«На колокольню церкви Санкт-Альбани взбирался монах, молодой, красивый, но задумчивый, задумчивее всех… Он смотрел в слуховое оконце на реку Одензе, русло которой было тогда куда шире, на болото, бывшее тогда озером, и на зелёный „Монастырский холм“. Там возвышался „Девичий монастырь“; из кельи монахини светился огонёк… Он знавал её когда-то!.. И сердце его билось сильнее при воспоминании о ней!.. Бом-бом!»
Так вот о чём звонит колокол.
«Подымался на колокольню и слабоумный послушник настоятеля. Я мог бы разбить ему лоб своим тяжёлым медным краем: он садился как раз подо мною, да ещё в то время, когда я раскачивался и звонил. Бедняк колотил двумя палочками по полу, словно играл на цитре, и пел: „Теперь я могу петь громко о том, о чём не смею и шептать, петь обо всём, что скрыто за три-девятью замками!.. Холодно, сыро!.. Крысы пожирают его заживо!.. Никто не знает о том, никто не слышит – даже теперь, – колокол гудит: бом-бом!“»
«Жил-был король, звали его Кнудом. Он низко кланялся и епископам и монахам, но когда стал теснить ютландцев тяжёлыми поборами, они взялись за оружие и прогнали его, как дикого зверя. Он укрылся в церкви, запер ворота и двери. Разъярённая толпа обложила церковь; я слышал её рев; вороны и галки совсем перепугались и в смятении то взлетали на колокольню, то улетали прочь, таращились на толпу, заглядывали в окна церкви и громко вопили о том, что видели. Король Кнуд лежал распростёртый перед алтарём и молился; братья его Эрик и Бенедикт стояли возле него с обнажёнными мечами, готовясь защищать короля; но вероломный слуга Блаке предал своего господина.