– О, прости! Просто мы давно не виделись. Сейчас я принесу наши блюда, – Саша повернулась на шум возни, помахала мне и повела мужчину на кухню. Через пару минут она вернулась с большой дымящейся пиццей и бумажным пакетом. Поставив поднос пиццей на стол, Саша смущенно протянула мне бумажный пакет.
– Миндальные печеньки, как и обещала, – улыбнулась девушка. Я просто не мог не улыбнутся в ответ. Устроившись напротив, она выхватила кусок с наибольшим количеством сыра и принялась меня расспрашивать о полученных впечатлениях, рассказала о своей собаке и показала парочку забавных видео. Не знаю, сколько времени прошло за разговорами, я очнулся лишь тогда, когда у меня завибрировал телефон.
– Ало, ты где пропадаешь?! – судя по распахнувшимся глазам Саши грозный голос из трубки напугал не только меня.
– Я не далеко от отеля, скоро вернусь, – постарался ответить как можно спокойней, не желая падать лицом в грязь перед дамой.
– Собрался прямо сейчас и притащил свой зад сюда! – прокричал Михаил и бросил трубку. Я заторможено опустил руку с телефоном на стол и взглянул в лицо девушки. На первый взгляд оно казалось испуганным, но мне было не до этого.
– Извини, я задержался, поэтому должен уже идти, – принялся я надевать куртку.
– Твой отец что ли звонил? – кивнула она на телефон, лежащий на столе.
– Нет. Друг. Я обещал помочь друзьям, но ушел без предупреждения.
– Это не повод так орать. Ты уверен, что тебе нужно идти? – холодно спросила девушка.
– К сожалению, да, – вздохнул я, подхватывая рюкзак, – Давай обменяемся контактами, – взял свой смартфон, готовый записывать все, что она продиктует. Саша холодно посмотрела на телефон, перевела взгляд на оставшуюся пиццу, кивнула своим мыслям и принялась диктовать номер.
– Позвони мне сегодня вечером, – натянуто улыбнулась она, – Просто сейчас я буду собирать вещи, потом перелет, отдых. Ну, ты понимаешь, – развела она руками и встала.
– Хорошо, обязательно наберу тебе, – подхватил пакет и побежал к выходу. Возле дверей я обернулся и порезался о два синеватых осколка льда.
Глава 6.
Горькое чувство вины и волнение заставили меня трижды пройти мимо курящего под навесом мужчины, прежде чем я догадался спросить у него, где находится отель. Он молча указал на вход позади себя. Я открыл дверь и словно очутился в другом месте.
Удивительно как быстро меняют обстановку люди. Тихие уютные комнаты, дарящие надежду на лучшее, превратились в жужжащий улей. Незнакомые лица, косые взгляды, поджатые губы Амалии – зима поглотила последний оплот, дарующий тепло и защиту.
Дойдя до номера, я бросил вещи на кровать и мысленно поблагодарил Бога за то, что не встретил Михаила. Сахарная пудра и крошки из бумажного полупустого пакета с ароматом миндаля снегом рассыпалась по моей черной куртке. Я сам не заметил, как опустошил наполовину шуршащий пакетик, и теперь стоял над белой россыпью и раздумывал, какие действия предпринимать дальше.
Устав стоять, я рухнул рядом с вещами. Серо-белое убранство комнаты растеряло прежнюю привлекательность. Стена цвета грозовой тучи превратилась в массивную плиту, готовую в любой момент похоронить под собой маленького человека, коим я себя ощущал. Она разом выкачала тепло и заменила его острыми жалами холода. Сколько не старался, теплое дыхание оказалось не способно остановить ледяные иглы, тянущиеся к сердцу. Заслышав за дверью шаги, я повернул голову и наткнулся на осуждающий взгляд мужчины с портрета.
– Рома, ты тут? – вместе с троекратным стуком глухо прозвучал раскатистый голос Михаила, – Рома?
Я глубоко вздохнул и попытался подняться, но, похоже, было слишком поздно: мое тело оказалось в плену невидимых пут – прочных нитей, пронзивших мою кожу, запутавшихся в костях и скрепивших меня с постелью. Оставалось только одно – звать на помощь, однако приоткрытые сухие губы вместо звука исторгли горечь. Стук прекратился. Его сменило шарканье и скрип ботинок, а затем – удаляющиеся шаги. Надежда погрузилась во тьму с редкими кадрами чужой для комнаты. Похоже, в очередной раз мне не повезло.
– Я вхожу, – громкий стук двери о стену оповестил о нежданном госте, но я не смог ни повернуться, ни испугаться, – Какой же ты бедовый! Полное отсутствие инстинкта самосохранения.
– Что с ним? – Прозвучал незнакомый голос с запахом табака.
– Похоже, цианид, – Послышалось шуршание бумажного пакета.
– Что будешь делать? – Голос прозвучал практически под ухом – запах табака стал отчетливей.
– Везти в больницу. Другого выхода не вижу.
– Если повезешь в больницу, что станет с Габриэлем? Весь этот кавардак затевался только ради тебя. Ты уверен, что она адекватно отреагирует на твое отсутствие?
– Не уверен… я вообще ни в чем не уверен. Я не уверен, что он доживет до прибытия в больницу, но что-то надо делать. Я не могу отправить его вместе с Амалией после того как она сама однажды чуть его не угробила. Я не могу отправить его вместе с тобой: ты нужен здесь. Остается только действовать самому.
– Что если я постараюсь раздобыть антидот? – Запах табака отдалился.
– Предлагаешь взять его вместе с нами? – Кто-то принялся ходить из стороны в сторону.
– Да. Поедет вместе с нами. В качестве няньки прихватим товарища Габриэля. Он все равно просился ехать со всеми.
– Как быстро ты сможешь достать антидот? И что будем делать дальше? В любом случае без врача не обойтись, – Звук шагов замолк.
– У меня уже сейчас есть с собой немного тиосульфата – берег для себя, – после некоторого молчания прозвучал табачный голос, – Вколю эту дозу. Не знаю, даст ли какой эффект. Потом постараюсь придумать что-нибудь еще, – произнес он, покидая комнату.
– Хорошо. Только поторопись. Я уже отправил всех собираться, да по машинам, – Скрипнули ботинки, и холодные пальцы прижались к моему пульсу, – На кой черт ты поперся к ней, прекрасно зная, что и так ситуация не простая? Что творится в твоей голове? – склонился ко мне оставшийся человек.
– Миша, ты где? – Я услышал голос Амалии, прежде чем начал биться в борьбе за воздух, – Что с ним?
– Выйди, и никому пока ничего не говори! – последнее, что я разобрал, прежде чем полностью отключился.
Мне кажется, я все же изредка возвращался в сознание, иначе я не мог объяснить бьющий в глаза свет, чьи-то суматошные выкрики, боль в груди и пикающие звуки. Потом все стихло, и я очнулся в мирно покачивающейся машине в обнимку с продолговатым ящиком. Именно так представлялся на ощупь жесткий прохладный предмет, на который опирался я. Он разделял меня и человека сбоку, что вынес знакомым голосом краткий вердикт:
– Очнулся.
– Пить, – Я попробовал подчинить себе непослушные губы и поведать ему о мучительной жажде воды, преодолевая головокружение и жжение от нахлынувшего в легкие воздуха, но, кажется, меня не услышали.
– Тогда обойдемся без дополнительных инъекций, – ответили спереди, – Хорошо хоть в печенье добавила. Это сыграло нам на руку.
– Пить, – повторил я, прилагая еще больше усилий.
– Кажется ему что-то нужно, – нагнулся ко мне сосед по сиденью.
– Воды, скорее всего, – угадал мое желание незнакомец спереди. Я попытался кивнуть. – Но лучше пока ему не давать, – добавил он, ударив разом по больным местам.
– Пусть хотя бы промочит горло. На, дай ему сделать глоток, но не больше, – протянул к нам бутылочку с живительной влагой Михаил. Я поднял руку, но тут же уронил.
– Салон будешь мыть сам, – проворчали спереди.
Мои руки упорно отказывались подчиняться, поэтому бутылку удерживали тонкие чуть смуглые пальцы человека справа. Не успел сделать полноценный глоток, как бутылку забрали. Я потянулся вслед за ней и ударился скулой о футляр.
– Пока достаточно, – прозвучало со стороны Михаила.
Я считал жестокость по отношению ко мне оправданной, но всеми силами желал молить о пощаде вслух, стать услышанным и прощенным. Мне хотелось пить! Я чувствовал себя немощным, находясь в полулежащем положении, поэтому опираясь непослушными, то и дело соскальзывающими руками о сиденье постарался сесть ровно, прежде чем снова попытаться выклянчить живительную влагу, и…слава богу, мне не дали напиться.
– Я же говорил! – прокомментировали спереди.
– Салон остался чист. Нужно только его привести в порядок, – произнес человек справа от меня и взял протянутую пачку влажных салфеток.
– Мне от этого не легче, – донеслось до меня ворчание человека, сидящего спереди.
– Мы приехали, – неожиданно объявил Михаил, после чего машина затормозила, – Что будем делать? – обернулся он к нам и взглянул на своего соседа.
– Я иду с вами, – прозвучало сбоку от меня.
– Нет, – твердо ответил человек спереди, и повернулся к нам. Это был мужчина, которого я встретил у входа с сигаретой, – Ты и ты, – указал он на нас пальцем, – Сидите на месте и не двигаетесь.
– Но я должен быть там! – поддался вперед мой сосед, которым оказался Кенджи.
– Кто будет присматривать за Романом? – повернулся к нему Михаил.
– Хорошо я…, – откинулся назад Кенджи и крепко сжал побелевшие губы, оставив в воздухе висеть недоговоренность.
– Сразу спрошу: есть то, о чем мы не знаем? – с кривой усмешкой поинтересовался мужчина спереди, взглянув сначала на него потом на меня.
– Нет, – наконец проговорил Кенджи, – Но я хотел бы увидеть его в числе первых. Все-таки я виноват, – прошептал он в конце.
– Виноват, не виноват. Я – обменная валюта, – указал на себя Михаил, – Виктор меня прикрывает, – указал он на неизвестного мне человека, – Амалия с товарищами где-то затерялась в руинах. Она – поддержка Виктора. Никто из нас остаться не может, но Романа оставлять одного нельзя. Никогда не знаешь, что от нее ожидать, – пробормотал он, отстегивая ремень безопасности, – Остаешься только ты. Если мы все умрем, ты будешь тем, кто донесет миру истину, – поднял он вверх руку с расслабленными пальцами, так и не сложившимися указательный жест, и тут же уронил.
Первым покинул машину Михаил, следом вышел Виктор. Последний открыл дверцу с моей стороны. Я почти выпал наружу и завис над мощными ботинками, мявшими серый снег.
– Так-так-так, не падай, – поддержал он меня за плечо одной рукой, другой отодвигая полы белого плаща, накинутого поверх одежды – Кенджи, передайте мне, пожалуйста, – указал он на футляр.
– Может вам стоит обойти с моей стороны? – спросил Кенджи, после двух неудачных попыток развернуть его в горизонтальное положение.
– Есть риск быть обнаруженным. Передайте по низу, я буду помогать, – Дмитрий подтолкнул меня к Кенджи и нагнулся, чтобы подхватить черный ящик снизу.
Наконец дверь захлопнулась, и я вновь обрел устойчивую опору. Впереди через постепенно запотевающее стекло была видна постепенно удаляющаяся понурая спина Михаила. В то время как Дмитрий растворился, будто его и не было.
– Где мы? – прохрипел я.
– На заброшенной фабрике, – задумчиво произнес Кенджи и протер рукой стекло.
– Мы покинули Милан? – спросил я, наблюдая в окно за подозрительным типом, издали разглядывающим нашу машину.
– Нет, мы все еще в Милане. Просто это темная сторона Луны, – прозвучал тихий спокойный ответ.
– Мне жаль, – произнес я после долгого молчания.
– Мы все совершаем ошибки. Думаю, тут сложно винить кого-то одного, – повернулся он ко мне, улыбнувшись одними уголками губ.
Устав наблюдать издали, подозрительный тип двинулся к нашей машине. Я попытался сесть ровно, но получилась возня беззащитного котенка. Спокойствие Кенджи удивляло, но не вдохновляло.
Человек снаружи обошел машину и заглянул внутрь. Боковые стекла прятала тонировка, поэтому вряд ли он видел нас. Человек дернул за ручку – дверь не поддалась. Не понимаю, зачем ему надо было повторять первую безуспешную попытку, но прозвучал щелчок, и дверца в переднюю часть салона автомобиля оказалась открытой. Я вцепился в чехол переднего сидения и прижался к двери.
Восторженно вскрикнув, человек взобрался внутрь и принялся шуршать по бардачкам. В какой-то момент он поправил стекло заднего вида и резко обернулся. Бледное исхудалое лицо больше подходило покойнику, нежели живому человеку. Я сильней вцепился в сиденье, но на лице Кенджи не дрогнул ни один мускул, даже когда в абсолютной тишине прозвучал звон лезвия.
Непрошенный гость сжал рукоятку ножа до белизны в костяшках, взглянул на меня, на Кенджи, поддался вперед и…уткнулся лбом в ствол глушителя. Не знаю, что напугало меня больше, но я вздрогнул и ударился о стекло. Человек с переднего сидения бросился на нас. Я услышал звук рвущейся ткани. Нож прошел через рукав пальто Кенджи и, судя по паническим рывкам воинственно настроенного чужака, застрял в сидении по центру.
Что-то щелкнуло, и все стихло. Я повернулся, чтобы понять, в чем дело – человек, нападавший на нас, рассматривал свою ладонь, красную влажную, блестящую. Он, так же как и я, не осознавал суть произошедшего, переводил взгляд с ладони на Кенджи и обратно. Когда Кенджи толкнул его обратно на переднее сидение, он схватился за боковое сидение, оставив багровый след на светло-коричневой ткани, всхлипнул, поспешно открыл дверь и вывалился на снег. Кенджи, как ни в чем не бывало, спустил затвор и спрятал пистолет куда-то за пазуху.
– Что ты…? Откуда…? – прохрипел я через некоторое время и раскашлялся взахлеб.
– Я не убил, просто прострелил плечо, – Кенджи достал закатившуюся в процессе борьбы под сидение бутылку, открутил крышку и протянул мне. – А пистолет я всегда ношу с собой. Никогда не знаешь, что тебя ждет, – распахнул он пальто, показав кобуру, пришитую к обратной стороне кармана.
– Откуда? – кивнул я, сделав осторожный глоток. Кенджи забрал воду прежде, чем она расплескалась по салону из-за дрожащих рук.
– На работе выдали, – коротко ответил он, закрутил крышку и положил бутылку между нами. Я выглянул в окно – редкие красные капли вели прочь от машины к развалинам.
Человек, залезший в нашу машину, бежал прочь ухватившись за раненое плечо.
– А что если он кого-то позовет? – повернулся я к Кенджи, так же смотрящему вслед врагу, скрывшемуся за прохудившейся стеной.
– Вряд ли кто-то придет мстить. Новости среди жителей это местности разлетаются быстро, но кому хочется множить собственные проблемы и влезать в чужие разборки? – взглянул он меня, поправил пальто, откинулся назад и, прижав к губам согнутый указательный палец, мой сосед мысленно покинул салон авто, в котором пару минут назад разыгралась трагедия.
– Почему вы так спокойно на это реагируете? – не удержался я от мучавшего меня вопроса. Кенджи с неохотой оставил свой мысленный приют. Некоторое время он сидел, молча глядя в потолок и потирая кожу меж указательным и большим пальцем. Потом повернулся ко мне, и некоторое время изучал мое лицо.
– Потому что я никого не убил и ни на кого не нападал, – наконец соизволил он ответить, – А может быть потому что мне не в первой сталкиваться с подобным, – Кенджи взглянул на сиденье спереди него. – Лучше давай поговорим о чем-нибудь хорошем. К примеру, никто из вас так и не рассказал о результатах последнего вашего исследования. К чему вы пришли и на чем остановились? – сосед повернулся ко мне с явным желанием прекратить дальнейшие расспросы, и я подчинился.
Струна 3
С трудом собирая слова в предложения, я поведал ему о своих мучениях с сопоставлением невм и фигур людей, о некомпетентности в области музыки и нежелании оставлять музыкальное произведение нерасшифрованным.
– А почему именно невмы? – поинтересовался Кенджи, когда я истощенный откинулся назад.
– Поискал в интернете, что раньше использовали вместо современных нот.
– В каком году была написана «Весна»? – мой сосед достал смартфон.
– В тысяча пятьсот каком-то, – поднапряг я память, но безуспешно.
– В 1482 году. Здесь пишут, что в те времена использовалась мензуральная нотация. Вот, – повернул он ко мне смартфон с открытой страницей, – Классическая нотация, которую используют по сей день, появилась в 17- 18 веке. Может стоит оставить невмы и перейти к мензуральной нотации?
– Я почему-то не учел этот момент. А когда появились сами ноты «до», «ре», «ми»? – заинтересовано потянулся я к его смартфону.
– Так. «Современная музыкальная нотация восходит к трудам Гвидо д’Ареццо первой половины 11 века…», – прочел Кенджи вслух, – Видимо звук сохранился. Только письменный вид другой. Хотя… как выглядит мензуральная нотация? – пробормотал мой сосед и ушел с головой в поиски ответов. Я постарался пододвинуться поближе, чтобы не упустить ничего интересного.
Мензуральная нотация выглядела как ромбики с палочками. Некоторые ромбики были закрашены, некоторые – оставались белыми. Как оказалось, изначально мензуральная нотация состояла из черных значков, а к концу 15 века черный цвет заменили белым.