Азъ есмь Софья. Тень за троном

Принцесса опасно больна!

Так и отпишем. Пусть сначала помогут, а уж там посмотрим, выдавать Беллу за русского принца или нет. И на каких условиях…

* * *

– Перевертыш!

Алексей своих чувств и не скрывал, да и Ваня был не менее категоричен.

– Чтоб ему…

С учетом последних событий на политической арене картина получалась не совсем красивая. Господин Текели слегка пококетничал, уверяя русского государя в своей готовности прогнуться. Даже сильно пококетничал.

Потому что здесь и сейчас перед Софьей лежали известия о передвижении турецких войск – и двигаться они могли только – ТОЛЬКО! – через Венгрию. А значит… лукавите, Имре? Ой лукавите.

Софья размышляла.

– Нужен ли нам этот флюгер?

С одной стороны, русским он пока ничего не обещал, как и они ему. С другой… симптомы политической болезни – налицо. Крутиться оный Текели будет ужом на сковородке, а хорошо ли это для русских?

– Без шакалов воняет, – огрызнулся Алексей. – Сонь, ты же понимаешь, что он сейчас будет балансировать между нами, Леопольдом и турками, пока кто-то не сорвется.

– А если он?..

– Что? Поясни, – попросил Иван.

Напрасно Софья боялась, что муж начнет ограничивать ее свободу. Куда там! Хочешь сидеть до ночи с бумагами – сиди, дорогая. Хочешь мастерские – поехали, место посмотрим. Хочешь… что хочешь – то и сделаем. При этом подкаблучником Ваня не был, это она бы увидела. Просто ее любили – и позволяли, к громадному удовольствию и ее, и Алексея, заниматься тем, что женщине нравится.

Шипела, конечно, свекровь, но в Кремль ей бегать было некогда, а Софья и Ваня, переоборудовав для себя покои, наслаждались семейным уютом. Почти семейным.

– Чтобы начинать такую игру, надо быть очень самонадеянным. Серьезной поддержки у него нет, он сейчас либо пан – либо пропал. Победит Турция – он наместник в Венгрии, а там и кусок Австрии прихватит. Победит Леопольд – Имре таких люлей получит, что на лошади везти придется. А куда везти?

– Думаешь, к нам подастся?

– Или в Колонии. Но до нас ближе, и шансов больше. Вдруг да посочувствуем?

– Накормим, спать уложим, денег дадим, войсками поможем, – ухмыльнулся Алексей.

– Вы абсолютно правы, государь.

– Сонька, нарвешься…

Титулования в обычное время братец не переносил, за этим ему с избытком бояр хватало. Дай волю – всего патокой зальют. Софья это знала, но брата иногда провоцировала. Для проверки.

– Уже боюсь. – Софья получила легкий братский щелчок в лоб и ухмыльнулась: – Если сотрудничать с Текели – надо подумать, как его ухватить, чтобы не увернулся.

– За самое ценное не выйдет?

Софья отрицательно покачала головой:

– Никаким образом. Вот смотри – там сейчас война начнется. Мясорубка. Ты туда кого отдать хочешь? Катюшку? Манюню? Феодосию? Наталью? Кем рискнем?

Алексей покачал головой.

– Не справятся. Ни девочки не потянут, ни я. Не настолько я король, чтобы хладнокровно сестру – на погибель…

– Именно. И малявки еще сопливы, и Имре… между прочим, обаятельный и привлекательный мужчина в самом расцвете сил. Кого бы мы ни послали – есть опасность… эээ…

– Да ладно, Сонь. Я понял, – Алексей махнул рукой. – Кто кем там вертеть будет – непонятно, а нам нужно накрепко.

– А вот накрепко и не выйдет. Жены нет, детей нет, родителей нет, зацепить его нечем… Если компромат искать – все равно ведь сорвется.

– И нужен ли нам такой ненадежный союзник?

– А что, есть выбор? – Иван иллюзий не питал, работать иногда приходится с такой дрянью…

Ни выбора, ни лишних денег в казне не было. В немалую копеечку влетали посольства, стройки, производства и наука. Впрочем, Софья денег на это не жалела, прекрасно понимая, что все в стране останется.

Но здесь и сейчас она могла предложить альтернативу.

– Недавно умер Ференц Ракоци.

– Ракоци?

– Да. Это старинный род. Между прочим, их владения – чуть ли не восьмая часть Венгрии. Чувствуете?

– Подробности?

– Боролся за независимость. Умер. Был женат на Илоне Зриньи. Оставил двоих детей: дочь Юлиану и сына Ференца. А сейчас наш общий друг Леопольд тянет к детям свои когтистые лапки.

– Что предлагаешь?

– Списаться с их матерью. Она далеко не дура, уж поверьте мне, ребята.

– Хочешь предложить ей…

– Хочу. На что пойдет женщина, чтобы обеспечить престолонаследие для своего сына? Вы лично как думаете?

– Смотря какая женщина, – ухмыльнулся Ванечка. – Ты – да. А вот Любава…

– Я – тоже нет, – фыркнула Софья. – На то Алешка есть, пусть его дети с короной всю жизнь маются.

– Спасибо, сестренка.

– А наши будут за троном стоять. Поддержкой и опорой. И никак иначе.

Это Софья тоже подчеркивала при каждом возможном случае. Не нужна ей та корона. И даром не нать, и с доплатой не нать! Алешке ее – и все дела!

– Итак, Илона Зриньи?.. – Ваня поспешил разрушить торжественность момента.

– Или Елена, ежели по-нашему. Очень умная женщина, очень хваткая, полагаю, она поймет свою выгоду.

– На таких условиях можно помочь и Имре Текели. Пусть работает. А в нужный момент просто подменить изрядно запачканного князя – на своего? Ты это имеешь в виду?

Софья, все это время глядящая в глаза Алексею, медленно опустила веки.

Именно так. Какой же ты вырос… братик.

* * *

Сулейман небрежным жестом отпустил наложницу и вытянулся на кровати. Тонкий шелк простыней приятно холодил разгоряченную кожу, ледяная вода в стоящем рядом кувшине дарила блаженную прохладу горлу.

Да… скоро войско уйдет в поход. А он вздохнет с облегчением. Все-таки янычары – это… С одной стороны – великолепные воины, умные, сильные, хищные. С другой – войску нужна война. Победоносная. Мехмед проиграл – и где он теперь? Если Сулейман проиграет – он точно узнает, куда попадают после смерти султаны.

А ведь ему тоже придется идти в поход.

Придется переносить тяготы и лишения походной жизни, вести войска… страшновато. Что ж, пока есть время – он будет наслаждаться всем предложенным. От гарема до роскошной одежды. Почему бы нет?

В походе такого уже не будет.

Крохотное облегчение Сулейман чувствовал при мысли о Гуссейн-паше. Кепрюлю Амджазаде Хаджи Гуссейн-паша не так давно стал великим визирем, но уже успел зарекомендовать себя как умный и осторожный человек. И сам на рожон не полезет, и другим не даст. Оно и к лучшему.

Вообще бы воевать не полезли, но положение такое, что, не одержав пару-тройку побед, султан мог легко расстаться с головой. И на кого нападать?

Русские?

Имело бы место. Но… что они пока получат, разнеся Крым вдребезги и пополам?

Русские там даже обосноваться не успели! Ни рабынь не будет, ни богатой добычи. А вот зубы у казаков очень острые. К тому же…

Неудачное это место – Крым. Для боевых действий неудачное. Султан отлично понимал, что захватить полуостров он сможет, а вот удержать – нет. Да и не совсем то ему было нужно. Татар почти нет, кто там будет жить? Служить заслоном между ним и русскими?

Нет, это не то.

А вот показать зубы дряхлеющей Европе… Стоило, еще как стоило. Провоцировали – получите!

Сулейман в любом случае собирался остаться в выигрыше. Избавиться в походе от части крикунов, а уж потом, медленно, не спеша, реформировать армию, флот, разобраться со взяточничеством… Да много было планов.

Скоро, очень скоро сто двадцать тысяч воинов выдвинутся в поход.

Через Белград – на Дьер и Вену.

* * *

Феодосия Морозова была грустна.

Не радовала ее жизнь, совсем не радовала. Забыла женщина, как волосы на себе рвала после смерти мужа, как над Ванечкой тряслась – вырос сынок. И еще двое подрастают от Матюши, от любимого. Муж управляющим у нее стал, делами ведает, денег Бог послал – за сто лет не потратить, младшие детки здоровы, в грехе они с супругом не живут – тайно венчаны, сын и словечка против не сказал, а все ж беда.

Нет, не такой жены она хотела для сыночка.

Царевна Софья.

Что может любая мать сказать о своей невестке?

Что та забрала у нее сына. Точка.

И ведь верно – забрала. Вот не женился бы Ванечка на царской сестрице, нашел бы себе кого другого…

Феодосия на миг представила, как бы это выглядело. Сынок по-прежнему оставался бы царевым ближником, но возвращался бы по вечерам домой, не ночевал в Кремле, не мотался, может быть, по всей стране за государем или за его сестрицей, а приходил бы, мать целовал.

Другая бы ему уж и деток родила, а царевна ровно до ста лет жить собирается! Ни словом, ни звуком! Дела брата ей важнее, чем семья! Сын об этом с гордостью говорит, а мать-то слушает с ужасом! Ни вышивать, ни домом заниматься, ни детей рожать – царевна то в Дьяково, то в Новгород, то в Суздаль, то еще куда…

Государь приказывает – она и едет! И Ванечка с ней! Разве ж это нормально для женщины?! И сын с этим мирится, ничего неладного не видит!

Присушила она его, как есть присушила.

– О Ванечке думаешь, сердце мое?

Матюша вошел тихо-тихо, ровно котяра громадный, подкрался сзади, руки на плечи положил, у Феодосии так сердечко трепетом и зашлось! А ведь не молодка уже!

– Да, родной мой.

– А ты не беспокойся за него, мальчик счастлив.

– Да разве ж будет он счастлив? С этой…

– Царевной?

Феодосия прикусила губу, чтобы не сказать лишнего, но муж понял. И покачал головой.

– Ты и сама знаешь, что напраслину на нее возводишь. Она за твоего сына и убьет, и умрет…

– А за брата и того раньше.

– Не за брата, за государя земли Русской. Как и нам надлежит. Только для нас мелкие домашние дела важнее, а Софья все без остатка брату отдает. И Ваня тоже все отдаст ради служения государю. Разве плохо то?

– Я его почти не вижу!

– Вырос мальчик, сердце мое. Вырос. Не ревнуй, у тебя младшие есть. А ему пора уж крылья расправлять и свое гнездо вить.

– Вот и вил бы… здесь! Разве ж плохо? Терем пустой!

– Неуж вы бы с Софьей под одной крышей ужились? – Матвей подсмеивался, но так беззлобно, что женщина и не подумала обидеться.

– Нет. Наверное, нет.

– Терем бы по бревнышку раскатали, знаю я тебя. И царевну знаю – кремень. Не ужились бы вы, огня было бы… А Ваня сгорел бы в нем, что пук соломы. Вы бы душу ему надвое разорвали.

– Я?! Своему сыну?! Никогда!

– Отпусти его, родная. Отпусти. Мальчик вырос.

Матвей не спорил, просто шептал, а Феодосия все сильнее осознавала, что он прав. И отпустить придется.

Может, и не идеальная жена Софья, да ведь любит ее сынок. И она его тоже любит… Ваня, считай, третий человек в государстве сейчас. Государь к сестре прислушивается да к Ивану!

А все же…

Нет! Нет идеальной невестки для свекрови!

Матвей понял чувства супруги по подрагиванию ноздрей, по сдвинутым бровям, но больше спорить не стал. Феодосия не глупа. Может, Софью она и не полюбит, но гордыню смирит. А где осознание, там и понимание. Где понимание, там и мир будет. Дайте лишь время.

* * *

Император всея Римской Империи Леопольд Первый писал письмо. Скользило перо по дорогому пергаменту, не по бумаге. Хотя и стоило бы…

Кому писать!

Этой твари, которая мутит венгров, подбивает их на беспорядки, даже сумела отколоть кусок его личной территории… этому Текели! Да будь его, Леопольда, воля, болтался бы тот в петле! И самое ему там место было бы!

Но не сейчас…

Не когда к границам его страны идет турецкое войско. Громадное! И… Леопольду было страшно. Он уже не вспоминал, что такое же, даже больше и страшнее, войско двигалось на Польшу – ну так ничего, отбились… но кого волнуют эти варвары? Пусть только попробуют не прийти на помощь!

Негодяи…

Он вежливо писал, что Австрия, конечно, может признать суверенитет – и даже даровать Имре княжеский титул, но… пусть тот подтвердит свою преданность – делом. Например, первым встанет воевать с турками. Не пропустит их через свои земли.

В конце концов, Вашварский мир еще не окончился! Так что… подлость сие! И бесчестие падает не только на головы турок, но и на головы их пособников.

Союзные войска еще не пришли, так что Леопольд хватался за соломинку – и отчетливо понимал, что могут ведь и не успеть.

И вряд ли его что-то спасет.

Германские княжества?

Венеция?

Он писал всем – и отчетливо понимал, что может, еще как может проиграть. А в политике проигрыш не прощается.

* * *

– Ежи!

– Ян!

Ясновельможные паны крепко обнялись, не обращая внимания на разницу в состояниях. Подумаешь – один чуть ли не богаче короля, а второй вынужден жить на Руси, потому что дома ему сейчас будет… тяжко. Главное – воинская дружба, а она их соединила накрепко узами симпатии и взаимного доверия.

– Как дела, друже?

– Пока не жалуюсь. – Ян усмехнулся. – Мы с Еленой недавно повенчались.

– Да что ты! Радость-то какая…

– Только это втайне. В королевской часовне, свидетелями их величества были… Елена непраздна.

– Ян, так это ж замечательно!

– То верно, да мы на войну уходим. Случись со мной что – она пани Собесской останется, не русской девкой. Сам понимаешь.

– Шипят наши гады? То есть паны?

– Шипят.

Ян поморщился, что не укрылось от взгляда Ежи.

– И у меня Бася тож… второго ждем.

– Ну, поздравляю! Как только ты решился ее оставить…

– Она сейчас в Дьяково, не в Кремле. А там царевна Анна всем нынче заправляет. Царевна Софья теперь рядом с братом днюет и ночует, тяжко государю. А вот другие царевны поразъехались. Царевна Анна в Дьяково, царевна Татьяна в Крыму с мужем…

– Вот уж где дело невиданное! Царевна да простой казак, чуть ли не вор…

– Э, нет. Род Разиных – тоже древний. Да и то сказать – необычно уж то было, что царевны замуж повыходили. А коли дала та стена трещину, так уж и не важно, речная ли вода льется, озерная ли… все одно пить можно. Что Ордин-Нащокин, что Разин многое для Руси сделали. Вот и награду получили по заслугам.

– Да…

– Но и тебе ж грех жаловаться? Государь тебя не обижает, вести доходят…

– Скромничать не стану. И верно, войско на мне, границы, крепости ставим, Иероним тебе приветы передает…

– Лянцкоронский? Как он там?

– В Каменце комендантствует. Говорит, краше прежнего город отстроили. Не жалеешь, что уехать пришлось?

– С Басей? Да хоть небо на землю падай! Никогда не пожалею! Без нее дышать нечем, да и незачем!

– Да, сейчас я тебя понимаю. Знаешь, я бы тоже с Еленой уехал куда-нибудь, ан нельзя. Сына надо растить, врагов воевать…

– Панов приструнять.

– Разбойников гонять.

Мужчины переглянулись и весело расхохотались, отлично понимая, что иногда грань между этими двумя весьма условна. И паны, бывало, на дорогах колобродили.

Отсмеявшись, Ежи стал серьезным.

– Я тебе привел двадцать тысяч войска. Бери и владей.

– У тебя двадцать да у меня пятнадцать…

– А турок?

– Сто двадцать. Тысяч. Не менее двухсот пушек, почти сорок тысяч лошадей, десять тысяч верблюдов, по пятнадцать тысяч волов и мулов…

– Справимся, – Ежи и не сомневался. И не таких видали, а и тех бивали, как говорят на Руси.

– Должны. Обязаны. С тобой государь говорил?

Ежи чуть опустил ресницы.

Говорил. Да еще как говорил.

– Нам нужна не просто победа. Нам нужно…

– Да. Хотя добиться этого будет втрое тяжелее. Победить бы куда как проще было…

Ежи кивнул. Проще, да вот надобно государям иное. А значит – сделаем! Воину не обязательно быть хорошим политиком, но коли уж ты войска водишь – должен уметь многое. В том числе и понимать, к чему приведут победа или поражение.

О чем промолчали?

О том, что победа-то не нужна была ни Руси, ни Польше.

К чему?

Пока турки с австрийцами сцепились, русские могут получше укрепиться и задержаться в Крыму. А поляки – оттяпать себе хоро-оший такой кусок земель, и что важно, удержать их. Не одни, так вторые за помощь расплатятся. Или контрибуцией отдадут.

Война должна пойти взатяг.

Леопольду сие невыгодно?

А кто он, Леопольд? Сват, брат? С ним детей не крестить, Бог миловал. А от тирании Габсбургов половина Европы стонет. Там, Бог даст, и французы помогут. Только вот Австрии или Турции?

Европа медленно превращалась в кипящий котел, и паны готовы были поспособствовать. Опять же, к своей выгоде.

Между прочим, где война – там трофеи. Где трофеи – там бунтов поменее, а в Польше это важно. Хоть и любят там Михайлу, хоть и гордятся, а все одно, спесивых дураков не перевести. Вот и пусть они хоть все на войне полягут.

Дурак с возу – волки сдохли!

* * *

– Вот ведь наглость!

– Лешенька, это Папа. То есть самый мощный человечище всея Европы. Глыба, я бы сказала.

Софью ситуация откровенно забавляла, а мальчишки злились.

– Да будь он хоть папой, хоть мамой! Каз-зел!

Софья умилилась интонации, с которой Иван произнес это слово. Вот уж стоит ли ужасаться или смеяться, но кое-какие привычки вылезли здесь. Из двадцать первого века вылезли.

Но ведь и правда – козел!

Его святейшество непорочное, Папа Римский Иннокентий, порядковым номером одиннадцатый, потерял и рамки, и совесть. Хотя вроде бы и Папой стал совсем недавно?

И что обидно-то – мужик неплохой.

Суровый, серьезный, разогнавший всяких родственничков и знакомых, прихлебателей и лизоблюдов. И начавший постепенно закручивать гайки для кардиналов.

Софья одобряла эту его инициативу. А вот другую…

Кеша, в миру вообще Бенедикт Одескальки, еще до своего избрания конфликтовал с Людовиком Французским. И сейчас Король-Солнце пошатывал под ним трон.

Ой пошатывал.

Подумаешь – Папа. Да у нас французские короли таких вертели, как хотели. И не раз вертели!

Ты его отлучишь, а он с войском в гости – и копьем к пузу в качестве аргумента. Случалось, знаете ли. А то, что пару-тройку сотен лет тому назад, так это не важно. Старые традиции – хорошая штука! Всегда вспомнить можно^[1].

Опять же, даже вспоминать иногда ни к чему. Турки поработают. А мы либо их поддержим, либо вам ножку подставим – как удобнее будет. Поспособствуем.

Так что Бенедикт в чем-то даже обрадовался.

Вроде бы ситуация сложная. Русский царь при посредстве императора Священной Римской Империи сватается к дочери португальского короля для своего брата. Совет да любовь?

Ну да…

Так невеста-то католичка. А царь… а он – кто? Православный? Неубедительно. Это почти что и не христианин. Псалмы читают на варварском языке, реформы какие-то проводят, да и к тому же…

Софья не зря старалась. Слухи о ее проклятии поползли что та квашня. Липкие, раздувающиеся, самые разные…

Царевна прокляла иезуитов…

Полоцкий проклял царевну…

Царевна весь орден пообещала раздавить, и царь ее в том поддержал…

Правды там было маловато, ну так откуда ей взяться в слухах и сплетнях? Зато подробностей… чуть ли не до того, что царевна кровь у Симеона из горла пила.

Софья только посмеивалась. Пусть боятся, меньше проблем будет. Хотя основная часть и не боялась. Подумаешь там, дохлый иезуит? А чего это он на эшафоте оказался? Царя убил?

Аа… простите, такое и в цивилизованной Европе не одобряется. Там такого, неодобренного, много. Мытье, учение, цареубийство…

Те слухи доползли до Папы Римского. И сейчас Иннокентий требовал от царевича, во-первых, удалить от себя сестру-ведьму. Во-вторых, пустить на Русь иезуитов. Это – для начала, потом еще что-нибудь попросить можно. А то ведь принцесса пока хворает…

– Соня, ты к этому недостаточно серьезно относишься, – Алеша смотрел задумчиво. – Они ведь… и правда тебя ведьмой считают.

– И пусть считают. В Европу я не поеду, а на Руси меня не достанут. А вот ответить стоит. Знаешь что, братец… а давай-ка мы напишем ответ Кеше?

– Выкладывай! – Иван отлично знал жену и понимал, что такое шкодное выражение лица означает большие неприятности для ее противников.

– Маркиза де Монтеспан. Ля Вуазен. Аббат Гибур.

– И?!

– Черная месса.

– Что?!

– Как?!

Софья усмехнулась, мысленно поблагодарив «Анжелику». К чему тут история, когда эту книгу, наверное, половина России читала, а вторая – фильм смотрела?

– Эта компания служит черные мессы. И проводит их аббат Гибур. Маркиза молится о том, чтобы удержать короля, а чтобы лучше получилось, приносит в жертву младенцев. Человеческих.

Она пронаблюдала за выражением отвращения на лицах брата и мужа. Ну да, это вам не двадцать первый век, где «толерантность» и «узаконенность», здесь за такое сожгут, будь ты хоть трижды королем. На части разорвут.

– Проходит это дело под чутким руководством Катрин Монвуазен. Или ля Вуазен, как-то так. Можем написать Папе и поинтересоваться, чем ему не угодила я. Тем, что пресекла бесчинства такого же «аббата»?

– Соня, но откуда?..

Алексей лишний раз убедился в гениальности сестры. Царевна невинно пожала плечами:

– Алешенька, ну мы ж не просто так посольства рассылаем?

– Но узнать такое?!

– Мы вкладывали дикие суммы в обучение наших людей. Вот тебе и отдача.

Софья даже сильно не лгала. Умолчала лишь о том, что сама дала задание своим ребятам. Указала, кто, что, как… им оставалось только добыть доказательства – эх! Где ты, фотоаппарат?!

Хотя над его аналогом работали в Университете. Камера-обскура, нитрат серебра, кто не баловался фотоделом в Советском Союзе? У Софьи в общаге таких «любителей» десятка два было, они даже у коменданта чулан отвоевали, чтобы фотки проявлять!

Сэр (пусть король английский его титулом и не пожаловал, но Алексей давно возвел ученого в дворянство, а Софья, чтобы польстить, обращалась по титулу его родины) Ньютон воспринял идею с восторгом, как и дряхлый уже Глаубер… Пусть пока получался театр теней, но профили-то были узнаваемы?! Дайте время, мы такое фотодело развернем!

И доказательства были. Показания свидетелей, пара писем… все хранилось у Софьи в отдельном ящичке. Снять копии – и отправлять.

Пусть Кеша подумает над тем, что у него в Европах творится. А Симеона… а вот на это его и спишем. До Руси далековато, то ли он украл, то ли у него украли, но шуба-то была!

А что до иезуитов – да не пускать их сюда, и точка!

– Не пускать – нельзя.

Софья потерла лоб.

– Можно. Но лишь с принцессой. Вот Изабелла приедет – тогда и иезуитов милости просим. А нет, так у нас народ дикий. Мы не католики, мы не гугеноты, мы православные, мы и в морду дать могем. Оглоблей, например.

– Злая ты, Соня, – муж явно шутил. Но все-таки…

– И как ты с ней уживаешься? – Алексей тоже принял озадаченный вид.

Царевна зашипела гадюкой.

– Что? Не нравится?! Вот уйду от вас – и уеду к Людовику! Шикарный мужчина! Отобью его у маркизы, отмою за полгодика – и будет мне счастье. Да какое! Вшивое, блохастое… мечта женщины!

– Да давай я тебе здесь блох со вшами насобираю, – от доброй души предложил братик. – Или тебе заграничные нужны?

– Уууу… злыдни. Так пишем?

– Пишем!

* * *

Илона Зриньи молча смотрела на мужчину напротив. А Имре, наоборот, излагал свои соображения.

То есть они у них были одни на двоих.

У него есть люди. У Илоны – земли и деньги. Ему нужно преумножить, ей – сохранить. У него нет детей, у нее двое, и если она сейчас не выйдет замуж, то может получить в придачу к детям опекуна. Или их вообще могут отнять. Официально она подданная Леопольда, а как тот относится к дочери Зриньи, родственнице Франкопанов и жене Ракоци… ну, для него хуже только сочетание «жена Вельзевула, родственница Люцифера и дочь Сатаны».

И то – вряд ли.

Сейчас Леопольд занят войной с Турцией. Да, пока гром еще не грянул, но недобрый ветер уже веет над Священной Римской Империей. Туркам надо больше времени, чтобы собраться и прийти, потому что их – громадье. Более ста тысяч.

И в этой круговерти у них есть шанс на успешный заговор. Сбросить с себя ярмо ненавистного австрийца…

В чем состоит его предложение?

Илона выходит за него замуж. И они объединяют силы, средства… То, что ей сорок лет, а он на четырнадцать лет моложе, как раз не страшно. Подумаешь, проблема? Им же не любиться, а сражаться вместе. Хотя даже сейчас вы весьма привлекательны… нет?

Ну, нет так нет. Храните верность умершему мужу, госпожа, принуждать вас никто не будет. Мне не вы нужны, а свобода моей страны.

Ну и корона в перспективе.

Поможете?

Илона честно попросила время на размышления, и Имре Текели отбыл восвояси. Ненадолго, на месяц, не более. Впрочем, Илона не обольщалась, это только первая ласточка. И самая хищная.

Любовь?

Да о чем вы говорите?! Когда в политике было место для этого чувства?!

Но и соглашаться?..

Выживет ли Ферек при таком предприимчивом отчиме? Все-таки наследник Ракоци, единственный, прямой… и не умрет ли через некоторое время сама Илона? У нее ведь дочь. Стоит Юлиане вырасти до подходящего возраста – и ее матери можно устраивать случайное падение. С лестницы, например.

Страшно.

Очень страшно.

А еще родня давит, а еще… да много чего – еще. Хорошо хоть свекровь убралась вслед за мужем, эта стервь сейчас бы всех с ума свела. Не любила Илона свою родственницу, Софию Батори, и вполне взаимно.

Какое бы решение приняла вдова – непонятно, ибо на второй неделе ее размышлений в ворота замка тихонько постучался бродячий менестрель. И был впущен. Даже задержался на несколько дней. Пел, показывал фокусы, рассказывал интересные истории, слегка, не переходя определенных границ, тискал служанку, сумел рассмешить даже Илону, вытащив из уха коменданта замка Паланок роскошную алую розу.

А на третий день Илона столкнулась с ним на башне. В своем любимом месте, где сидела ночами, размышляя о дальнейшей судьбе.

Что она думала в тот миг?

Враг?

Подослали?

Убийца?!

Мысль взметнулась, накрывая волной паники, Илона схватилась за кинжал, но тут же услышала тихий голос:

– Прошу вас, госпожа, я безоружен. Я послан к вам от русского царя. Вот, возьмите?

Илона покачала головой – и тогда менестрель принялся расшнуровывать ворот рубахи. Как-то вывернул ее, подпорол – и на холодные каменные плиты пола лег конверт из тонкой кожи.

– Письмо и доказательство внутри. Я удаляюсь, госпожа.

Илона отступила от выхода – и темная тень исчезла. И только тогда женщина осознала, что говорили на латыни. И как?! Она готова была поклясться, что ее собеседник получил блестящее образование! Это была не простонародная мусорная латынь – нет! Он говорил так, словно учился где-нибудь в колледже.

Иезуиты?

Илона осторожно взяла конверт платком. Вскрывать его сама она не будет, попросит служанку.

Мало ли…

* * *

Конверт оказался без подвоха. Более того, когда его открыли, из конверта выпало несколько десятков неграненых изумрудов и лист пергамента. И печать. Большая, которую не подделать. Печать русского государя, его герб…

Илона взяла лист в руки, бросила взгляд на текст.

Латынь. С одной стороны. С другой же… русский?

Илона знала девять языков: венгерский, немецкий, хорватский, словацкий, польский, сербский, французский, изучила древнегреческий и латынь, но русский?

Так, немного, пару-тройку слов. Но и этого хватило.

Что ж, посмотрим, что ей пишут?

Первые две строчки она пропустила. Как и полагалось, они были посвящены восхвалениям госпожи замка Паланок, ее красоте и мужеству. Важное начиналось потом.

Алексей Алексеевич писал то, что елеем проливалось на измученную душу матери и вдовы. Осторожно, полунамеками, так, чтобы посторонние мало что поняли. Не называя имен, он писал, что только род Ракоци достоин править Венгрией. И лучше иметь на границе хорошего друга, чем подлого императора. А потому именно сейчас у Илоны удобный момент.

Сама она не победит. Но наверняка есть мужчины, готовые геройствовать во славу ее прекрасных глаз? А уж в остальном… дать денег, войско, оказать поддержку именно сейчас… да, условие будет простым.

Когда на трон сядет законный король Венгрии из рода, овеянного вековой славой, будет подписан мир с Русью. И кое-какие земли отойдут к полякам. Не так много, кстати говоря, Илона и больше бы отдала. Да и в знак мира надо заключить брачный договор. Между кем из ее детей и кем из русских царевен или царевичей – надо еще подумать, но все же обязательно.

Разумеется, это только предварительный проект.

Парень, который принес письмо – один из вернейших царских слуг, так что просьба не обижать его. Все остальное он расскажет, коли спросите.

Илона долго сидела, задумавшись. А потом…

– Позови ко мне менестреля.

Служанка пискнула и умчалась за дверь. Чтобы вернуться через несколько минут с менестрелем, который тут же принялся кланяться и спрашивать, сыграть ли что прекрасной госпоже? Веселое, али грустное, али…

Илона задумалась, потом попросила спеть что-нибудь печальное, и менестрель завел старинную венгерскую песню. А она приглядывалась.

Вот ведь… и не скажешь, что не венгр!

Все, все в нем просто кричит о выходце из простого народа, получившем капельку лоска, но, в общем-то, простоватом и неуклюжем парне. Обильно смазанные воском усы, завитые локоны, горячие темные глаза, рубаха вроде бы и из недешевой материи, но в пятнах и кое-где залатана, запах чеснока, бараньего жира и дешевого благовония, а сапоги не особо хорошие, дрянь сапоги…

Совсем не таким он был на башне.

Откуда что взялось?

Как ему это удается?

Песня следовала за песней, потом Илона жестом отпустила служанок и приказала певцу пройти в ее кабинет. За вознаграждением.

Что тот и сделал.

И даже в кабинете не вышел из роли, пока Илона не бросила резким жестом на стол письмо. Глухо застучали, посыпались изумруды, собранные небрежной рукой.

– Как твое настоящее имя?

– Прокопий, сын Аввакума.

– Мне это ни о чем не говорит.

– Государь хотел послать кого иного, но лучше меня не нашлось, госпожа.

Менестрель разительно изменился. Ничего он не делал, не стирал краску, не принимал поз, не произносил выспренных речей, просто чуть шевельнулся, поменялось выражение лица – и вмиг перед Илоной оказался если и не вельможа, то определенно дворянин. Человек благородного происхождения.

– Какого вы рода?

– Мой отец служит Богу, а сейчас является одним из приближенных государя Русского.

– Он князь?

– Он просто служит Богу.

Прокопий подозревал, что легко не получится. Но и выбора не было. Специалистов его уровня пока человек десять – и все заняты, потому он и отправился в путь. Спешил как мог, менял коней, и только в пяти днях пути от замка Паланок позволил себе измениться. Исчез польский пан, едущий по своим спешным делам, вместо него появился бродячий певец, коих тысячи и десятки тысяч. И прошел в замок как один из множества, не привлек ничьего внимания, поговорил с боярыней, передал письмо… осталось рассказать то, что объяснил ему государь.

Да, вот так вот тоже случается.

Отец всю жизнь посвятил Богу. Сын же…

Оказавшись в Дьяково, дети протопопа принялись учиться. И на Прокопия быстро обратили внимание, а то как же? Ум, память, отличное физическое развитие, а главное – способность к перевоплощению. Когда устраивали шуточные постановки, представления или нечто подобное, он первым оказывался.

Добавьте к этому непреклонный характер, любовь к родине и фамильное неистовство – что удивляться, что это многообещающее сочетание Софья принялась готовить как разведчика?

Немного их было, человек десять, ну так ведь не количеством берут, а умением!

Имелось у Прокопия и еще одно достойное внимания качество.

– Священник… католик?

– Православный.