Ненавистная пара

Глава 8

Десять лет назад

– Ой, что ты… – запищала Летэ, когда подхватил ее на руки, взбегая по лестнице дорогого постойного дома, где мы остановились ближе к ночи следующего дня.

Само собой, она была готова вскарабкаться на моего жеребца, стоило лишь разок предложить побег из ее унылого существования. Вот что за дура, даже не сомневалась ни в чем, поуговаривать себя не заставила, минуту бы поломалась, допустила бы хоть мысль, что я могу оказаться подлецом, ведь в отношении нее я он и есть.

– Обещал же на руках тебя носить, – тихо рыкнул, скрывая копившееся весь день раздражение от навязчивого, не отпускавшего всю дорогу странного возбуждения, но не только его одного.

Никакие усилия отвлечься от того, что при каждом шаге коня она терлась об меня повсюду, не срабатывали. Контакт с ее телом ощущался небывало остро: невзирая на всю нашу одежду, меня заводило так, как если бы она голышом приглашающе елозила задницей прямиком по моему гудящему, как проклятая труба последнего дня, стволу. А Летэ знай себе лупала по сторонам восхищенными глазищами, будто мы не по унылым полям-лесам ехали, а по мифическим садам фей прямиком в страну радужных фантазий. Улыбалась, то и дело оглаживала нежно мои удерживающие ее и поводья руки. Подставляла губы под поцелуи, не соображая, как близка к тому, чтобы вмиг очутиться на земле на четвереньках со мной, погруженным в нее по самые яйца.

А еще она болтала, точнее, щебетала, несла какую-то чушь, похоже, пересказывая мне свою однообразную жизнь сколько себя помнила. Если бы я еще и слушал. Все мое терпение уходило на то, чтобы не приказать ей заткнуться, потому что бесило… то, что ее голос мне нравился. Без всякого вникания в смысл сказанного, просто так, самим звучанием, так, словно протарахти она рядом хоть вечность, мне не захочется заткнуть ее, пусть обычно считал, что женщине стоит открывать рот, только если она собирается мне отсосать. А тут – ничего подобного, ее голос – как умиротворяющее журчание ручья или ненавязчивые посвисты пробудившихся после ночи в лесу птиц, причем даже мой зверь, казалось приникнув к самой моей коже, прилег, жмуря довольно глаза и постукивая без остановки хвостом, как неприкаянная дворняга, которую кто-то вдруг досыта накормил. Что, однако, никак не мешало копиться по нарастающей желанию поиметь ее. Скорее бы это все уже закончить. А то еще втянусь в роль хорошего парня, целующегося без конца, как идиот-девственник, и ни разу не облапавший то, чем меня готова одарить эта невинная овечка. То же мне, подарок, из разряда возьми и выкинь.

– Какая же красота! – шокированно прошептала Летэ, озираясь по сторонам на всю окружающую позолоту, зеркала и светильники из бронзы. – Тут и дотронуться до чего-нибудь страшно.

Да ладно тебе, это ты еще личных покоев для Зрящих никогда не видела. Вот где роскошь и любой каприз. Сраная компенсация за то, что жить тебе недолго и в клетке и никогда больше не распоряжаться своей судьбой.

Конечно, я мог устроить сеанс превращения ее в женщину и следом в Зрящую хоть в стогу в чистом поле, она бы и слова против не сказала, видно же. Но не такая же я скотина: если уж лишать женщину невинности, то среди роскоши и на шелковых простынях. Ладно, такая я скотина, такая, хочу ванну и комфорт для себя изначально, ведь и у меня нетронутая будет в первый раз, а это та еще морока, так что хочу расположиться с удобствами. Разложить ее на простынях, пахнущих сухими цветами и травами, а не дешевым мылом, воняющим жиром и золой, или моем же дорожном плаще, из которого еще потом попробуй выведи аромат того, что неизбежно случится.

– Тебе ничего не должно быть страшно, когда я рядом, Пушистик, – ответил, толкнув ногой дверь, и она снова удивленно охнула.

Да, смотри и запоминай, дорогуша, именно на этой громадной кровати ты расстанешься с девственностью.

– Здесь только одна кровать, – смущенно пробормотала Летэ. – О, но я могу поспать и на той кушетке.

Да сейчас! Еще я на этом безобразии не корячился… хотя… смотря как тебя на ней пристроить. Нет, не в первый раз уж точно… а других у нас вроде как и не планируется. Разве что мне очень уж понравится, и тогда… Нет. Нет, ни за что. Пусть дальше ее окучивают другие, а я вернусь к моему обычному образу жизни и бабам, готовым мне угодить за звонкую монету.

– Ты не веришь в то, что я могу вести себя достойно, если мы ляжем в одну постель? – Слова и театральное оскорбленное выражение лица – от одного, а вот злость – настоящая, и совсем от иного. Кого ты выберешь своим следующим любовником, а, Летэ? – Как же ты собралась связать со мной жизнь, если не можешь решиться на сон рядом?

Вот же дура, сразу едва не слезы из глаз от раскаяния и стыда, и затараторила что-то про то, что на все, всегда, для меня… Да когда тебе козлище вроде меня говорит такое, ты должна ему врезать по колоколам и сбежать, оставляя его корчиться за эти грязные манипуляции, а не соглашаться на все! Ничего, пару раз мужики поимеют и кинут, и научишься… что бабе вообще не стоит ноги ни перед кем раздвигать и позволять влезть в душу, а лучше вообще монахиней жить. Почему клятые маги не запретят Зрящим эти чрезмерные вольности в постельных забавах? Кого хотят, того к себе и тащат, вот что под конец Тече вытворяла. При мысли о таком же поведении Летэ… мне хотелось что-нибудь разрушить, и злость так и перла наружу. Пора проходить этот предпоследний этап, а то от напряжения уже ум за разум заходит и мозги подпекает.

Пара часов, поочередное целомудренное купание в роскошной ванной, еда, какой не пробовала в жизни, немного вина, что гораздо крепче, чем могло показаться, и вот Летэ уже лежала подо мной, с открытой грудью, дрожащая, с опьяненным отнюдь не алкоголем взглядом, стонущая и ерзающая совсем не сдержанно, пока я терзал ее соски губами и зубами. Все же сиськи у нее замечательные – так бы и терся-лизал-кусал их ночами напролет, с торжеством наблюдая, как она взбрыкивает, вскидывается, вцепляется мне в волосы и скулит, прося сама не зная о чем. Пока не зная. Скоро молить будет вполне осмысленно, пусть и не меня. Эту науку усвоить несложно.

А ведь договор был лишь об одном поцелуе на ночь. У самого в голове плыло знатно, хоть вино лишь пригубил для вида, а состояние – будто бочку вылакал. Вело всего от аромата ее влаги, потряхивало от потребности содрать эту тряпку с Летэ, подмять, разом раздвигая ноги бедрами, и рывком, сразу, внутрь, до пошлого шлепка яиц об ее мокрую плоть. Членом уже дыру в матрасе пробил, но все целовал, гладил, вился вокруг, как щенок, что не знает, куда в женщине надо пристраивать свой болт. Но любому терпению наступает предел, и я своего достиг, когда Летэ уперлась пятками в кровать и взвилась дугой, стоило лишь мне ладонью накрыть ее лобок и безошибочно найти между припухшими складками нужно место. Одно настойчивое касание – и вот она уже кричала мое имя, забившись, царапая плечо, и без единой мысли в голове я в следующую секунду уже опустился между ее ногами. Ничего уже не разделяло нас, все исчезло, ничего не существовало больше в этот последний момент, а первый же бросок вперед соединил в болезненном для обоих, но таком сумасшедше важном таинстве. Так тесно, что аж дико мучительно. Так горячо, что едва не сварился заживо. Я брал у нее то, что больше не получит никто и никогда, брал с остервенением и без жалости, ибо это она отдавала добровольно, а я, кажется, до смерти желал это получить, так, словно лучше сдохну, нежели остановлюсь или хоть сбавлю темп. Зверь бесновался и выл в торжестве, изгибая позвоночник в бешеных толчках, вторящих моим, тот самый зверь, что до сей поры брезговал любой, кого я трахал, ибо все они не та самая. Глаза жгло от льющегося ручьем пота, легкие сгорали все сильнее с каждым новым вдохом, наполненным запахом пота, секса, крови, а Летэ неожиданно стала бескрайним глубочайшим океаном, в котором я тонул, захлебывался, задыхался, но орал от восторга, неизведанного прежде, до этого сумасшедшего утопления. И упал в оргазм, провалился до дна, выпал из своего тела на краткие мгновения, чтобы, рухнув назад, осознать, что разбит на куски и собран заново, в совершенно неизвестном мне порядке. Таращился еще почти незряче на улыбающуюся сквозь слезы Летэ подо мной, понимая, что следующим, самым естественным действием видится опустить голову и оставить метку на ее плече, что свяжет нас навечно. И осознать это – будто получить пинок в живот и прыгнуть в ледяную воду одновременно. Что это я только что чуть не сотворил? Скатился с нее и вскочил на ноги, преодолевая буйство зверя, что требовал вернуться и закончить. Ты совсем ополоумел, тупая скотина? В тебя бес вселился, что ли? Какие метки этой девке?

Мою борьбу со второй сущностью оборвало появление Реоса и остальных стражей, как и было заранее оговорено. Брат скалился во весь рот и громко аплодировал мне, а остальные глумливо присвистывали при виде кровавых разводов на бедрах Летэ, что она принялась судорожно прикрывать вместе с еще дрожащим телом, ошарашенно глядя на всех.

– Братишка, это было просто нереально быстро! Одни сутки – и девка уже под тобой! Да ты красавец! – цинично заржал он, одобряюще хлопнув меня по плечу, но я четко видел тревожно вопрошающий огонек в его глазах. – С меня выпивка и деньги на шлюх весь следующий месяц.

А еще вдруг почувствовал удушье от бешенства, от того, как все они стоят и пялятся, а Летэ съеживается, становясь такой крошечной и беззащитной посреди этой огромной кровати. Будто удалялась от меня с неимоверной скоростью, ускользала в никуда, пока на ее лице проступало понимание произошедшего. И за это нужно, ох как нужно кого-то убить. Сослуживцев, брата, себя.

– Ну и как она? Советуешь попробовать? – продолжил спектакль брат, и вот тут Летэ взвилась на ноги, забывая о своей наготе, и стала пятиться к изголовью. – Или не стоит и мараться? Потом еще кровь с члена отмывай.

Мои руки судорожно сжались в кулаки, а лицо перекосило в попытке изобразить пошлую ухмылку.

– Попробовать стоит всегда и каждую из них! – Слова продрали глотку, как острые камни, а все потому что на самом деле изнутри рвалось: «Стоп! Хватит! Убирайтесь все!»

– Так и должно было быть, Лор? С самого начала для меня только это? – Голос девушки скакал, был то хриплым, то ломко-звонким, и она смотрела только на меня, не замечая больше никого, как если бы еще отчаянно старалась удержать тончайший мост между мной и ею. Мост, которого никогда и не было, но в те огрызки секунд она его построила и подперла своими хлипкими плечами в одиночку, давая шанс… нам.

Но разрушительная лавина, что призвана была погрести его под собой, была уже запущена.

– А чего ты ожидала, глупая деревенщина? Что такой, как Лордар, мог выбрать тебя для чего-то, кроме сиюминутной забавы? – Реос снова цинично расхохотался, и на этот раз мои кулаки сжались от потребности вбить этот смех ему в глотку вместе с зубами. Своему единственному родному брату. Из-за какой-то девчонки. – Да не реви ты, не трагедия небось! Обслужи нас всех, и мы замолвим за тебя словечко местному хозяину. У него свой штат шлюх, будешь всегда сыта-одета-оттрахана, от свежего мясца он вряд ли откажется.

– Лор! – Голос Летэ стал напоминать хрип раненой, от которого все нутро похолодело, и она как-то странно деревянно выпрямилась, словно кто-то насильно растянул ее позвоночник. – Все правда?!

Не найдя в себе смелости ответить, кивнул, как самый последний трус, и сразу в нас всех шарахнуло тугой волной силы, раскидывая к стенам, как ветошь. Ступни Летэ оторвались от кровати, ее выгнуло под каким-то немыслимым углом, руки ее раскинулись, из горла вырвался совершенно нечеловеческий вопль, а каждый сантиметр кожи пронзили острые, черные, напоминающие смертоносные иглы лучи рвущей ее изнутри тьмы. Стены, потолок, пол, мебель, наши кости трещали от безумной силы этого темного урагана, и оставалось лишь, сцепив зубы, пережидать первую волну. Она никогда не могла быть долгой, человеческое тело не готово было сразу к длительному напору такой мощи потусторонней сущности, а вот до второго прилива ее уже следовало доставить к магам, что обуздают и приручат, не дав поддаться тьме полностью.

Все исчезло так же внезапно, как и появилось, оставив нас временно оглохшими и в таком разреженном воздухе, как на огромной высоте в горах. Новая Летэ рухнула на кровать, и уже угольно-черные, а не прежние медно-красные волосы укрыли ее лицо.

– Получилось! – рванул к ней Реос, ликующе зыркнув на меня, стоявшего приросшим к полу и отчего-то желавшего сдохнуть на месте, потому что мое сердце стало каким-то тяжеленным камнем, молотящим в пустом ведре за ребрами. – Все хорошо! Прости нас, девочка! Все закончилось!

Он укутал ее в простыню, поднимая на руки и скалясь счастливо, а мне становилось все хуже и хуже.

– Отдай! – рявкнул я, подступая к нему и выхватывая Летэ из его загребущих лап.

Она не обняла меня за шею, просто извернувшись, сползла, встав на пол, и только тогда начала медленно поднимать ко мне лицо. Зверь дошел до иступления, ожидая встречи наших взглядов, и понимание того, кто же она для меня, окончательно обрушилось, сбивая с ног, едва они столкнулись. Боль в груди превратилась в острую и просто невыносимую, все вокруг исчезло, растворилось, теряя хоть какое-то значение. Ничто не было важнее, чем не отпускать, не терять этот контакт наших глаз. Даже раздражающий крик брата.

– Ах ты дрянь! Да как посмела! – Он дернул Летэ от меня, отбрасывая в руки остальных стражей, а я ломанулся вперед, готовый угробить их всех, но колени подогнулись, а поток чего-то горячего полился по моему торсу.

Глянув вниз, увидел рукоять кинжала Реоса, торчащую из моей груди, и угол моего зрения стал стремительно сужаться, а звуки удаляться. Вскинув голову, я запечатлел в своем сознании последнее: бледное, оскаленное в мрачном торжестве лицо моей истинной пары, что продемонстрировала мне свою окровавленную ладонь, и как же она была неописуемо прекрасна даже такой.

Глава 9

Заниматься такой ерундой, как завязывание глаз Летэ, я не собирался. Ночь глубокая на дворе – особых примет дороги она не запомнит, но ведь Зрящей этого и не нужно. Есть у них способность «чуять» нужный путь, когда случается такая необходимость. Так что попробует убежать – просто догоню.

В седло она постаралась забраться, опережая мою помощь, несмотря на то, что у нее аж лицо от боли перекосило, и выдохнула сквозь зубы со свистом. Ничего, любой навык, в том числе и принимать столь ненавистную ей помощь от меня – лишь дело привычки. Смирится и с этим, и с тем, что придется переносить мои прикосновения, не шипя ядовитой гадюкой, как сейчас, когда я запрыгнул сзади и бесцеремонно расположил руку на ее талии.

– Вернемся к моему вопросу о том, как ты ухитрилась избавиться от ошейника, – сказал в самое ее ухо, не отказав себе в удовольствии пощекотать мочку губами и глотнуть аромата. – И ты же понимаешь, если станешь лгать – я это учую, в такой-то близости.

Пустив коня пока быстрым шагом, я нарочно расположил ее так, чтобы травмированная сторона как можно меньше сталкивалась с моим телом. Потеряет опять сознание, и где тогда веселье в пути? Насколько помню, магическая удавка должна была начать придушивать Зрящую даже при допущении агрессивных мыслей относительно тех придурков в балахонах, не говоря уже о том, чтобы предпринимать конкретные действия относительно них. Учитывая, что эффективнее всего прикончить одержимого можно точным ударом в сердце, и, вероятнее всего, так и произошло, ибо кто бы предоставил ей время для повторной атаки, моей пленнице нужно было приблизиться к Первому с оружием и четким намерением убийства в голове, а от этого она должна была сразу упасть к его ногам и корчиться из-за нехватки воздуха.

Летэ сначала сидела как деревянная, но после моего провокационного касания вдруг расслабилась, откидываясь на мою грудь спиной, и повернула голову, так что наши губы оказались в паре сантиметров.

– Это вышло случайно. Нападая на Первого, я не планировала выжить, знала, чем это грозит, – говорила она о диких вещах, но при этом с таким дразнящим придыханием, что меня опять от макушки до паха прострелило. Ну и кто кого тут провоцирует? – Было, конечно, жуть как больно, но ошейник меня не убил. Предполагаю, что дело тут в том, что Первый стал одержимым, а значит, утратил большую часть тех магических качеств, защищать которые должна эта удавка. В любом случае заметила я его исчезновение не сразу, как-то не до того было, и особенно об этом не размышляла.

Из-за одуряющей близости ее рта и выдохов, жгущих мой собственный, пришлось буквально себя заставлять разбирать ее слова, как если бы она говорила на языке, лишь отдаленно созвучном со знакомым. Но достаточно было встретиться с взглядом Летэ из-под ресниц, презрительным и холодным, открыто вещающим о том, что она прекрасно осведомлена о производимом на меня эффекте, и меня сразу как попустило.

– Не верю я в то, что Первый мог поддаться одержимости, – безапелляционно заявил ей, хотя сомнений у меня становилось все меньше. Вот зачем бы ей придумывать нечто настолько безумное, тем более что проверить ничего не стоит. Ну а, с другой стороны, не насрать ли мне, правда или нет? Моя пара, освобожденная от прежних нерушимых оков, явилась ко мне. Все. Конец истории. Жив там Первый или помер, преступница она или действительно спасительница невинных, придется тащиться в вотчину Бессмертного или же прятать ее от всего мира – мне без разницы. Она попала в мое владение, и никакие внешние обстоятельства этого не изменят, я или сдохну, или удержу ее.

– Я к тебе не завоевывать доверие пришла, – чуть дернула плечом Летэ, отворачиваясь, но я тут же вернул ее голову в прежнее положение. Пусть и тошно, что пялится так ненавидяще, но это всяко лучше полного игнора. – Ты спрашиваешь – я отвечаю, а с этим знанием поступай как хочешь.

– Очень недальновидно с твоей стороны брать в союзники кого-то, кто сомневается и в твоей адекватности, и в правдивости, – уязвил я, не скрываясь перехватывая каждый ее выдох.

– А мы с тобой не союзники, прим Лордар, – безразлично отбила она. – Я иду в определенное место в надежде решить возникшую проблему, а ты на этом пути лишь наемник, озвучивший свою цену, которую я согласилась заплатить.

Мгновенно озлившись, я поднял руку с ее талии и сжал грудь. Сильно, скорее всего, даже причиняя легкую боль, но самому было куда больнее от такой извращенной смеси собственного удовольствия от прикосновения и выражения отвращения, появившегося на ее лице. Терпи, Летэ, терпи и привыкай, ведь как бы ты сейчас ни гримасничала, я знаю, что судьба не сводит в пары существ, между которыми нет идеального совпадения хотя бы на физическом уровне. Запрещать себе ощущать к кому-то желание, посыпающее тлеющими углями нутро, – это одно, а не испытывать его на самом деле – совсем другое. Уж мне ли этого не знать.

– Что-то я согласия от тебя так и не услышал.

– Я же здесь.

– Потому что деваться тебе некуда, Пушистик. – Прикусил кожу на ее шее и лизнул, ловя языком участившийся пульс и едва уловимое содрогание и поднимая градус самоистязания.

– Выход всегда находится, если поискать достаточно тщательно и не бояться рискнуть, – огрызнулась она.

Нет, Летэ, на этот раз выхода для тебя не будет. Нащупав ее сосок, пропустил его между указательным и средним пальцем, начав легонько покручивать и натирать.

– Слова, которые ничего не значат, но вселяют в тебя иллюзию, что ты не утратила контроль над ситуацией? – нарочно сильно выдохнул во влажный участок кожи, получив новую волну дрожи, и сдержал торжествующий рык, ощутив, как вершина съежилась и затвердела моими усилиями. – Показать, насколько ты не права?

Не дожидаясь, несомненно, едкого ответа, настойчиво вложил поводья в здоровую руку Зрящей и бесцеремонно сунул правую ладонь в ее штаны, обхватив лобок. Зараза, какая же она горячая, ладная, охрененная на ощупь, вся под меня слепленная повсюду. Секунду ждал взрыва ее злости, попытки ударить меня в лицо затылком – чего угодно, но Летэ решила изображать из себя ледяную истуканшу. Ничего, кроме едва заметного подрагивания ноздрей, не выдавало того, что она и вовсе замечает мои посягательства. Пусть так, недолго тебе корчить из себя невозмутимость.

Прищемил опять то местечко на шее, огладив между зубами языком, стал все настойчивее тискать ее грудь, одновременно перебирая внизу пальцами, еле-еле пока, будто искал идеальное звучание у флейты. Летэ держалась стойко, глядя лишь вперед и не позволяя себе ни малейшего изменения в выражении лица, за которым я алчно наблюдал. Но мой слух, невзирая на оглушительное гудение крови в обоих ошалевших головах, засек ее очевидно зачастивший пульс, да и аромата возбуждения неплотной ткани было долго не удержать, и вскоре он защекотал мое обоняние, заводя до черных мошек перед глазами, до адской боли в паху.

Превратил укус на шее в полноценный затяжной поцелуй, что обязательно оставит всем видимый след. Захватил и одарил грубоватой лаской вторую аппетитную округлость, проскользнул пальцем между покорно увлажнившимися складками лона и почти толкнулся внутрь, но, стиснув зубы, запретил себе. Если сейчас войду в нее хоть так, то остановить это безумие смогу, только когда весь искончаюсь, не раз и не два, а досуха себя исчерпаю, и даром это Летэ в ее нынешнем состоянии не пройдет. А при всей моей годами копившейся на нее ярости не пытать, убить и не усугубить даже ее повреждения хочу. Мне нужно, чтобы визжала и извивалась от наслаждения, а не от боли, вот только тогда смогу позволить себе торжествовать, ловя осознание этого в глазах моей пары.

Зажал между пальцами ее клитор, стал мять и растирать его, ухмыляясь от все прибывающей влаги и слишком уже явных усилий Летэ скрыть реакцию на мои действия. Как же она держалась! Стиснула зубы, давя все более рваные выдохи, зажмурила глаза, опустив голову и закаменев всем телом. Ничего не выйдет, Пушистик!

Ударил пятками по бокам жеребца, с места послав его в галоп и разбив этим изменением темпа концентрацию упрямой пары. Ее вжало в мою грудь не только ускорением, но и от резкого спазма, выгнувшего ее спину, и наружу прорвалась-таки парочка сдавленных стонов, пока мои пальцы внизу жадно ловили отзвуки внутренних сокращений, становясь совсем мокрыми.

Я самодовольно оскалился, позволяя ей пережить нежеланное удовольствие до конца, и уже готов был вывалить на Летэ нечто вроде поучительно-победной речи, как вдруг она совершенно расслабилась в моем захвате, прямо обвисая, и равномерно засопела. Приподняв, заглянул в ее еще румяное после оргазма лицо и почувствовал себя обворованным болваном. Она уснула. Вот так просто, оставив меня без момента моего первого мелочного триумфа. Ну что за бесова баба!

Что же я с ней вечно получаю не то, что планирую и хочу? Сколько лет представлял, какой будет моя пара, и никогда на ум не приходил кто-то вроде нее. В моих фантазиях она обязательно должна была быть двуликой, роскошной и снаружи, и внутри, такой, чтобы, едва взглянув, ослеп от похоти и понял – она. Уж точно не невзрачная девчонка, какой показалась Летэ на первый взгляд. Моя единственная рисовалась мне дерзкой, едва ли не стервозной, способной меня на задницу одним словом усадить и заставить вилять хвостом в поиске ее благосклонности. Но никак не глядящей мне в рот и зачарованно и восхищенно ловящей каждое слово, согласной побежать хоть на край света, стоило лишь разок предложить. Мне снилась борьба, искры, что нас спалят, а не покорность и безоговорочное доверие, коего вообще ничем не заслужил. Я же хищник, а не тупой баран, жующий все, что окажется прямо перед его мордой. И тогда, десять лет назад, я отказался видеть все признаки того, кто для меня Летэ, просто потому, что как капризный избалованный мальчишка хотел какую-то другую игрушку. Более яркую, интересную, заводную, хотя мой зверь сразу знал и не молчал. А может, и Летэ знала, по крайней мере, чувствовала, от того и поверила, и пошла за мной без единого возражения, и себя отдала без сомнения. Говорят, люди не способны чувствовать свои пары так, как мы, но умеют влюбляться – мгновенно и сильно, может, это и есть аналог нашего узнавания? И это не моя женщина была тогда глупой и до смешного наивной, а я тупицей, за хотелками и фантазиями, не разглядевшим реальности, что была ей открыта.

Очень похоже, что моим образом для будущей пары была некая квинтэссенция лучшего от всех шлюх, которых я поимел, а простую, доверчивую, с неяркой красотой и кротким нравом Летэ я не хотел признать своей. Ну так вот, теперь она больше не такая. Я получил именно то, о чем мечтал, но отчего же до зубовного скрежета желаю вернуть ее ту, что потерял уже навечно?

Зрящая так и не проснулась за все два часа пути до поселения стаи, и в дом я заносил ее на руках. В груди укололо тревогой – она напоминала скорее бесчувственную, нежели погруженную в грезы, но это в принципе объяснимо. Наверняка была на нервах, пока готовила себя к неизбежной гибели, обдумывая нападение на Первого, потом травма, и физическая, и магическая, потому как ошейник однозначно врезал ей от души, прежде чем исчез, побег. От столицы до моей вотчины – четыре дня пути, если вообще не останавливаться есть и спать, а она так, уверен, и поступила. Поэтому спать она будет еще минимум сутки, а восстанавливаться и всю неделю.

Раздевал ее вялую, как тряпичную куклу, тогда как сам едва не звенел натянутой на грани разрыва струной. Уложил в постель, где когда-то был зачат сам, и вытянулся рядом. Тело болело от напряжения, похоть жрала человеческое сознание, но зверь только что в летаргию не впал, замирая в блаженстве рядом со своей долгожданной парой. Мы еще с тобой повоюем, Летэ, я насчет этого ничуть не обольщаюсь, но сейчас поспим, будто мы нормальные и нет между нами никакой вражды и лет ненависти. Подгреб ее к себе, укладывая и обнимая так, чтобы не задевать повреждения, и закрыл глаза.