Железный Феникс

Спустившись по крутой винтовой лестнице, показалась хозяйка дома, донна Роза де Суньига, мать будущей суженой. Это была высокая женщина, довольно зрелых лет, одетая в дорогую ярко-красную пеллот и прозрачную серебристую накидку, наброшенную поверх плеч. Руки её были спрятаны в широкие проймы одежды, а голова убрана обвитым вокруг расшитым платком, свешивавшимся сбоку на правое плечо.

– Приветствую вас, сеньора Бривьеска, – поздоровалась хозяйка, слегка присев, как это обычно делалось во время приветствия.

– И мы вас приветствуем, госпожа де Суньига! – в один голос ответили донна Мария с дочерью Мартой, также слегка присев.

– Какая невыносимая духота. Вы, наверное, жутко утомились? – приветливо улыбаясь, спросила донна Роза.

– И не говорите! – махнула рукой гостья. – В карете было так душно, что мы все едва не свалились в обморок. Хотелось выйти и продолжить путь верхом на лошадях.

Все рассмеялись.

– А где наш жених? – спросила хозяйка.

– Америго? Вот он, – ответила мать, подталкивая сына вперёд.

Подойдя к донне Розе, тот поздоровался и отвесил изящный поклон.

– Ну, а где наша будущая невеста? – спросила донна Мария.

– Кристина? Она ещё готовится. Мы не думали, что вы прибудете так скоро. Мы ожидали вас не раньше, чем ко дню святого Доминика.

– Прошу прощения, – извинилась гостья.

– Не стоит волноваться, – успокоила её хозяйка. – К тому же, вы как раз подоспели к обеду. Проходите в дом, столы уже накрыты.

В просторной обеденной зале были накрыты два стола, уставленных разнообразным кушаньем и питьём. Главный стол стоял на возвышении, доходящем примерно до колен, и был сокрыт от основного помещения за изогнутой колыбелеобразной аркой. Прохлада, сохраняющаяся под полукруглым сводом, заметно смягчала полуденный зной, который досаждал тем, кому по статусу положено было сидеть внизу.

Кушанья, предложенные за верхним столом, вполне годились для приёма знатных гостей, хотя донна Роза то и дело извинялась, что к их приезду не успела устроить настоящий банкет. День был скоромный, и можно было ни в чём себе не отказывать.

В красивых горшочках, расписанных растительным мавританским декором, стояла горячая олья подерида, представлявшая собой густой мясной суп с овощами. На серебряных блюдах подавалось филе вяленого в соли тунца, называемое «махома», с оливковым маслом и тёртым миндалём, а также свиная палета и тонко нарезанный белый хамон. На одном круглом деревянном подносе лежала сырокопчёная колбаса и солёный овечий сыр, на другом толстые пшеничные лепёшки, обваренные в мясном бульоне. В небольшой плетёной корзине стояли яблоки, груши и виноград, а в глиняных пиалах, также украшенных красивым мавританским орнаментом – сушёный инжир и оливки. Из напитков были крепкое хересское вино и свежевыжатый яблочный сок.

Для знатных женщин, облачённых в дорогие наряды, любой приём пищи всегда был испытанием на аккуратность, ведь малейшая крошка или пятно на платье становились таким же пятном и на репутации. Доходило до того, что дамы избегали прикосновения к блюдам, потенциально способным запачкать, или же довольствовались самым малым количеством такой пищи.

У каждого сидящего за верхним столом был свой серебряный кубок, также перед началом трапезы здесь подавалась миска с ароматной водой для мытья рук и чистые льняные полотенца.

За нижний стол, стоящий вдоль обеденной залы, пригласили служанок, кучера, и чуть позже шестерых сержантов, после того как они сняли с себя свои страшные набивные доспехи. Здесь не было скатерти и дорогой серебряной утвари, стоял единственный глиняный кубок, передаваемый поочерёдно друг другу, а вместо тарелок лежали плоские лепёшки из грубого теста. Еда подавалась не сразу, а постепенно передавалась с верхнего стола, после того, как от каждого блюда отведают господа.

Роль виночерпиев и прислужников выполняли двое чернокожих юношей-рабов, одетых по-мавритански.

Донна Мария села в центре главного стола, а Марта и Америго разместились по сторонам от матери. Хозяйка дома уселась напротив, место же справа от неё пустовало, так как сеньор Иньиго Ортис де Суньига в это время находился в Наварре. Место слева ожидало Кристину, которая вот-вот должна была подойти.

Перед тем как начать обедать, донна Роза, сложив руки перед собой, прочла молитву. Следом за ней помолились и остальные.

Уставший и голодный Америго сразу же принялся за еду, взяв деревянную ложку и придвинув к себе горшочек с олья подерида. Мать и сестра также с удовольствием последовали за ним, пристально следя за сохранностью своих платий. Сама же хозяйка дома почти ничего не ела, только держала серебряный кубок с хересом, изредка прикладываясь к нему губами.

Молчание, нависшее над залой, прервала донна Роза.

– Ваш сын довольно симпатичный мальчик. У него, наверное, много поклонниц среди девушек? – лукаво подмигнув, спросила хозяйка.

Услышав вопрос, мать с улыбкой посмотрела на сына, который всецело был увлечён едой.

– Пока что мы бережём его от излишних девичьих взглядов, – остроумно ответила она.

– А что любит молодой господин? Может, чем-нибудь увлекается? – продолжала расспрашивать сваха.

Донна Мария слегка пожала плечами.

– Да, впрочем, как и все молодые люди, его возраста. Очень любит лошадей, довольно хорошо ездит верхом. Неплохо владеет мечом, стреляет из арбалета. Любит бывать на охоте вместе в дядей Фердинандом. Это родной брат моего покойного мужа. После гибели отца в основном он занимался воспитанием мальчика.

– Вы потеряли мужа, моя дорогая? – покачала головой донна Роза.

Донна Мария отвела взгляд в сторону.

– Да. Уже почти десять лет прошло, – нехотя ответила она.

– А что же произошло? – бесцеремонно продолжала расспрашивать хозяйка.

– Погиб на турнире, – ответила собеседница, давая понять, что ей не хочется говорить на эту тему.

Мрачную тему сменила Марта, неожиданно вмешавшись в разговор.

– А ещё Америго очень ладно играет на лютне. И даже сочиняет собственные кантиги.

– Правда? – с неподдельным удивлением спросила донна Роза. – Можешь сочинять на галисийском?

– Немного, – ответил тот, отодвигая от себя уже пустой горшочек из-под мясного супа.

– После обеда сыграешь нам что-нибудь? – заискивающе попросила хозяйка.

В ответ он безучастно кивнул, запивая съеденное глотком хереса.

– При дворе их величества мне как-то довелось слышать Перо Гарсию Бургалеса*. Это было божественно, – вздохнула хозяйка.

– У Америго может получиться не хуже. Я часто говорю ему, чтобы он пошёл в трубадуры, – с иронией глядя на брата, сказала Марта.

– А почему нет? – рассмеявшись, согласилась донна Роза.

На минуту в обеденной вновь воцарилось молчание. Все были заняты трапезой. Чернокожие прислужники то и дело подходили к столу и с позволения хозяйки передавали недоеденные остатки на нижний стол.

– А какие у молодого человека планы на будущее? – продолжила свои расспросы хозяйка.

– Ну, какие планы? – пожала плечами мать. – Мы всё никак не можем определиться с невестой.

– Думаю, вам осталось недолго ждать. Кристина наверняка вам понравится.

– Будем надеяться…

– Всё равно, пока я не достигну рыцарства, я не стану жениться, – сказал Америго, доселе оставаясь немым слушателем разговора.

– Да успокойся ты со своим рыцарством! – фыркнула на него донна Мария.

– Я тебе уже сто раз говорил! – огрызнулся сын. – Пока меня не посвятят…

– Успокойся! – перебила его мать.

– Тише, тише! – постучала по столу хозяйка. – Вообще-то, молодой человек прав. Благородному идальго прежде всего следует заполучить титул рыцаря. К тому же, моя дочь обязательно должна стать дамой.

– Посмотрим. Время покажет. Пока что ему всего четырнадцать, – закончила спор мать.

Снова все замолчали, принявшись за еду.

– А кто же его патрон? Кому он служит оруженосцем? – вновь стала расспрашивать хозяйка.

– Его воспитывает дядя Фердинанд, мой деверь. Весной он посвятил племянника в оруженосцы, – ответила донна Мария.

– Прекрасно, если твоим патроном является твой же родной дядюшка, – согласилась донна Роза.

– Но мне ещё хотелось бы отдать его в какой-нибудь университет, – глядя на сына, сказала донна Мария. – Сейчас так многие поступают. Нынче университетское образование в большой моде.

– Замечательная идея, – согласилась с ней сваха. – Лучший университет Европы находится в Болоньи.

– Ой, но Болонья так далеко! – всплеснула руками мать.– Я пока боюсь отпускать его одного. Скорее всего, он поступит в Саламанку или в Вальядолид.

Понемногу насытившись, гости закончили трапезу, и принялись ждать, откинувшись на высокие спинки стульев. Чернокожий раб вновь поднёс миску с ароматной водой для мытья рук и чистые полотенца.

– А где же Кристина? Почему её до сих пор нет? – наконец-то спросил Америго.

– Наверное, всё ещё прихорашивается, – ответила донна Роза.– Хочет выглядеть как нельзя лучше. Но, думаю, ей следует поторопиться. Уже вся еда остыла, а надо, чтобы и она хоть немного поела.

– Нам так не терпится её увидеть, – хихикнула Марта, глядя на озабоченное лицо брата.

– Думаю, нам следует её поторопить, – заявила донна Роза и обратилась к одному из рабов.– Али! Пойди и немедленно поторопи юную госпожу!

Чернокожий юноша смиренно поклонился и исчез за аркой прохода.

Америго, затаив дыхание, принялся ждать появления суженой.

Спустя пять минут посланный раб воротился и сообщил, что юная госпожа прибудет с минуты на минуту.

– Да, – негодующе отозвалась донна Роза.– Минута, минута, и это как минимум на час.

Но, как и было обещано, спустя минуту-другую Кристина де Суньига появилась в обеденной зале.

Это оказалась хрупкая девочка, не более тринадцати лет отроду, с худосочной фигуркой и тонкой, до болезненности бледной кожей. Одета она была в широкую ярко-красную бриаль, ниспадающую до самого пола и плотно прилегающую к тоненькой талии. Огненно-рыжие, обильно выкрашенные хной волосы, были мелко завиты и распущены по бокам, а сверху укрыты лёгким белым платком, поверх которого красовался тонкий золотой обруч. Маленькие бледные ушки украшали золотые серёжки. На худеньких ручках были тонкие шёлковые перчатки, поверх которых красовались золотые и серебряные колечки.

Но ни в коем случае ни у кого бы язык не повернулся сказать, что Кристина была некрасива.

Она была дорого и со вкусом одета, слова и жесты говорили о тонком куртуазном воспитании, а общая манера держаться- о врождённой привычке повелевать, причём часто доходящей до спесивых капризов, если кто-нибудь вдруг отказывался делать так, как она этого хочет.

У неё были большие тёмно-зелёные глаза, высокий открытый лоб, тонкий прямой нос, строго очерченный подбородок и тонкие бледно-розовые губки.

Аккуратно присев и трижды кивнув, Кристина поздоровалась и заняла своё место слева от матери.

Завидев её, Америго быстрым взглядом окинул появившуюся девушку. После чего, слегка отвернувшись в сторону, придвинул к себе корзину с фруктами, сделав вид, что снова увлёкся едой. На самом деле его просто переполняли эмоции. Желая хоть как-то подавить охватившее его волнение, он схватил кубок с хересом и принялся осушать его глубокими глотками. Волнение и замешательство мальчика не остались не замеченными окружающими. Также заметив это, Кристина лукаво прищурилась и слегка улыбнулась. В отличие от Америго, она не стала стеснительно отворачиваться в сторону, а напротив, то и дело бросала оценивающие взгляды на своего потенциального жениха.

Отчасти его волнение объяснялось лёгким разочарованием. Кристина оказалась далеко не той сказочной красавицей, какой её описывала ему мать. У неё была довольно заурядная, хотя и вполне привлекательная внешность, и как верно показалось на первый взгляд, довольно спесивый характер. Утешением разве что могла служить влиятельность и богатство семьи будущей пассии. А впрочем, разве мог он выбирать? Испокон веков в семьях феодалов браки их отпрысков целиком зависели от титулов и положения, которыми обладали их дома, и решение за них целиком принимали их семьи. Браки по любви были огромной редкостью. А о королевских фамилиях, где браки и рождение наследников являлись порой основой государственной политики, и вовсе говорить не приходится.

В конце обеда, когда все уже готовились встать из-за стола, Америго напомнили о том, что он обещал сыграть на лютне. Взволнованный жених сначала хотел было отказаться, сославшись на то, что нет инструмента, но донна Роза велела чернокожему Али принести лютню её супруга.

Пытаясь совладать с нервно дрожащими пальцами, Америго прошёлся по струнам, дабы удостовериться, что лютня настроена и, зажав первый аккорд, запел кантигу собственного сочинения.

Глава 4

Прошло две недели с того дня, как Америго вместе с матерью и сестрой прибыл в дом Суньига на очередные смотрины. Пробыв в гостях всего лишь три дня, донна Мария вместе с дочерью отправилась обратно домой, оставив сына у сватов и снабдив его десятком золотых доблов, чтобы он смог приятно провести время в столице. Сеньора решила оставить сына погостить недельку-другою в сватовском доме, дабы их дети получше узнали друг друга.

Положив в кошелёк десять золотых, четырнадцатилетний Америго с удовольствием согласился остаться в столице. Это был первый раз в жизни, когда его оставили одного без пристальной опеки, под которой он всегда находился, будучи в родительском доме. Целыми днями мальчишка мог слоняться по городу, наслаждаясь долгожданной свободой. Всё вокруг было новым, интересным, казалось, сам воздух пьянил до головокружения. Он мог часами стоять посреди улицы, любуясь красотой церквей и бывших мечетей, бродить по рынкам и глазеть на представления уличных паяцев.

Конечно же, донне Розе не могли нравиться эти долгие беспечные прогулки её юного зятя. Особенно из-за того, что Америго ходил гулять один. Каждый раз, когда он уходил на прогулку, она старалась навязать ему общество Кристины. Но пока отношения будущих новобрачных складывались не лучшим образом. Будучи ещё совсем детьми, они с трудом понимали, зачем вообще они нужны друг другу. Молодые люди довольно редко общались, встречаясь в основном за столом, да и разве что в церкви во время мессы. Можно даже сказать, что они избегали друг друга, и скорее эта неприязнь исходила от самого Америго, он никак не мог поверить, что эта бледная худышка когда-то станет его женой. Но этому если и суждено было случиться, то не раньше чем через пять лет, минимум четыре года, так что у него ещё было время, чтобы примириться с этим. Хотя в глубине души Америго откровенно надеялся, что это знакомство окажется пустым, как и десяток прежних, и его истинная супруга всё ещё ждёт своего часа.

Так продолжалось дней десять, пока донне Розе не пришла в голову оригинальная идея, как отвадить будущего зятя от городских прогулок и заставить его больше времени проводить с Кристиной.

У Суньига была небольшая крепость в окрестностях Толедо, чуть ниже по течению реки, вернее, даже не крепость, а маленький сторожевой форт, оставшийся там ещё со времён готов. Стоял он прямо над рекой, на узком скалистом утёсе, окружённый зеленью кипарисов и можжевельника. Сам форт представлял собой две небольшие квадратные башни, опоясанные стеной, с маленьким двориком посередине. Это строение служило чем-то вроде загородного дома, куда семья Суньига ездила иногда отдыхать. Именно туда донна Роза и решила отправить будущих молодожёнов, надеясь, что в маленькой отдалённой крепости, они хоть немного станут ближе друг к другу. Отчасти её замысел-таки удался.

Крепость находилась в трёх часах езды от Толедо, в необычайно красивом живописном месте. Основная башня, наполовину вмурованная в скалу, как бы вырастала из этой могучей природной твердыни. На небольшом плато, плотно окружённом стенами из крупного серого камня, находился дворик с маленьким садиком и кухонной пристройкой. Надвратная башня с бойницами и сторожевым постом словно нависала над пропастью, возвышаясь на крутом отвесном утёсе. От ворот по узким ступенькам, вырубленным в скальной породе, тянулась узенькая тропинка, змейкой спускаясь прямо к реке. Гору, на вершине которой разместилась крепость, укрывали колючие и густые маквисы, перемежаясь с островками из карликовых пальм и кустарниковых дубов. Тропинка, ведущая к воротам, была настолько узка, что на ней едва могли разминуться два человека, а лошадей всегда приходилось оставлять внизу. Вдоль этой тропинки раскинулся пахучий ковёр из тимьяна и колючего дрока, наполняя горячий воздух душистым ароматом полевых трав.

Несколько дней, проведённых в этой крепости, ничуть не расстроили Америго. Напротив, ему всегда нравилось бывать в подобных местах. Это напоминало ему старую полуразрушенную мавританскую башню, в которой он вместе с мальчишками любил играть в детстве. Скучать не приходилось. Целыми днями он мог лазать по горам, обследуя окрестности, купаться в реке, упражняться в фехтовании с деревянным болваном или играть в шахматы с кем-нибудь из стражей. Единственным большим минусом было отсутствие часовни или хоть какого-нибудь оборудованного места для молитв.

В то время как Америго с интересом проводил время, то и дело находя чем себя занять, Кристина сидела в крохотной комнатке и играла со своей маленькой собачонкой. Выходила она только чтобы поесть, да и разве что посидеть вечером в маленьком дворике. Во многом это объяснялось тем, что тонкая белесая кожа девушки категорически не переносила палящего летнего солнца.

Но даже здесь, оказавшись, казалось бы, в тесном пространстве, молодые люди мало общались друг с другом. Кристина, даже несмотря на заносчивый и спесивый характер, оказалась до ужаса робкой и застенчивой. Несколько раз Америго, в свой черёд, поборов собственную нерешительность, всё же приходил к ней, пытаясь завести разговор. Но всякий раз девушка лишь потупляла взор, надувая свои крохотные губки. Она понимала, что не нравится своему потенциальному жениху, и от этого не на шутку грустила, в то время как ей очень даже по сердцу пришёлся этот четырнадцатилетний мальчуган.

Однажды, когда Америго, искупавшись в реке, поднимался к воротам по узкой каменистой тропинке, он заметил, как внизу на дороге, тянущейся из Толедо, показался всадник верхом на гнедом скакуне. Это был чернокожий африканец, одетый в длинную подпоясанную рубаху, с белым мавританским тюрбаном на голове. Америго сразу же узнал в нём Али, раба, служащего в толедском доме Суньига. Обычно кто-нибудь из рабов приезжал по утрам к крепости, справляясь о делах и подвозя свежие съестные припасы. Но было уже далеко за полдень, и дневную порцию свежих продуктов привезли ещё рано утром, к тому же Али был налегке, не имея при себе какой-либо поклажи. Спрыгнув на землю, он передал поводья в руки стража, стерегущего расположенную внизу коновязь, и стал быстро взбираться по тропинке, идущей к крепости. Не придав этому значения, Америго неторопливо побрёл дальше к воротам.

– Сеньор Америго! – раздалось сзади.

Он сразу же обернулся, услышав голос Али.

– Сеньор Америго, постойте! – кричал раб, быстрыми прыжками взлетая наверх.

Не дойдя десяти шагов до ворот, он остановился, в недоумении ожидая раба.

– Постойте! Постойте, сеньор Америго! – вновь крикнул Али, в один миг преодолев половину разделяющего их расстояния.

Не понимая в чём дело, тот повернулся назад и пошёл навстречу ему.

– Ты чего так орёшь, словно война началась? Чего тебе надобно? – спросил он, когда раб приблизился на достаточное расстояние.

– Прошу извинения, сеньор Америго! – немного запыхавшись, ответил Али.

– Ну, что ещё произошло?

– Ничего плохого, сеньор Америго.

Встав перед господином, раб низко поклонился, продолжив дальнейший разговор, слегка согнувшись и преклонив голову.

– Ну, что там у тебя? – с нетерпением спросил Америго.

– Прошу извинения, сеньор, – начал Али.– Меня отправила госпожа сообщить вам, что ждёт вас и желает, чтобы вы немедленно вернулись в Толедо. Госпожа Кристина также должна отправиться с вами.

– А что, собственно, произошло?

– Мне точно неизвестно. Мне поручили только передать вам приказ сеньоры.

– Ну вот ещё! Такая спешка не может случиться на пустом месте, – развёл руками Америго.

– Не знаю. Но по-моему… – начал было Али, но запнулся.

– Говори! Говори же! – приказал Америго.

– Краем уха мне довелось услышать, что их величество на днях прибыл в Толедо и сегодня вечером устраивает торжественный приём в крепости аль-Касар, – боязливо ответил раб.

– М-м-м. Кажется, я начинаю догадываться, в чём дело, – кивнул головой Америго.– А почему же она не предупредила нас заранее?

– Не знаю. Мне только велено позвать вас.

– А по какому поводу устраивается приём? – с разгоревшимся любопытством спросил юный господин.

– Не знаю, – ответил раб.– Да и откуда мне знать такие вещи.

– Ну что ж, отлично! Сейчас же позовём Кристину, и в путь. Думаю, нам не стоит обедать, а следует поберечь силы для королевского стола!

И хотя внешне Америго сохранял спокойствие, внутри он не на шутку разволновался. Ещё бы, побывать на королевском приёме и увидеть самого государя – такая возможность не каждый день представляется.

Продолжая беседовать, они прошли через крепостные ворота и оказались во дворике.

Кристина сидела на скамейке в тени виноградника, держа на руках свою маленькую собачку. Рядом стояла служанка, единственная, которая приехала сюда вместе с маленькой госпожой, и медленно, томно обмахивала её веером. Бледное худосочное личико Кристины искажала кислая гримаса, выражающая скуку и недовольство. Её тоненькие белесые пальчики медленно перебирали шерсть на спине собачонки, а притупленный взгляд был направлен куда-то вниз. Она даже не обернулась в сторону ворот, когда во дворик вошёл Америго в сопровождении чернокожего Али. Казалось, что она в своём скучающем безразличии полностью отключилась от реальности. Америго часто доводилось видеть её в таком настроении, и в последнее время это стало случаться особенно часто. Конечно же, он догадывался о возможной причине её недовольства, но, к сожалению, ничего не мог с этим поделать.

– Сеньора Кристина, – низко преклонившись, обратился к ней Али.

Но юная госпожа не ответила, так и продолжая сидеть в молчаливой задумчивости.

– Сеньора Кристина, – вновь обратился Али.

Но та продолжала молчать.

– Сеньора Кристина, послушайте! – добивался раб.

– Чего тебе надо, черномазый урод?! – прошипела стоящая рядом служанка.– Видишь, госпожа не намерена с тобой говорить!

Али сложил руки на груди и пригнулся ещё ниже, едва не падая на колени.

– Почтенная сеньора, умоляю вас, выслушайте меня.

– Ну что тебе? – вновь фыркнула прислужница.– Говори! Мы тебя слушаем. Если только твоя болтовня заслуживает внимания госпожи.

– Сеньора Кристина, меня отправила к вам донна Роза, приказав сообщить, что сегодня вечером их величество король Альфонсо устраивает торжественный приём в крепости аль-Касар. Вас просили немедленно ехать в Толедо, чтобы успеть подготовиться к празднику, – будучи еле живым от страха, проговорил Али.

– Что же ты сразу-то не сказал? Мерзкое отродье! – крикнула на него служанка.

Кристина же, в свою очередь, продолжала молчать, и казалось, её ничуть не заботит происходящее.

– Пошёл прочь, нечистый! – гаркнула прислужница и хлопнула его веером по тюрбану.

Так и не осмеливаясь поднять голову, раб смиренно отошёл в сторону.

Тут подошёл Америго и молчаливым жестом приказал наглой барышне отойти. После чего, дождавшись пока Кристина встанет со своего места, также отправился в свою комнату.

Не прошло и часа, как они уже ехали по дороге в Толедо.

Начало вечереть. Солнце уже коснулось горизонта, когда Америго с Кристиной въехали в город через ворота Бисагра. Немного отстав, за ними следовал чернокожий Али.

Подъехав к дому Суньига, они спешились и постучали в тяжёлую дубовую дверь. Как всегда, на пороге появился чернокожий раб, одетый по-мавритански. Низко поклонившись юным сеньорам, он помог Кристине сойти с лошади, после чего они вошли внутрь.

Дом оказался битком набитым людьми. Съехался почти весь род Суньига, желая всей семьёй предстать перед монархом. Многие приехали в Толедо из далёкой Наварры. Было ясно, что о королевском приёме они знали ещё задолго до сего дня. Для Америго тут же состоялось и первое знакомство с отцом Кристины. Прибыл сам дон Иньиго Ортис де Суньига, две его сестры и четверо братьев вместе с супругами и детьми. Были также родственники и со стороны донны Розы.

Спустя два часа Суньига стали выходить из дома. Поскольку доступ в верхнюю часть города был перекрыт, никто не мог воспользоваться каретами и лошадьми. К тому же крепость аль-Касар была недалеко, могучей твердыней возвышаясь над кварталами знати.

К этому времени в королевскую цитадель уже вовсю стекалась знатная публика. Почти стемнело, и сгущающиеся сумерки рассеивали лишь факелы в руках королевских слуг и гвардейцев. По всему периметру небольшой придворцовой площади стояла вооружённая стража, зорко следя за тем, чтобы мимо них не проскочил какой-нибудь бродяга или простолюдин.

Взяв за руку Кристину, Америго прошёл через грозные боевые ворота и вошёл в крепость. В воздухе висел сладковатый пьянящий запах великого торжества. Знатная публика сияла красивейшими нарядами и дражайшими украшениями. Кроме приглашённых провинциальных аристократов, здесь были архиепископы, аббаты крупных монастырей, Великие магистры рыцарских орденов, доктора университетов, королевские судьи-алькальды, разночинные советники, а также алькайды замков и крепостей. Был виден Великий канцлер, мажордом, Великий камергер, верховный судья, стольник и ещё многие придворные должностные лица. Кроме того, на приём были приглашены знатные трубадуры, сегрели и простые хуглары.

Среди королевских гостей Америго встретил и своих родных. Мать была в сопровождении дона Фердинанда и дочери Марты. Также он встретил и своего старшего брата Диего, служащего оруженосцем дона Нуно Гонсалеса де Лара.

Казалось, что здесь собралась вся Испания, вернее, лучшая её часть. Такое количество рикосхомбрес, инфансонов и всевозможных идальго могло собраться лишь по весьма значительному поводу, будь-то коронация нового государя или же визит какого-нибудь иностранного правителя. Даже самые значительные кортесы не удостаивались столь большого собрания.

У входа в тронную залу стояли королевские пажи и требовали каждого входящего предъявить приглашение. При таком количестве людей просто невозможно было избежать толкотни. Дабы обойтись без ссор и недоразумений, специальные распорядители старались расставить публику как можно удобнее, каждому указывая место согласно его титулу и достоинству. Уже стемнело, и по всему замку разжигали свечи и факелы. Языки пламени окрашивали его суровые каменные залы в бурые и тёмно-оранжевые тона, заставляя людей и предметы отбрасывать длинные дрожащие тени и придавая всему происходящему некую мистическую торжественность.

По всей крепости развевались флаги Толедо с изображением Богородицы и младенца Иисуса. Вперемежку с ними висели знамёна Кастилии и Леона с золотым замком на левой верхней и правой нижней четверти, и красным львом на обратных, правых верхних и левых нижних четвертях. Но самые почётные места занимали огромные золотые полотнища Священной Римской империи*. И каждый, кому был знаком этот чёрный двуглавый орёл, расправляющий крылья на золотом поле, а знаком он был чуть ли не каждому первому, становилось ясно, в честь какого великого гостя могло устраиваться сие торжество. Но никто и представить себе не мог, кем этот дорогой гость окажется на самом деле.

Выстроившись вдоль центральной дорожки, приглашённые, затаив дыхание, стали ожидать появления короля и его необычного гостя. Каждый старался как можно ближе подвинуться к центру, тесня стоящих впереди, разместившимся на задних рядах приходилось вставать на цыпочки, тем же, кто не вышел ростом, доводилось и вовсе оставаться в неведении происходящего. Несмотря на огромное количество собравшихся, над залой нависла полная тишина. Слышалось даже потрескивание пламени в факелах. Все подданные напряжённо застыли, ожидая торжественной встречи своего монарха. Некоторое время всё оставалось как есть, люди стояли как вкопанные, боясь даже пошевелиться, и ничто не могло нарушить воцарившуюся тишину. Спустя четверть часа на парадной лестнице, ведущей в тронную залу, послышались торжественные шаги церемониальной свиты.

Дон Густаво де Армас, королевский герольдмейстер, появился в сопровождении шести горнистов, двух барабанщиков и восьми юных герольдов. Сопровождаемый своей свитой, он прошёл по центральной дорожке к возвышению, на котором стоял трон и высокие стулья для гостей.

Герольды подняли ввысь древки со знамёнами, а сопровождающие их горнисты затрубили мелодию торжественного гимна. В ритм с ним тут же грянули барабаны. В это же время герольды, каждый со своим знаменем, выстроились по обе стороны от тронного возвышения, сам дон Густаво занял почётное место в центре.

Все замерли, устремив взоры на королевского герольдмейстера. Выдержав положенную паузу, он поднял перед собой жезл и громким торжественным голосом, чётко проговаривая каждое слово, объявил: «Дамы и рыцари, сеньоры и вассалы объединённого королевства, прошу вас приветствовать: король Рима, Кастилии, Леона, Толедо, Галисии, Мурсии, Хаэна, Кордовы и Севильи, их королевское величество Альфонсо Десятый*! И достопочтеннейшая их супруга, королева Рима, Кастилии, Леона, Толедо, Галисии, Мурсии, Хаэна, Кордобы и Севильи, её королевское величество Иоланда Арагонская!».

Едва герольдмейстер произнёс эти слова, все придворные слегка склонили головы и замерли в волнующем ожидании. Сразу же после этого в залу вошли четверо вооружённых королевских гвардейцев, и с ними четверо королевских пажей. Вновь затрубили горны и загрохотали барабаны. И наконец-то, после стольких минут томительного ожидания, в округлом дверном проёме показалась правящая чета. Вслед за венценосными родителями шли маленькие принцы и принцессы: семилетняя Берингела, шестилетняя Беатрис, пятилетний наследник престола Фернандо и крохотный двухлетний Санчо, будущий король Санчо IV, врядли ещё понимающий, что происходит вокруг. Родившаяся меньше года назад Констанца была ещё слишком мала для участия в торжестве. Замыкали процессию также четверо пажей и столько же гвардейцев.

Как только король и королева заняли своё тронное место, оставив детей среди первых придворных, герольдмейстер вновь поднял свой жезл. Стараясь говорить как можно громче и торжественней, он стал объявлять появление главного королевского гостя: «Король Иерусалима, король Сицилии, герцог Швабии и Эльзаса, их королевское величество Конрад Третий!»