– Берем, – согласился Васятка и подписал с риелтором договор.
Ася подошла к окну, распахнула старые деревянные рамы, впуская в комнату свежий осенний воздух. А потом взяла с подоконника горшок с геранью и отнесла на общую кухню.
– Ненавижу эти цветы, – призналась она. Васятка кивнул. Ему было немного жаль: мама всегда говорила, что эти цветы полезны для воздуха.
Ася бросила институт и пошла в торговлю, решив, что восстановится, когда им будет хватать денег на жизнь. Васятка получил свой красный диплом, устроился на престижную работу, а с первой зарплаты купил матери навороченный холодильник. Но мама отчего-то не спешила назвать его человеком, сказать – «вот теперь-то ты состоялся». Она вообще перестала его хвалить и только жаловалась на жизнь. Говорила, как тяжело и одиноко ей тут одной, и что некому будет, как придет время, поднести ей стакан воды.
– Ну чего ты, мам, – огорчался Васятка. – У тебя же есть я.
– Не у меня, а у этой… прости господи, – ворчала мама.
Васятка не понимал, причем тут мамин господь. Он целовал мать в щеку, сглатывал подступивший ком и со смешанными чувствами переступал порог, уходя из родного дома.
Он убеждал себя, что все хорошо. Но в равнобедренном треугольнике между Асей и мамой он был стороной неравной. И как превратить фигуру в треугольник равносторонний, Васятка не знал.
Он разрывался между работой, домом и мамой. Он вкусил взрослую жизнь, пил ее через край, и все чаще ему вспоминалось беззаботное детство и юность.
– Куда же ты, Васенька? – с горечью спрашивала Ася, когда Васятка, не разувшись, бросал рядом с ней на диван портфель и, плотнее намотав шарф, собирался сорваться в ночь. – Ты хотя бы поел…
– У мамы поем, – отвечал он, хмуря брови в ответ на сощуренные глаза Аси. – Ей опять нехорошо. А ты поешь, не жди меня. Буду поздно. Так что ложись.
Он на цыпочках пробирался к ней, осторожно, чтоб не топтать, целовал ее в нос и пятился к выходу. Ася вздыхала.
Васятка не всегда возвращался домой. Иногда он оставался на ночь у матери. Мать охала и стонала, и гоняла его за лекарствами.
– Сердце болит, – жаловалась она, но к врачу не ходила. – Боюсь, что с работы уволят, а на пенсию я прожить не смогу, – говорила она в свое оправдание.
– Забудь ты про эту пенсию, – обижался Васятка. – А я на что?
– А на то что ведьма твоя меня со свету жить хочет! – злилась мать. – Денег ей твоих мало, жадная стерва. А ты, дурак, веришь ей.
– Ну сколько можно-то, а?
Но мать начинала снова стонать и охать, и Васятка прекращал разговор.
– Вот когда ты рядом, сыночек, мне как-то полегче, – признавалась мать, и Васятка оставался у нее. Спал в холодной постели, из которой, как ему казалось, он давно вырос, укрывался плюшевым одеялом, утыкался носом в жесткий ворс ковра на стене.
Первое время Ася звонила ему, спросить, вернется ли он домой, и Васятка тихонько пробирался на кухню, закрывал за собой дверь, чтобы мама не слышала, о чем он и с кем говорит, чтоб не расстраивать ее лишний раз. А потом Васятка стал оставаться все чаще, и Ася звонить перестала.
Он купил для нее колечко из белого золота – тоненькое, с капелькой янтаря в изящной оправе. Все мечтал остаться с ней в тишине, вдвоем, заказать ужин из ресторана, зажечь свечи, стать на одно колено по-рыцарски, сделать ей предложение. Но как-то не складывалось: то не было времени, то настроения – у него или у нее. А еще он боялся, что как только мать узнает о свадьбе, то сляжет с сердечным приступом.
Ася все чаще дулась, ходила насупленной, говорила, что скоро забудет, как он выглядит и кто он вообще такой.
– Да неужели ты не понимаешь, что она тобой вертит? – однажды вспылила Ася. – Вранье это все. Ничем она не болеет, просто хочет тебя вернуть.
– Не смей так говорить! – сказал Васятка резче обычного, и тут же пожалел об этом, увидев, как сверкнули у Аси глаза. – Это моя мама, – мягче добавил он, словно извиняясь. – И я ее очень люблю.
– Вот и люби ее, – сказала Ася и отвернулась к стене. – Это никогда не закончится.
Васятка хотел возразить, но почему-то не стал.
Когда через сутки он вернулся от мамы, вымотанный донельзя, Аси не было. Васятка устало лег на диван и долго смотрел на трещину в потолке. Прошел час или два, но Ася не возвращалась. Васятка сел, повертел тяжелой головой по сторонам и только тогда понял, что на самом деле произошло: Ася ушла насовсем.
Он взял телефон и набрал ее номер.
«Не звони мне больше, – сказал автоответчик голосом Аси. – Я выбрала за тебя. Будь счастлив».
Васятка закрыл лицо руками и повалился обратно на диван. У него не было сил куда-то бежать, искать ее, тем более он не знал куда.
Он лежал, но не засыпал, а словно проваливался вниз в темноту. Васятка не знал сколько прошло времени, когда он подскочил от звонка мобильника.
– Ася, где ты? – прокричал он в трубку, не посмотрев на экран.
Но это была мама.
– Мне кажется, у меня приступ, – холодно сказала она. – Дышать тяжело, все защемило слева, и болит голова. Мне надо…
Васятка не дослушал ее – мобильник полетел в стену и рассыпался от удара, оставив вмятину на обоях.
На столе он заметил бархатную подарочную коробочку, в которой он хранил кольцо для помолвки, Ася нашла его, когда собирала вещи, и просто оставила.
Васятка вздохнул. «Вот и конец».
Через полчаса он с вещами спешил в метро, чтобы успеть на последний поезд.
Утром случился кризис. Васятка сквозь туман в голове слышал, как пищали приборы, переговаривались врачи и сочувственно шептались медсестры.
Он ничего не чувствовал: ни страха, ни боли. Он просто уходил в пустоту и покой, уходил в темноту. Он думал, что, когда придет мама, все будет кончено.
Васятка читал про предсмертные видения, про черный тоннель и свет, и вошел в него без опаски. Свет возник внезапно – не маленькой точкой, а яркой вспышкой, не впереди, а везде – заливая темноту желтым теплым сиянием. Васятка отозвался на этот цвет, он что-то напомнил ему, что-то желанное, важное, он хотел раствориться в янтарном облаке, но вместо этого просто открыл глаза.
Он был здоров. Абсолютно. Ни перелома, ни кровоподтека, ни одного ушиба – ничего. Только было ужасно холодно. А еще он был голый.