И Клер заплакала. Де Шонтлен принёс ей вина из кают-компании. Она выпила.
– Ради Бога, простите, – пробормотал француз, взяв пустой стакан, – если можете.
– И это – всё, на что вы сейчас способны? – шмыгала носом Клер, злобно утирая его ладонью, – как омерзительна ваша жалость, желающая мне смерти! Больше она ничего не может? Как это жалко и как нелепо! Просто абсурд!
Де Шонтлен молчал. Он, похоже было, что-то обдумывал. Тут опять раздалась стрельба.
– Ах, эти охотники не уймутся! – взвизгнула Клер, – лучше бы они убили меня, чем этих несчастных коз! Пожалуйста, сделайте что-нибудь, сударь, сделайте!
– Только ради вашей гитары, – чуть слышно вымолвил де Шонтлен, – она вся рыдала, когда просила меня об этом.
Странно – его досада была сильнее свойственной ему деликатности. Тем не менее, Клер, не будучи леди – ни по рождению, ни по запаху из подмышек, первая обняла его, стискивая пальцами край конверта. Когда они встретились губами для поцелуя, выстрелы неожиданно прекратились. Это, конечно же, было чудо. И де Шонтлен им не ограничился. Клер стонала, всерьёз рассчитывая на то, что шальная муха не залетит боцману Гастону в сопящий нос. А какого чёрта? Она, портовая проститутка, вовсе не претендует на то, чтобы провести с дворянином вечность. Она уже слишком любит его, чтобы отвлекать от более важных дел. Но дайте ей час! Всего только час, который будет сиять сквозь всю эту вечность! Нет, не слепить, не жечь, не обманывать – просто слабо сиять, без всякой надежды. Но – для неё. Для неё одной.
Глава шестая
Клер взбешена
Не один час судьба подарила Клер, а двадцать часов, потому что боцман, похоже было, всё понял. Он даже близко не подходил к корме, а все остальные вернулись с пресной водой и вяленой солониной из диких коз только ранним утром следующего дня, когда был прилив. Услышав плеск вёсел, Клер убежала в кают-компанию и легла, притворяясь спящей, а де Шонтлен остался в своей каюте. Но через пять минут ван Страттен разбудил Клер, велев ей готовить завтрак. Эдвардс, тем временем, принёс ром, а Уилсон достал из шкафа стаканы. Взойдя на верхнюю палубу, Клер спросила у Энди, сколько он настрелял свирепых мадагаскарских львов. Шестнадцатилетний марсовый ей на это ответил, что у неё пустая башка. Добыча была обильной. Выгрузив и её, и пресную воду в трюм, матросы по приказанию капитана подняли якоря и установили нужные паруса. Измученный де Шонтлен, опять встав к штурвалу, вырулил из залива, после чего положил корабль на правый галс и взял курс к северо-востоку, где была Индия. И лёг спать. Его заменил у штурвала Дэнисен.
Все следующие полторы недели ветер был переменчивым, и корабль, что называется, рыскал. Матросам в этой связи хватало работы. Им приходилось по нескольку раз на дню переустанавливать паруса, травить и выбирать шкоты. За сутки бриг проходил полтораста миль, что было совсем неплохо при таком ветре. Ван Страттен и де Шонтлен замеряли скорость с помощью лага. Также они ежедневно, в полдень, брали секстант с хронометром и определяли местоположение корабля. Эдвардс наносил все координаты на карту. Ещё он вёл судовой журнал, а когда был трезв – запоем читал какие-то книги.
Это его занятие натолкнуло Клер на определённую мысль. Однажды, спустившись в кают-компанию и увидев, что капитан занят вычислением курса, Уилсон спит, де Шонтлен отсутствует, а не пьяный Эдвардс читает, девушка подошла к последнему и спросила, может ли он её научить читать.
– Зачем тебе это, Клер? – удивился Эдвардс, – ты и без того уже слишком умная!
– Если это ирония, ты – осёл, – оскорбилась Клер, – я вовсе не дура, но и не слишком умная. Слишком умной быть невозможно!
– Так попроси де Шонтлена! Он, как мне кажется, справится с тобой лучше.
Вот это уж точно была ирония. Или нет? Загадочный этот Эдвардс, всегда говорит намёками! В любом случае, от него теперь отцепиться было бы глупо.
– Нет! Де Шонтлен об этом не должен знать вообще, – прошептала Клер, скосив взгляд на капитана, который с помощью циркуля наносил на карту пометки, – ты понял, Эдвардс? Ты ведь меня не выдашь? Или ты сволочь?
– За это слово я бы тебя как следует отстегал, – усмехнулся Эдвардс, – но ты сама предложила пытку получше. Договорились. Я буду тебя учить. Ты хочешь уметь читать по-английски?
– Именно так, – кивнула головой Клер. Эдвардс сразу начал учить её, достав с полки книжку попроще. Однако, вскоре урок прервался, так как пришёл де Шонтлен. Француз предложил капитану выпить. Клер для отвода глаз ещё несколько минут посидела, болтая с Эдвардсом про Сейшельские острова, один из которых как раз виднелся слева на горизонте. Потом она попросила ножницы, и, убрав заусенец с ногтя большого пальца правой ноги, с довольным лицом пошла готовить обед. Эдвардсу налили. Но, даже выпив стакан, он не выдал Клер. И на другой день они, улучив часок, опять стали заниматься.
Им удавалось посвящать этому ежедневно по два часа. Клер была довольно сообразительна. Иногда она занималась самостоятельно, сидя с книжкой у себя в камбузе. На четвёртый день она начала читать уже весьма бегло, не по складам. Проэкзаменовав её, Эдвардс решительно заявил, что его труды требуют награды. И Клер пришлось для него исполнить под звон гитары, играл на которой он, довольно развратный танец. За этим делом её застукали капитан и Уилсон. Ван Страттен приревновал. Клер была побита и вышвырнута за дверь обидным пинком в то самое место, которое предназначено для обидных действий, а Эдвардс назван подонком.
До смерти оскорблённая Клер бросилась в слезах к де Шонтлену. Француза, к счастью, в каюте не оказалось. Он с подзорной трубой стоял на корме, рассматривая далёкий гористый остров на юго-западе. Это был остров Праслин. Но Клер ещё ничего об этом не знала, поскольку была внизу. Быстро натянув юбку с блузкой, которые капитан из кают-компании выбросил, она с громким топотом ринулась вверх по трапу, вбежала в камбуз и напилась холодной воды. Потом, открыв дверь, проорала:
– Энди! Принеси уголь! Он у меня закончился!
Энди, который закреплял шкоты стакселей, торопливо затянул узел, спустился в трюм и выполнил просьбу Клер. Задвинув щеколду, она ему отдалась среди бела дня. Он был удивлён.
Прошло пять часов. Уже вечерело. В корму дул свежий попутный ветер. Волны Индийского океана были зеленовато-жёлтыми. Альбатросы, кружившиеся над кораблём, порой закрывали солнце своими белыми крыльями. Выспавшаяся, но взбешённая Клер гуляла по палубе, хотя нужно было готовить ужин. Она глазела по сторонам, рассчитывая увидеть на горизонте ещё какой-нибудь остров. Но нет – Сейшельские острова уже были позади. Корабль приближался, по словам вахтенных, к Аравийскому морю. Внезапно Том, который как раз был одним из вахтенных, крикнул:
– Кит! Смотрите, смотрите – кит по левому борту! Какой огромный! Это не кит, а просто гора! Ой, мамочка!
– Томми, ты так орёшь, как будто увидел голую девку! – насмешливо прокричал с самой верхней реи фок-мачты Джонатан, устанавливая бом-брамсель, – море на то и море, чтоб по нему плавали киты!
Однако, человек шесть, которые в ту минуту, подобно Клер, без дела болтались по верхней палубе, устремились к левому борту. Действительно, в паре кабельтовых от брига темнела над океаном спина кита огромных размеров. Из него бил фонтан. Иногда чудовище шевелило своим хвостом, и волны тогда становились выше.
– Старый самец синего кита, – заумничал Стивен, – эта громадина весит больше, чем наш корабль! Я как-то раз такого красавчика загарпунил. Ох, и пришлось повозиться с ним, доложу я вам!
– А я с синими китами никогда даже и не возился, – заявил Энди, – сразу их бил наповал, и всё! Надо просто знать, куда направлять гарпун.
Стивен оскорбился, и возник спор. Поскольку слушать всё это даже и без участия Тома было немыслимо, а на голую девку кит, в самом деле, походил мало, два хвастуна мгновенно остались около борта вдвоём. Но и они вскоре отправились заниматься каким-то делом, вняв замечанию боцмана.
Клер, взглянув на кита, пошла варить кашу. Чудовище впечатлило её весьма, однако довольно скоро мысли вернулись к менее крупным личностям. Неожиданно к ней явилась одна из них, а именно де Шонтлен.
– Мадемуазель Клер, – взволнованно произнёс он с порога, – письмо при вас? Вы не потеряли его?
– Сударь, почему у вас вдруг возникла такая мысль? – удивилась девушка. Де Шонтлен, извинившись, сказал, что из-за скандала в кают-компании, о котором он только что узнал от Уилсона.
– Боже, что за нелепость? – рассерженно проронила Клер, вытирая руки тряпицей. Привстав на цыпочки и достав конверт из глубокой щели между стеной и низким потолком камбуза, она с гордостью предъявила его французу, после чего вернула на место.
– Как вы могли такое подумать, сударь? Я бы скорее голову потеряла, нежели то, что вы мне доверили!
– Я прошу меня извинить, – смущённо пробормотал де Шонтлен, – простите. Я очень вам благодарен.
И он ушёл, явно успокоенный. А на Клер будто выплеснули ведро ледяной воды. Половники и ножи выскальзывали из рук её. Это – он? Это тот мужчина, которому отдала она своё тело, свои мечты и свою любовь? Да помнит ли он о том, что произошло между ними две недели назад? Или это ей всё приснилось?
Ввиду всех этих переживаний ужин запаздывал, и команда злилась на Клер. Но что она могла сделать? Всё падало, всё валилось к чёртовой матери, печка жглась, в кашу вместо соли сыпался перец. Масло! Мерзкое масло! Ну почему оно, брызгаясь со сковороды, всегда попадает именно в глаз?
Кое-как окончив работу и получив нагоняй от боцмана, Клер опять приблизилась к борту. Над океаном стояли сумерки. Ей хотелось броситься вниз. Или распечатать конверт. Выбор был ужасен: либо знать всё, либо – ничего. Совсем ничего. Но как его вынуть, это письмо? А вдруг он опять захочет проверить, всё ли в порядке? Ничего страшного – можно будет сказать, что конверт случайно нашёл и вскрыл кто-нибудь другой. Ей это письмо зачем? Она ведь неграмотна!
Размышления вскоре пришлось прервать, чтобы мыть посуду. Это заняло час, хотя Клер спешила. Злоба душила её. Ослы! Ну какого чёрта никто не может помочь? Ведь им всё равно заняться-то сейчас нечем! Энди явился, когда всё было уже закончено, и она, чуть живая, присела на табуретку. Он получил кастрюлей по лбу. На бедной кастрюле осталась вмятина. Энди выбежал. Клер заплакала и уснула прямо на табуретке, измученно навалившись на шаткий стол.
А затем прошли ещё одни сутки. Вся целиком погруженная в своё холодное бешенство, Клер заметила в них только три события – завтрак, обед и ужин, сопровождавшиеся мытьём проклятых тарелок. Она ни с кем упорно не разговаривала. Корабль шёл прежним курсом и с прежней скоростью.
Поздней ночью, оставшись опять одна, Клер заперла дверь. В печке продолжали ещё мерцать довольно яркие угли. Достав из щели конверт, она сорвала печать и вынула лист. Дрожащими пальцами развернула. Он жёг ей руки. Было ужасно стыдно. Но почему стыдиться должна она? Пусть стыдится тот, кто любит другую женщину, а её, готовую умереть от любви к нему, делает орудием своей страсти! И, сев на корточки перед печкой, Клер начала читать, шевеля губами. Уже на втором абзаце её лохматые и давно не мытые волосы встали дыбом.
Глава седьмая
Где же вы, ангелы?
Этот фрегат заметили ранним утром следующего дня. Он шёл на всех парусах прямо за «Летучим Голландцем», который также двигался полным ходом, благо что дул сильный юго-западный ветер. Первым увидел парус на горизонте и дал сигнал один из подвахтенных, сероглазый шотландец Роберт. Когда ван Страттен и де Шонтлен взошли на корму, между кораблями было около семи миль. По очереди воспользовавшись подзорной трубой, оба моряка пришли к заключению, что за бригом идёт именно фрегат – отличный, трёхмачтовый, быстроходный. Флаг был пока что неразличим, но он развевался на высоченной грот-мачте.
Боцман с матросами и почти раздетая Клер, которая прибежала на палубу прямо с койки, очень тревожно шептались, сгруппировавшись неподалёку от юта.
– Послушайте, господин капитан, – крайне неохотно заговорил Гастон, которого попросили выразить мнение всей команды, – мы вам хотим сообщить, что Клер нынче ночью видела дурной сон! Ей приснился чёрт.
– Что такое? – переспросил ван Страттен, сделав пол-оборота. Клер, хоть была смертельно обижена на него, решила на время бойкот прервать. Могла ли она поступить иначе? Бог его знает, что за корабль идёт за ними! На кону – жизни семнадцати человек. Дурой надо быть, чтоб утаить главное! Ведь тогда решение будет принято наобум, и не миновать катастрофы.
– Да, да, мне приснился ужасный чёрт! – подтвердила Клер, вкладывая в голос всю мрачную глубину чертогов Аида, – кошмарный! Просто чудовищный!
– Надо меньше смотреться в зеркало, дорогая, – пожал плечами ван Страттен и, взяв трубу у француза, опять воззрился на юго-западный горизонт. Клер, плюнув на палубу, удалилась. Вместо неё появились Эдвардс с Уилсоном. Когда им сообщили новость, оба они решили взглянуть на великолепный корабль. Отдав им трубу, капитан сказал де Шонтлену:
– Мы с ним тягаться не можем – у брига сильно обросло дно. Этот дьявол к вечеру нас догонит.
– Чёрт возьми, Готфрид! – проговорил Уилсон, глядя в трубу, – мы бы не ушли даже с чистым дном. Это ведь фрегат с тремя мачтами! У него площадь парусов – раз в пять больше нашей. У нас, вдобавок, очень тяжёлый груз на борту.
– Но зато гораздо меньше народу, – мрачно пошутил Эдвардс, – там человек сто двадцать команды, и все – с отличным оружием, полагаю. Плюс к тому, пушки куда как потяжелее наших! Их на таком корабле должно быть штук восемьдесят.
– Что скажете, де Шонтлен? – спросил капитан. Француз улыбнулся, бросив оценивающий взгляд на команду брига.
– Я понимаю вашу обеспокоенность, господа. Но для твёрдых выводов оснований пока ещё слишком мало. Возможно, это фрегат английского или голландского флота, обслуживающий колонии. А возможно, это пиратский корабль. Всё будет ясно часа через три – четыре. Так что, у нас есть время позавтракать.
– Мы успеем даже и пообедать, – прибавил Эдвардс, – а вот поужинать – вряд ли. Кстати, где эта сучка Клер? Если через двадцать минут завтрака не будет, я её придушу!
Клер мигом нашлась и занялась завтраком. Капитан, взглянув на верхние паруса, подошёл к штурвалу, стоял за которым Джонатан, и проверил курс. Потом он осмотрел шкоты нижнего яруса парусов, ещё раз прищурился на фрегат, который невооружённому глазу казался крохотным белым пятнышком вдалеке, и приказал боцману организовать переброску части боеприпасов со склада на орудийную палубу. Все матросы, кроме одного Джонатана, покорно взялись за эту работу.
– Готфрид, у нас нет шансов против него, – заметил Уилсон, – к чему всё это?
– Осёл, – вздохнул капитан, – если это стадо баранов будет болтаться по кораблю без дела, оно со страху взбунтуется!
Де Шонтлен и Эдвардс полностью поддержали решение капитана. Потом был завтрак в кают-компании. Клер его только подала, участвовать в нём не стала. Её тянуло на палубу. Приближающийся фрегат казался ей угрожающим, хотя был, конечно, прекрасен. Дорвавшись до подзорной трубы, она за ним наблюдала. Чёрт бы его побрал! Откуда он взялся? Вдруг у неё мелькнула догадка: не надо было читать письмо! Ой, не надо было! Но странно – возникло только желание пожалеть о своём поступке, а сожаления не было.
К ней приблизился Энди – грязный и взмыленный, без рубашки. Он уже полчаса занимался глупой работой вместе с другими ослами, и вот решил увильнуть на одну минутку.
– Дай поглядеть, – потребовал он и схватил трубу. Клер грубо отбросила его руку.
– Нет! Пошёл вон!
– Это почему? – удивился Энди.
– Ты лишний! То, что здесь происходит, касается только меня одной. И, может быть, де Шонтлена. Более – никого. За нами гонится дьявол!
– Да неужели?
– Именно он. А ангелов я не вижу! Где же вы, ангелы?
Энди молча ушёл. А Клер всё смотрела. Она уже различала бронзовую фигуру русалки, которая украшала нос корабля, могла сосчитать число прямых парусов на передней мачте. Их было шесть – то есть втрое больше, чем на фок-мачте брига, система была намного сложнее. Клер прежде слышала, что устройство фрегата предполагает два гафеля, и косых парусов на нём также больше, благодаря чему высока маневренность и чувствительность к ветру. Неудивительно, что фрегат шёл гораздо быстрее брига! То, что у брига обросло дно – это чушь собачья, решила Клер, господин ван Страттен это придумал. Флаг разглядеть пока что не удавалось – ветер тянул его не в ту сторону. А ещё, конечно, мешало солнышко. Поднимаясь правее курса, оно играло на миллиардах волн слепящими бликами. Клер лишь мысленно называла солнце свиньёй и портовой шлюхой, беря пример с четырёх дворян, которые час назад ни словом о нём не упомянули. Бывалые моряки, знала Клер, могут осыпать проклятиями друг друга или врагов, а силы природы ругать у них не в обычае.
Тем не менее, боцман, который к ней подошёл вскоре после Энди, буркнул что-то нелестное в адрес солнца. Он был утомлён менее, чем матросы, так как ему поручили только руководить и следить.
– Клер, не сомневайся – они тебя уже видят, – насмешливо продолжал Гастон, раскуривая свою короткую трубку, – купцы подсунули нашему капитану очень дрянную трубу. Хуже не бывает. Точнее, их было две, как ты помнишь, но ты одну умудрилась уронить за борт. А та труба была лучше!
Клер от досады стиснула зубы и опустила трубу, чтоб дать отдохнуть глазам.
– Если они меня уже видят – может быть, мне раздеться здесь догола? – спросила она, – пускай полюбуются!
– Это неплохая идея, – с очень серьёзным видом ответил боцман, – если ты будешь голая – они все попрыгают в воду, чтоб вплавь добраться до нас! И мы тогда сможем их перебить из мушкетов.
Клер стало очень смешно. Кто бы мог подумать, что даже боцман Гастон, казавшийся шевелящимся куском дерева, признаёт её обольстительность? Впрочем, он немедленно перешёл на другую тему, сказав:
– Сохрани нас Бог от испанцев! С пиратами ещё как-то сможем договориться, а вот с испанцами – вряд ли.
– Чем они так страшны? – поинтересовалась Клер.
– Как будто не знаешь! Они повсюду уничтожают еретиков без всякой пощады. А мы, голландцы и англичане – еретики для них. То, что ты католичка, тебя едва ли спасёт! Ведь если дойдёт до боя – в плен они брать никого не будут.
– А почему де Шонтлен не предположил, что это могут быть и испанцы?
– Вот уж не знаю, – сердито сказал Гастон, дымя своей трубкой, – он очень странный. И капитан наш – довольно странный, чёрт бы его побрал!
Видимо, тотчас пожалев о своих словах, он спешно прибавил:
– Все мы здесь странные! Поневоле сойдёшь с ума, если плыть и плыть, не заходя в порты. Но капитан торопится. Чтоб они провалились, эти испанцы, псы ватиканские! Нам ведь против фрегата не устоять.
Скорчив на лице полнейшую безнадёжность, Гастон отошёл от Клер и спустился на орудийную палубу. А матросы, выполнив большую часть работы, расположились возле грот-мачты для небольшой передышки. Дэнисен, Роберт и здоровенный Хьюберт курили, сидя на крышке люка. Все остальные попросту разлеглись на палубе. Пот с бедняг катился ручьями. Стивен и Том, не стесняясь Клер, сняли с себя всё. Она стала их рассматривать через зрительную трубу и громко высказывать своё мнение обо всём, что видела. Но им было не до неё. Они совершенно выдохлись. Энди громко спросил, когда будет завтрак.
– В камбузе есть вчерашняя каша и солонина, – сказала Клер, бесстыдно любуясь задницей Тома, который лёг на живот, – идите и жрите!
– Там всё холодное! – возмутился Стивен, – разогревай давай!
– А не буду, – весело отказалась Клер и перевела трубу на него, – ой, Стив, что это с тобой? Не очень-то ты устал! И ты хочешь Тома, сволочь такая! Вот я сейчас испанцам всё расскажу про твои греховные помыслы, негодяй!
Все расхохотались, глядя на Стивена. Потом Роберт, устав смеяться, сказал, что если проклятый кок никого не кормит, надо извлечь из него какую-нибудь другую пользу. И пришлось Клер заняться работой. Трубу она взяла с собой в камбуз, чтобы её не трогали. Эти мальчики – ни при чём. Виновна во всём она, парижанка Клер! Значит, ей и надо умереть первой, встретившись взглядом с дьяволом.
Не успела Клер растопить остывшую печку, вся перемазавшись копотью, как на палубу вдруг поднялся Уилсон. Он приказал матросам незамедлительно взять два рифа на марселе, убрать топсель с грот-мачты и кливера с бушприта. Команда нехотя встала на ноги. Два болвана начали одеваться.
– Уилсон, зачем ты хочешь уменьшить скорость? – спросила Клер, высунув из камбуза голову. Офицер взглянул на неё, и, посомневавшись, нужно ли отвечать, всё-таки ответил:
– Пусть нас догонят до наступления ночи. Так будет лучше.
– Джек, но это ошибочное решение! – возмутилась Клер, – если вы решились на бой, то знайте, что в темноте у слабого больше шансов! Это мне сказал мой отец, который однажды ночью с тремя приятелями ограбил целую роту драгун в Булонском лесу.
На сей раз Уилсон не удостоил её ответом. Пронаблюдав, как трое матросов карабкаются по вантам, а двое идут к бушприту, он повернулся на каблуках и опять спустился в кают-компанию. Очевидно, там проходил военный совет. Клер была не против в нём поучаствовать, но её почему-то не пригласили. Зато позвали Гастона – видимо, для того, чтобы выяснить, на кого можно положиться в случае боя.
Когда матросы явились в камбуз за завтраком, Клер дала им тарелки с овсяной кашей и вместе с ними спустилась в кубрик. Он представлял собой треугольное помещение в носовой части брига. Усевшись на свои койки, шесть из которых были подвешены к потолку, усталые парни мрачно взялись за трапезу. Клер, уютно расположившись в высоком гамаке боцмана, начала расчёсывать волосы гребешком. Зеркальце она с собой не взяла, чтоб было поменьше шуточек, неминуемых после слов капитана. Но эта мера предосторожности была лишней, так как о чёрте всё же заговорили – к счастью, без смеха. Всеми владело тягостное уныние. Стивен, Энди и Том стали вспоминать собственные сны про чертей. Конечно, возник между ними спор, чей чёрт был страшнее. Но даже это безумие не смогло развеять подавленность остальных парней. Они ещё раз насели на Клер с вопросом, как выглядел её чёрт. Поняв, что им нужно, Клер заявила, что, может быть, это был никакой не чёрт, а совсем другое – например, месяц, поскольку кроме рогов она вообще ничего не помнит. Но всё это прозвучало неубедительно. Даже самый глупый матрос, которого звали Сэмми, грустно сказал, что месяц есть месяц, а чёрт есть чёрт. Поэтичный Дэнисен сравнил с месяцем саму Клер, которая с гребешком сидела под потолком прямо как на облаке, свесив голые ноги. Роберт прибавил, что Клер была бы ещё более похожа на месяц, если бы не свинячила возле кубрика, высыпая за борт золу, и не пересаливала картошку. Взглянув на Клер сквозь призму поэзии, все ребята повеселели. Чуть-чуть.
Минул ещё час. Матросы продолжили таскать ядра на орудийную палубу. Порох в бочках был уже там. Из кают-компании никто больше не поднимался, кроме Гастона. Вымыв посуду, Клер с подзорной трубой снова устремилась на кормовую часть судна. Фрегат за час приблизился на две мили. Солнце закрыли лёгкие облака. Смотреть стало легче. И Клер увидела трёх людей на носу фрегата. Один из них – высоченный, плечистый, как Джек Уилсон, также стоял с подзорной трубой, нацелив её на бриг. Клер к нему приглядываться не стала. Ей уже было не до того. Она, наконец, рассмотрела флаг. Он красиво реял на высоте ста двадцати футов над палубой. Ветер, чуть изменив направление, повернул его к Клер.
– Гастон! – закричала та, опустив трубу, – скорее зови сюда капитана, живо!
Трудившиеся матросы, услышав это, опять прервали работу и подошли. Но не очень близко. Первыми всё узнать должны были офицеры. Когда ван Страттен, Эдвардс, Уилсон и де Шонтлен подбежали к Клер, она им сказала:
– Господа! Крест святого Георга.