Body-Бог, или Месть неандертальца

Но давние серьёзные библейские дела,

Завет с его дедами-прадедами,

Составленный на Мориа-горе крутой

И утверждённый во Ерусалиме-граде,

Оформлен в Библии, как протокол святой.

Тогда Я был ещё Иеговой,

(Хотя Мне больше нравилось быть Зевсом.

Я о родной Мне обстановке в ту пору сильно горевал

И многое на мах благословлял и проклинал.

Что сделаешь, такой уж был Я кент!)

Однако обещание есть обещание,

А документ есть документ.

И вот теперь вместо того, чтобы порадоваться

С потомком Авраама встрече,

Я говорю о ней с глубокой горечью.

Тем более что явно он тянул в рационалисы.

А то и паче.

А вытянул от силы в рыцари удачи!

Честно признаться,

Я огорчён и озадачен.

Единственно, чем Я могу утешиться

И объяснить своё крушенье,

Так это Якова недугом.

Сомнительное утешенье.

Я верным остаюсь рациональной целесообразности:

Преступник должен быть изобличён, вина его доказана

И сам он, соответственно, наказан.

В рамках гуманности

И без жестокости.

Но в случае, когда преступник

Не сознаёт своих деяний,

Не контролирует себя,

Когда ему байда любая – хоть бы хны,

Присутствует феномен невменяемой вины…

…Не будем также забывать:

Не без возмездия оставлен обвиняемый.

Безумием наказан невменяемый.

(Всеобщее молчание. Люцифер кисло, Иаков радостно улыбаются.)

БОДИ-БОГ (торжественно).

Деяния Иакова Исаковича Фридмана

Считать полнейшим затемнением ума.

По слову Судии живых и мёртвых аже,

Безумца выпустить немедля из-под стражи.

(Исида рукоплещет.)

БОДИ-БОГ.

Actum est, ilicet!

Таким финал Нам видится.

Суд кончен, можно расходиться.

Часть 2. КОНУС ВЕЧНОГО БРАТСТВА

КОНЦЫ КОНЦОВ

(Мегарон, жилые покои Боди-Бога. На ложах и табуретах с гнутыми ножками расположились участники процесса. На низком широком столике – хлеб, жареное мясо, соус в богато инкрустированных соусниках, кратеры с винами, изящные фиалы, из которых гости пригубливают напитки. Боди-Бог (он в скромном домашнем хитоне) сидит в кресле-троносе, откинувшись на спинку, задумчиво следит за собравшимися.)

ЛЮЦИФЕР (закусывая, со вздохом).

Не будем торопиться.

Я бы просил принять протест.

Непостижим, Отец, твой либеральный жест…

(Проникновенно.)

От Твоего постановления, Баши,

У честного юриста вянут уши.

(Выпрямляясь на кресле и выпячивая грудь.)

Я, прокурор вчинивший иск,

Имею право на финальный писк!

Хотя, как вижу, я иду на риск…

БОДИ-БОГ (Он выглядит усталым и озабоченным)

Опять, Денница?

Какой протест тебе блазнится?

Он болен, этот краснобай, вельми.

Он псих, пойми!

ЛЮЦИФЕР (буркает).

Нет у него ни хроники, ни криза.

Я требую судебной экспертизы!

БОДИ-БОГ.

Опять буза!

Ты лезешь как оса в глаза.

(Обращаясь к молча обедающему Матфею.)

Матфей, варёного вина отведай, напоминает «Пепси»…

(Люциферу)

Не забывай об эпилепсии!

При полной ясности сознания

Иаков сложной болен манией.

Идей религиозных виден след,

Преследованья прорывался бред.

То маска мистика, то мантия величия,

То пепел ипохондрии…

Я слышал от Сократа,

Что всё это – стигмат дегенерата…

ЛЮЦИФЕР.

Есть, Авва, целые нации,

Которым свойственны галлюцинации.

По историческим причинам,

У них всегда на революции настрой.

Их никакой не успокоит строй.

На белый свет они взирают через особенную призму:

То у них нигилизм в чести,

То подавай им коммунизм.

Их опыт жизненный таков:

Они всегда как бы в осаде,

Их окружает сонм врагов.

И если ветром стукнет фортка,

Или тряхнёт жилище гром,

Они кричат: банзай! погром!

А тут ещё их родовые травмы

Терзают герберы и роммы…

БОДИ-БОГ.

А кстати, где гуляет он?

ЛЮЦИФЕР.

Шмонает мегарон.

БОДИ-БОГ.

Пусть перекусит твой протеже

И с богом отправляй домой мацу.

Да не забудь:

Разбор сегодняшних полётов – в пятницу…

МАТФЕЙ.

Я думал, он – хиляк, этот гарсон.

А он под кительком да кипой – Тайсон!..

Сдаётся мне, он откосил под дурачка.

То у него нога, то у него рука.

Пока Хмельницкого не поминал,

И не хромал.

Что здесь, на Небесах,

Что там, в земной юдоли,

В любую входит роль.

БОДИ-БОГ.

Или из этой роли не выходит.

МАТФЕЙ.

Дюже меня коробит эта рожа.

Теперь он на коне, сумняшеся ничтоже.

И ни малейшего ведь страха перед мытарствами в аду…

Я вот что думаю:

(Матфей смотрит на Люцифера, нахмурившись)

Не наш ли прокуратор ушлый

Шепнул ему чего на ушко?

Ну, от кого он мог прознать,

Что ад мы будем упразднять?

Уж очень он развязно баял!

Из мертвецов, как мне известно,

Никто назад, кем бы он не был, блудный,

Пока не возвращался в космос людный

ЛЮЦИФЕР.

Зачем на ушко?

Во всеуслышанье!

Когда при торжестве открытия Суда

Ты возглашал хвалы Отцу, я ему всё открыл.

Забыл?

МАТФЕЙ.

Мозгами тронутый, а всё, выходит, понял…

ЛЮЦИФЕР.

Я-то его как раз сношал,

Казнить нещадно обещал.

БОДИ-БОГ.

Он болен и аминь!

МАТФЕЙ.

Люминь, значит, люминь.

БОДИ-БОГ (Исиде).

А ты чего помалчиваешь, Мать?

Маньяк или артист и пшют?

ИСИДА (мрачно).

Его недуг душевный лют.

Его направить надобно на исцеленье

К Василию Блаженному,

Открывшему в пречистых Эмпиреях

Недорогой приют

Для человековидных обезьян

И малохольных россиян.

На кой тебе Иаков ляд?

Отправь к Василью на погляд.

БОДИ-БОГ (морщится).

Блаженный исключается.

Василий за кастрацию Союза

Колодкой Яшке пощекотит гузно…

Люци, а много на Руси таких?

ЛЮЦИФЕР.

Да вся верхушка яшками забита.

Они себя и окружающие их

Зовут элитой.

БОДИ-БОГ.

Да ведь они больны кругом!

ЛЮЦИФЕР.

Отнюдь. Они прекрасно

Общаются друг с другом,

Их понимает масса,

И мужики и вумен,

В их полном ведении государственная касса.

Иаков только в Вашем воображении, Отец, безумен.

Там все такие, уверяю Вас, и каждый во своём уме.

Ну, могут ли безумные

Начальству в унисон елдыкать?

И могут ли маньяки во время заседаний в Думе

Единодушно, сидя в креслах, дрыхать

И, выделяя сытный газ,

Причмокивать: «Так-с! Едак-с! Дас-с!»?

В любой палате №6 кретины орудуют, мой Авва,

Кто в лес, кто по дрова.

А русская элита до мелочей едина,

Особенно в делах приватности.

А тех, кто гнёт на свой хохряк, неадекватно,

У них отстреливают аккуратно.

С элиты начиная, нация

В процессе нравственной кальцинизации.

От обывателя последнего и до верховного гуру.

Я что Вам вру?

(За столиком повисает тягостное молчание.)

ЛЮЦИФЕР.

Им только перестроиться как следует,

Да встать с колен,

Да перейти с просфоры на мацу.

Они Европам и Америкам

Пропишут атомную ижицу!

БОДИ-БОГ (в размышлении).

И всё же Я в своей уверен в правоте.

Сужу, как Я судил всегда –

По простоте.

Хотя, по правде говоря, Я озадачен.

Но если он здоров, этот полип,

Я не готов вам объяснить сейчас

Происхождение подобных архетипов.

Возможно, выполз экземпляр из тайной щели,

Где пребывал

До Наших эпохальных воплощений…

Он сам – живое воплощенье мифа,

Когда пещерный нomo трапезу делил

С гиенами и грифами

И был вооружён не логосом,

А силой, злобой и рефлексом.

Он в первобытной родился стихии,

Был ею вскормлён,

Разумный в нём унасекомлен.

И в то же время, следует признать,

Что знаниями этот недотыкомка

Весьма, Я бы сказал, натыкан:

Он далеко не круглый неуч-троглодит,

Его высокое ай кью сомнению не подлежит,

Любой ЕГЭ ему под силу.

Он эрудит!

(Люцифер слушает Боди-Бога с блуждающей на губах улыбкой,

Исида – озабоченно нахмурившись.)

БОДИ-БОГ (в сердцах повышает голос).

Виновен или не виновен?

Здоров вполне или немного болен?

Честный безумец или симулянт-ловчила?

Выходит, Я вас, господа хорошие, ни в чём не убедил?

За всю Мою историю

Впервые Бог не смог свести концы с концами.

Под старую-то дожил задницу!

Вот так единоистинный,

Вот так всеипостасный!

Хорош «еси»!..

А между тем венок лавровый на уши себе повесил,

Как Люци любит выражаться характерно.

ЛЮЦИФЕР.

Так. Едак-едак. Примерно верно…

МАТФЕЙ (мрачно).

У каждого бывает сбой.

Не убивайся, мы с Тобой…

ЛЮЦИФЕР.

Мне психа через Конус бортовать,

Или, поскольку не мертвец,

Пусть топает по Лестнице, Отец?

МАТФЕЙ (машинально).

А я бы завернул

Башку в подмышку гению…

БОДИ-БОГ (недовольно).

На ваше усмотрение.

НЕ ПЕЙТЕ ЛИШНЕГО!

(Иаков лёгким шагом входит под портик, деловито располагается на пустом ложе справа от Боди-Бога, придвигает к себе чашу с мясом и кратер с вином.)

ИАКОВ (Боди-Богу весело).

А Ты, папаша Элохим,

Устроился нехило,

Чтоб мне так было!

Есть тема: уступи хламину

(Обводит рукой помещение.)

Под загородный дом.

Я, видишь ли, женюсь. Супермодель.

Кличут Аделью.

А я зову Нана.

Презентовать ей что-то надо.

Ох, братцы, и жадна!

За нею поездом из лучших лучшие,

Носами водят, лапами сучат, бухлом манят…

Всех отбивает, сучка.

Всё ради Якова, ради меня!

МАТФЕЙ.

Рехнулся вовсе.

Забыл: мы квартируем в Космосе!

ИАКОВ.

Я для своей Наны

На днях купил кусок Луны.

Но там-то надо обживать,

А тут убрал кусман – и на кровать!

(Похлопывает рукой ложе, на котором возлежит.)

БОДИ-БОГ (внимательно наблюдая за Иаковом ).

Вдвоём с супругой нажито. Ты как считаешь, Мать,

Отдать?

ИСИДА (мрачно).

Я против.

Я здесь, под портиком, привыкла

С Тобой гулять.

БОДИ-БОГ (Иакову).

Вот видишь, незадача…

ИАКОВ.

Продай в комплекте с Матерью!

БОДИ-БОГ.

О чём ты, мачо?

ИАКОВ.

Смеюсь У нас сказали бы: всё включено.

Сойдёмся, Отче, не торгуясь!

(Оглядываясь вокруг.)

А это стиль какого Луя?

МАТФЕЙ (возмущенно).

Спаси, Господь: он в самом деле буйный!

ИАКОВ (жадно закусывая).

А почему на этажах евроремонт не проведен?

Как будто время было, тыщи дён.

Везде мурой забито:

Ковры, иконы, свечи, общинные кровати…

Всё надо повыкидывать!

(Исиде.)

Мать, не грусти!

(Боди-Богу.)

Я о контракте перетру с риэлторами из «Домостила».

(Нечто вспомнив, ударяет себя по лбу ладонью.)

Отец! А главное-то на процессе я упустил!

Всё адвоката козни…

(Улыбаясь, грозит пальцем Матери-Исиде.)

Не трогай то, да не касайся этого.

Ой-вей! Как я судебной не люблю мотни!

(Жадно выпивает полный фиал вина.)

Отец! Меня трясет благоговенья дрожь.

Но если честно-откровенно,

Ивашка Святогоров был хорош!

Коммунистической упорно

До самого конца держался формы,

Не ведал в алкоголе нормы,

Внезапным был подвержен уросям,

Порой клевался наподобие гуся.

Хорош и Рашка! Клепал ударные объекты,

Заполонил строительством страну,

А как пошить подгузники – ни тпру, ни ну!

(Иаков, торопясь, поедает закуски.)

Да что подгузники, товар высокой технологии –

О, боги! –

Прокладки женские не мог осилить,

При этакой-то всенародной силе!

(Иаков ловко орудует вилкой и помогает себе правой рукой.)

Для позитивного рабочего настроя,

Выравниванья мирового строя,

Я сделал, я считаю, главное:

Я Ваню оголил и окопал –

Отсёк нажитый капитал:

Для Святогора это – лишнее.

(Иаков взмахивает рукой, отсекая нечто.)

Успех нас ожидает и подавно,

Если удастся расточить

Саму и память о его мошне!

Иван и этот его отпрыск Рашка,

Имея в голове коммунистическую кашу,

Могли, подшившись от запоя,

Что-нибудь выкинуть тако-ое!

Подшитых не поймёшь:

Устроят, например – ха-ха! –

«По справедливости» делёж!

Не сами, так супруги их, кобылы.

Тем более, что отнимать-то

Ни у кого и ничего на этот раз не надо было,

И смертным боем никого не надо было бить,

А только оприходовать и по-де-лить!

(Иаков жадно испивает вина, окидывает озабоченным взглядом стол.)

…Но это бы Россию

На азиатчину сносило!

Пришлось прибегнуть к операции.

Совка не жалко,

Дедуле в самый раз без детородной палки.

А младшего бескровно ошарашили,

С имуществом предупредили шашни.

Он, Рашка, прав своих так называемых

Теперь сам не возьмёт,

В аренду не отдаст

И в траст не сдаст.

А главное, помёту своему не передаст!

БОДИ-БОГ (медленно, тягуче).

Мы тут посоветовались, как говорится,

И Я решил… доцент,

Тебя отправить на поправку в хостелцентр,

К сапожнику Василию Блаженному.

Ты слышал о таком?

(Иаков замолк и застыл в изумлении.)

Короче говоря, в дурдом.

ИАКОВ (ошеломлённо обводит глазами участников трапезы).

В дурдом? Зачем?

И почему к сапожнику?

Нашли спеца!

БОДИ-БОГ.

Там у него подворье и лечебница.

Василий пользует толпу большевиков,

Громил идейных истовых.

А ныне корпус заложил

Для фишеров-монетаристов.

ЛЮЦИФЕР (деловито).

Сам Грозный Иоанн – а он в психозах смыслил! –

Лечился у провидца человеческих сердец и мыслей.

И результаты были неплохие

Юродивого психотерапии.

Пройдя реадаптацию Блаженного Василия,

Славнейший из мучителей российских,

Как хроники о том трубят,

Веревкою пеньковою перепилил

Не более пятка княжат

И порубал лишь одного

Слона персидского в куски,

То ли по дури, то ли от тоски,

А может быть, из-за персидской лени

Не пожелавшего перед верховным властелином русским

Встать на персидские бревноподобные колени…

БОДИ-БОГ (понизив голос, заботливо.)

Ты Мне внушаешь опасения, мой друг,

Ты изменился на глазах.

В последнем слове ты поминал

Римского Тита, князя Святослава,

Свой перманентный крах,

На горькую судьбу пенял пространно,

Хромал, чесался…

Сейчас ты бодр и весел… странно.

ИАКОВ (недовольно).

Там было заседание Суда, улик выуживание,

Я прокурором грозным был контужен.

А здесь товарищеский ужин.

МАТФЕЙ.

Ну, что, головка прояснилась?

ИАКОВ (сердито)

Она и не мутилась!

Я что-то лишнее сказал?

БОДИ-БОГ.

В последнем слове ты страдал:

Гонимый иудей и всё такое…

А Я тебя одёрнул, успокоил.

Сейчас совсем другое…

ИАКОВ.

Разве? В последнем слове?

БОДИ-БОГ.

Всё – в протоколе.

ИАКОВ.

Про протокол я не подумал.

Помню, Ты что-то говорил, Отец,

Про исторические бредни…

Сейчас-то, слава богу, слово не последнее!

БОДИ-БОГ.

Сейчас обобранные рашки

И хитрые бумажки…

Меня коробит от твоих сарказмов!

ИАКОВ (успокоительно).

Вы не грузитесь, Отче.

Всё это недосып, фантазмы.

Так проще и удобнее мне рассуждать.

Вы в самом деле думаете,

Что я при этом вижу перед собой

Не этот сочный греческий салат,

А нищую толпу и двух кастратов?

Ну, Вы, Отец, даёте!

Это всего лишь образ, троп…

БОДИ-БОГ.

Ты тропами своими Меня загонишь в гроб!

ИАКОВ.

Отец, но разве Ты не фантазировал,

Когда меня и мир творил?

Разве не Ты во мне оставил эту опцию?

Так почему, когда я исполняю

Тобой заложенную роль,

Ты недоволен?

Богу и Небесам – фантазия и вера на века.

Земле и разным там двуногим – диалектическая логика.

(Боди-Бога передергивает, Он издаёт носом свистящий звук.)

На вас, Всевышних,

Не угодишь!

Тебя в фантазии я сохранил.

Я так и говорил.

А на земле давно я Сущего не жду.

И это я подчёркивал.

Я прибегаю к дубляжу

И сам сужу-ряжу.

Тружусь по мере скромных сил.

В данный момент попала под руку Россия…

БОДИ-БОГ.

Я тебя, кажется, постиг.

Ты ещё тот архистратиг.

Завариваешь на фантазиях своих горшок лапши

И вешаешь Мне на уши.

Ну, продолжай эзопить.

Пусть будут тропы и супермодели.

Ты, собственно, хотел сказать о русском деле?

ИАКОВ (собираясь с мыслями, медленно и недовольно).

Не знаю, как Вам лучше это донести

И как раскрыть,

При этом не обидеть?..

Я лишь хотел сказать: как самец и производитель,

Народ российский облегчён, стабилизирован и приручён.

Возможно, и не лучший метод тот,

Но где ж на всех набраться лучших методов?

(Что-то вспомнив.)

Опять же, ещё греки с иудеями

С времён Солона одобряли

Легченья радикальную идею…

Об этих Вы должны бы знать проектах,

Как вечный и внеисторический субъект.

(Исида машет Иакову рукой, требуя остановиться.

Иаков, подкрепляясь вином и мясом, собирается с мыслями

и продолжает всё более напористо и увлечённо.)

Египет, Турция, Италия наваривали прибыля,

Добрейших на продажу молодцов выкладывая!

А тут сто сорок миллионов, мля-а-а!!!

Да что я агитирую? Кого?!

(Иаков откидывается на ложе, широко улыбаясь.

Указывает рукой через столик на Боди-Бога.)

У вас, богов, – история нам дарит знания! –

Дела всю жизнь решались

Достоинства мужского урезанием!

Урана, помнится, урезал Кронос,

А Кроноса прооперировал, по-моему, Зевес.

Или я путаю, Отец?

Прости, я встал сегодня рано.

У боженьки Урана

В промежности веками, говорят,

Гноилась пребольшая рана…

Не вру, вот Тебе крест!

Так шёл ещё когда-а-а замены гегемонов

Естественный процесс.

Так было в прошлом и так будет впредь.

Так что правами лишнего не следует смердеть.

Короче, благодарствую, Отец!

Вернусь к себе – неделю будем керосинить,

Спасителю спасибить!

Твоя поддержка дорогого стоит,

Хоть я, как «подлый раб»,

Поблажек не достоин…

(Боди-Бог, откинувшись в кресле, изумлённо

слушает тираду Иакова. Лицо его искажает

гримаса гнева. Исида стоит у колонны портика,

закрыв лицо шарфом. У Люцифера, поднявшегося на ложе,

зелёными огнями горят оба глаза.)

ЛЮЦИФЕР (восхищённо).

Ну, прост-то от-торопь берёт!

Каков, однако, воин!

Он убедителен, как комментатор Бовин!

ИАКОВ (возмущённо).

И снова выбросы из-под хвоста!?

Бог предков, Отче сладостный,

Прерви, Властитель, речи тягостные,

Останови напраслину,

Или убей, заняв от Лестницы балясину!

Пусть Твой варнак

Не гонит порожняк…

БОДИ-БОГ (поднимаясь из-за стола, глухо).

Убил бы я тебя,

Как был убит Андрий Тарасом Бульбой, идол.

Дождёшься, раб:

Как Цезарю, устрою мартовские иды…

(Покачав головой.)

Не трогает раба

Богов несчастная судьба…

(Люциферу.)

Радуйся, бес,

Суд принимает твой протест…

И ВСЁ-ТАКИ ЭКСПЕРТИЗА

(Вновь зал заседаний. Участники процесса на своих местах.

Иаков в загородке, нервно оглядывается по сторонам.)

ЛЮЦИФЕР (стоит за своим столиком, торопливо).

Считаем подсудимого вменяемым.

Не допускаем и прострации.

Царю небесный, благодарствуйте,

Что приняли кассацию!

ИСИДА (Люциферу в сердцах).

Не верите Отца решению?

Протрите бельма брением…

(Плюёт на пол и растирает плевок носком сандалии,

приготовляя «мазь-брение» для глаз Люцифера.

Люцифер трясётся от негодования.)

ЛЮЦИФЕР (еле сдерживаясь).

Мы, исключительно во имя истины,

Не ради гонорария

Желаем получить о гигиее подсудимого

Экспертов комментарий.

(Иакову, восхищённо улыбаясь.)

Ну, ratio! Ну, отмочи-ил!

Уж как же я доволен, братец!

Ну, выше си-ил!

Ну, просто откровение!

(Исиде.)

Коллега, повремените с брением.

Бабушка надвое сказала,

Кому зеницы надо мазать.

Допрыгались, друзья,

Закрыли вексель с оборотом на себя!

БОДИ-БОГ.

Оставить свару и галдёж!

Дойдёт до Европейского – костей не соберёшь.

И так уже Россия кляузами завалила Европейский суд.

ЛЮЦИФЕР (весело).

Касачки рюкзаками прут!

ИСИДА.

Такие вот как ты, Люци,

Толкутся в Европейском… наглецы!

БОДИ-БОГ (сухо).

Суд должен констатировать вменяемость

Или, напротив, невменяемость лица,

Порушившего Святогоровым тестикулы,

Или, сказать по-русски, яйца

Кровавой ночью мглистой.

Жду предложений о специалистах.

Подайте голос, стороны.

В виду имейте: ваши голоса равны.

И поживее,

Спецы по гигиее!

Ни жить ни быть,

Нам заседание сегодня завершить.

Весь день Я занят завтра.

Районного довольно психиатра?

ЛЮЦИФЕР.

По суицидам, алкогольному делирию

И прочим завихрениям мозгов

Русь вознеслась на первые ступеньки рейтингов.

Одновременно пала сноровка кащенков,

Обращены они в сопливых пащенков.

Поскольку получает эскулап гроши,

Его дедукции нехороши.

Я бы своих набрал и не зелёных бакалавров.

Мне личит академик Павлов.

Едва ли кто в России его времён

Такими плюхами кормил Вождя народов и племён.

Редчайший муж, герой!

Не врал ни судьям, ни Политбюро

Ни принародно, ни наедине с собой.

Среди земных, да и среди небесных сил сейчас таких не видно.

Как я ему завидую, благочестивая Исида!

ИСИДА.

Кулачек захотел, бандит?

Давно, видать, не бит.

Иван Петров? Который Павлов?

Да он национал, прожжённый атеист!

В России православные и либералы поднимут жуткий свист.

Я предлагаю для баланса «вредителей-врачей»:

Брунштейна, или Верейского – он всех кручей.

Дышали при Вожде они на ладан.

Но вывернулись и новейшею историей оправданы…

ЛЮЦИФЕР.

А для надзора за космополитами – тук-тук! –

Приставить Лидку Томащук.

БОДИ-БОГ.

Наметить остаётся председателя.

А чтобы мы с Иаковым не спятили,

Я предлагаю сразу Гиппократа.

Он колебаниям Суда поставит мат.

Конечно, Гиппократ немного циник,

Однако же, отец всей медицины.

ИАКОВ (недоумённо).

Какой-то кемар!

Сон, наведённый кем-то!

Убей, не понимаю…

Какая экспертиза? Хрень какая!

ИСИДА (подойдя к Иакову, тихо).

В доме повешенного не поминают о верёвке,

У Каина в шатре не ищут брата

И о серпе помалкивают под крышею кастратора!

БОДИ-БОГ (мрачно).

Я удаляюсь в совещательный камор

Для осмысленья приговора.

Исида-матушка, давай-ка во всю прыть…

Теперь бы мне подарка Вакхова испить.

А вы…

(Иакову и Люциферу.)

… друг друга не кокшите,

Покуда погуляйте, подышите.

(Люциферу.)

Да покажи авторитету по уранам-кроносам

Наш Колумбарий-Конус…

КОНУС ВЕЧНОГО БРАТСТВА

(Иаков и Люцифер шагают небесными переходами.

Люцифер бережно обнимает за плечи хмурого Иакова.)

ЛЮЦИФЕР (зорко оглядываясь по сторонам).

Разгневался старик. Ох, Он бывает крут!

Боюсь, банкиров тесный круг

Не поредел бы, Яша, вдруг…

О Кроносе-кастрате вспомнил ты спроста.

Увидишь, брат, немилосердного Христа…

ИАКОВ (в сердцах).

Не знаю, что Он взъелся?

В богах, наверно, засиделся!

ЛЮЦИФЕР.

Ты думай, думай головой.

(Торжественно.)

А вот, братан, и Конус мой!

(Площадка огромной, восходящей снизу и уходящей в неизмеримую

высоту винтовой лестницы, образующей конус, раструбом вверх. Колоссальная воронка залита нежным закатным светом. На призрачных стенах высокого холла, превращённого в музей, проступают фрески, мозаики, картины, изображающие жизнь мёртвых: Одиссей в Аиде, расспрашивающий тень Тиресия; Геракл и страж Аида Цербер; карта Земного рая Афанасия Кирхера; «Проклятые в аду» Луки Синьорели; «Христос ведёт патриархов в рай» Бартоломе Бермехо.

На постаментах – папуасская скульптура, символизирующая преемственность поколений: согбённые человеческие фигурки, стоящие друг на друге; этрусское надгробие с возлежащим на крышке урны для пепла юношей; рельефы:«Воскресение Лазаря», «Поминальный пир» и др.; расписные маски саркофагов. В инкрустированных драгоценными камнями витринах – египетская «Книга мёртвых», «Божественная комедия» Данте в списке 1321г. На особом столике с табличкой «Новинка» поэма Юрия Кузнецова «Путь Христа». Кругом цветы в хрустальных вазах – хризантемы, чёрные и алые розы.

По широким ступеням Лестницы восходят людские толпы. Все в новом платье, без галстуков. Иные в штиблетах, иные в бальных туфлях, иные в тапочках. Вид испуганно-удивлённый, многие на ходу с изумлением осматриваются. Слышно шарканье тысяч ног по ступеням и площадке и тихий сдержанный говор. Высшие чиновники, бизнесмены, работодатели, крупные менеджеры сторонятся мелких служащих и наёмных работников. Звёзды экрана и открытых сцен пытаются, сгруппировавшись, напеть шлягеры, однако их попытки гаснут в приглушённом гуле массы идущих. Служители в чёрном обносят паломников винами, закусками, минеральной водой, предлагают успокоительные таблетки и микстуры.

Звучит, всё усиливаясь, хоральный гимн. На площадку выходят Люцифер и Иаков. Иаков при виде развернувшейся перед ним картины склоняется на плечо Люцифера, ноги его подкашиваются. Люцифер, остановившись, щупает Иакову пульс.)

ХОР

Боже духов и всякая плоти!

Ты, кто смерть навсегда отринул,

Порадей о русском илоте,

Пощади непутёвого сына.

Будь он нищим или дельцом,

Оберни к Восходу лицом…

ЛЮЦИФЕР (озабоченно).

Не думал, брат, что ты такой слабак.

С тобой и пошутить нельзя никак.

Пульс нитяной, давленье ноль… и жёлт.

А ежели теперича дефолт?

(Засовывает руку в вазу с чёрными и алыми розами

и брызжет на Иакова водой. Иаков приходит в себя,

освобождается от руки Люцифера и дико озирается.)

ИАКОВ.

Что это? Кто?!

Валит толпа на стадион?

Или скота на бойню перегон?

Иль высыпал Всевышний вшей мошну?..

Да разожми ты, наконец, клешню!

Ты в холодильнике держал свою каляпу?

Куда ты волочёшь меня, старик?

Ты оторвешь мне напрочь воротник!

ЛЮЦИФЕР (убирает руку с плеча Иакова, ворчливо).

За «старика» ответишь!

Видать, тебя манерам обучали

В православной бурсе.

Куда идём?

Нам велено свершить экскурсию.

ИАКОВ.

Так отвечай, экскурсовод: кто эти люди? Где я?

ЛЮЦИФЕР.

Я не назвал бы их вполне людьми.

Скорее, это их идеи…

ХОР

(Женские и детские голоса.)

Чтобы разуму не плутать во тьме,

Огради от сомнений тленных,

Будь спасением сирому мне,

Благодатный и Сокровенный!

(Мужские голоса.)

Принимай свою паству, Благой,      

Мы спешим, как можем, скорее.

Солнце круг завершает свой

И не нас оно греет…

ЛЮЦИФЕР.

Сначала осмотрись вокруг.

Что видишь ты, Спинозы тайный друг?

Взгляни под ноги – там, в дымке,

Конуса вершина усечённого,

Схождение Небес с Землёй, смекаешь, брат?

Эффект невиданный, неописуемый, неизречённый –

Обратный Вавилонский зиккурат!

Шарик сечёшь в просвете голубом?

Вниз долго не смотри, держись за поручень ладом.

ИАКОВ (всматривается вниз и вскрикивает).

Там – глобус?

ЛЮЦИФЕР.

То – матушка Земля, твой тленный дом.

А там –

(Закидывает голову назад.)

Вечного Братства храм!

ИАКОВ (заворожено переводит взгляд вверх).

Вдоль стен по лестнице-спирали

Толпа пылит,

И стены сплошь мерцающей покрыты пылью…

ЛЮЦИФЕР (важно).

То пыль, извергнутая жизнью,

Очищенная, обезвоженная

И Благодатью орошённая.

А эти, как сказал ты, люди –

Мужчины, женщины и трансвеститы –

Материал строительный,

Вроде цемента или извести.

ИАКОВ.

Куда они спешат?

ЛЮЦИФЕР.

К великому сиянью,

Где Ветхий днями свою развёрстывает Благодать.

На следующем круге спирохеты

Проходят дезинфекцию

В полотнищах то лунного, то солнечного света,

Десублимацию – стирание из памяти

Самодовольства, зла и гордости.

А выше звёздный лёд греховные морозит страсти…

Так исполняется конечное желанье смертного:

«Из глубины страстей и зла

Ты возведешь меня,

Спасенье Боже моего…»

ИАКОВ.

Что будет с ними, бестия?

ЛЮЦИФЕР.

А ничего не будет. Установка, заделка швов,

И эго новое на месте.

ИАКОВ.

Какие швы, какая установка?

Какие могут быть места у теней?

ЛЮЦИФЕР (важно).

Всё обскажу. Пока без объяснений…

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС

Спаси, Господи, божьих овец,

Не оставь в несчастиях нацию,

Сбереги Россию, Отец,

От войны и депопуляции!

МУЖСКОЙ ГОЛОС

Не спеши, дай подумать нам,

Мы в Тебя поверить не смели,

Вразуми оставшихся там

То свершить, что мы не сумели…

ИАКОВ (всматриваясь вниз).

Они по крови кто, идущие со дна?

ЛЮЦИФЕР.

Здесь нация одна.

Мир, братец, тесен.

Сливаются в едином попурри

Мотивы похоронных песен.

ИАКОВ (прислушиваясь).

Поют какой-то псалм…

Иль плачут…

Или ропщут пени…

ЛЮЦИФЕР.

Даются нелегко ступени,

Особенно когда в земной юдоли

Ты на сосиски налегал и булки,

Плюя на фрукты, овощи и пешие прогулки.

ИАКОВ.

О чём ты говоришь, Люци?

Что, это всё – сплошные мертвецы?!

Нет, право, ты какой-то ненормальный…

ЛЮЦИФЕР (торжественно).

Перед тобой – загробный мир,

Но – современный, постиндустриальный.

ИАКОВ.

А где же рай, шеол, чистилище,

Поля мытарства?

ЛЮЦИФЕР (гордо).

Мы совместили некогда разрозненные царства.

ИАКОВ.

Как это «совместили»?

ЛЮЦИФЕР.

Да так. Как совмещаете вы корпорации,

Общины, страны, нации,

В единую толпу народы, племена

Под глобалистские сбивая знамена.

Но против опочивших в Бозе

Плетётесь вы, прости, в обозе.

ИАКОВ.

Кончай меня грузить, аидовый феномен.

Я на экскурсии в дурдоме?

ЛЮЦИФЕР.

Послушайте, Спинозы друг убогий,

Вам не по нраву наша технология?

ИАКОВ (окончательно приходя в себя).

Я, между прочим, сведущ в жизни мёртвых.

И если сие мне не блазнится,

Между реальностью и вашим балаганом существенная разница.

Известен нам ранжир, в каком от тел отставленные души,

Отбросив бренные останки, долги, любовь и дружбу,

Проходят искупительную службу…

Я твёрдо знаю и прошу не напускать тумана,

Как слажены загробные дела у иудеев, христиан и мусульман.

Я финансист, моя стихия – маржи и акции,

Однако же в физиономию метафизической лапшой

Прошу мне не кидаться!

Давай-ка толком отвечай:

Что значит этот караван-сарай?

ЛЮЦИФЕР.

Да кто лапшовым занят действом?

На этом свете, как и на вашем, том,

Хозяйничает европейство…

ХОР

(Мужские и женские партии)

В час суда Твоего, в час решительный

Руки накрест мои сложи,

Дай мне грамотку разрешительную

И прощенья венец на чело возложи…

ИАКОВ (прислушиваясь к медленной глухой музыке).

Но слышно не было в Москве

О вашем, прости господи, Макдональдсе…

ЛЮЦИФЕР (довольно).

Хоры у нас отменные.

И соляки как на подбор –

Огромный выбор!

Альты, сопрано, тенора, басы…

Какая гамма чувств! И смех и плач.

Поют не для красы.

ИАКОВ.

Послушай, они могут что-нибудь

Повеселей тянуть?

ЛЮЦИФЕР.

Сейчас российских попрошу героев

Попеть тебе знакомое, родное…

(Обращаясь к невидимому хору, взмахивая по-дирижёрски руками.)

А ну-ка в темпе! Самое веселое, жильцы могил,

Чтобы душа у гостя заходила!

ХОР

(Ускоряя темп.)

Торжественно ночи молчанье,

Строга её светлая грусть.

Дневное утихло страданье,

Под снегом Великая Русь…

Мне люб её сон под снегами,

Чиста её жизнь в забытьи.

О, если б могла вместе с нами

За Пермскими скрыться горами,

Пропасть, в неизвестность уйти!

Сбежать от сыновьих настигов,

Уйти от насмешек врагов,

Исчезнуть, как Атлантида,

Под волнами пышных снегов…

(Иаков недовольно кривится.)

ЛЮЦИФЕР (разводит руками).

Какая жизнь – такие песни, кент.

Тут не поможет регент!