Нехорошая квартира

Владения

Проснулась я от брякания посуды и скрипа хромового сапога. Тюша ставил самовар. Сахару мне не дали. Чай пили с бутербродами и вареньем. Потом Тюша выдал мне коротенький тонкий полушубок, строго посмотрел на меня и поднял указательный палец.

– Ревматизьма! – я опередила его, назвав любимую болезнь.

Тюша улыбнулся в бороду:

– Ну вот, сама всё знаешь. Перво-наперво организм в тепле надо держать, и сухости. Сырость – это не шутки.

Я, конечно, с ним согласна была, после вчерашних блужданий. Когда холодно и мокро совсем нехорошо. Только чаем и шубой отогрелась. Натянув красные сапоги, вышла из тёплой избы, вслед за Тюшей. В подземельях стало ещё холоднее, чем вчера и промозгло. Я шлёпала по лужам и гадала, куда меня ведёт Тюша.

Иногда мы останавливались, и Тюша голосом заправского экскурсовода рассказывал мне, кому раньше принадлежал подвал. Было такое ощущение, что весь город можно пройти насквозь, по этим подземным ходам. Иногда подвалы напоминали почти жилые помещения. В углах были свалены канистры с водой, одеяла, одежда. Даже попадали помещения с обстановкой – столы, старые стулья, ящики, приспособленные под шкафы.

– А кто тут живёт? – тут же начинала сыпать вопросами я. – А куда они ходят? А что так можно насквозь под всем городом пройти?

Тюша остановился, тяжело вздохнул и начал объяснять:

– Под городом много кто живёт. И люди и нелюди, – он хмыкнул. – С людьми-то завсегда договориться можно. А вот с другими жителями сложно бывает.

– Неужели люди по своей воле здесь живут? – я ткнула пальцем в груду одежды.

– Дык разные обстоятельства. Кто живёт, а кто только приходит сюда. Есть рисковые люди, кому там, – Тюша поднял палец кверху, – скучно. Есть люди лихие, они от закона бегают. Кто ж их тут найдёт? А есть, кому места там, – он опять поднял палец, – места нет. Женщины, дети. Их не трогают. А так, случаются и настоящие войны, между группами.

– Войны?

– Да. А пройти насквозь не все могут. Я могу, потому что все ходы знаю. И которые есть, и которых нет больше.

– А куда делись?

– Куда, куда, – проворчал Тюша. – Не всем наверху эта жизнь нравится. Вот и пытаются её подчинить себе. Найдут ход, при строительстве, или ремонте – сразу засыпают. Это чтобы людишки, не лезли под землю. А всё как на ладони были. Смотри, – Тюша провёл ладонью перед собой, словно протёр запотевшее стекло, – вот здесь рисковые люди.

Мы стояли в высоком старинном подземелье, со сводчатым потолком. Красноватые кирпичи, выложенные крестами, кучи мусора, а в углу два совсем молодых парня, сосредоточенно проверяли снаряжение. Фонарики, верёвки, канистры с водой.

– Серый, а ты камеру взял? – светловолосый парень, сильно нервничал.

– Не ссы… – хохотнул Серый, и картинно сплюнул на пол.

Я задержала дыхание, чтобы нас не увидели, и наклонилась к Тюше, и совсем шёпотом спросила:

– А что, они нас не видят?

– Не видят и не слышат, – ворчливо сказал Тюша. – Люди вообще редко видят, что-то дальше своего носа. Не стоит им сегодня в подземелье лезть.

– Почему?

– Потому, – Тюша, улыбнувшись, посмотрел на меня. – Вот ты, другая. Тебе всё интересно и всё увидеть надо. Поэтому-то ты мне на голову и свалилась. Погодь.

Тюша, недовольно покряхтел, наклонился, как-то сгорбился и вдруг стал большущей белой крысой. Сделал два шага по направлению к пацанам и поскрёб лапой пол.

– Серый! – светловолосый парень в панике уставился на то место, где стоял Тюша. – Крыса! Громадная, белая! Хлеб, хлеб давай!

Серый, трясущимися руками, полез в рюкзак достал полбатона, и швырнул Тюше.

– Всё, сворачиваемся! – приказал Серый, и стал скидывать снаряжение в рюкзак. – Добра не жди. Если Белую Крысу увидели, лучше не ходить. Все диггеры так говорят. Иначе – беда.

Светловолосый вздохнул и сосредоточенно стал помогать Серому. Тюша, развернулся и подошёл ко мне. Недовольно пошевелил усами, разогнулся и стал человеком.

– Стар, я стал, для постоянных перекидываний из человека в крысу. Пошли.

Мы ещё плутали по переходам, подвалы и ходы сменялись от старинных кирпичных до современных бетонных. Тюша уверенно вёл меня.

– Ну вот, почти пришли, – сказал Тюша и остановился.

Мы стояли на берегу подземной речушки, шустро бежавшей между больших камней. Через речку был перекинут шаткий мостик, без перил, доски на вид такие старые, что и вставать страшно. На другой стороне на табуретке сидел представительный мужчина в белом парике, в сюртуке из зелёного сукна, в старинных орденах и шелковом галстуке. Но вид у него был несколько потрёпанный, словно он не менял одежду много-много лет. Он сидел, сгорбившись, по-бабьи подперев мясистую щеку ладонью, и с тоской смотрел на нас.

– Тоскуешь, Карл Фёдорович?

– Что Тюша, опять пришёл счастья пытать? – вопросом на вопрос ответил мужчина. – Не велено тебя пускать. Сам знаешь. Иди подобру, поздорову.

– Ты, Модерах, только привратником ныне служишь. Не указ значится мне.

«Давняя приязнь у них», – подумала я, и шагнула чуть ближе, чтобы рассмотреть Карла Фёдоровича. «Модерах, Модерах» – крутилось в голове, – «что-то знакомое».

– Познакомься, – хмыкнул Тюша, – Пермский губернатор. В его правление образованное и начитанное, – язвительно протянул Тюша, – пермское обчество нарекло сей ручей, отделяющий кладбище от города Стиксом. А он, сие безобразие утвердил! И сейчас он работает здесь Хароном.

– Эх, Тюша, – тяжко вздохнул Карл Фёдорович, – знал бы я…

– Какую гидру впустил? – сердито топнул ногой Тюша.

– Ах… – расстроено махнул на Тюшу Модерах.

– Поди-ка сюда, – строго обратился ко мне Тюша.

Я подошла поближе, и, вытягивая голову, пыталась рассмотреть ордена Модераха, блестевшие во тьме бриллиантами.

– Прости меня, девка! – сказал Тюша и толкнул меня в спину.

Стикс

Я, хватаясь руками за воздух, полетела в чёрные воды Стикса.

Погрузившись в воду, я сначала не почувствовала ничего. Но, мгновение спустя, обжигающе-ледянная вода сковала меня, не давая пошевелиться. Внутри себя я изо всех сил старалась барахтаться, чтобы вынырнуть и глотнуть воздуха, но руки и ноги отказывались мне повиноваться.

Я чувствовала себя спелёнутой, беспомощной куклой, которая камнем идёт вниз. Ручей оказался бездонным. Я погружалась всё ниже и ниже, уверенно стремясь к центру земли. Открыв глаза, я удивилась, что изнутри Стикс не кажется чёрным, он был беспечно бело-зефирным. Но невыносимо ледяным. Иногда его зефирность пронизывали тёплые розоватые и серебристо-сероватые струи, словно Гольфстрим северную Атлантику. Мимо проплывали люди, или, точнее, нечто напоминающее людей, они были более плотной белой субстанцией, чем зефирные воды Стикса. Люди с интересом смотрели на меня, подплывая поближе, старались дотронуться до меня, но я этого не ощущала. Самые настойчивые пытались говорить со мной, но я их не слышала.

Внезапно моё падение вниз прекратилось, меня грубо дёрнули за воротник и стали вытаскивать. Обжигающий холод стал невыносим. Казалось, что меня просто разрывает изнутри. Через секунду я лежала мокрая и беспомощная, уткнувшись носом в ветхие доски мостика. Я обречённо закрыла глаза, и решила, что мне теперь всё равно, что будет дальше. Хуже, уже сложно представить. Кто-то ещё подёргал меня за воротник шубейки, с грохотом, и, видимо, очень сердито, бросил на камни нечто железное. Я не знала, на какой я стороне Стикса.

– Злыдень, ты Тюша! – громко выругался над моих ухом Карл Фёдорович. – Злыдень и душегубец! На всё готов за ради своего Полоза! Даже душу безвинную погубить!

– Верни мне девку! – сердито ответил с другого берега Тюша. – Ты же знаешь, для её же блага всё сделано.

– Для её блага? – сорвавшимся голосом спросил Карл Фёдорович. – А ты её спросил? Хочется ей в Стиксовых водах купаться? И как потом жить, опосля этого?

– Не было бы жизни у неё там, – сухо сказал Тюша. – Таких пытливых жизнь быстро ломает. Зачахла бы одна, с книгами своими. Сама в подвал полезла, сама мне на голову свалилась. Сама и судьбу свою выбрала.

– Знаю, я как она сама! – визгливо покричал Карл Фёдорович.

–Так и помрёт она у вас, от холода, пока вы ругаетесь, – сказал кто-то ещё.

– Пожаловал, – недовольно сказал Карл Фёдорович и перевернул меня на спину. – Знает, что нельзя ей ко мне.

Я лежала, безвольно раскинув руки. Мне было всё равно, что со мной делают. Перевернули – и ладно. Но Карл Фёдорович, сердито сопя, стал растирать мне уши. Они загорели и дико заболели.

– Больно, – прошептала я, пытаясь отмахнуться от жёстких пальцев Карла Фёдоровича.

– Жива! – выдохнул Тюша. – Вертай девку! – тут же потребовал он.

– Злыдень, – тихо, почти с ненавистью прошептал Карл Фёдорович.

Он приподнял мне голову, и осторожно влил мне тёплой жидкости. Нежное, согревающее тепло наполнило меня, я вздохнула, перевернулась набок и попыталась заснуть.

– Что ты там делаешь? – сердито закричал Тюша. – Зачем спиной закрыл? Отвечай Модерах!

Карл Фёдорович, не обращая внимания на крики Тюши, тормошил меня, не давая заснуть.

– Не спи, не спи, милая! Нельзя тебе спать сейчас, не здесь, – он попытался посадить меня. – Давай вставай.

– Спать хочу, – я попыталась устроиться на жёстких камнях.

– Вставай, – мягко, но настойчиво сказал Модерах. – Давай, давай. Дома выспишься.

Я встала, поёжилась, сонно глядя на другой берег, вступила на шаткие досочки мостка. Модерах отпихнул ногой, с дороги багор, которым, видимо, и вытаскивал меня, и, подталкивая в спину, заставил перешагнуть Стикс. Во время перехода через чёрные воды ручья, в моей голове заговорили разом сотни голосов. Я отчаянно затрясла головой, пытаясь выгнать их. Но как только я перешла через ручей, и была подхвачена под руки Тюшей и давешним гостем в тюшиной избе – Евсеем Ивановичем, все голоса стихли.

– Пойдём домой, – ласково заговорил со мной Тюша. – Поспать надо, после волнений.

Я хотела было рассердиться на Тюшу, но сил не было, так хотелось спать. Подхваченная под руки с обеих сторон Тюшей и Евсеем Ивановичем, я несмело шагнула по камням. Сделав всего два шага от Стикса, мы очутились перед тяжёлой деревянной дверью, в избу Тюши.

– Не до гостей вам сегодня, – раскланялся Евсей Иванович. – Выспаться надо хорошенько.

– Да уж… – Тюша, с надсадой дёрнул дверь. – Прощевайте, Евсей Иваныч.

Быстро стянул с меня сапоги, мокрую одежду, бросив всё это прямо у входа, подталкивая в спину сухими кулачками, затолкал в спаленку, уложил на топчан, накрыл тяжёлой шубой и ушёл, плотно прикрыв за собой дверь.

Подарок богов

Утром, проснувшись, я долго лежала на топчане. Во мне что-то изменилось после купания в водах Стикса. Только я не могла понять что. Поэтому я лежала и пыталась прислушаться к себе. Но вместо этого я слышала тихий, очень тихий разговор у самовара Тюши и Евсея Ивановича. Они обсуждали меня и Карла Фёдоровича. Но меня удивило другое, я слышала их, сквозь закрытую тяжёлую дверь, и при этом они говорили шёпотом. Думаю, для того чтобы я этого не слышала.

– Как думаешь, – шептал Евсей Иванович, пытаясь укротить свой бас, – он её из леты напоил?

– Кто ж его, супостата, знает, – ворчливо ответил Тюша. – Сколь раз ужо, было так!

Я услышала, как он открывает краник самовара, как льётся кипяток в кружку. Странно. И потом, «из леты напоил», как это? Что такое «леты»? Леты, леты… Лета! Меня пронзила смутная догадка про греческую мифологию. Вместе со Стиксом, в царстве Аида текло ещё несколько рек. Не сказать, чтобы я увлекалась древнегреческими распрями богов, но кое-что помнила. Лета река забвения. Все души, перешедшие через Стикс, пили из Леты, чтобы благополучно забыть все горести своей жизни. Так. Меня просто подбросило на топчане. Я перешла Стикс, и чего-то напилась в бессознательном состоянии! А Тюша и Евсей Иванович опасаются, что меня напоили из Леты. Это значит, что я уже просто душа и уже всё забыла? Фу-фу-фу, я подышала по йоговской успокоительной системе, взяла себя в руки и начала обследование. Так, руки и ноги вполне себе телесны, состоят из кожи, костей и мяса. Причём всё это сильно болит. Может ли у души болеть мясо и кости? Или это уже просто фантомные боли? Спокойно, думаю, душу не стали бы спать укладывать и шубой закрывать. И чего бы им переживать напоили меня чем-то или нет, если я уже, того… душа, и только. Но для надёжности я себя сильно ущипнула, и чуть не закричала от боли. Живая. Уже хорошо.

Осталось малость – выяснить для чего меня спихнули в Стикс, а затем так рьяно требовали назад. Если хотел меня Тюша просто убить, можно было и Полозу скормить, или бросить в пещерах. Я б там потерялась, сошла с ума и умерла. Или прибилась, к пещерным женщинам и детям, их, Тюша сказал, не трогают. Неприкасаемая каста. Хотя мог и соврать.

– Проснётся, проверь, – осторожно звякнул ложечкой Евсей Иванович. – Спасибо, за чай. Пошёл я.

– Так уж, непременно, – вздохнул Тюша, осторожно встал и проводил гостя.

А кстати, кто этот Евсей? Одет, как и Тюша, по-старинному, и выражается также витиевато. И уж больно Тюша к нему почтительно обращается. Только я подумала об этом, в голове, как подсказка в компьютере, всплыл ответ – «Полоз». Я опять подпрыгнула на топчане, от неожиданного ответа – Полоз. Да, да, да, что-то ведь читала я про это, что он мог перекидываться в человека с густой золотистой бородой. И для чего я им так нужна?

«Помощница».

Опять всплыло в голове. Так, интересное у меня дополнение появилось. Это от купания в Стиксе? Или оттого, чем меня напоил Карл Фёдорович? Чем же он меня напоил?

«Мнемозиной»

О, боже ты мой! Это ещё что такое? Болезнь такая?

«Река в Аиде. Когда поэтом овладевают музы, он пьёт из источника знания Мнемозины; это значит, прежде всего, что он прикасается к познанию истоков и начал».

При чём здесь поэт? Я не пишу стихи!

«Кхм, я перепутал, это значит, ты будешь знать всё, что было, всё, что есть, и всё, что будет»

Отлично. А ты кто? Кто разговаривает со мной у меня в голове? Обычно это называется раздвоением личности. И карается психиатрической больницей.

«Я дух всезнания, подарок богов».

– Да, купание в Стиксе, просто так не прошло для меня, – от неожиданного подарка я заговорила слух.

«Конечно, не прошло. Ты стала неуязвима, как Ахилес»

– Ага, – согласилась я. – Только у него были проблемы с пяткой.

– Проснулась? – Тюша осторожно приоткрыл дверь в спаленку. – Самовар на столе. Пошли чаёвничать!

– Проснулась, – я убедительно зевнула и потянулась.

Потягиваться было страшно больно. Ощущение, что я не в речке купалась, а вагоны разгружала. На всякий случай, я решилась держаться, как и раньше, словно и не было предательского удара в спину от Тюши, купания в Стиксе и причащения Мнемозиной. А там посмотрим.

«Мудрое решение»

– Ну и славно, – Тюша подал мне сухую и чистую одежду. – Одевайся, будем завтракать.

Тюша суетился, подавая на стол всяческие разносолы. Пироги сладкие, пироги с грибами и рыбой. Большущую вазочку наколотого сахара, предупредительно пододвинул ко мне поближе:

– Ешь, сколь душе угодно, – Тюша внимательно смотрел на меня, ожидая моих реакций.

– Вкусно как! – обрадовалась я. На самом деле обрадовалась, голодная была после таких переживаний.

– Ты, вот чего, – Тюша помялся, вздохнул и выпалил, – прости меня, девка. Прости, дурака старого.

– За что? – наигранно удивилась я.

– Не помнишь… – разочарованно протянул Тюша.

– Помню, – сухо ответила я. – Помню. Только вот зачем?

– Не можно без тебя никак! – Тюша сел на стул и тоскливо посмотрел на меня. – Давно тебя ждём, помощь твоя нужна.

– Прям, меня? – хмыкнула я. – Никто другой не подходит, что бы его в Стикс спихивать?

– Понятно, злишься, – нахмурился Тюша. – В полном праве злится. Я тебе всё расскажу, а ты решай. Так оно правильней будет.

– А сразу, нельзя было? – сердито буркнула я.

– Сразу – сбежала бы, – вздохнул Тюша.

– Ну, может, и не сбежала бы. Я ведь пытливая, сам сказал. И на голову свалилась тебе…

– Сбежала бы, всё равно, – обречённо сказал Тюша. – Знаешь, за что Модерах там сидит привратником?

– За то, что указ подписал, где ручей Стиксом назвали. Не слишком ли жестокая кара, за ручей?

– Нет, – строго сказал Тюша. – Раньше земли все принадлежали Полозу. Он был полновластный хозяин золота на Урале. Ещё и людей не было, а он был. Всегда был.

– Ну и чем ему ручей этот несчастный мешает? – я пожала плечами.

– Модерах, сам не понимая того, запустил сюда чудовище, первобытный мрак и ужас. Теперь все земли за Стиксом принадлежат Аиду.

– Ну, это просто мифология, греческие сказки… – усмехнулась я, – боги Олимпа, Аид, всё это для Греции хорошо, а у нас…

– Значит, в Полоза ты веришь, а греческих богов нет? – хмыкнул Тюша.

– Полоза я видела. А раньше бы тоже засомневалась. Ну и чем я могу помочь? Кто я – просто девка, как ты меня называешь, и всё. Ни сил у меня нет особенных, ни знаний. Ты вон, сколько лет живёшь. По подземельям ходишь, сквозь стены, в крысу обращаешься. А я? Я-то ничего такого не умею.

«Теперь умеешь»

Я от неожиданности дёрнулась и внимательно посмотрела на Тюшу, он слышал? Или это всё же у меня в голове?

– Понимаешь, – Тюша внимательно изучал рисунок на столе, – ни я, ни уж тем более Полоз, мы не можем попасть за Стикс. А ты можешь. Ты в Стиксе искупалась, – он пристально посмотрел на меня.

– И жива осталась? – съязвила я.

– Да, – совсем понурился Тюша. – Ты теперь можешь и за Стикс ходить и обратно.

– Зачем мне туда ходить? – прищурилась я.

– Вот в этом-то есть самый главный вопрос, – решительно сказал Тюша, и посмотрел на меня.

Подземелья

После чая мы отправились изучать подземелья. Теперь Тюша, целенаправленно учил меня, как правильно ходить, кого бояться и от кого бежать, а с кем можно договориться. Выслушав его за утренним чаем, я согласилась помочь. Но умолчала, о том, что у меня появилось, после испития Мнемозины. «Подарочек», как я назвала его. Хотя он настаивал на «голосе богов», ну или на «голосе всезнания». Я ещё не совсем поняла, как он действует, и можно ли ему доверять. Время покажет. Проведём испытания в подземельях.

– Так, сейчас будем учиться проходить сквозь стены, – Тюша серьёзно посмотрел на меня.

Мы стояли перед старинной стеной, сложенной крест-накрест из красных кирпичей. Я потрогала её, на всякий случай, стена как стена. Холодная, твёрдая, и точно не проходимая. Ну, для меня, точно.

– Не, боись, девка! – Тюша взял меня за руку и потянул прямо на стенку.

И мы прошли. Немного поскрипело в ушах, словно мы шли через пенопласт, противно, но терпимо. С другой стороны стены оказалась маленькая комнатка, почти заваленная мусором через пролом вверху. Через эту дыру в комнату проникало немного света и воздуха с улицы. Я поёжилась от холода. На полу валялись обломки строительного мусора, дохлые птицы, грызуны.

– А теперь, сама, – скомандовал уверенно Тюша.

– Как это? А рассказать, там… технология прохода сквозь стену. Технику безопасности? – Чтобы ещё придумать, чтобы оттянуть этот момент.

Я была совершенно уверена, что просто стукнусь лбом.

– Зачем? – пожал плечами Тюша. – Ты теперь всё умеешь. Я, что ли, в Стиксе купался?

«Правильно говорит. Иди не бойся».

– Купался… – проворчала я, – можно подумать я прямо напрашивалась.

– Напрашивалась, напрашивалась, – утвердительно сказал Тюша. – Нормальная бы, девка, за крысой в подвал не полезла.

Пришлось согласиться. Я вздохнула, попыталась настроиться, и пошла на стену, как таран.

– Мягчее, мягчее иди. Чё, ты её лбом прошибить хочешь? – напутствовал меня Тюша.

Попытавшись, стать «мягчее», я дотронулась рукой до стены. И рука, чувствуя небольшое сопротивление, стала проходить сквозь стену. Осторожно, ступая, и почти не дыша, я вышла с другой стороны подземелья.

– Молодец! – Тюша появился вслед за мной.

– А почему всё засыпано мусором? – я уставилась на кучу строительного мусора.

– Дак ить, как находют ход, – Тюша ткнул пальцев вверх, – так и сыплют. Чтобы, значит, не лезли. Вроде как нет, подземелий. А нет, значится, и проблем нет.

– Лучше бы почистили и экскурсии водили, – выдвинула я предложения по улучшению городского хозяйства.

Тюша хмыкнул и ничего не сказал. До обеда таскал меня по подземельям, и учил ориентироваться, в темноте. На запах, на слух, и на ещё множество каких-то других вещей. Я устала и начала ныть. Кости болели с утра, а сейчас стало совсем плохо. И есть хотелось. Но после странствий под землёй, я всё же открыла для себя некоторые новые удивительные свойства своего организма. Я легко проходила сквозь стены. Я начала слышать подземелья, и ориентироваться в них, как летучая мышь. У меня обострилось обоняние, и я знала, кто нас ждёт за поворотом: мышь, бомж, кошка или диггер. Но я не спешила делиться этим с Тюшей. И продолжала разыгрывать романтичную идиотку, хотя после купания я перестала ею быть.

«И правильно»

Тут же откликнулся на мои мысли «голос богов».

– Ладно, обедать пора, – сдался Тюша, с подозрением глядя в мою сторону. – Веди меня домой. – Распорядился он.