Богоубийцы

Я вышла от Сашки и, не в силах удержаться, направилась к этому чудовищному дому. Трудно сказать, зачем я туда шла. Просто мне нужно было что-то сделать, как-то отреагировать на увиденное. Уж очень тот взгляд старухи на меня подействовал. Будто открыл что-то во мне, дверцу какую-то. Я чувствовала, что должна что-то сделать. Я была уже метрах в пяти от двери, как меня вдруг окликнули. Я обернулась. В мою сторону почти бегом приближался Николай.

– Подождите, Лора.

– Я знаю, что вы там делаете с несчастной старухой.

– Я тоже знаю, что они с ней делают. Но откуда вы это узнали? Вот это очень интересно.

Я тут же испугалась за Сашку.

– Откуда надо! Это подло! Даже не подло, а просто мерзко. Что вам нужно от нее?

– Мне – ничего. Я не с ними, хоть так и может показаться с первого взгляда. А у них есть веские причины. По крайней мере, они в этом уверены. Вы папу своего спросите. Он приедет сегодня вечером. Вот вы и спросите. Он больше моего знает. Я здесь просто потому, что дурак. И сделать ничего не могу. Да и мне, честно говоря, плевать на эту старуху.

– Отец? Вы считаете, что мой отец в курсе того, что тут происходит?

– Думаю, да. Пойдемте, присядем, выпьем чего-нибудь, – он взял меня под руку и увлек в сторону.

Тут появились Свен с Семеном. Они быстрыми шагами направлялись прямо к нам. Николай сказал почти шепотом:

– Давайте не будем делать скоропалительных движений, не будем никому ничего рассказывать и дождемся приезда вашего отца.

***

По большому счету во всем, конечно, папаша виноват. Позволил, дурень, этой группе остановиться у себя на вилле. Я достоверно знаю, что он был категорически против их появления на вилле, но Инквизитор каким-то образом его уговорил. Некуда было ту ведьму в тот момент деть. Ради дела папаша детьми рискнул… Я бы своими не рискнула.

Мне рассказывали, какие строгие инструкции давал он этой группе. И, судя по всему, ребята эти инструкции соблюдали. Но папа недооценил своего сына. Саша оказался парень не промах.

Однажды я ездила с ним в лагерь. Он, конечно, младше меня, но как Лориного брата я его тогда уже знала. Так вот он в том лагере прославился тем, что постоянно подглядывал за девчонками в туалете. Под конец его даже стесняться перестали. Знали, что смотрит, и всё равно ходили: «Смотри, Шура, как я могу!»

Пацаны сначала завидовали ему, потом стали дразнить, затем лупить пытались. Но он взял палку и сказал:

– Буду делать, что хочу, а если будете лезть, то я вас палкой стану бить.

Пацаны сказали: «Ну его, сумасшедшего извращенца. Не за нами же он подглядывает». И начали опять его дразнить. Но Сане было всё равно. Это он тогда созревал, наверно, в половом смысле. Когда чуть подрос, поутихло у него это любопытство, но навыков не растерял, как мы теперь знаем.

Колян

Содеянное мной этим утром не вписывалось ни в какие рамки. Порой мне становилось настолько страшно от того, что я натворил, что меня буквально бросало в дрожь. Сидел в кресле и трясся всем телом. И, кажется, не от холода. Пожалуй, подобный страх до тех пор я ощущал только во сне, когда совершал там что-то настолько отвратительное, мерзкое и необратимое, что спасало лишь пробуждение. Теперь я не просыпался, хотя старался и очень желал. От этого становилось еще страшнее, и я совершенно откровенно молился, чтобы всё это было сном. Ужасным, диким, но всё же сном.

Пока Гурам развлекался на кухне, я сидел и думал об этом всем. Было ясно, что сразу после моей фразы «Я не поеду» буду пристрелен, как собака. Так что придется ехать.

Наконец, взял себя в руки, немного оклемался. Поднялся и принялся ходить по комнате из-за невозможности усидеть на месте, но после пары-тройки кругов в ногах образовалась такая слабость, что пришлось вновь опуститься в кресло. Вид Генчика с простреленной головой преследовал меня. Я понял, что нужно срочно переключаться с этих мыслей, иначе совсем соскочу с катушек, если уже не соскочил. Сделав несколько глубоких вздохов, как когда-то нас учил школьный физрук, вроде немного успокоился. Чему быть, того не миновать. За границей я еще не бывал.

Появился Гурам. Морда довольная. Подмигнул мне и направился в туалет.

…Оказалось, он форсировал события. Специально, конечно, чтобы не дать мне опомниться. Уезжать мне нужно было лишь завтра. Он перевез меня на другую квартиру. Сфотографировал, отправил по имейлу мое фото и велел сидеть тут, ждать дальнейших распоряжений.

Спустя четыре часа после его отъезда приехал лысый, мрачный мужик лет сорока, затянутый в кожаную куртку. Он скупо поздоровался, достал из портфеля российский и загранпаспорт, и попросил расписаться в них. В обоих паспортах были вклеены те самые мои фотографии,

Я чиркнул невнятный автограф.

Лысый засунул паспорт обратно к себе в сумку.

– Паспорт и деньги получишь завтра утром. Наличкой получишь только на карманные расходы. Остальное лежит на карточке. Так что не пугайся. Ее тоже завтра получишь.

– Я и не пугаюсь.

– Ну и молодец. Вот твой новый мобильник. Свой сюда давай.

– У меня Гурам забрал.

– Гурам умница, – он улыбнулся. – Тут, в записной книжке, уже есть все необходимые тебе номера. Своим старым знакомым не звони. Вопросы есть? Если нет, то давай, дружище, успехов тебе. Может, встретимся…

Вопросов я ему никаких задавать не стал, хоть и очень хотелось. Мне казалось, я так солиднее и более загадочно выгляжу. Пусть думают, что я и сам всё знаю не хуже других, а то решат, что я тут всего лишь пешка, и станут относиться соответственно. Всё равно уже всё решено и придется ехать, даже если тут ловушка и пропасть.

После оперативности с паспортом стало окончательно ясно, что люди за этим стоят действительно серьезные и при желании легко перемелют меня в труху. Куда-то Гурам не туда меня тащит.

Только я принял всё происходящее как неизбежную данность, тут же ощутил почти спортивный интерес к тому, куда всё это заведет. Жажда приключений, несмотря на бурный день и его катастрофические последствия, вновь начала просыпаться. Алкоголь и анаша делали свое дело. Я сам себе удивлялся и, принимая решения, всё чаще применял фразу, вычитанную в какой-то книге: «Еще Наполеон говорил: „Сначала ввяжемся в драку, а уж там посмотрим, что делать дальше“». Эта фраза очень мне нравилась. Более того, мне ничего другого не оставалось. Особенно теперь, когда я уже ввязался в драку и теперь просто искал способ из нее выбраться. К той обычной обывательской и мирной жизни, которой я жил совсем недавно, мосты были полностью сожжены. Еще утром.

– Мне осталось только рваться вперед, – говорил я сам себе, взрывая очередной косяк или выпивая очередные 50 грамм.

Больше всего впечатлило то, с какой оперативностью работали эти ребята. Всего лишь днем Гурам сфотографировал меня, и вот я уже расписался в паспорте с той самой фоткой. Фамилию, конечно, эти типы нашли самую идиотскую. Тюльпанов Николай! Специально, наверно, прикалывались надо мной. Причем, насколько я мог судить, паспорт самый обычный – настоящий.

Было понятно, что меня заманили в это грязное и мерзкое дело, пользуясь тем, что сейчас я совсем один и мне даже довериться некому. Там, куда я приеду, со мной могут сделать всё что захотят, и об этом не узнает ни одна живая душа. Элементарно на органы, гады, могут разобрать.

Временами становилось очень страшно, но другого выхода я не видел, и приходилось только надеяться. Главное, они на самом деле сделали то, в чем я на тот момент больше всего нуждался. Мне ведь действительно нужно было оттуда сбежать.

К тому времени, когда я остался в квартире один и ждал дальнейших распоряжений, прошло всего-то час или два после того, как я сам, лично, ударил человека палкой по голове и когда сам же получил пулю в голову. Естественно, ход моих мыслей был не вполне адекватным. И даже алкоголь, от которого я сначала будто бы стал соображать более остро, теперь только затенял или, наоборот, делал чересчур выпуклыми некоторые нюансы. Я был всё еще сильно потрясен тем, что случилось в банке, хотя уже тогда порой мне казалось это очень далеким. Вчера вечером, когда я думал об ограблении, все мои мысли крутились лишь вокруг двух вариантов – меня либо застрелят прямо на месте, либо там же арестуют. О том, что я после ограбления смогу скрыться и что мне после этого делать, я почему-то не думал. Я только теперь понял, что шел туда как на заклание.

В те времена, когда ограбление банка еще было моей мечтой, мне казалось, что после ограбления я буду чувствовать себя отчасти героем. Ведь я совершил хоть и плохой, но отчаянный поступок. К таким вещам народ еще со времен Робина Гуда и Дубровского относится хоть и с грустью, но уважительно. Человек, который шел на ограбление банка, ступал на опасную дорогу, неизменно ведущую к гибели. Тем не менее, про таких людей говорят: «Они, по крайней мере, попробовали». Как в книжке Кена Кизи «Пролетая над гнездом кукушки».

Да, ограбление банка нельзя назвать благородным деянием, но всё же к человеку, совершившему подобное, относятся с симпатией – ведь он хоть на мгновение, но вырвался из этого скучного мира и что-то доказал этим поступком, что-то сделал. Пошел против системы. Против государства. А государство и официальные власти никто не любит.

Однако сейчас я не чувствовал ничего подобного. Более того, я ясно видел, что никакой я не герой, а дурак, за которого взялись некие таинственные ловкачи. Теперь они используют меня на все сто. Я совершенно ясно видел, какое ужасное и непростительное это было мальчишество. Надо было послать этого Гурама вместе с его банком. А еще лучше морду набить.

Сунулся банк грабить. Ограбил, а деньги достались другим. Я не понимал, как такое могло произойти? Как я повелся на всё это? Так по-лоховски позволил себя использовать!

Теперь для меня было очевидно, что никакой романтики в том, чтобы оказаться вне закона, когда на тебя охотится милиция всего города, нету.

Прежняя жизнь рухнула, а новая началась с гигантских проблем и не сулила ничего хорошего. Я вдруг осознал, что у меня совсем нет никакого плана, как выбираться из сложившихся обстоятельств.

Моя воля отчасти была парализована и дезорганизована последними событиями.

Еще когда я бежал по коридору там, в банке, я уже понимал, что это конец. Хотя в тот момент всё еще шло благополучно. Это были довольно странные ощущения, возникшие из-за того, что я перешагнул через некую опасную черту. Но тогда я не осознавал до конца, что это за чувство. Теперь же, спустя несколько часов, мне было понятно, что нормальная жизнь закончена и теперь я обречен. Это как в шахматах, когда ты теряешь по глупости ферзя и уже знаешь, что тебе не выкарабкаться и партия проиграна, но всё же продолжаешь играть лишь из-за того, чтобы просто играть. Тянешь время, играешь ради удовольствия играть. Игра – ради игры. Жизнь – ради жизни. Теперь уже известно, что жизнь проиграна, и можно творить всё что угодно: я ведь всё равно проиграл. И тут единственное удовольствие, которое может быть, это удовольствие лишь от того, как именно ты будешь дальше жить. Прятаться и скрываться – не самое интересное времяпрепровождение, особенно когда тебе остается жить всего несколько часов, или дней, или недель. Или, если вдруг повезет, и тогда, может быть, лет. Но всё равно не больше. Сил не хватит, бдительность нарушится, глаз замылится… Всё равно повяжут.

Остается рваться и жить на полную, какую только возможно, катушку.

Другого выхода я не видел.

Весь оставшийся день и почти всю ночь так и не смог заснуть. Бродил по квартире из угла в угол и думал о том, что сотворил со своей жизнью. Насколько ее всю перевернуло, и насколько я сам вывалился из нее. Теперь было ясно, какой большой глупостью было то, что я вытворил. Более того, я понимал, что и теперь вновь ввязываюсь в еще большую глупость. Однако другого выхода не видел. В тюрьму не хотелось.

В попытке хоть как-то успокоить себя я вновь и вновь говорил себе, что, может, не всё так плохо. В конце концов, быть может, менты и не узнают, что вторым участником ограбления был именно я. Генчик же не был моим дружбаном. Отсижусь на вилле, пока всё утихнет, а затем посмотрим, что делать.

А потом на меня опять накатывала измена, и тогда я был уверен, что уже обречен. Не раз за то время, пока я был в одиночестве, мне приходили такие мысли. Я боялся, что в противном случае, даже если мне удастся скрыться от правосудия, муки совести всё равно не дадут жить полноценно. Понимая также, что шансов скрыться почти нет, я надеялся, что явка с повинной, может, послужила бы смягчающим обстоятельством и мне дали бы поменьше. Опять же на Генчика можно было свалить всё, что только можно. Ему теперь всё равно.

Однако, вновь и вновь взвешивая все за и против, понимал, что сдаваться – это не для меня. Я не раз пытался представить свою жизнь в тюрьме и каждый раз понимал, что такие лишения выше моих сил. Всё больше я склонялся к тому, что скорее наложу на себя руки, чем сяду в тюрьму. Хотя и это было невыносимо страшно, и у меня были опасения, что в нужный момент испугаюсь и не сделаю решающего шага.

И всё же, несмотря на все думы, я знал, что глубоко в душе всё уже решил для себя.

Позвонил Гурам.

– Включи быстрее телевизор. «Сводку происшествий» на втором канале, там сейчас про твои дела показывать будут.

– …один преступник убит. Двум другим удалось скрыться. Личности их устанавливаются. Всего от рук грабителей погибли двое инкассаторов, еще один милиционер ранен. Он находится без сознания, но врачи говорят, что его жизнь вне опасности.

На экране возникло тело человека в зеленоватой инкассаторской форме, лежащее на бетонном полу вестибюля банка. От головы растеклась лужица крови.

Как? Двое инкассаторов? Неужели тот парень с мешками денег умер от удара палки? От нескольких ударов кастета? Черт побери! Неужели удар был настолько сильным? Зачем я вообще взял этот кастет?

Я был шокирован. Оказывается, всё получилось даже гораздо хуже, чем я предполагал. Осознание того, что я стал убийцей, не только соучастником, но лично убийцей, вызвало новую, еще более мощную вспышку злости на самого себя. Как я вообще мог сунуться во всё это?

Позвонили в дверь. Столь поздний визит кого бы то ни было сильно напугал меня. Даже более – просто поверг в панику. Естественно, первой мыслью было, что это менты. Но даже если это не так, а просто какой-нибудь мудак, тоже приятного было мало. Я ругнул себя, что не подумал вовремя о конспирации – расхаживал у окна при включенном свете. Меня уже могли видеть. Хотя вряд ли, это же шестой этаж. Но если это менты, то они всё равно сделают то, зачем пришли. Что ж, раз это конец, то пусть будет конец. Как только я решил это для себя, сразу будто огромный груз рухнул с плеч. Терять мне теперь нечего и остается просто жить ради интереса – смотреть, куда же меня еще жизнь занесет. Ведь даже Ленин в тюрьмах сидел, а стал вождем пролетариата и главой государства. А ведь наверняка, скажи кому-нибудь хотя бы в 1910 году, кем он станет, – никто не поверил бы. Да и Гитлер тоже. Капрал вонючий…

Оказалось, опять Гурам приперся. Рассказал, как мне добраться до виллы, у кого взять ключи и прочую ерунду.

А утром я уехал.

Митька

Бездельничал я недолго, интуиция не подвела – начал искать работу еще до того, как меня уволили.

На самом деле, перед тем как стать барменом в том баре, где меня нашел Максимилиан, я почти два года проработал закупщиком в различных ресторанах и знал всю эту закупочную кухню от и до. Без лишнего хвастовства могу сказать, что мог тогда найти всё что хочешь из жрачки и не только. Если, конечно, это было в Москве или области.

Мне поступали разные предложения из контор разного направления. Кое-куда я съездил, кое с кем поговорил, но ничего интересного не обнаружил. Все эти предложения выглядели не очень заманчиво. Работа у меня тогда еще была, так что я не торопился – ждал лучшего. И дождался.

В то утро, когда я очнулся на улице, после своей заключительной выходки в баре, Максимилиан предложил мне как раз то, что я хотел и давно уже искал. Конечно, сначала мне так не показалось. Я даже немного насторожился. Эта ужасная поговорка про сыр в мышеловке очень пугала, но я знал, что просто так действительно ничего не бывает, так что решил: ничего плохого не случится, если и правда придется чем-то за что-то поплатиться.

Максимилиан предложил мне работать на одного богатого человека.

Работа простая, я должен делать то, что нужно этому богатому человеку, в разумных пределах, конечно. Короче говоря, если называть вещи своими именами, он предлагал мне стать слугой, хотя официально должность называлась – «администратор».

– Ты что, Максим, хочешь, чтобы я ему носки стирал и утку подносил?

– Митя, не смеши меня, я предлагаю тебе работать на очень-очень богатого человека. У него есть кому стирать носки, подносить утки и прочее. Твоя же непосредственная работа будет заключаться в том, что ты будешь ему просто помогать делать всякие дела, которые нужно делать, но у него самого нет на них ни времени, ни желания. В частности, тебе придется покупать для него продукты, может, наркоту, может, телок… Если нужно будет. Может, сумочку понести, может, просто посидеть побухать, я не знаю, что еще. Главное, запомни, ты не будешь в роли шестерки, как выражаются эти ужасные урки, ты будешь просто работать у него за вполне, как мне кажется, приличный гонорар и как самый обычный служащий или работник. У тебя даже в пенсионный фонд будут отчисления делать, и в трудовой книжке сделают нужную запись. Переработка оплачивается по трудовому кодексу. Поверь мне, всё будет достойно. Я сам когда-то выполнял такую работу, и, честно говоря, она мне нравилась гораздо больше, чем та, которой я занимаюсь теперь.

– Хм… А почему на такую клевую работу берут меня? – логично не понимал я. – Больше некого взять? Неужели я самый лучший кандидат?

Максимилиан усмехнулся.

– Да, ты лучший. Я знаю, всё это выглядит довольно странно, но я тебе объясню. Я нашел твое резюме пятнадцать дней назад. Мне понравилось, как оно написано, хотя и довольно необычно, но всё же оно меня заинтересовало. Я навел кое-какие справки, и ты заинтересовал меня еще больше. Тогда я стал ходить к тебе на работу, пить пиво и смотреть на тебя со стороны. С каждым днем я всё больше понимал, что ты как раз тот, кто мне нужен. Вчерашняя твоя выходка окончательно рассеяла мои сомнения, и я решил тебя взять. Понимаю, такой поиск работника выглядит чересчур странно и времени занимает много…

– Действительно, странно.

– Я поступил так, потому что десять лет назад мне самому сделали такое же странное предложение, при не менее странных обстоятельствах. Так что теперь я просто отдаю долг. Не хотел, чтобы на мне прервалась такая чудесная цепочка. А она действительно чудесная.

Подобные слова я уже слышал в одном голливудском фильме, поэтому большого впечатления они на меня не произвели, даже наоборот.

– И что, тот человек сказал тебе эти же самые слова?

– Проницательность – это хорошее свойство. Тебе она понадобится, – Максимилиан наклонился ко мне. – Да, тот человек сказал мне эти же слова, – он понизил голос и добавил с чувством и интонацией: – «Не благодари меня – я просто отдаю долг», – и засмеялся. – Теперь я сказал их тебе.

Мы поболтали с ним еще немного о моей предстоящей работе, и он великодушно позволил мне подумать недельку, а заодно и ногу подлечить. Негоже, мол, приходить на работу с простреленной ногой.

Через неделю, когда я уже решил, что с этой работой всё обломилось, мне позвонили. Милый девчачий голосок сообщил, что меня будут ждать в ресторане «Беркут» в 14:20. Спросить Андрея Андреевича.

В 14:15 в ресторане было занято всего несколько столиков. Я подошел к бармену, заказал чай и спросил, где тут найти Андрея Андреевича. Тот изобразил на лице ленивую почтительность и кивнул в сторону толстого мужичары, одиноко сидящего за угловым столиком перед раскрытым ноутбуком. Я расплатился и попросил отнести чай к нему за столик. Сам направился туда же.

Наверно, это было слишком самоуверенно – со своим чаем да сразу за столик, но на самом деле я тогда с трудом понимал, как мне нужно себя вести. Да и с похмелья был, честно говоря.

Было видно невооруженным глазом, что Максимилиан не обманул: этот Андрей Андреевич казался порядочным барбосом, и, видимо, куры у него не то что денег не клюют, но даже смотреть на них уже не могут.

Как только я приблизился к столику, мне преградил путь мощный охранник, поднявшийся из-за соседнего столика. Я представился. Сказал, что мне назначено. Андрей Андреевич кивнул, и меня пропустили. Я сел напротив. Поздоровался. Когда садился, мельком глянул на экран компьютера и слегка удивился: он рубился в какую-то, судя по интерфейсу, стратегическую игрушку.

Надо же, этот мудила даже в кабак притащился с компом лишь для того, чтобы поиграться. Увлеченная натура, ничего не скажешь. Говорят, именно вот такие увлеченные и добиваются в жизни того, чего пожелают. Работать – так работать, а играть – так играть.

Официант поставил мой чай.

Я еще раз представился и объяснил цель своего визита. Он в ответ угрюмо, не отрываясь от игры покачал головой.

От такого пренебрежения к своей личности я ощущал себя совсем уж неловко и, дабы хоть что-то вообще сказать, начал ему пересказывать бред про то, где и кем я работал, где учился, где жил и прочую чушь из резюме. Как мне показалось, Андрей Андреевич не очень внимательно слушал меня, но когда мне совсем уже нечего было говорить, он наконец произнес:

– Ну что ж, вот тебе проверочка. У меня банкетик небольшой в ближайший четверг намечается, если справишься – будешь работать, нет – извини. Позвони Клаве, она тебе всё расскажет. А теперь, если вопросов нет, давай, а то у меня тут бойня серьезная назрела. Увидимся еще, – он протянул визитку той самой Клавы, – может быть.

– Что «может быть»? – не понял я.

– Увидимся, может быть.

Что мне оставалось? Я взял визитку, поднялся и пошел. Чаю так и не удалось попить.

Впечатление от встречи, мягко говоря, было сумбурным, чувствовал я себя дураком. Пока ехал в метро, думал, может, не нужно у такого барбоса работать? И черт знает, может, я на самом деле забил бы на всё это, но Клава сама мне позвонила и сказала, что я понравился Андрею Андреевичу, и просила завтра с утра подъехать в офис. Просто чудеса какие-то! Она довольно толково объяснила, как добраться, была такая любезная и с приятным голосом, что я обещал прийти.

Утром, в 9:30 был в офисе. Клава – как я почему-то и ожидал, оказалась блондиночкой с голубыми глазами и стройными ногами – уже ждала меня. Она немного рассказала про банкет, дала список того, что нужно будет купить, и спросила, сколько надо на это всё денег. Взглянув на список, я слегка охуел, но виду не подал.

– Ну, я могу ошибаться, но так, чтобы с запасом, чтобы точно хватило, думаю, тысяч семь долларов. Если останется, конечно, верну.

Клава засмеялась.

– Ну и ладненько, деньги получишь в бухгалтерии. Пока поездишь с нашим водителем, а если останешься у нас, получишь личную машину.

– Хорошо.

– Успеешь ко вторнику-то?

Я оторопел.

– Как ко вторнику? Мне вроде сказали, к четвергу.

– В четверг уже банкет, причем днем, так что всё нескоропортящееся должно быть во вторник, остальное в среду вечером или в четверг ра-а-а-ано утром. Не мне тебе объяснять. Всё, пока. Вера Николаевна тебя уже ждет. Если возникнут вопросы – звони шеф-повару, вот его номер. Весь список на продукты он составлял. Да и понимает он в этом лучше. Ну и мне, конечно, если что.

В бухгалтерии Вера Николаевна выдала мне десять тысяч. Сказала:

– С запасом.

Я начал подозревать, что мне, наконец, повезло с работой. Поэтому сильно постарался и с банкетом очень хорошо справился. Все остались довольны, и с тех пор началась моя трудовая деятельность в роли слуги.

Сначала я чувствовал себя немного скованно – не понимал, как себя вести и о чем говорить с таким вечно угрюмоватым типом, как Андрей Андреевич. Но через некоторое время всё тот же Максимилиан, видимо, заметивший мое перманентное смущение, отвел меня в сторонку и объяснил, чтобы я особо не волновался. Он попытался меня успокоить, заверив, что Андрей Андреевич очень веселый человек и выглядит столь угрюмым просто потому, что у него телосложение такое и физиогномика очень пассивная. Да и дела сейчас не очень хорошо идут. Он также заверил, что Андрей Андреевич всё понимает – все шутки, приколы и проблемы, какие только могут возникнуть.

– Впрочем, у тебя еще будет время в этом лично убедиться. А пока просто запомни: он очень хороший человек.

Я ему тогда не поверил. Не получилось почему-то. Но расслабился. В конце концов, раз уж согласился на работу, то чего теперь переживать?

Познакомиться поближе со всеми членами команды мне помог запой, который случился с Андреем Андреевичем буквально на следующий день после нашего с Максимилианом разговора.

– Если запой у Андрея, значит запой у всех, – пояснил мне с довольной улыбкой охранник.

Мне, в соответствии со своей должностью, тоже пришлось участвовать. Тут-то я оказался в своей родной стихии. Большую часть этой лихой недели, проведенной в саунах и подмосковном пансионате, я не помнил. Но то, что помнил, было действительно весело или по крайней мере интересно. Красивые женщины, качественный алкоголь и марихуана, много вкусной и экзотической еды… Мне пришлось подключать все свои старые связи и знакомства, чтобы не ударить в грязь лицом. К счастью, меня никто не подвел и всё прошло благополучно. Я метался по всему городу с кучей денег в карманах и обществе здоровенных парней, у которых пистолеты торчали под мышкой, и пугал своих дружков. Самому мне это доставляло удовольствие. Это было круто.

Во время этого же запоя мне удалось, наконец, увидеть Машу и Лору – прекрасных дочек Андрея Андреевича, о которых я уже много слышал любопытного.

Встреча была не самой радушной – девчонки чуть ли не с кулаками набросились на пьяного отца, попрекая его в таком поведении. Досталось немного и мне. Я был удостоен кучи нелестных эпитетов, но в целом это было смешно. Я ржал от того, как они выступали. Андрей Андреевич тоже прикалывался, и это еще больше заводило дочерей.

Когда, наконец, всё прекратилось, мы осели у них дома на отдых. Андрею Андреевичу было совсем хреново, и он три дня не выходил из своей комнаты.

На второй день ко мне подошел Максимилиан, хлопнул по плечу и сказал:

– Поздравляю, Митяй, ты с честью прошел испытательный срок. Босс сказал, чтобы ты переезжал в дом.

Мне такое предложение сразу же пришлось по душе. В этом доме мне нравилось находиться. И не только потому, что тут не приходилось платить за еду, стирку и жилье. И даже не потому, что тут атмосфера царила очень приятная, беззаботная и благородная. Главное, что мне тут нравилось, так это дочери Андрея Андреевича. Девочки что надо. Хотя они к тому времени были всё еще обижены на нас – собутыльников их отца – и со мной за те три дня даже словом не обмолвились, я планировал немного пообщаться с ними поближе. С Лорой особенно. Уж очень Маша высокомерная. Впрочем, после Лоры можно взяться и за Машу.

Комнату мне выделили на третьем этаже в самом углу. Окна ее выходили на восток и на юг. Видок из них был ничего, особенно если сравнивать с видом из окон квартиры, что мне доводилось снимать последние полгода. На восток, помимо окна, выходил довольно просторный балкон метра два на три, с маленьким столиком и креслом на колесиках. Размером комната была примерно метров пять на пять. Из мебели тут был письменный стол офисного типа, шкаф-купе, пара мягких кресел и диван-кровать. Помимо мебели – компьютер со всеми положенными аксессуарами, телефон и телевизор на стене. Тоже неплохо, на мой взгляд.