Мой друг – Тишина

– Да это фак, какой-то! – взвизгнул Аморалис и чуть не упал в уныние, потрясённый такой бесцеремонностью Ростика, наступившему ему на ногу. А ведь Аморалис весь вечер пребывал в расстройстве чувств, после того, как почувствовал тяжесть на левой ноге, а когда посмотрел на неё, то и вовсе испытал душевную боль при виде такой демонстративной, чьей-то неизвестной выходки, оставившей свой грязный след на его ноге. И конечно же, Аморалис, не смог сдержаться и в первый раз за вечер, вслух, (про себя он без этих злоупотреблений не мог дать должную оценку окружающему его миру) обратился за помощью к фак-там, которых, как все поняли, у него достаточно для того чтобы закрыть кому рот, перекрыть тому кислород, ну и тому подобное.

– Что-что, а в фактуре Аморалису не откажешь. – Внимая Аморалису, удовлетворённо покачивал головой фотокорреспондент газеты «А и факт» Орех.

– И не говори, умеют они одним словом зааргументировать себя. – Поддакнул Ореху носитель его штативов и объективов Грецки.

– А я тебе, что всегда говорил. Всегда отталкивайся от фактов, а уж к ним всё остальное приложиться. – Орех не может не дать воли своему наставническому характеру, любящему всех поучать и наставлять на путь истинный.

– Тогда может ещё разочек, незаметно фактнём его. – С хитринкой в глазах, спросил Грецки Ореха.

– И не разочек. – Подмигнул ему Орех, решивший на сегодняшний вечер взять выходной и стать частным папарацци, у которого до всего есть дело и в особенности до тех дел, которые если он попадётся, могут в ответ очень бурно его отфактиризовать.

Но пока его решение домысливалось, Аморалис потрясённый увиденным, не смог сдержаться и, побросав все притянутые к нему руки, уже было рванул на выход в поиске своего менеджера, о чей зад можно было не раз вытереть носок своего ботинка, как был перехвачен своим личным актёрским агентом. Ну а актёрский агент, это не то что какой-нибудь агент из Ми-6, который всё больше полагается на рекламу своих способностей в кино и на технические штучки спрятанные в каких-нибудь, так себе часах. Нет, агент по работе с актёрами, не может полагаться на совершенство этого мира, когда каждый день видит перед собой этого слабака и нытика, который только благодаря его наплевательскому отношению к жизни и само собой в лицо актёру, заставляет того раз за разом перевоплощаться в саму мужественность и желанность для всякой, даже мало романтически настроенной дамы. После чего актёра ждёт успех, ну а агента солидная процентовка.

Но и в этом, на вершине успеха случае, агенту ни на секунду нельзя расслабляться, ведь актёры такой неблагодарный народ, которому только дай роль и он может настолько заиграться, что совершенно забудет, что не он режиссер. Что всякому агенту, честно слово, очень обидно слушать и слышать, и поэтому, для того чтобы таких рецидивных случаев не происходило, каждый агент должен постоянно быть начеку и рядом со своим подопечным, которого он должен постоянно поправлять и делать замечания, указывая на его неприспособленность к жизни и даже актёрству. И главное, что не будь рядом с ним его агента, то грош цена всему его актёрству.

Ну и плюс ко всему, железная хватка, в которую и попал Аморалис (в девичестве или простонародье Антонио), схваченный его агентом Родригесом, на чьём плече, к потрясению ничего не пропускающих женских сердец, и заплакал этот брутальный Аморалис.

«Никто меня не любит. Никому я не нужен. Только ты, Родик, понимаешь меня. Senza di te sono nessuno». –Аморалес на виду у всех залил слезами плечо Родригеса, который хоть и был рад такой признательности; но не на людях же.

– Ну, полно-те. Не стоит так убиваться. Крепись. – Родригес начал приводить в чувство Аморалиса, пощипывая его за бока.

«Он душка. Под таким мужественным телом, я всегда знала, что должно находиться чувствительное сердце. Он мой идеал. Из него неплохо будет верёвки крутить». – Расслабились в ногах, переживающие за Аморалиса и за себя, пустившие слезу поклонницы его таланта.

– Нон комментарий. – Спохватив за шкирку Аморалиса Родригес, пробивая своей рукой дорогу, увёл Аморалиса подальше от любопытных глаз в vip-ложу, чтобы уж там, как следует, пропесочить Аморалиса за его не слишком уверенную актёрскую игру, которая не вызвала ни одного падения с ног поклонниц его таланта.

– Да, без слёз актёр не может состояться, как актёр и я скажу даже больше, что любая брутальность, как раз крепится на слезах всякого экранного героя. И герой никогда не постесняется, и на глазах, ради миллионов своих поклонниц, возьмёт и пустит экранную слезу; и не обязательно при резке лука. После чего поклонницы ещё больше воспылают жалости к своему даже к двухметровому няшке или пушистику, которого они тут же готовы взять под свою защиту. Но не кажется ли тебе Антонио, что ты в последнее время злоупотребляешь моим доверием и слишком часто начал пускать слёзы. – Родригес остановился напротив Аморалиса и серьёзно посмотрел на его, до сих пор всхлипывающую, с потёкшими глазами физиономию.

– А ты это видел. – Аморалис вытягивает вперёд ногу и показывает Родригесу следы грязных неаккуратностей на туфле.

– Я вижу, что ты опять пользуешься контрофактной тушью, раз она стекает с твоих глаз на нос. – Жестоко отвечает Родригес, которого так просто на туфель не возьмёшь, когда перед его лицом стоит, не только потёкшая рожа Аморалиса, а ему видится спонсорское лицо производителя одной стойкой туши, который не дай бог увидит такое отступление Аморалиса от своих контрактных обязательств.

– Я перепутал. – Аморалис пытается отмазаться, но он забыл, с кем имеет дело. И Родригес одной рукой схватив его за нос, пододвинул к себе, где и принялся с помощью плевков ему в лицо и салфеток, смывать всю эту чёрную текучесть. Но видимо это оказалось мало и Родригес, прихватив со стола бутылку воды, плеснул её в лицо собравшемуся было увернуться Аморалису. Да куда там ему увернуться, когда Родригес имеет разряд по вольной борьбе и он, вдарив тому по макушке, остудил его поползновения на самостоятельность, после чего уже спокойно домыл лицо Аморалиса.

– Вот это другое дело. – Отойдя в сторону на пару шагов и убедившись в чистоте лица Аморалиса, сделал свой вывод Родригес.

«Я это запомню». – Покусывая губы, смотря исподлобья на Родригеса, в тысячный раз проверял свою память Аморалес, у которого таким знаменательных событий было уже и не счесть.

– А мне плевать, когда дело касается успеха. А он, как я вижу, находится на грани.– Ответил ему Родригес, определённо умея читать по глазам. – Сегодня они перестали падать при виде тебя, завтра они перестанут с придыханием пришептывать твоё имя, а послезавтра, что? Горбатая гора? – Схватив себя за голову, теперь уже Родригес не может успокоить себя. Но к своей неожиданности, его слова находят совершенно другой отклик у Аморалиса.

– А я, знаешь ли, всегда хотел сыграть альпиниста. – Заявляет Аморалис, роняя Родригеса на диван и заставляя его припасть к бутылке (не минеральной воды), которую он решает допить, а затем с помощью её вправить мозги Аморалису. Но не успевает Родригес приступить к своему коварному плану, как напев Аморалиса: «Если друг оказался вдруг…», – напрочь лишает его ориентации и самообладания, с которым он хватает бутылку и, не дозируя её по рюмкам, из горла, в два глотка выпивает, чем приводит в замешательство Аморалиса и себя в том числе. Ну а в этом независимом от его желаний состоянии, полёт мысли Родригеса, вдруг в одно поступательное в живот мгновение, так высоко вознёсся, что он поначалу даже испугался, что эта запредельность не сможет быть охвачена его разумом.

Но видимо там сверху это учли и, создав предел или некий потолок, тем самым не дали Родригесу вознестись выше, чем он может представить или нужно не представлять. Ну и он уперевшись в этот потолок головой, сначала конечно возмутился этому ограничению, ну а потом сильно вдарив в него, почему-то правда головой, убедился в дальновидности провидения и решив не испытывать больше судьбу, вновь рухнул под стол. Правда, каким-то последним духом, Родригес сумел-таки, если не увидеть, то осознать, что стол бы не единственной веской причиной его падения, и что находящаяся в руках Аморалиса бутылка, посодействовав столу, отправила его в глубины бессознания.

– Как так-то? – Сам не понимая, что сейчас произошло, переводя свой взгляд с поверженного Родригеса на находящуюся бутылку в своих руках, задаётся вопросом вновь потёкший Аморалис.

«Ты всё правильно сделал» – В ушах Аморалиса отдаётся голос незнакомца, который, как он уже и не помнил, каким-то неведомым способом, вручил ему бутылку в руки и убедил!!

– Нет, это не я. –Аморалис уже было захотел заорать о своей невиновности (ведь о ней всегда только в таком, громком ключе заявляют), но потом одумался и тихо сообщил себе об этом. Затем вытер бутылку салфетками, отставил её подальше на стол, наклонился к Родригесу, послушал его и, убедившись в наличии дыхания, решил пока оставить всё как есть, а сам отправился за алиби в танцевальный зал.

Ну а там все только того и ждут, когда Аморалис появится на сцене. Где Аморалис, конечно же, никого не подвёл и выдал такое, что все это надолго запомнили и потом даже вспоминали. Ну а Аморалису только этого и надо. И он, как только получил это алиби, призвал на помощь своего менеджера, с кем ему вдруг нестерпимо захотелось выпить. Ну а стоило им только войти в свою vip-ложу, то к неожиданности Аморалиса и его менеджера, Родригес не подождал их и, нализавшись в одну харю, был достойно наказан небесами, отправивших его под стол.

Из под которого и которого, и из всего этого надуманного и ненадуманного им (Родригесом), его лишь только тогда вытащили, когда Аморалис собрался ехать к себе в гостиницу. Ну а Родригес по рекомендациям Аморалиса, дабы здесь не оставаться, и был вытащен из под стола, специально для этого обученными людьми. Ну а когда они уже продвигались или вернее сказать, Аморалис продвигался, а Родригес был выносим, то Аморалис был вновь атакован своим поклонницами и вынужденный встать в круг, дал возможность фотографам сделать прощальное для его алиби фото(алиби, такая штука, что их мало не бывает). Которое и запечатлело не только фотогеничность Аморалиса, но и его фотовыразительность, с которой он и обрушился на Ростика, прошедшего, как трактор по его ноге (а нефиг, так быстро круг покидать).

Но Ростик ничего не слышит и даже не видит, а ведомый своей интуицией, следует за Точем, который, в конце концов, и приводит их обратно в паркинг к машине. Ну а когда изменяется твой ход по жизни или по дороге, то и блуждающие в голове мысли, не могут не принять новую реальность и не проследовать вслед за твоими ногами, которые остановившись, дали мыслям больший манёвр для раздумий. Которые, думать не надо, а начинаются с начальной буквы алфавита, с которой и обратился ко всем Ростик: «А…».

Но почему-то, следовало ожидать того, что ему не дадут договорить или же сказать «б», что, в общем-то, так и случилось при появлении вслед за ними, в слегка потрёпанном виде Тишины. Что, конечно, не отменяло того, что Ростик перенаправив свой вопрос, может произнести своё «б», уже в другом контексте, но вмешавшийся Точь, со своим ехидством, перебил его.

– Что-то ты долго и даже заметно. – В словах Точа, явно проскальзывал намёк на несовершенство костюма Тишины, который всегда выпячивал вперёд свою аккуратность во всём.

– Это отголоски их настырной активности. А без этого, сам знаешь не обойтись. – Ответил улыбающийся Тишина, поправляя и застёгивая пуговицы на своей рубашке. После чего наступает небольшая пауза для осмысления того, чего каждый в отдельности и, в общем, хочет осмыслить, где Тишина приводит себя в порядок, ну а все остальные смотрят на него. Что, конечно, не проходит мимо внимания Тишины, который улыбнувшись, не может смолчать и заявляет, что он, конечно, всегда знал, что пользуется большим успехом, как среди женского, так и другого любознательного пола, но всё же хотел бы знать, а что у них других дел что ли нет, как только пялиться на него.

– А мы, знаешь ли, хотим тебя послушать. – Само собой, Точь решил съязвить в ответ.

– Значит, хочешь послушать. –Тишина внимательно посмотрел на Точа. – Ладно, слушай. А наши дела складываются таким образом, что, судя по всему, по горячим следам нам не удалось его обнаружить. Из чего я делаю вывод, что придётся нам открывать новое дело и начинать расследование.

– Так нечего было заниматься всякой беспечностью. – Последовал недовольный ответ Точа, на который в свою очередь недовольно ответил Тишина:

– Я тебе, сколько могу повторять. Где меня нет, а стоит один шум и хаос в голове, я бессилен и не могу ничего увидеть.

– Да я знаю. – Неожиданно тихо и даже смиренно ответил Точь. – Просто…опять придётся вытрясывать душу.

– А без этого не бывает. Но ничего. От нас он не уйдёт. – Похлопав Точа по плечу, заявил Тишина.

– Да вы про кого? – Резко спросил Ростик, которому, по всей видимости, уже надоели все эти загадки и недосказанности. На что Тишина и Точь переглянулись, после чего Тишина, приблизившись к Ростику, ухватив его плечи, внимательно посмотрел ему в глаза и, убедившись в чём-то своём, медленно заговорил:

– Это тот, кто…– Но вдруг внезапный окрик Точа: «Смотрите!», не дал Тишине договорить, заставив всех в тот же момент отреагировать и посмотреть на это его смотрите.

А посмотреть действительно было на что. И хотя общая картинка из стоящих в своём парковочном виде автомобилей, ничем особенным не могла похвастаться и все машины стояли в точно очерченных для стоянки местах, то при детальном рассмотрении рядом с ними пристроившегося такси, можно было кое-что заметить, что и заметил Точь. А заметил он, что из окна этого припаркованного такси, на них ухмыляясь, смотрела нарисованная на заднем боковом стекле малосимпатичная рожица. В чём, конечно, опять же ничего удивительного не было, при наличии на улицах такого огромного количества талантливой молодёжи, которой, дай только повод проявить свою креативность, и она не подведёт. Ну а за поводами далеко ходить не надо и любая замызганность автомобиля, тут же находит свою мимо проходящую находчивость, которая, не успел даже водитель зайти за угол, как уже написала на стекле машины своё послание ему: «Помой меня!».

Что, в общем-то, и в данном случае можно было приписать за дар этому серому миру какого-нибудь весельчака, которому решительно скучно стало расставаться с платой за проезд, и он решил, что надо таким весёлым способом, отблагодарить водителя за его быструю езду по грязным лужам. Всё, конечно так, да вот только эта весёлая рожица была нарисована не на грязной поверхности стекла, которое было даже очень чистым, а она была выдавлена на морозной изморози, покрывшей стекло двери машины. И вот это-то обстоятельство и вызвало живейший интерес у Точа, с которым он и призвал своих спутников посмотреть на это.

– Он здесь был. – Только и сказал Тишина.

Глава 5

Сумерки встреч.

Не трудно заметить, а ещё труднее пройти мимо того факта, что не только окружающий мир определяет наше умонастроение, но и сама внутренняя душевная константа накладывает свои краски на внешний мир. Что, видимо, учёл следовавший своим путём одинокий прохожий, который, не смотря на ясность погоды, вооружившись зонтом, с помощью его скрывал не ясность и нахмуренность своего лица. При этом этот одинокий прохожий не слишком спешит раскрываться, и медленным шагом, под прикрытием своего зонта, который опущен до уровня его глаз, следует от одного шумного людского барного пристанища, скорей всего к другому, до которого, судя по выбранному им маршруту, можно добраться лишь путём различных подворотен.

И хотя такой путь не только скучен, тёмен, но и нередко опасен для одинокого путника, то он, судя по всему, не то что не учитывал эти возможности, а скорее всего, решил не обращать на них внимание и, заставляя считаться только с собой, большее значение придавал своей хмурости настроения или характера, который опираясь на его внутреннюю силу и мотивы, сам и нёс угрозу окружающему миру. Так что, наличие в его руках зонта, пожалуй, имело своё приложное обоснование, не давая раньше времени или лучше сказать, вне зависимости от окружающей погоды, не позволяло промокнуть лицам слишком любопытных, так и спешащих заглянуть туда, куда их не просят прохожих. Ну а то, что одинокий прохожий, надвинув на свои глаза зонт, тем самым отстранился от внешнего мира, то это как раз и говорило об этом многом, куда не просят.

Но зонт, это всего лишь внешняя оболочка, создающая только первую видимую стену прикрытия, когда как будоражащие ум одинокого прохожего, свойственные всякому одиночеству мысли, уже создают вторую стену – трудно пробиваемую капсулу автономии, не позволяющую без его разрешения, проникнуть к нему под зонт. Ну а всё это его окружение, в свою очередь позволяет ему, не спеша, глядя себе под ноги, тем же темпом поразмышлять над любыми вещами или на крайний случай над тем, куда он или тот встречный человек, так безрассудно, прямо сейчас встаёт у него на пути.

– Смотри куда прёшь! – налетев на это одиночество под зонтом, не смея терпеть на своём пути вообще никого, заорёт этот безрассудный прохожий, сбившийся того со своего, теперь не столь прямого пути. Но одинокий прохожий, не то что не успевает, а он даже не спешит аргументированно, с указанием точных адресов, ответить этому торопыге, как тот, заметив, что окружающая безлюдная обстановка, да и молчаливый характер этого типа с зонтом, не слишком способствует конструктивности диалога, решает быстро обойти его и ещё быстрее рвануть подальше от этой странности, при виде которой его, аж, бросило в озноб.

– Ещё зонтом прикрылся. – Всё же не выдерживает и, достигнув безопасного расстояния, шлёт свои проклятия в спину одинокому путнику этот заспинный правдоруб, наведя этого любителя ненастья на свою новую мысль.

–Человеческая судьба, это лотерея или всё же предначертанность? Хотя, возможно, и то, и то, имеет своё приложное место. – На одно мгновение остановился задетый этим спинным замечанием, носитель этого чёрного зонта и такого же комплекта одежды, включающего в себя чёрный костюм и перчатки, которые служили прикрытием…Нет, не его рук от окружающего мира, а наоборот, самого мира от этих ледяных рук. А какими они ещё могут быть, когда ненастье его души источало только ледяной холод.

– Вот оно как бывает. – Усмехнулся человек с зонтом, решив посмотреть на эту естественность, которая вдруг посмела!.. – Интересно, а что он…– Не успел додумать человек с зонтом, как стук каблучков, своим лёгким отзвуком перебил всё его желание, не только интересоваться этим посмевшим, но и даже оглядываться в сторону несущегося в его сторону звука каблуков. Ведь в них очень ясно отстукивались безоглядные требования к каждому, осмелившемуся посмотреть на них лицу. И лишь после того, как носительница каблуков сравнялась с одиноким путником, он сумел разглядеть её.

И как к удивлению стоящего на месте одинокого прохожего оказалось, то и эта проходящая мимо него дама, тоже была вооружена зонтом, к которому у неё, как и у него, была такая же глазная предубеждённость.

– А вот это, даже уже интересно. – Глядя на свои перспективы игры в предположения, своего рода лотерею, усмехнулся этот темнила. – Ладно, пусть гуляет, а мой зонт сегодня прикроет кого-нибудь понеобычнее. – Посмотрев сначала на правдоруба, а затем вслед вышагивающим вдаль каблукам, потерев ручку зонта, сделал для себя вывод его носитель.

И хотя человек с зонтом склонялся к тому, что жизнь есть игра и при том в лотерею, он всё же отдавал предпочтение сыграть с ней в свою игру, под названием «домино». Ведь по своей сути, все существующие игры большим разнообразием не блещут и могут свестись к одной модели – перетягивания каната. Так все эти игры: «понижение-повышение», «минус-плюс», «тепло-холодно», «верю-не верю», ну и дальше в таком же духе, уже в самом своём названии отражают правила игры, где всего лишь правильный выбор полюса, и позволяет стать её победителем. Что, пожалуй, скучно и поэтому незнакомец, предпочитая разнообразие, используя все эти наработки из различных игр, смешав их, и как в лотерею, ставя на удачу, отправлял в свой полёт новую доминошку.

–Ну а для этого, нужно лишь всего-то, хорошенько завести одну душу. – Человек с зонтом резюмировал главное правило, которому надо следовать в этой игре его «домино». – Ну, а зная, что скорость несоответствия желаний самого человека, везде поспеть и всё получить, и разумений внешнего мира, то всегда можно без труда наклонить эту доминошку. – Таким образом, размышлял незнакомец, проследовав взглядом вслед за хозяйкой звонких каблуков.

– Была, не была. – Подкинув в уме кости, соединив формулу игры «верю, не верю», со своей удачливой игрой, незнакомец теперь уже шагово последовал за хозяйкой основного постукивающего звука, звучащим в этом заглушенным по краям стоящим домами вакууме. Ну а сама носительница этих звуков, хоть и была поглощена ударностью своих каблуков, тем не менее, она, даже не поворачивая головы, с расстояния могла интуитивно определить, что чей-то взгляд сзади, не только остановился на ней, но и, пожалуй, уже следует, как по её изгибам спины, так и за ней. Что определённо начинает навеивать на неё не очень, а даже очень пронизывающие мысли, которые будь на их месте порывистый ветер и то, наверное, так бы не застудил душу до самых костей.

– И зачем я только пошла этой дорогой? – Очень быстро стала задаваться вопросами к себе Алёна, сжав ещё крепче ручку зонтика, который она, уходя с ночёвкой в гости, всегда брала с собой. Ну а сейчас, имея должные на то основания, свой неуживчивый с серыми обстоятельствами окружающего мира характер, благодаря которому она зашла в этот мир подворотен, где ей показалось, будет забавно и даже интригующе, раскрыв зонтик, выдать себя за агента спецслужб.

– Да что ему от меня нужно? – Не позволяя себе повернуть голову и слыша сквозь своё учащенное биение сердца стук преследующих её шагов, Алёна скорей всего, уже знала ответ на этот свой запоздалый вопрос.

– Бритвой по шее и в мусорный бак. – Встречный бак, своим затрапезным видом определённо навеял и сбил Алёну с правильной, но даже подумать страшно, что за мысли, которая только стоило Алёне миновать бак, как тут же влезла в её голову, заставив её подогнуть от страха ноги и чуть не выронить зонт, а заодно и язык изо рта.

– Нет…– Сжав свои губы, Алёна, испугавшись даже озвучить у себя в голове то, на что по её мнению, способен этот однозначно маньяк, сумела не слишком самоуверенно положиться на свои, судя по её подогнувшихся ногам, не слишком большие силы. И хотя впереди уже показался выход из этого фигурального тупика, а в реальности из подворотни на проспект, где скорей всего, даже не смотря на это вечернее время, всё же людей не сравнено больше, Алёна, как сама чувствует, совершенно не может ускорить свой шаг, а придавленная взглядом сзади идущего незнакомца, еле передвигает свои ноги.

– Ну, ещё чуть-чуть. – Искусав губы до крови, Алёна пытается подогнать себя к этому в шаговой близости спасению, как неожиданно, вдруг, что, конечно, не вдруг и совсем, и не неожиданно, а наоборот, даже очень ожиданно и логично, она не замечает (что тоже не удивительно, когда вас преследует маньяк) под ногами небольшого отступления от правила ровности поверхности и споткнувшись об или нет, в него, само собой, теряет устойчивость и падает куда-то вниз. Ну а маньяку, как об этом думает Алёна, только это и надо, и он, используя её зависимое от падения беспомощное положение, накинувшись на неё, приступает к своим, в одно мгновение замысленными и навеянными его природой прегрешениям.

В одно полётное мгновение, как об этом представляет реальность, вся жизнь пролетела перед глазами Алёны, которая вдруг обрела дар предвидения и смогла узреть всю степень своего и этого маньяка падения. Но Алёна всегда считала и даже доказывала, что она полностью сама кузнец своего счастья и частично чужого несчастья, что и повлияло на её окончательный выбор, либо стать лёгкой добычей для маньяка, либо же ткнув ему зонтиком в рыло, тем самым преподать ему урок. Так что и говорить нечего, и как только Алёна, сначала воткнулась в грязь руками, а затем по инерции уже хапанула ртом земли, то она собралась с последними силами, закрыла глаза и резко развернувшись в обратную сторону, не дожидаясь нападения, выплюнула в предполагаемую сторону всю накопившуюся в ней злость и смесь из земли и грязной жижи, которую она, хлебнув, набрала в рот.

Но к её удивлению и даже частично к радости, ожидаемая ею борьба за свою жизнь на этом и закончилась. И как только она открыла глаза, то перед ней предстал не поверженный противник, который получив в лицо этот жидкий удар, не смог устоять и рухнул, а к её удивлению, на его месте стояла только тёмная пустота подворотни. И хотя Алёна могла сделать предположение о том, что именно волшебная смесь, состоящая из грязной жижи, её энергетики, облечённое в её желание, попав в лицо этому маньяку, растворила его в своей никчёмности, но она всё же не стала домысливать. И Алёна, оставив всё как есть, быстро подскочив на ноги, очень быстро рванула вниз к выходу из этой подворотни, где у въезда остановилось жёлтое такси, из которого, не обращая внимание на эту несущуюся им навстречу чумазую девчушку, вывалился эксклюзивного вида, весь зализанный молодой человек.

– Мне надо зализать раны. – Грохнулся от смеха прямо коленями на землю, никогда не сдерживающийся над своими шутками, ржущий элитарий Макс. Чьё вдохновенное собой состояние объясняло то, что он никого вокруг кроме себя, занимающего всё и все пространства вокруг, не мог увидеть. Так что бегущая грязнуля Алёна, могла орать, не орать и даже истошно завывать, и всё равно элитарий Макс вряд ли её заметил. Что он и продемонстрировал спохватившись за свои штаны в части их замка, который он тут же принялся с трудом расстёгивать, для того чтобы продемонстрировать свою независимость от мнений других.

– Фи, Макс. Это не эстетично. – Произнесла хозяйка, высунувшей из салона машины изящной ножки в туфле, которая сопроводила свои слова действием, уткнувшись каблуком в спину Макса. Ну а Макс, явно не ожидав такого давления на свою спину и, попав в самый центр стечения обстоятельств, где его мысленная деятельность находилась в спящем положении на отдыхе, руки на замке штанов, голова склонилась вперёд, а ноги находясь под давлением и вовсе не имели права слова, не выдержал и даже не повернув носом, со всего своего маха уткнулся носом об асфальт. Дальше следует небольшая пауза необходимая для осознания произошедшего всеми участниками этого происшествия. На что, естественно, первое слово берёт более словоохотливая носительница красивых туфель и голоса, сидящая на краю салонного сидения Лайма.

– Ну ты и утырок. – Со смехом заявляет очень логичная в своём видении обстоятельств падения Макса Лайма.

На что Максу, чья энергетика бьёт через край, хоть бы хны и он, несмотря на свой разбитый нос, только ржёт в ответ. Затем с трудом поднимается на ноги и с этого небольшого подъёма, вновь валится на колени, но только на этот раз не на свои, а на Лаймины, которая визжа от такого грязного нахальства Макса, с визгом отталкивает его.

– Пошёл вон. – Орёт на него Лайма, блюдящая чистоту их отношений и в частности своего внешнего наряда. С чем Макс вынужден согласиться и он, взяв себя в руки, и в частности за штаны, засунув в их карманы руки, со свистом, который всегда сопровождает его путь в места углового значения, пошатывающим шагом отправляется в эту подворотню.

– Смотри, не досвистись до…– Вслед Максу летят слова недовольной Лаймы, на глаза которой попались следы неряшливости этого Макса, который не знает удержу и никогда не помыв руки, сует их куда ни попади. Но Макс уже ничего не слышит, увлечённый своим заходом в этот, как оказывается довольно неприветливый к праздным прохожим переулок, который всем своим мрачным видом навевает мысли о грустном. Ну а так не любящий грустить Макс, разве может кому-то или даже чему-то позволить навевать на него грустные мысли и он, окинув взглядом окружающее, звучным голосом, сразу же решил поставить на место всю эту унылость.

– А ну выходи, кто за всем этим стоит! – Остановившись посередине внутреннего двора подворотни, орёт Макс, который отлично знает, что только выделение из общего к частному, так называемая персонализация, позволяет решить любой вопрос. Но мрачные стены подворотни, не спешат выделяться, и всё также угрюмо смотрят на него своими тёмными, частично разбитыми окнами, пытаясь разглядеть, что у него внутри и из какого теста он слеплен.

– Не хочешь. Ха-ха. Я понял почему. Ты просто ссышь. – Сплёвывает слюну, заявляет дерзко смотрящий на себя со стороны Макс. – Ну ладно, раз ты такой, тогда и я буду таким же, и присоединюсь к тебе. – Твёрдо заявил Макс и дабы не быть голословным, направил свой ход к ближайшей стенке, чтобы осуществить заявленное и давно им задуманное. Ну а так это процесс несколько интимного свойства, где лишний глаз может сбить настрой, то Макс, как и другие повседневные желающие, в своих избирательных целях упираются головой или мыслями о впереди стоящее дерево, либо же, как в данном случае, о стенку дома. Такое удобное положение позволяет не только сохранить частичное инкогнито, но и не сбить с направляющей ваши действия мысли. Которую, как все знают, стоит только сбить, так уже и не знаешь, куда что девается.

Чего видимо, не учёл или наоборот, был в курсе всего, незаметно подошедший сзади к Максу незнакомец, чьё лицо и вообще всё, скрывала спина Макса, который за всем своим ответственным отношением к делу, не мог вот так сразу, бросить все свои дела и повернуться для того чтобы посмотреть, кто это там такой любопытный. И всё-таки, как бы Макс не был увлечён, он на этот раз, не то что бы услышал, а он почувствовал через обдавший его холод, что кто-то остановился у него за спиной. Что, конечно, не запрещено и сам Макс частенько любил, вот так незаметно подкравшись, попугать кого-нибудь, кто имел склонность пугаться, но всё же когда у тебя за спиной кто-то безмолвно стоит, это, в общем-то, отвлекает, а это уже слишком.

– Чего уставился? Проходи мимо. – Прорычал Макс, отлично знавший, что только грубость в голосе, ускоряет процесс принятия решений.

– Так же как это делал ты всю свою жизнь. – Ответ незнакомца определённо озадачил Макса, успевшего только дёрнувшись, бросить в ответ: «Что!».