое холодное дыхание за спиной, всегда успевал ее спрятать.

Эту тетрадь много лет назад мне подарил начальник нашей армейской типографии. Их печатали только для генералов в подарок к Новому году, чтобы те помечали в них свои важные военные мысли и не забывали о финансировании убыточной внештатной типографии. Эту красную тетрадь я, будучи в то время капитаном, сразу же унес домой, мечтая однажды тоже стать генералом и записывать в нее не менее важные мысли.

Генералом мне стать не удалось. 1991 год изменил все планы на этот счет. А в ноябре 1992 года в этой тетради появились мои первые записи. Они были далеки от военных стратегических замыслов, как и я от звания генерала, но при этом не лишены победоносных амбиций в самой жестокой и бескомпромиссной битве за самого себя, которая велась уже очень давно. Иногда в этой тетради я сравнивал себя с разведчиком, который делает очень важное дело, находясь во вражеском логове, но никому не имеет права о чем-либо рассказывать и тем более открывать окружающим то, кем он является на самом деле. Да уж, нет хуже призвания, чем быть обезличенным героем или трусом – как кому повезет.

Пришла на ум дурацкая метафора: «По улице шел человек. Он был героем, хотя это не было заметно ни с первого, ни со второго и даже ни с третьего взгляда. Он так оглядывался по сторонам, что был скорее похож на труса. Но это был настоящий герой, и это сразу бросалось в глаза. Он был скромен. Скромен настолько, что его скромность производила впечатление наглости. Он был несчастен до такой степени, что окружающие считали его самым счастливым человеком».

Единство и борьба противоположностей, отрицание отрицания, переход количества в качество. Все эти философские законы не дураки придумали, а умные люди, способные наблюдать за природой мира и человеческого бытия таким образом, чтобы увидеть в них закономерности.

Самые смелые и отчаянные поступки в своей жизни я совершал, когда был загнан в угол своими страхами. Беспричинная и возведенная в абсолют ненависть к самому себе научила меня понимать и принимать совершенно разных людей. Многолетняя вереница страданий и боли научила находить счастье в коротком миге остановки между ними.

Я очень часто был этим исследователем и доверял своей тетради самые сокровенные мысли, когда мне было беспредельно плохо. Это еще называется эпистолярной психотерапией. Когда душевная боль переносится на бумагу, тебе становится значительно легче. И ты по прочтении сжигаешь эти исписанные листки, словно уничтожая немого свидетеля своей слабости, в надежде, что она покинет тебя навсегда и наконец можно будет стать простым человеком таким, как все, а не избранным злыми силами, подопытной мышью для каких-то непонятных опытов.

Да-да! Про злые силы – это про тебя, муза ты моя беззубая. Чего лыбишься, доброе слово и смерти приятно? Кстати, давно бы себе вставную челюсть сварганила, чтобы своих клиентов так не пугать. Куда уж еще. Да не заглядывай ты так, любопытная нашлась.

А знаешь, у меня есть для тебя интересное предложение. Если уж так получилось, что мы с тобой стали неразлучной парой, может, наконец помиримся и найдем в этом какой-то смысл. Посуди сама, я устал от страха перед тобой, а ты устала от попыток забрать меня в свои объятья. Пока я боролся с тобой, практически лишился жизни, утратил все, что было завоевано большим трудом. Потерял многих людей, которым был когда-то интересен, упустил возможности реализовать себя как человек, рожденный для созидания и свершений. Я стал просто нулем. Как в анекдоте:

Приходит к психотерапевту пациент и говорит:

– Доктор, помогите! С работы уволили, жена меня бросила, сын – наркоман, дочь ушла на панель. Что мне делать?

– Пациент, успокойтесь, вы не Один. Вы Ноль!

Не смешно? Мне тоже.

Когда ты встречаешь в своей жизни законченных приколистов, посредственных двоечников, ленивых троечников, перспективных хорошистов и удачливых пятерочников, понимаешь, как сложно находиться в центре абсолютного ноля и считать себя в нем маленькой частичкой. И чтобы выбраться из этого замкнутого круга наружу, тебе предстоит родиться заново. В муках, в крови, в криках, как когда-то ты выбирался на этот свет из утробы матери. Если у меня это получится, ты отпустишь меня, хотя бы на время.

Как тебе предложение?

Победить тебя, конечно, невозможно. Можно победить только страх перед тобой. С этого начинается настоящая жизнь. Но для одних это как дар божий, подарок на их первый день рождения. Другим приходится долго за это бороться, чтобы когда-нибудь, стоя рядом со своим поверженным врагом, понять одну важную вещь. Самое главное, что может сделать человек для продолжения человечности, – это победить свой страх. В любых ситуациях и при любых обстоятельствах.

У меня осталось немного времени для этого, всего лишь два дня и две ночи. Если получится, я покину тебя на время и отправлюсь в аэропорт, чтобы улететь в другую жизнь и начать все сначала. Ведь жизни, как и любви, все возрасты покорны, можно все наверстать или хотя бы что-то отвоевать у прошлого. Если же нет… даже не хочется думать об этом «если».

Хоть в петлю. Нет, на это не хватит мужества. Или пустить себе пулю в лоб, как полководец, проигравший самое главное сражение. Тоже не вариант. А вот если 500 грамм алкоголя, потом пожалеть себя до соплей, шлифануть десятью плохими таблетками и просто уснуть – вот это достойный исход для законченного неудачника. Даже хорошо, что я об этом думаю. Мое подсознание такое хитрое нечто, может начать юлить и притворяться, что идет мне навстречу, а само незаметно пятится назад, в свое привычное убежище. И потом не отыщешь его в лабиринтах мозговых извилин. Пускай знает, что обратного пути нет.

За нами заградительный отряд. Если что, все тут ляжем. Может, так будет проще с ним договориться?

Так получилось, что всю свою сознательную жизнь я посвятил бессмысленной и изнурительной борьбе со своим воображением, которое всегда рисовало в моем сознании различные сценарии моего личного апокалипсиса. Просыпаешься, для того чтобы умереть днем, и боишься уснуть, чтобы ночью не проспать свою смерть. Вот такой незамысловатый жизненный сценарий для одного никому не известного, но талантливого актера, который всегда умудрялся в свою трагическую роль привнести элементы романтической драмы, а иногда комедии, где окружающим рассказывают не всегда уместные анекдоты. Какой вселенский драматург проводит кастинг и утверждает актеров на роли в одноактных жизненных пьесах – неизвестно. Но, видимо, он руководствуется принципом: с чем можешь справиться, то и играй? А если уже надоело и нет сил лицедействовать в пустом зале, который покинули даже самые преданные зрители? Надо бежать, пока Карабас-Барабас – наш профсоюзный деятель – не подвесил меня на крюк, как других отыгравших свое кукол.

Легко сказать – убежать, от себя не убежишь. И ведь не оставишь свою голову в тумбочке, выходя на люди. Кто тебя за человека воспримет без головы? Хотя со своей башкой ты больше на живой труп похож, чем на человека.

Конечно, все это какой-то деструктивный бред. Но для подобных мне людей это в порядке вещей. Это их образ жизни, последствия мыслей, которыми они не силах управлять. И у них нет другой реальности, кроме этой, пока они окончательно не сойдут с ума и начнут говорить не со своей смертью, а, например, с табуреткой или вот с этой красной тетрадью, как я это сейчас и делаю.

Но что-то я отвлекся от темы. Я так понял, примирение невозможно. Значит, вызов брошен. Ты его, конечно, приняла. Будем стреляться. За мной остается право выбрать секунданта. Ведь ты меня хочешь убить, а не я. Разве можно убить свою смерть? Ее можно только отсрочить.

Табуретка, конечно, мне не помощник, а вот эта красная тетрадь, думаю, подойдет.

И моим оружием будет – слово.

Я постараюсь перед нашей дуэлью ей все рассказать о себе и о тебе, а потом пусть этот секундант сам решает, что делать. Махнуть своей красной обложкой, после чего я выпью эти таблетки и запью их водкой. Или она распахнет свои страницы и разведет нас по сторонам на время, которым я воспользуюсь по-настоящему. Ты уж поверь, фантазии мне хватит.

Твоего согласия я не спрашиваю. Из нас двоих лишь я умею говорить. Твое предназначение – только наблюдать и ждать своих жертв. Особенно тех, кто имеет обостренную способность слышать твой безмолвный голос или замечать по ночам твою черную тень у своей постели.

Глава 2.2. Красная тетрадь

Цвет моей жизни – красный. Такой же, как и у тебя, моя подруга, моя красная тетрадь. В этот цвет часто окрашивались паруса моей жизни и моей любви, когда они сдувались от боли и отчаянья. Давненько я тебе не исповедовался. Ты очень похудела с тех пор. Извини. Просто один психотерапевт, лечивший мою голову, когда узнал о тебе, посоветовал сжечь все то, что я рассказывал тебе долгие годы. Он надеялся, что это поможет мне освободиться от своего отрицательного прошлого опыта. Я исполнил указание, потому что доверился ему. Надеюсь, тебе не было больно. А мне было, уже потом. Когда и прошлое бумерангом вернулось, и половину тебя потерял.

Сегодня нам с тобой предстоит очень сложный марафон. На все про все два дня и две ночи. Мы должны восстановить все, что я рассказывал здесь, и то, что еще расскажу. И ты должна мне в этом помочь. У тебя многое осталось в памяти. Ведь не все мои слезы исчезли с тех страниц бесследно.

Хочу с тобой поделиться своим большим секретом. Я замыслил побег. Правда, еще неизвестно, в какую сторону. Рядом с тобой на этом столе расположились бутылка водки, упаковка очень плохих таблеток и билет на самолет по маршруту Москва – Ларнака. В этом городе меня ждут друзья на научном симпозиуме, будем так говорить. Что касается другой стороны – пока не известно. Может, там никто и не ждет.

Выбор какой-никакой, но есть. И тот и другой страшный, пугающий своей неизвестностью, как будто какой-то великан держит меня за гениталии над пропастью. Сжимает их сильнее и сильнее, и мне нестерпимо больно. Но попросить его разжать руку язык не поворачивается. Да, либо ты хватаешь свою жизнь за жабры, либо она хватает тебя за самое больное место и управляет тобой.

У японского писателя Мураками в одном из рассказов есть такие слова: «Самое жуткое в нашей жизни – не страх. Он был всегда, он и до сих пор является нам в разных обличьях, иногда портя жизнь. Самое жуткое – повернуться к нему спиной и закрыть глаза. И тогда мы уступаем ЧЕМУ-НИБУДЬ свое самое сокровенное».

В моем случае это была волна. Ах если бы у меня была только волна. Отдельного страха можно легко избегать и крайне редко с ним встречаться. К примеру, моя жена панически боится змей. И не может видеть их даже на картинке или по телевизору, не говоря о том, чтобы увидеть вживую в зоопарке. И что, этот страх совершенно не мешает ей жить.

Мне приходилось отворачиваться и закрывать глаза в самых разных ситуациях: при виде приближающегося хвоста автомобильной пробки, в лифте или общественном транспорте, в очередях, на вечеринке у друзей, в скоплении людей, на открытом пространстве, в кресле стоматолога или парикмахера, в состоянии скованности и неспособности убежать. Я, как та собака Павлова, иду по жизни в сопровождении звука колокольчика, который включает условный рефлекс паники и страха смерти в том месте, где мне было плохо. А плохо мне было всегда и везде, и много раз.

Со временем становится очень сложно из-за отстраненности и непохожести своего Я чувствовать какую-то общность с МЫ. Поэтому люди вроде меня очень быстро теряют свои социальные связи, уходят на самоизоляцию в четырех стенах и превращаются в людей с ограниченными возможностями без медицинского заключения.

Но мне всегда помогала вера в то, что не стоит отказываться от своей судьбы, даже если кажется, что она отказалась от тебя. Не мы проживаем свою жизнь, а она проживает нас. Жизнь – это все-таки МЫ. Всегда найдутся люди, которым мы будем нужны, и они готовы принять нас любыми, даже лежащими на уровне плинтуса. Может, кто-то даже продолжает нас любить, несмотря на то, что мы уже разлюбили себя. Я часто так себя успокаивал, и это помогало мне оставаться на празднике жизни пусть даже и грустным, но гостем.

Я всегда считал, что самое главное – это иметь свое самое сокровенное, то, что живет в сердце и покинет тебя только с последним его ударом. Именно это самое сокровенное, которое я называл ЛЮБОВЬЮ, заставляло меня с приближением очередной волны страха сначала поворачиваться к ней спиной и закрывать глаза, а потом идти ей навстречу, с обреченностью человека, погибающего во имя своей любви. Сколько раз я воскресал благодаря ей. Мне кажется, что я прожил тысячу жизней. И после каждого прощания с ней я получал еще одну. Часто я уезжал из дома с уверенностью, что больше туда не вернусь. И после дня, проведенного за пределами жизни, я смотрел в любимые глаза и словно получал самый дорогой подарок к очередному дню рождения.

Эти две женщины – ЛЮБОВЬ и СМЕРТЬ – вошли в мою жизнь почти одновременно. Одна как испытание, другая как спасение. В этом противостоянии я прожил много лет. Да, со мной происходило то, что происходило, так как другого со мной случиться просто не могло. Это все-таки моя судьба. Но, как сказал Ремарк в «Трех товарищах»: если ты не сдаешься, то сможешь победить даже свою судьбу.

Видимо, на моем фронте наступило время перемен, когда количество прожитого опыта, пускай не совсем удачного, должно перейти в новое качество. И с одной из этих женщин мне нужно расстаться. А то какое-то многоженство получается, и обе ревнуют.

Ты не будешь, подруга, возражать, если я приклею эти два слова на твою обложку?

ЛЮБОВЬ или СМЕРТЬ.

Да, ты права. Я как клубок-колобок. И от бабушки ушел, и от дедушки ушел. И от зайца, и от волка, и от медведя ушел. А потом попал хитрой лисе на язык и так долго пою ей свою последнюю песню.

А еще я неумелый паук, который запутался в творении собственных же рук.

Нам с тобой сегодня предстоит и с языка лисы соскочить, и паутину моей жизни распутать.

Задача не из легких, но и выбор невелик. Он перед нами на этом столе.

Мне судьба подарила самую прекрасную женщину на Земле, а я даже не могу пригласить ее в театр, на романтический ужин или в путешествие. Насколько у нее осталось терпения быть для меня сопровождающей и сиделкой. А если не много?

Надо, наконец, окончательно разобраться, как мой клубок-колобок докатился до сегодняшнего дня и что мне с ним делать.

Я надеюсь, что ты, моя старая подруга, поможешь мне. И станешь для меня сегодня самым умным, добрым и внимательным психотерапевтом. И, пожалуй, единственным, кто сможет дослушать меня до конца.