Детектив из Мойдодыра. Том 1

Он поверил, показал мне подъезд, назвал квартиру, засуетился, объясняя, как постучать и что сказать. Я уже двинулся к цели, он крикнул вдогонку:

– И стакан попроси, ты с дула-то не потянешь, небось, в галстуке.

Меня тронула его деликатная забота. Я повернулся и ответил:

– Да я не буду, папаша. На работе. А ты пей, поправляйся.

Надежда исчезла в его выразительных глазах, он ссутулился и поник.

– Мент, что ли?

Кажется, я здорово прокололся. Я заспешил исправить положение.

– Да не бойся ты, никакой я не мент. И водку возьму. А ты мне расскажешь, что за контора тут у вас образовалась.

– У ментов не пью!

Его голос окреп, и разочарование полилось на меня смесью нелестных эпитетов с угрозами. Можно было, конечно, слегка ткнуть его в одну из нефункционирующих почек, но я уважаю принципиальность даже в таком неприукрашенном виде.

Тем не менее, я не мог просто так развернуться и уйти, ничего не узнав. Мне в голову прыгнула одна идейка, и я решил попробовать, несмотря на изощренную жестокость, лежавшую в основе ее исполнения.

Я зашел в подъезд, связался с подпольщиками и, получив две свежезапаянные банки какой-то не нашей водки, вернулся во двор и приступил к допросу третьей степени.

Я продемонстрировал подопечному банку, открыл и протянул:

– Пей, папаша, хороший ты человек.

Он презрительно сплюнул в сторону и повторил уверенно:

– У ментов не пью!

Кремень.

Мне же не хватало только засученных рукавов.

– Менты не наливают.

Я наклонил банку, и тонкая струйка потекла на землю. Резко запахло разведенным спиртом.

Глаза допрашиваемого расширились, налились ненавистью.

– Водку! Водку льешь, гад! – зарычал мой оппонент.

В его глазах стояли слезы. Мне тоже было не по себе. Но не тащить же сюда типа Палыча на переговоры.

Я вернул банку в вертикальное положение.

– Папаша, так что за конторка тут у вас образовалась? Склад ракет СС-20? Запасной Мавзолей? Просто любопытно, из-за чего ты, как юный пионер, идешь на такие жертвы? Гляди, осталось еще с полбанки.

– У ментов не пью.

Его заклинание на этот раз прозвучало как-то неуверенно.

– Я, папаша, не мент, а разведчик. – Я наклонил банку и замурлыкал:

– Водка Петрофф, водка Петрофф, прощай…

Мужик плакал. Ему было худо. Но и Ленке сейчас тоже несладко, и, чем дальше, тем хуже. Мужик же похмелится, и ему будет хорошо.

– Как тебя звать, касатик? – ласково спросил я.

Он вскинулся с криком:

– Ах, ты… – но, увидев целую банку водки в моей руке, замер, не веря глазам.

– Никитичем величают, – неожиданно важно ответил он.

Я открыл банку и снова протянул ему.

– Пей, Никитич, хороший ты человек.

Он выпил, попросил закурить. Мы молча посидели. Кремень Никитич подобрел, начал крошиться.

– А я сразу догадался, что ты – разведчик, – уважительно сказал он.

Я промолчал. Мой вопрос уже был задан.

– А известно, что делают. Баб воруют, – эффектно раскололся Никитич.

Меня тряхнуло. Неужели попал?

– Да что ты?

– Людишки здесь нехорошие. На похмелку не дадут. А баб молодых привозят, напоят и – в Африку. Неграм продают. – Он сумрачно сплюнул. – Бабы-то думают: танцы-шманцы.

– А сегодня привозили?

Никитич жалобно посмотрел на меня.

– А ты точно не будешь, а, разведчик?

– Что?

– Ну, осталось там, не выливай, я допью.

– Да пей, Никитич, только скажи: сегодня никого не привозили?

Он схватил банку, осушил ее, крякнул, потом виновато сказал:

– Сегодня не видел. Я в соседний двор ходил к мужикам.

В общем, по Никитичу, ситуация складывалась такая. Контора обманом или силой набирала девушек, которых потом отправляли куда-то. Алекс в этом каким-то образом участвовал, что при остальных уже упомянутых интересах делало его подозреваемым номер один.

– Сколько их там бывает? Когда? Как они выглядят? Такого не встречал?

Я дотошно обрисовал Алекса, не забыв и разбитый нос.

– В выходные часто приезжают. В понедельник всегда два-три сидят. Похмеляются. А сколько, не считал – все они на одно лицо. Вроде тебя – в галстуках.

Он прополоскал эту мысль в своих уже изрядно разбавленных мозгах и недружелюбно протянул:

– А ты хи-и-трый.

Да, доза эликсира правды явно оказалась великоватой.

– Ты не разведчик! – Он покивал с минуту, соглашаясь с внутренним голосом, и убежденно добавил:

– Наш разведчик бы водку не вылил.

Я встал, похлопал Никитича по грязной спине и сказал:

– Хороший ты человек, Никитич, а главное – проницательный. Но ты не учел одного, товарищ. Водка-то – немецкая!

Пока Никитич трудно осмысливал сказанное, я ушел в неизвестном для него направлении.

В агентстве меня ждал раскаленный телефон, который при моем появлении сразу начал звонить.

– Да, слушаю, – осторожно сказал я.

– Где тебя носит, браток? – бодро загудел Костик. – Я тебе два часа названиваю. Светку тут мою перепугал, говорит, вылетел, как ошпаренный… Что у тебя там, клиенты?

– Клиенты, Костик.

– Слушай, я тебя утром не дождался, извини, срочно выдернули к Клину. А потом и ты ему понадобился, так тебя не найти. В общем, Клин рвет и мечет.

– А что у него? – спросил я, как мог безразличнее.

– Проблемы, браток, – Костик посерьезнел. – Проблемы.

– Что именно? Ты знаешь?

– Ну, я примерно в курсе. Но говорить не могу, понимаешь, это – его дела. Он тебе сам скажет, если сочтет. Сегодня не скажет – его уже не найти, завтра – тоже, а послезавтра… Ты уж пожертвуй воскресным утром, браток.

– Костик, сегодня что, пятница?

– Ну да, а что?

– Браток, в воскресенье утром я могу быть очень занят, – просительно сказал я.

– Слушай, плюнь ты на своих клиентов! Это же твой босс!

– Костик, на этих клиентов я плюнуть не могу, – сказал я уже твердо.

Он замялся, потом облегченно хмыкнул.

– Да ведь он с утра тоже будет занят. Окей, но смотри, чтоб с обеда торчал у телефона, как штык.

– Как штык, браток! – радостно подтвердил я.

Всю субботу я, как штык, торчал у «Шанс-Данса». Около полуночи уехал домой и пропустил самое интересное.

Ранним воскресным утром, когда я заступил на пост, «Шанс-Данс» уже выглядел так, как будто в нем станцевала бомба. Я осторожно проскользнул внутрь, но ни Ленки, ни окурков с помадой среди царящего хаоса не обнаружил.

Мое дальнейшее наружное наблюдение было вознаграждено: к обеду появился Алекс. Вид конторы ему тоже не понравился, и он развернулся на полпути. Я плотно сел ему на хвост и на следующее утро злой, голодный и небритый, с наличностью, немногим превышающей стоимость билетов туда и обратно, улетел с Алексом в Одессу.

Часть вторая

1

В Одесском аэропорту было прохладно, и морем не пахло. Хотя я впервые попал за границу, сориентировался быстро, написав во всех графах декларации «Нема», оставив себе только имя и гражданство, и встал в очередь, стараясь не упустить Алекса из вида.

На выходе я получил серьезное преимущество. Его встречал какой-то хмырь на своей машине, меня же – целая толпа частников. После того, как выяснилось, что шестизначная цифра в местных купонах – это всего лишь двадцать долларов, я быстро пришел к соглашению с пожилым дядькой, который обрадовался возможности поучаствовать в слежке. В армии я встречал одесситов, поэтому наигранный вариант с разведчиком отложил, сменив его на более банальный: сбежала жена. Водитель заверил меня, что эта «шестерка» от него не уйдет, и почти поклялся, добавив:

– Шоб я был на плохом счету у мамы!

Я не понял, причем тут мама, даже если имелась в виду вся Одесса, но поверил, расслабился и задремал.

Проснулся я оттого, что наш «Жигуль» остановился. Я вынырнул из круговорота образов и осмотрелся. Мы стояли на тихой улочке с односторонним движением. На другой стороне приткнулась зеленая «шестерка». Алекс в ней не просматривался.

– Да вон он, – успокоил меня водитель. – Стреляет.

Чуть впереди, между домами журчал небольшой фонтан. Вокруг него стояли столики под зонтами, отгороженные от тротуара переносной оградой. Где-то внутри задумчиво тренькало невидимое пианино. Место, похоже, было уютное и дорогое.

– «Синдерелла», – пояснил частник. – Вечером здесь не постоишь.

Алекс, перегнувшись через ограду, что-то спрашивал у немолодого мужчины в сером плаще. Алекс, кажется, его тоже достал – я хорошо видел раздосадованное лицо посетителя «Синдереллы», рядом с которым крутился над вазочкой с мороженым толстый мальчишка лет семи.

Мужчина махал одной рукой куда-то в сторону, другой протягивал Алексу пачку сигарет. Алекс взял сигарету и вернулся в машину.

Наш конвой тронулся в путь.

Мы выехали к морю. Оно было не лазурно-солнечным, каким запомнилось мне в детстве, а серым, но все равно дружелюбным и манящим. Я опустил стекло и подставил лицо под его терпкое дыхание. Найду Ленку – обязательно схожу на пляж.

Машина Алекса вырулила на стоянку перед рестораном. Кажется, он решил засветить все злачные места в городе.

Злодеи ушли. Минут через пятнадцать появился водитель с полным пакетом и уехал. Я расплатился со своим, накинув пятерку для мамы, и пошел в ресторан.

Внутри было красиво и немноголюдно. Алекс делил бутылку виски с неплохой девицей, причем, делил нечестно. Когда я вошел, он наливал только себе. Ее полбокала, судя по отсутствию помады на стекле, оставались нетронутыми. Я похвалил себя за наблюдательность и сел за свободный столик.

– Чего изволите?

– Стакан томатного сока, – и, почувствовав напряженность, я добавил:

– Для начала.

Видимо, мой походный вид не подходил к интерьеру. Местный Чего Изволите замялся.

Подумав об интерьере, я, естественно, вспомнил Сему и спросил:

– Неприятные ассоциации с томатным соком?

– У нас нет томатного сока.

– Тогда чашку кофе.

– Молодой человек, – холодно произнес негостеприимный Чего Изволите, – у нас очень дорогой кофе.

– Не дороже авиабилета до Питера? – понадеялся я.

– Что вы имеете в виду? Нет, конечно.

– В таком случае, было бы неплохо, если ваш кофе окажется хорошо заваренный, горячий и сладкий. И принесите меню и карту вин.

Чего Изволите растаял и повинился.

– Извините, господин. Знаете, всякое бывает. Одну минуту.

– Господ еще в семнадцатом грохнули, – пробурчал я ему в спину.

Он недоуменно оглянулся на ходу и поспешил на кухню.

Я уже битый час цедил остывший кофе.

Девица вцепилась в пьяного Алекса мертвой хваткой, ее руки почти не появлялись из-под стола. Похоже, она собиралась провести с ним не только вечер. Я тоже собирался провести с Алексом вечер, а, если понадобится, то и всю ночь. Один из нас был третий-лишний, и хотелось бы решить эту извечную проблему без расцарапанных щек и оторванных грудей.

Мое положение усугублялось тем, что Чего Изволите все чаще бросал на меня подозрительные взгляды, я же душил голод сигаретами и не собирался больше ничего заказывать. Все это мне не нравилось. Мне хотелось есть, спать, и я не имел никакого плана.

Моя соперница освободила одну руку и пригубила виски, потом встала и, извиваясь всем телом, двинулась к туалету. Она не шла, а плавно перетекала от одного стола к другому. Это великолепное зрелище захватило добрую половину присутствующих, и даже Алекс оторвался от стакана и смотрел ей вслед. Сознавая свое полное превосходство, она давала мне шанс.

Спасибо, мадам. Тронут.

– Вы еще долго собираетесь пить свой кофе?

О, Господи, только не это! Злобно-вежливый Чего Изволите со снаряженным подносом отгородил меня от Алекса. Но и я находился не в самом радужном настроении.

– Спросите у кофе. Что-то он никак не нагревается, а холодный приходится пить мелкими глотками.

Он стал еще более злобный и еще более вежливый. Школа.

– Вам пора расплатиться. Этот столик зарезервирован для гостей.

Я вывернул шею и посмотрел в зал. Эта сучка протекла еще только полпути!

Я продолжил тянуть время.

– Для дорогих гостей?

– Не для дешевых. – Он поставил поднос на стол, достал квитанции и нажал интонацией:

– Вам пора уходить.

– Я не могу уйти, не расплатившись.

Чего Изволите удивленно согласился.

Я откинулся на стуле и полез в карман куртки, косясь за его спину. Нет, она явно не очень хотела в туалет.

Я копался в бумажнике, пока дважды не скрипнула дверь. Тогда я протянул десять долларов и сказал пароль:

– Сдачи не надо.

Чего Изволите сгреб свой поднос и деньги и убрался, не сказав отзыв.

Я оставил свой столик, как Кутузов Бородино: сдал позицию, но не проиграл баталию. Подошел к Алексу, обнял его сзади за плечи и, как мог нежно, предложил:

– Пойдем, браток, прогуляемся. Дело есть.

Алекс стал вяло и непонятно реагировать.

– Алик, это что, твой друг?

Рядом опять возник вездесущий, всехзнающий и неблагодарный Чего Изволите.

Мое раздражение было вполне естественно.

– Сотоварищ! А ты, друг, не отвлекайся – неси свой поднос по назначению. Гости ждут.

Тут-то он и открыл свое истинное лицо, зашипел:

– Давай, дурик, вали на выход, или тебя отсюда вынесут.

Я сделал неловкое движение плечом. Поднос дернулся, зазвенела посуда, бутылка сухого шатнулась и полетела вниз. С возгласом: «Ах, извините!» я поймал ее и, полный искреннего раскаяния, ткнул Чего Изволите горлышком в пах. Он согнулся, упал на стул, но подноса не выронил. Школа.

Я схватил Алекса за шиворот, заломил руку и поволок к выходу, кивая посетителям направо и налево и предлагая банальную версию инцидента:

– Одесская милиция… Одесская милиция…

Гости проявляли нейтральное любопытство, и только. Алекс повизгивал, но шел.

Выход был совсем рядом, когда по залу одновременно пронеслись два призыва:

– Алик!

– Леша!

Я обернулся, хоть и не был ни тем, ни другим.

Пассия Алекса замерла у двери туалета в недоумении, что было вполне понятно – добыча уходила из-под носа. Из-под носа Чего Изволите ничего не уходило, я его по носу и не бил, но, тем не менее, из-за служебной шторы высунулась зверская рожа на бычьей шее. Все вместе это, по-видимому, называлось Лешей.

И это были не единственные перемены в, общем-то, дружелюбно настроенном зале.

От эстрады к выходу двигались трое крупных парней. Они вошли в ресторан сразу после меня и даже показались чем-то знакомыми, но я слишком сосредоточился на Алексе, чтобы отвлекаться. Сейчас я вспомнил, вспомнил именно по этой легкой, почти танцующей походке. Так же удивительно легко передвигались наши тяжеловесы из первого взвода, которым командовал Костик.

Целеустремленный Леша-Терминатор, поравнявшись с ними, тоже как-то очень искренне удивился и медленно завалился под стол, прихватив с собой скатерть и часть сервировки. В зале наконец-то вскрикнули.

Я открыл Алексом дверь, и мы выкатились на улицу к стоянке. Снаружи быстро темнело, моросил дождь, и остро пахло морем. Мне опять захотелось на пляж.

Скрипнули тормоза – перед нами остановилась темная «девятка».

– Едем, едем, шеф! – радостно закричал я. – Давай, скорее!

Шеф выскочил из машины, обошел ее спереди и широко распахнул переднюю дверь. Я пихнул Алекса на сиденье и наклонился к ручке задней двери. Сильный удар в спину бросил меня на машину. Спасая лицо, я вытянул руки и уперся в стекло. На руках щелкнули наручники. Я попытался достать его, махнул назад ногой просто так, чтобы не стоять столбом, но получил по почкам и сполз на землю.

Тут подошли и остальные. Один взял меня за шиворот и поставил на ноги, ловко обыскал, вытряхнув содержимое карманов. Я мысленно попрощался с обратным билетом и пожалел о том, что глупо пререкался с пытающимся меня напоить и накормить Чего Изволите. Другой, тем временем, отворил мне дверь. Третий, так же за шиворот, выволок Алекса из машины и зашвырнул в колючие кусты. Водитель уже сидел за рулем.

Я оказался на заднем сиденье, сжатый двумя мощными телами. Мы тронулись.

– В чем дело? – спросил я, стараясь не выдать волнения.

Они не ударились в объяснения. Только правый сказал:

– Сиди спокойно. Будешь дергаться – убью.

Машина остановилась на перекрестке.

– А если я закричу? – спросил я для поддержания разговора.

– Давай, – неожиданно согласился правый, – покричи, потренируйся. Кричать тебе сегодня придется много.

Кричать мне не хотелось, расхотелось и разговаривать. Мы крутились по незнакомым улочкам, в окнах невысоких домов уютно горел свет, доносилась музыка.

Ах, Одесса, жемчужина у моря…

Происходило что-то страшноватое и абсолютно непонятное. Очевидно одно: я попал в переплет, и это – круто. Меня не били в машине, не оскорбляли, угрожали – да, но как-то ненавязчиво. Ехали, и все. Профессионалов можно определить за версту, находиться же с ними в таком тесном контакте вовсе не обязательно. Откуда они меня вели? И зачем? И, главное, каким образом здесь завязаны Алекс, Ленка и я? К Алексу они не проявили ни интереса, ни почтения. Это явно не его крыша. Я на почтение тоже не жаловался, но интерес присутствовал. И, наконец, что с Леной?

– Зачем она вам понадобилась? – спросил я.

Двое промолчали. Один неопределенно хмыкнул. Правый ткнул кулаком в переднее сиденье.

– А правда, зачем тебе десять тонн баксов, Сом?

Хмыкнувший снова хмыкнул. Сом остался нем, как рыба. Если это ответ на мой вопрос, лучше бы его не было.

Десять тысяч долларов за Ленку! Где я их возьму? Хотя, если занять на полгода, то, работая у Клина… Но, вполне возможно, я у него больше не работаю. Уволен за прогулы. Мойдодыр, вовремя не явившийся на отмывание денег…

Тут меня осенило. Это же явная разработка версии с Клином! Кто должен платить за секретаршу и одного из ведущих сотрудников? Естественно, их общий босс, счастливый обладатель лишних десяти тысяч баксов. То-то он мотался перед моим отъездом туда-сюда. Что же Костик мне ничего не сказал? Не знал? Конечно, не знал…

Я выдохнул, чувствуя, как тает внутри сталактит страха. Денежные вопросы – не моя сфера.

– Выходи, приехали, – подтолкнул меня левый и добавил:

– Только, давай, без фокусов, а?

– Для фокусов нужна ловкость рук, а у меня их нет.

Это оттаивал, огрызаясь, глупый сверчок.

– У тебя ничего нет, – из темноты двора сказал правый. – Даже завтрашнего дня.

2

Опрятная квартирка, в которую меня привели, располагалась сразу на первом этаже двухэтажного дома.

Меня посадили на старый, тяжеленный стул, завели руки назад между перекладинами спинки и застегнули наручники, потом ушли на кухню. Они мирно курили, беседовали, кого-то еще ждали. Меня словно и не существовало. Такая вот психологическая обработка. Я их раскусил и не поддался. Просто сидел, как памятник самому себе.

Запахло сыром, колбасой, кофе. Я сглотнул и попытался отвлечься, выбрать хоть какую-то линию поведения, продумать их вопросы и мои ответы. Не получилось. Очень хотелось курить.

– Эй, террористы, – позвал я, изнуренный ожиданием, – отдайте сигареты, на десять тысяч можно и свои купить.

Загремели стулья, и все четверо вошли в комнату.

Я их уже знал по именам. Стас – водитель, плотный, хмурый, с молотообразными кулаками, которые успели пройтись по моей спине. Рядом Чарик – яркий южанин с легким акцентом, стройный, с расходящимися плечами, кажется, старший. За ними стоял Сом, на сома ничуть не похожий. Вряд ли он жил под сваями, скорее, он их забивал головой. Ну, и, наконец, прямо надо мной горой возвышался Пояс, у которого отсутствовали и пояс, и талия, и все, что с этим сопряжено, заменялось большим животом, который, видимо, и обеспечивал кличку.

Они стояли и молчали. Я доверчиво глядел на них снизу вверх. Про сигареты никто и не вспомнил.

Выдержав необходимую паузу, Пояс почти ласково спросил:

– Где она?

Я открыл рот, закрыл, остолбенел, понимая, что не ослышался, и вопрос прозвучал именно так.

Увидев мою форсированную мимику, Пояс повторил на всякий случай:

– Где она? Куда ты ее отвез?

Нет, к этому вопросу я оказался абсолютно не готов.

Раскрытая ладонь ударила в ухо. Я дернулся и зазвенел.

– Так лучше слышно? – поинтересовался Пояс.

– Слышно хуже, – ответил я.

Удар по второму уху.

– А так? – Я догадался по его губам.

– Совсем не слышно.

– Хорошо, – подбодрил меня Пояс. – Так где же она?

– Я не знаю.

Надо было еще чего-нибудь добавить, но я обалдел от звона в ушах и упустил момент.

Пояс захватил воротник моей куртки с двух сторон и, упираясь мне в кадык, начал медленно сводить кулаки.

– Не знаешь? А номер части знаешь? Фамилию командира полка? Сколько у вас танков?

Мое горло превратилось в тоненький капиллярчик, в котором, к тому же, застрял кашель. Пояс ослабил хватку. Я судорожно схватил воздух, и все повторилось, и еще, и еще. Я выгибался дугой, пытаясь выдернуть руки из «браслетов», комната плыла, вертелась, вспыхивала и гасла. Было, вроде бы, и не больно, но как-то очень отвратительно. Наверное, так же чувствовал себя Никитич, когда я лил водку…

Я сидел, пытаясь отдышаться. Слезы градом катились из глаз, хрип, свист и кашель рвали горло. Любопытная четверка чаевничала на кухне.

– Эй, ты, окунь, чего-нибудь узнал? – крикнул Сом.

Сравнение меня развеселило, и я дважды гавкнул хриплым кашлем.

– Смотри-ка, вспомнил что-то смешное. Пойду, спрошу.

Это – непоседливый Пояс.

– Хватит, Пояс. Толич же сказал: его подождать. Он и так сейчас нервный.

А вот это уже Чарик. Славный парень.

– Кстати, Стас, давай, собирайся. Пора ехать за шефом.

– Я тогда пойду пока, рухну. – Пояс прошел мимо меня, открыл дверь смежной комнаты. – Чарик, шеф приедет – пнешь?

– Я пну, – прошелестел я.

Пояс подошел.

– Ты не подслушивай. Ты доживи, пинатель.

И шарахнул мне по обоим ушам сразу. Потом прошел в комнату и рухнул.

Стас с Сомом ушли. На улице завелась и отъехала машина. Чарик курил на кухне.

Мне, вроде бы, надо было что-то обдумать, но мешал звон в ушах, да и вся эта чушь, которая происходила, все равно не поддавалась логическому разрешению. Одно я знал точно: ягодки еще впереди.

Вошел Сом. Он запер входную дверь, появился в комнате и рассеяно оглядел меня, скорчившегося на стуле, что-то вспоминая. Вспомнил.

– Ты кого назвал террористом, гаденыш?

Сом сгреб меня за шиворот. Я напрягся и почувствовал какую-то новую степень свободы в руках. Сом душить меня не стал, а просто двинул локтем по челюсти. Не сильно. Но средне.

Я елозил руками за спиной. Кажется, планки внизу отошли от спинки стула вместе с гвоздями, когда я страдал от удушения Поясом.

Сом, удовлетворенный, отошел. Ему не спалось, не курилось – он маялся.

Я осторожно манипулировал непослушными пальцами, освобождая цепочку наручников. Надо только дождаться удобного момента.

Сом заглянул в спальню, задумчиво посмотрел на спящего Пояса.

– Иди, сделай это, – не удержался я. – Я никому не скажу, не бойся.

Пока Сом обдумывал мое предложение, я успел проклясть свой язык, своего сверчка, всего себя и, конечно же, Алекса.

Наконец, Сом понял, исказился яростью и двинулся ко мне, отводя руку.

– Ну, все, тебе быстрец, ублюдок!

Конечно, он не ожидал, что я, вообще, встану со стула, тем более, раньше, чем его кулак завершит траекторию, поэтому успел дважды удариться очень уязвимым местом о мое затекшее, но быстрое колено. Я завершил серию ударом головой в его сминающееся губкой лицо, и Сом шумно завалился на пол.

В спальне громыхнул Пояс, выскочил из кухни Чарик. Я зацепил стул ногой и с усилием швырнул его к кухонной двери. Чарик подпрыгнул, почти успешно, но стул, кувыркаясь, ударил его ножкой по колену, и Чарик растянулся в коридоре, саданув лбом в дверь туалета.

За моей спиной находилось окно, за ним – темный двор, ночная Одесса – все благоприятствовало бегству. Оставался лишь неповоротливый Пояс.

Я развернулся.

Он уже стоял в дверях смежной комнаты на одной ноге. Его живот метнулся влево, а справа мне в голову летел упакованный в тяжелый расшнурованный ботинок великолепный маваши-гэри, лучший из всех, виденных мной когда-либо не в кино. Еще я успел с сожалением и досадой отметить, что поспешно и превратно истолковал кличку, что эти придурки лучше бы звали его не только по отчеству, а полностью: Черный Пояс, чтобы не было никаких разнотолков.

Больше подумать я ни о чем не успел, только дернул руками за спиной, мысленно ставя блок. Свет вспыхнул и погас, и я довольно благополучно и почти безболезненно отбыл в чудесную страну, где нет ни Поясов, ни Мойдодыров, а целомудренные Натальи Васильевны растут прямо на деревьях.

Я очнулся оттого, что новый голос молотил по моей расплющенной голове не хуже ботинка Пояса. Разгорался скандал.

– Я предупреждал вас, что хозяин квартиры – мой старый друг? Чтобы был порядок? Что вы здесь устроили?

Это, несомненно, бушевал Шеф. Дождались, родимые.

– Стул сломан, на полу кровь! Что я скажу хозяину? Чарик, что он говорит?

– Ничего не говорит, Толич. Только кривляется и все ломает, да? – сдал меня Чарик.

– А ты здесь на что? Зачем вы ему дали все сломать? Я предупреждал, чтобы до моего приезда его не трогали? Чарик, где вы его откопали? Я по телефону не очень понял.

– Да в той конторе, что вы говорили, Толич. Там он засветился. Потом почувствовал что-то, стал по всему городу мотаться. А потом в аэропорт и – в Одессу. Как вы и говорили.

– Ничего он не почувствовал. Мы в самолете за его спиной сидели. Лох! – пробурчал Сом.

– Конечно, лох, – начал успокаиваться Шеф. – Сом, он тебя что, на наковальне ровнял?

– Да я бы его, Натолич… – попытался оправдаться Сом.

Шеф затопал по комнате. Скрипнула дверь в спальню, и снова молотом обрушился крик.

– Кто валялся на кровати? Пояс, ты?

– Я, Анатолич. Почти сутки не спал.

– Вижу, что ты – такая вмятина! – Шеф опять разошелся. – Ничего нельзя доверить! Бардак устроили, ковер чуть не испортили! Я обещал хозяину…

Голова у меня разламывалась, и я попросил:

– Нельзя ли потише?

– Очухался, придурок, – сообразил Сом.

– Подними его, Пояс, – приказал Шеф и снова заорал:

– Стас, готово?

– Три минуты, шеф, – отозвался из кухни Стас. – Чайник только вскипел.

Пояс рывком поднял меня и опустил на тот же самый стул, но уже без спинки. Комната пошла ходуном. В голову ударила такая боль, что я никак не отреагировал на кипящий чайник.

Я медленно открыл глаза. Полоснул дневной свет. Я зажмурился и снова открыл. Передо мной стоял маленький, квадратненький, почти лысый мужичок в отлично сшитом костюме под фирменным плащом нараспашку и с интересом меня разглядывал.

Я осторожно покачал головой.

– Ну, и дисциплинка тут у вас.

Из кухни появился Стас с чашкой в руках и протянул ее Шефу. Над чашкой клубился пар.

Я задергался. Пояс положил руку мне на плечо и вдавил в сиденье.

Шеф взял чашку и спросил:

– Стас, а почему чай? Ты же обещал кофе.

– Кофе Пояс вылил, говорит, отравлено.

– Так он вам еще и кофе отравил?

– Я тут как-то книжку читал, так там пишут: кофе – мертвый продукт, а как остынет и постоит – вообще, яд, – поспешно объяснил Пояс.

– Какую еще книжку?

– Да я не помню. Как триста лет прожить, Андреева.

Шеф подозрительно заглянул в чашку.

– Хорошо, что не Малахова… А кто здесь собирается триста лет прожить?

Вопрос остался без ответа. Что характерно, промолчал не только я.

Кажется, ни шпарить, ни колоть меня не собирались. Я немного воодушевился, насколько позволяли явные признаки сотрясения мозга. Сверчок же начал раздражаться. Он мог не есть, не пить, не курить сутками, и голова у него не болела.

– Пора бы и мной заняться.

Шеф посмотрел на меня с отвращением.

– Пора. Дайте ему вытереться. Да не полотенце! Платок, да, и намочи его, Чарик!

Чарик принес мокрый платок и протянул его Шефу. Шеф протянул мне. Иерархия.

– Мне что, ногой взять?

– Отстегни его, Пояс!

Пояс снял один наручник, подумал и пристегнул его к ножке стула. Я с трудом вынул руки из-за спины, расправил плечи. Руки и плечи сразу стали болеть. Я взял платок и осторожно провел по левой стороне лица. Платок закраснел, бровь защипало. Стало болеть все.

Пока я оттирался, Шеф пил чай, остальные молчали. Видимо, Шеф должен сказать или сделать что-то очень мудрое, после чего я сразу расколюсь, что это я украл Ленку из собственного офиса, и покажу на карте области место, где ее закопал.

Наконец, Шеф закончил и передал чашку Стасу. Сом пододвинул ему стул. Шеф сел и обратился ко мне:

– В общем, так, парень. Ты вляпался в дерьмовое дело. Вляпался по уши и уже начал нести за это ответственность, хотя и дело это не твое, ты просто копеечный исполнитель. С этим все ясно, и убивать тебя никто не собирается.

Он помолчал немного и, не дождавшись благодарности, продолжил:

– Ты можешь еще поприкидываться крутым, но это глупо. Ты все равно скажешь. К тому же, я ее найду и без тебя, но через тебя – быстрее, а я – очень занятый человек. Как видишь, разница лишь во времени и в том, скажешь ли ты это здоровым или переломанным на мелкие части. Ну, как?

Боль утихла, и я осторожно пытался соображать. Куда-то Клин меня подставил, с этим все ясно. Но то, что связано с Ленкой, я решительно не понимал. Просто «отойдите непосвященные». И еще одно я понял наверняка: правда не прокатит. За правду будут бить.

Что говорить, что делать, я не знал.

– Зачем она вам? – спросил я.

– Ну, наглец! – рявкнул Шеф, но подумал и тоже решил врать напропалую.

– Допустим, я – папа.

Нет, такое тоже не прокатит, любезный. Не может быть у мышки папа – лев. Его ложь немного воодушевила меня, и я продолжил тянуть время.

– Ну, и как там, в Ватикане?

– Дай ему, Пояс! – взревел Шеф. – Разбей ему башку и размажь по стене его дурацкие мозги!

Пояс схватил меня за горло и дернул вверх. Меня снова перекосило болью.

– Подожди, Пояс.

Шеф вспомнил все-таки обещание, данное старому другу, и сыграл отбой. Он засопел, успокаиваясь, полез в карман и вынул бумажник. Ну, что ж, за десять тысяч долларов я сознаюсь.

– Смотри сюда, придурок! – Шеф протянул мне фотографию. – Узнаешь, кто это?

Фотография была старая, мятая, надорванная с одного края. На ней улыбался совсем молодой и совсем незнакомый мне парень на фоне какого-то памятника. На руках у парня сидела печальная мартышка, поводок тянулся от ошейника за кадр.

Я перевернул фото и прочел:

«На вечную память от Виктора».

– Ну?!

– Я не очень-то разбираюсь в обезьянках, – сказал я задумчиво и тут же поправился:

– То есть, я имею в виду: мне надо подумать.

Бешенство вспыхнуло в глазах Шефа и погасло.

– Подумай, подумай. Хоть полминуты. А чтобы тебе легче думалось, поимей в виду вот еще что. Я знаю, кто он, где живет и чем занимается. Я знаю, что его нет в городе, он прячется где-то на даче, и что она сейчас находится там же. Или не так?

– Так, – ответил я. – Все сходится.

– Так что, ты никого не продаешь. Завтра, послезавтра, я все равно найду эту дачу. Но мы с тобой поедем туда сегодня. Так?

– Полминуты еще не началось.

Шеф закрутил головой.

– Ну, полный идиот!

Лица Чарика и Сома вытянулись, даже Пояс отпустил мое плечо.

– Так вы сами уже все узнали, шеф? – спросил из кухни Стас.

– Все кроме этой чертовой дачи, – ответил Шеф, но, ухватив суть вопроса, оглядел свою команду, усмехнулся и веско добавил:

– Предложение остается в силе. Кто найдет ее первым. Целой и невредимой.