Фиктивный брак
Считалось, что Люба улетела в Санкт-Петербург в свадебное путешествие. А на самом деле она уже неделю сидела в коттеджном посёлке в доме Игоря Николаевича. А если выражаться языком документов, в доме своего второго мужа.
Кстати, о муже. Он снова в клинике. Любе его очень жалко. Только пообщавшись с ним плотнее, она поняла, что Игорь не сильно не преувеличивал, говоря, что Анатолий уже не вполне человек. Много раз ловила себя на мысли, что разговаривает с детсадовцем. Почему она в первые дни знакомства этого не поняла? Почему не понимают другие? Даже тётка его, которая хоть и не близко, но довольно часто с племянником общается, считает его глупым, но нормальным. Наверное, люди слишком заняты собой, чтобы внимательнее вглядеться в окружающих.
После суда, после того странного предложения всё воспринималась как-то иначе. Заглянувшего с утра на кухню Виктора Васильевича, который, как она теперь знала, вовсе не охранник, а фельдшер, она дружелюбно спросила: «Вам в гостиной накрыть или в комнаты подать?» Он глянул ей в лицо и вдруг открыто улыбнулся: «А давайте мы на кухне позавтракаем, чего уж там, всё равно отсюда не вылезаем!»
И чего он так резко переменился, неужели Игорь ему о планах рассказал? Да нет, вряд ли. Кто там такие болезни лечит? Виктор Васильевич наверняка в психиатрии трудится. Он проницательный, он просто увидел, что Люба к нему иначе относится, и сам смягчился. И Анатолий так обрадовался, прилетел сразу, как только медик за ним сходил. И с удовольствием ел кашу, которую заказал его напарник, и не болтал при этом, только поглядывал то на Любу, то на него одинаково преданным взглядом. А следом заглянула пожилая гостья и крикнула куда-то в сторону: «Володя, приходи на кухню!», зашла, тоже села за стол и весело сказала: «Вот и хватит этих аристократических церемоний, между столом и плитой не должно быть больше пяти метров, если любишь с пылу с жару поесть!»
И пришли следом её сухонький Володя и Валера с сильно опухшим лицом. И дама скомандовала: «Моему кашки, пожалуйста. А вот Валерочке… на Кавказе в таком состоянии предлагают хаш!» «К сожалению, не предусмотрела. Но зато есть огненная солянка», – весело ответила Люба.
Болтали за столом только дама и постепенно приходящий в себя Валера. С удивлением из их разговора Люба поняла, что эта гостья занимается производством железобетонных плит. Тогда, может, и та, местная, настоящий архитектор? Похоже, в этой среде женщины серьёзным делом заняты. А вот Алиса и Люба, которые по питанию трудятся, им в подмётки не годятся. И если Алиса доведёт Валеру до загса, то через несколько лет будет так же безуспешно искать встреч с родными детьми. Только у Валеры уровень другой. Он их не в Турцию, а в Канаду увезёт. Или в Новую Зеландию. И не на десять дней, а на годы. И не пожалеет несчастную мать, вон как с железобетонной леди за каждый рубль сражается, даже похмелье отступило.
А вот и Алиса, легка на помине. Вошла, дверь за ней захлопнулась, картинно остановилась, с брезгливым изумлением разглядывая длинный стол, на котором не по этикету беспорядочно громоздились последовательно запрошенные завтракающими миска солёных помидоров, сметана, ткемали, пастила и ещё несколько баночек, блюдечек и салатниц. Почти сразу за ней стремительно вошёл Игорь, по дуге её обошёл и оживлённо заговорил: «О, все в сборе! Отлично, к десяти Темников подъедет с окончательной редакцией соглашения. Люба, что это у Валерки такое яркое? О, солянка? Я тоже хочу!» Люба с сомнением заглянула в почти пустую кастрюлю и включила под ней газ.
Поскольку на Алису никто не обращал внимания, она сочла за лучшее сесть за стол и не кочевряжиться. Далее она манерно потягивала кофе под спор об анкерных плитах.
После подписания соглашения гости стали разъезжаться. Остались только Анатолий и его сопровождающий. Остались и те, кто приехал к десяти, два плотных мужика, вероятно, юристы. Люба увидела, что мужчины собираются продолжить обсуждение в кабинете, и выяснив, что им от неё ничего не требуется, повела Анатолия и Виктора Васильевича к заснеженной речке.
В общем, юристы сочли передачу фирмы шагом неосторожным, и в результате договор решили вовсе не заключать. «А смысл тогда вообще этот балаган затевать?» – даже с облегчением сказала Люба. Смысл они, тем не менее, в этом браке нашли. Назывался он «право подписи». И этот смысл ей очень не понравился. Но отступать было поздно.
После отъезда юристов Люба зашла в кабинет и сказала Игорю: «Ещё одна проблема. Даже три. Дети и тётя Клава». Игорь здесь никакой проблемы не видел. Как объяснить? Ну, влюбились и женились! «А ты сам мог бы поверить, что я могу влюбиться? Ты бы мог убедить детей, что это дело обычное – потерять их и завести другую семью?» «Прости, глупость сказал. Ну, скажи им, что ты продалась ради детей. Он тебе совсем безразличен, но ради того, чтобы победить ваш суд неправедный, ты отдалась ему. Подросткам это понравится». Люба грустно возразила: «Ты сейчас снова глупость сказал. Но, пожалуй, в этом направлении можно поработать. Что-то романтическое пробьёт даже мою прагматичную дочь. Но тётю Клаву на эту шнягу не разведёшь». «Ну, так не говори ты ей вообще ничего». «Тёте Клаве?!» «Да что там за тётя Клава?» «Это самый дорогой мне человек. После детей, конечно». «Ну, ей-то ты можешь про любовь рассказать?» «Тьфу!»
Обозлённая, она вылетела из кабинета и устремилась на кухню. А на кухне сидел Анатолий и глядел на неё собачьим взглядом: «Люба, ты расстроена?» Она похлопала успокаивающе его по плечу: «Первое я не успела приготовить, вот и расстроилась. Ты давай мне помогать будешь? Овощи помой».
После обеда она пошла вслед за Игорем и уже спокойно изложила свои мысли. Что обманывать тётю Клаву стыдно, но правду ей сказать не может. Она человек верный, но нарушений закона не приемлет. Если Игоря такое устроит, Люба предлагает ему следующую историю. Старушке хватит намёка, что жених равнодушен к женщинам, но для престижа должен иметь жену, что за статус женатого мужчины богатый молодой человек оплатит адвоката, добьётся законных алиментов, а далее будет платить ей отступного, чтобы она его не домогалась и помалкивала. Очень выгодная сделка. Ну, а с детьми, когда правда всплывёт, придётся больше тумана напустить. Им про то, что брак фиктивный, сказать нельзя. Никто не может гарантировать их молчания, да и романтики не будет. «Правда, может и не придётся им узнать. Как только я разведусь, можешь и ты освободиться. Потерпи, Люба. После Нового года второе заседание. Должны развести». «Но тогда зачем затевать всю эту бодягу?»
Игорь терпеливо разъяснял, что развод – одно, а раздел имущества может решиться на этом заседании, а может затянуться ещё на несколько месяцев. А у него сейчас с заказами попёрло. Говорил он довольно туманно, но Люба догадалась, что получает он их на Толины «Рога и копыта», потом за маленькие денежки по частям передаёт работу своей фирме, чтобы только не в убыток, разницу выводит. А за Толей фактически числятся фирма, дом, однокомнатная квартира на окраине Москвы, от Никиты доставшаяся, и совсем небольшая сумма на счету, которая бы и закончилась давно, если бы за клинику Игорь из своих не платил. «Слушай, а может, тебе просто остановиться? Не зарабатывать больше, деньги зарыть на Поле чудес и уехать на Мальдивы? И нафиг бизнес?» «Ага. А что будет с несколькими десятками человек, которые у меня работают? Они тоже на Мальдивы уедут?» В общем, бизнес – это наподобие велосипедной езды. Или едешь, или равновесие теряешь и падаешь. Сюрпляс исполняют только редкие специалисты.
Опять приехали эти юристы. Только Темников, тот, что потолще, в самом деле юрист, а второй, который Стас – бывший юрист, в военной прокуратуре в прошлом служил. Сейчас он «по безопасности». Любе опять захотелось всё переиграть. Потому что, оказывается, им предстояло не в дальнем кабинете загса тайком расписаться, а в Москве, где родня и партнёры, сыграть настоящую свадьбу, «ну, скромную, конечно, вечерок в ресторане человек на сорок». И к чему это позорище? И платье невесты? А как же, обязательно, у жениха свадьба первая. Ага, и фату на лысую голову жвачкой пришпандорим. Мужики пожали плечами: для того парики существуют. А стоит ли за правдоподобие союза такие деньжищи платить? Стас отмахнулся: «Конвертами вернём».
Тётя Клава эту дурацкую идею приняла с восторгом: «А что? Я-то искала, что продать, чтобы тебе адвоката нанять! А тут такое предложение! Ты торгуешь тем, что имеешь: честным именем. Идём немедленно платье покупать!» Люба решительно отказалась. Взяла плед и демонстративно завалилась на тёткин диван. По правде, последний месяц держалась она только на самолюбии. Работала физически тяжело и много, но особые муки доставляли запахи пищи. Давно не взвешивалась, но предполагала, что в ней уже меньше трёх пудов. За её демаршем должен был последовать взрыв тёткиного негодования, но вместо этого она вдруг услышала вздох, а потом тётя Клава погладила её по лысой голове и тихо закрыла дверь за собой.
Впрочем, часа через три она влетела в свою квартиру, нагруженная пакетами. И объявила, что купила свадебное платье цвета шампанского Любе и малиновое вечернее себе.
Ну, а когда она натянула на Любу балахонистое платье на чехле, они обе истерически захохотали. Люба так и не поняла, кто из них первым вдруг потом заплакал. А потом тётя Клава стала утягивать потайные шнурки на платье, объясняя, что платье шилось на беременную, в расчёте на то, что к свадьбе живот ещё вырастет, а на сколько – неизвестно, но потом что-то пошло не так, и невеста от платья отказалась. А потом они снова хохотали, когда по очереди мерили недавно купленный блондинистый парик. «Иванушка-дурачок был в кино с таким причесоном, – сказала Люба. – лучше я лысая в загс пойду, чем с такой головой». «А, в Москве купим!» – махнула рукой тётя Клава. И усадила Любу шить малиновый берет к платью. То есть она собиралась ехать в Москву!
Игорь и Стас тётку в качестве попутчицы восприняли на удивление легко: «Зато невеста не будет глядеться безродной. Ещё бы подружку». Люба фыркнула: ни перед кем из своих знакомых она срамиться не собирается. На свадьбу они поехали на поезде: жених с сопровождающим, невеста с тётей и двое организаторов. Перед отправкой поезда, устраиваясь в купе, тётя Клава сказала Любе: «Мечтаю закружиться в вальсе! Ты знаешь, я уже четыре года никуда не выезжала. А не танцевала я лет двадцать. Наверное, последний раз в Доме офицеров в Калининграде…» Стас, стоящий у окна напротив их купе, оглянулся и пошёл на выход. Через несколько минут, когда поезд дёрнулся, отправляясь, он влетел, припорошенный снежком, шурша букетом в целлофане: «Клавдия Фёдоровна, простите, не узнал вас без ваших белокурых волос! Ну, помните, с кем вы танцевали вальс в Доме офицеров…» «Господи, Стасик Корнеев! Наглый лейтенант, поспоривший на жену полковника! У тебя, между прочим, тоже локоны были… то есть кудри». «О-о, я уже лет десять свет отражаю!» В общем, бойцы вспоминали минувшие дни всю ночь. Утром в гостинице тётя Клава, благоухая перегаром, сказала: «Я без сил, мне ничего на голову не надо, у меня берет! А ты иди, ищи парик!» И нагло завалилась спать.
Люба недолго брела по слякотной Москве, наткнувшись на вывеску «Постижерное ателье». Зашла. Ну, ателье не ателье, а скорее, парикмахерская широкого профиля, но малого метража. Пара кресел парикмахеров, столик маникюрши, стеллаж с париками на болванках. Люба тоскливо уставилась на это волосатое убожество. «Вы что-то выбрали? Ой, Люба!» Знакомое лицо, но вспомнить не смогла. «Я Варя!» О, это же старшая дочь Лены, с которой она в больнице лежала. Варя тараторила, что здесь два месяца уборщицей и ученицей. Надоела деревня, надоела свекровь, надоел муж – сбежала. «А я наоборот, сначала собралась помирать, а потом внезапно решила выйти замуж». И сняла шапку. Вся парикмахерская охнула. Потом самая толстая из них мягко сказала: «Ну, можно и так. И ещё длинные серьги. Это авангардно». А Люба вздохнула: «Не поймут. Лучше бы что-нибудь традиционное». Толстуха хлопнула в ладоши: «Сделаем! Соня, шатен, самый короткий! Неля, займись макияжем!»
В общем, на следующий день её из этой парикмахерской выводили к свадебному лимузину, набросив на плечи новую шубу. А Варя вслед за ней свидетельницей выпорхнула. И отвисли челюсти у Игоря и Стаса. И прослезилась тётя Клава. А когда у загса их встретила команда жениха, здесь тоже равнодушных не было. Поджала губы при знакомстве тётка Анатолия. Нагло уставился на невесту уже принявший на грудь тёткин сынок. «Ну, недаром Алиска об тебя зубы точила, – выпалил свидетель Валера. – А я-то, лопух, как такую кралю проморгал! Конечно, ходит такая Золушка в чепчике и фартуке!» Впрочем, он и свидетельницей остался доволен, сразу притянув её за талию. Только жених, кажется, не заметил Любиного преображения. Скорее всего, его многолюдье ошарашило. Люба взяла его за руку и повела к мраморному крыльцу Дворца бракосочетаний. «Какая красивая пара!» – вырвалось у одной из женщин, выскочивших перекурить. Люба бросила взгляд на зеркальную стену напротив входа. Ну, здорово её в парикмахерской загримировали! Паричок под короткую стрижку, очень лёгкий макияж на бледном лице. Такая фарфоровая куколка, даже незаметно, что старше жениха. Рядом тёрла платочком сухие глаза тётя Анатолия. «Вы как Гензель и Гретель, – шепнула ей тётя Клава. – Жалко, что мальчик не того цвета». «Две фальшивые тётки льют фальшивые слёзы», – пробормотала Люба. «Почему это я фальшивая?» – возмутилась та. Значит, насчёт прочего возражений нет.
Дальше была поездка по столице и банкет, где гости говорили о марках цемента, СНИПах и марже. Любина тётка давила авторитетом полковничихи Толину тётку и от этого наливалась довольством. Ещё она прошлась пару раз со Стасом в медляке, на вальс сил не хватило. Кузен жениха напился в первые полчаса и был тихо увезён восвояси. Виктор Васильевич, понадеявшись на Любу, закусывал и подрёмывал. От души веселились только свидетели. Они танцевали, шутили, целовались чаще новобрачных. Поймав опасливый взгляд Любы, Игорь шепнул: «Не переживай за подругу, Алиса уже в отставке».
Ну, а потом Люба уловила, что у Анатолия лицо побледнело, и незаметно вывела его из зала. Приступ оказался не таким уж эффектным: короткий и не бурный, а потом ступор. Люба решила сопровождать больного в клинику, переодевшись прямо в машине и оставив мужчин руководить банкетом и, когда их отсутствие заметят, сказать, что молодые уехали в свадебное путешествие. В сознание Анатолий так и не пришёл. Прощаясь, Виктор Васильевич сказал: «Дочка, не думай, что он несчастный. Я двадцать лет с государственных больницах работал. Видела бы ты, в каких условиях живут больные в семьях и стационарах! Мальчику повезло, что после смерти брата его Игорь Николаевич взял под опеку. Проблемы опекуна Анатолия не касаются, эти случайные денежные дела скоро кончатся, а комфорт и уход останутся. А вот зачем ты ввязалась в эти сомнительные игры?». Ей стало невыносимо стыдно. А потом обозлилась: какого чёрта? «А мне до комфорта и ухода далеко. У меня рак, меня жилья лишили и как у бездомной детей отобрали. Что мне эти игры! Я ради своих детей согласна банк ограбить. Но вашего пациента я не обижала». Медик смутился: «Вот ведь что бывает, когда берёшься судить, не зная обстоятельств!» «Да ладно, проехали. А как вы выдержали столько лет на такой работе?» «Девочка моя, у меня дома две нервные дочери, три капризных внучки и два зятя-дармоеда. Я их всех люблю, даже зятьёв, но здесь я отдыхаю!»
Тётя Клава вернулась домой сразу после свадьбы на ночном поезде в сопровождении Стаса. Люба с Игорем спустя сутки уехали на автобусе.
Нападение
За неделю с небольшим в одиночестве Люба потеряла боевое настроение. Отвечала на редкие звонки детей, обещала приехать в следующий выходной, мол, засопливилась. Тёте Клаве звонила регулярно, сначала врала, что стоит то в колоннаде Казанского собора, то со стороны хвоста коня медного всадника… потом врать стало лень, и выдала то же самое: насморк, в гостинице отлёживаюсь. Хоть за тётку волноваться не приходилось, к ней двоюродная сестра в гости приехала.
Игорь очень просил не появляться в посёлке, не высовывать носа из ворот. Сам заезжал только пару раз, молоко и свежий хлеб завозил. Последний раз ещё и счета подписала. И тогда она твёрдо решила: как только закончится её карантин, она вернётся в Утятин, снимет квартиру на зарплату из «Рогов и копыт» и начнёт борьбу за детей. И будь что будет! А бумажки… ну, будут приезжать к ней за подписью!
Разленилась. Сегодня даже проспала почти до девяти. Встала и поняла, что от отдыха сил не прибывает. Лениво выпила полчашки кофе, даже посуду за собой не вымыла. Поднялась на второй этаж, зашла в угловую гостевую спальню, окна которой выходили на ворота и на дом Инессы. Обычно в это время в посёлке пусто. Кто работает, те рано уезжают. Ну, попозже, когда жёны неработающие раскачаются, движение немного оживляется. Но в это время… а нет, вот джип, но это, наверное, гости к кому-то. Остановились, как ни странно, у их дома. Открылась дверца со стороны пассажира. Вышел плотный мужик в возрасте. Стас? Нет, просто немного похож. Фигурой, выправкой. И так же, как он, шапку не носит, несмотря на отсутствие волос. И как они не мёрзнут? Она невольно тронула рукой собственную голову. Даже в тёплом помещении, даже в одиночестве, она носила чепчик с оборочками. Только у тёти Клавы «ходила босиком», как она это называла. Из солидарности. И там, как ни странно, не мёрзла. У тётки голова уже обросла редким мхом, у Любы тоже щетина прорезалась, но в парикмахерской её перед свадьбой побрили, чтобы парик потом легче было отклеивать. Так что отражала она свет не хуже Стаса.
А пассажир джипа тем временем прошел по снегу с дороги на тротуар и заговорил с проходящей мимо уборщицей из Новой Жизни. Она всегда в это время из дома директора электротехнического колледжа переходит к Инессе убираться. Тётка активно жестикулирует, показывая то на снег, то на соседний дом. Понятно, объясняет, что снег выпал позавчера, и, судя по целине перед воротами и калиткой, никто сюда как минимум два дня не приходил и не заезжал. Правильно Игорь не велел ей за ворота выходить. А то бы сейчас гость по разметённой дорожке ломился бы в дом. А оно ей надо в отсутствие хозяина?
Уборщица достала ключи и стала открывать калитку соседнего дома. Её собеседник заговорил по телефону. Вот-вот, пусть сначала с хозяином договорится, а потом в гости ломится! Подъехала ещё одна машина, притормозила, опустилось стекло. Лысый махнул ему рукой, и водитель подал назад и пристроился за первой машиной. Поехали дальше. Впрочем, наверное, они развернулись на ближайшем перекрёстке или чьём-то въезде, потому что появились через несколько секунд и проехали в сторону шлагбаума. Провожая их взглядом, Люба подумала, что у машин один хозяин. Номера отличались на единицу.
Люба нехотя сползла с подоконника и поплелась на кухню. Взглянула на холодильник, и к горлу подступила тошнота. Ещё полчашки растворимого кофе для прочистки мозгов. Села за стол, вроде, полегчало. Но что-то продолжало цеплять. Нет, надо ещё раз взглянуть на панораму посёлка!
Не зря поднималась! Вовсе они не уехали. Одна машина стояла в проулке, ведущем к группке старых дачек, явно для наблюдения за движением по главной дороге, на которой их дом. Это не гости, это хуже! Это наезд! Схватила телефон, набрала хозяина:
– Игорь!
– Я сейчас буду.
– И-и…
Сбросил! Отключил! Идиот! Набрала Стаса. Недоступен! Подумала. Набрала Диму.
– Ты где? Дома? Послушай, умоляю, разыщи Стаса. Скажи ему, что вокруг дома подозрительные люди. Сам? Ни в коем случае! Дима, мне нужна помощь, а не заложник, за которого уступок потребуют! Приезжать сюда надо с охраной и оружием. Ты понял? Сюда едет Игорь Николаевич, он не знает, что его тут ждут. Ищи Стаса, Дима!
По дороге проехало такси, свернуло по снегу к воротам. Выскочил Игорь, нырнул в калитку. Такси подало назад и уехало. Из проулка медленно двинулась машина. Люба бросилась навстречу хозяину и крикнула с лестницы:
– Ты зачем трубку бросил?
– Ты что?
– Некогда объяснять! Иди за мной!
Подтащила его к окну. Машина уже стояла на тротуаре поперёк въезда. У машины стоял тот самый лысый и глядел на окна. Игорь отшатнулся:
– Аббас!
– Кто?
– Это нукер тестя.
– Как ты думаешь, что они могут тебе сделать?
– Ну, убьют вряд ли. Но побьют, покалечат, унизят так, что сам жить не захочу. Впору самому застрелиться.
– А есть из чего?
Игорь фыркнул.
– Так, уйти не дадут. По всей видимости, зайдут не сразу, босса ждут. У такси стёкла затемнённые были? Видели, кто приехал?
– Вряд ли.
– Тогда я тебя спрячу и сделаю вид, что это я приехала. Я с ними разберусь.
– Они с тобой могут то же самое сделать!
– Вряд ли. Твой тесть жаждет мести к конкретному тебе, и вовсе не настроен мочить всех подряд. И даже если мне пару раз съездят по сопатке, даже если что-то хуже, ты будешь молчать!
– Ты меня совсем подонком считаешь?
– Да мне нас…ть на твою дворянскую честь! У меня дети! Я для них должна выжить! Если эти бандиты будут убивать тебя, то и меня уберут как свидетеля. А если я окажусь здесь одна и скажу, что ты в Москву уехал свою фирму продавать, они, может, сгоряча двинут мне пару раз и кинутся за тобой. Показывай быстро, как вот этот выключатель обесточить!
– Стасу нужно звонить…
– Звонила, недоступен. Попросила Диму его разыскать. Не отвлекайся!
Игорь обвёл взглядом «рыцарский зал»:
– Судя по всему, вот в этой коробке.
Присел на корточки и потянул чёрную круглую крышку на себя:
– Вот этот проводок.
Люба пощёлкала выключателем:
– Теперь назад. Ага, поняла. Что-нибудь от них спрятать надо? Ну, из документов? Нет? Тогда бери верёвку. Если что-то пойдёт не так, пригодится.
– Повеситься?
– Дурак! Время придёт – догадаешься! Пошёл наверх!
Она метнулась под лестницу, нажала на плитку, потом утопила в пол рычажок:
– Давай по мостику и ложись на балкончик! Телефон не забудь отключить!
Он перемахнул через перила и побежал по металлическим перекладинам. Когда спрыгнул на балкончик, она подняла люстру наверх, закрыла крышку и кинулась к распределительной коробке. Потом взлетела по лестнице и взглянула туда, где укрывался Игорь:
– Порядок! В сумерках не увидят! Всё, молчок ради нашего спасения!
И бросилась в прачечную. Так, платье Алисы, которое она вином залила. Люба его отстирала и прибрала: мало ли, вдруг опомнится и назад потребует. Теперь в свою комнату: свадебные туфли. Скотч. Ещё блестяшки какие-нибудь нужны. А, есть же бабушкины серьги массивные. Когда Люба забирала вещи из дома Кузнецовых, Татьяна Николаевна о них ей напомнила: «С их подарками – как хочешь, а память бабушкину забери. Обручальное тебе тоже мама своё отдавала. Не хватало, чтобы твои фамильные драгоценности Серёжкины шлюхи носили!» Кстати, новое обручальное кольцо не забыть! Так, паспорт новый. Всё, теперь назад! Если что забыла, то вряд ли эти бандиты будут тщательно обыскивать комнату прислуги.
Пробежала через холл в кабинет. В последнее время Игорь здесь не работал, поэтому стол был девственно пуст. Бросила паспорт на стол. Очень хорошо, сразу бросается в глаза. Кинулась к двери, но вдруг вспомнила, что где-то должна быть квитанция на воду. Сунулась в почти пустой ящик. Вот она! Положила рядом. Отлично!
По лестнице бегом в свою любимую угловую спальню. За окном всё без изменений. Скинула одежду. Платье Алины с обнажённым плечом. На этот случай скотч прихватила, это вместо белья. М-да, на Алине оно сидело как влитое, ассиметричный подол с одной стороны открывал бедро чуть ли не до трусов, а на Любе оно свободно повисло, полностью прикрывая колени. Взглянула в зеркало: жалкое зрелище! «Ничего, будет вам авангардно», – прошептала она, вспомнив добрую парикмахершу. Выдернула шнур из шторы, подпоясалась, поддёрнула подол так, что на талии образовался напуск. Так, ещё выше! А ноги у неё не хуже, чем у официантки, есть чем смутить. Бритая голова блестит, серьги чуть ли не до плеч провисли. Если это не авангардно, тогда не знаю, что ещё может шокировать неуважаемую публику.
Выглянула в окно и увидела, что в распахнутую калитку вошло пять мужиков. Так, идут, под ноги не смотрят, шпионы хреновые. Теперь следы Игоря затоптаны, не установить, кто по снегу прошёл, мужик или баба. Ну, господи благослови!
Громко стуча по балкону каблуками, она полетела навстречу шуму голосов входящих:
– Толя-а! Это немыслимо! Тебе Темников дороже жены! Я на такси ехала как бюджетница!
Когда она попала в полосу света от стенных светильников, гул стих. Ещё бы, лысые женщины в провинции не столь часто встречаются! Потом её кто-то грубо схватил:
– Это что ещё за чмо?
Но кто-то другой оттеснил её себе за спину:
– А поговорить?
– Да что ты церемонишься! Это шлюха Романова!
– Босс, у вас к ней вопросы есть?
– А как же, – у подножья лестницы остановился худой высокий мужчина. – Есть ли кто-нибудь ещё в доме?
– Я одна приехала… на такси… скоро Толик приедет…
– Один направо, другой налево, третий прямо! Кто вы, странная барышня?
– Я жена хозяина дома. Если вы к Анатолию, то он скоро приедет.
Те, которые препирались из-за неё, разбежались по команде. Теперь напротив неё только двое: Большаков и Аббас. Это, наверное, кличка, на восточного мужчину он не похож.
– Я не понял, Игорь, что ли, уже квартиры сдаёт, настолько обеднел? Ребята, всё осмотрели?
– Чисто, шеф!
– Какой Игорь? Это наш дом!
– Аббас, выключателем щёлкни! Не горит? Ладно, обойдёмся. Ребята, наверх в таком же порядке. А есть ли у вас какие-нибудь документы?
– Ну да… в сумочке… или у Толи…
– Чисто, шеф!
– Спрятаться тут негде. Значит, будем дожидаться моего неуловимого зятя здесь. Так где вы, говорите, ваш, так сказать, муж?
– Они договор оформляют…
– Они – это кто? И кто ты Романову?
– Какой Романов? Не знаю никакого Романова!
– Аббас, глянь, что там в кабинете, может, что-нибудь интересное зятёк забыл? Ну, вспомнила Романова?
– Ой, подождите! Это Игорь? Он у нас на свадьбе гулял! Я что-то забыла, что он Романов… а может, я не знала, что он Романов? А я думаю: какой Романов?
– Ну, заело пластинку! Заткнись! Значит, Романова ты знаешь?
– Ну да! Он Толин партнёр! Он даже жил тут немножко… когда его жена выгнала… или он её?
От оплеухи Люба отлетела к перилам. Зря она дразниться начала, но уж больно противный этот тесть Игоря. «Ничего, я его ещё достану! И даже знаю, чем!» От злости у неё даже деловая жилка прорезалась.
– Босс, глянь!
Ага, попалась, птичка, стой! В руках у Аббаса её новенький паспорт и квитанция на воду.
– И что?
– Вот!
Понятно, на что тычет палец Аббаса: на фамилию в паспорте и в квитанции. Ну, бестолочь, дошло?
– Милославский. Никита, партнёр Романова? Он же умер!
Ага, те же на манеже, две гориллы и дрессированная мартышка! Она выпрямилась во все свои полтора с небольшим метра и сказала:
– Этот дом принадлежит моему мужу, Анатолию Милославскому!
Аббас соображал быстрее, чем его босс:
– Младший брат качка, плейбой. Жизнь прожигает, из-за границы не вылезает.
– Неправда! У Толика фирма строительная! И ещё в одной у него будет скоро контрольный пакет!
И испуганно захлопнула ладошкой рот.
– Так-так, – поднялся на две ступеньки босс. – А как фирмочку-то называют? А?
– «Стройсервис МР».
– Нет, другую!
– Ей-богу, не знаю!
– Ну, – он замахнулся.
– Не слышала я! Они говорили, что жилищное строительство – там что-то занято… что-то не то…
Он схватил Любу за шею:
– Что?
– Вспомнила, – прохрипела она. Вырвалась из рук, отскочила к стене. – Ниша, вот что!
– Тьфу!
Аббас, которого не больно волновали вопросы собственности, нашёл к ней верный подход:
– А ну, быстро говори, что за фирма, а то уши порву!
– Название не знаю. Но будут по московскому проекту завод строить. Мусорный.
– Врёшь! Эту фирму нельзя продать!
– А Толик сказал, что это дураки не знают, как купить! А Толик – он умный и удачливый!
Телефон босса зазвонил. Он рявкнул:
– Ну, – послушал и сказал. – Уходим, охрана Романова выдвинулась.
– А эту?
– Да на фиг она сдалась, эта дура!
Аббас толкнул её довольно чувствительно. Люба отлетела к перилам и успела за них уцепиться, иначе, загремев по ступенькам на каблуках, расшиблась бы. Ушли. Люба продолжала сидеть на ступеньках, потирая ушибленный локоть. Шуршание. Кажется, Игорь собрался вставать. Но снова хлопнула дверь. Вернулся один из качков, тот, что её заслонял:
– Ты ведь не просто так побрилась? У тебя рак?
– И что?
– Я просто… у меня сестра старшая тоже… я хотел сказать… прости меня!
– Бог простит, и я прощаю, – вырвалось у неё. – Вали, пока не замели!
Выглянула во двор, убедилась, что пусто, и вернулась, чтобы подключить электричество и вызволить Игоря.
Он тяжело протопал по металлическим перекладинам и спустился в холл. Опустился на нижнюю ступеньку и сказал:
– Какое же я дерьмо!
– Это называется рефлексия, – вздохнула Люба. – Вместо того, чтобы решать проблемы, ты думаешь о себе.
– Ну, жить мы здесь, конечно, не будем…
– Уже лучше. От «я» перешёл к «мы». Теперь «мы» расширяй. А я пока стриптиз прикрою.
И полетела по ступенькам наверх. Быстро переоделась и вернувшись в холл, застала Игоря уже сосредоточенно расхаживающим мимо входных дверей:
– Ты считаешь, что фирму стоит переписать на Толю?
– Нет. Я не позволю.
– Ты?
– Я. Что смотришь? Я не позволю, я, которая за твою фирму уже получила пенделей. Больного мальчика не позволю риску подвергать. В случае признания его недееспособным я, а не ты, буду его опекуном. И за ним не должно быть ничего такого ценного, к чему всякие психи будут тянуть свои грязные руки. Но у него должны быть средства, необходимые для содержания его в клинике.
– Но псих уже получил информацию.
– Не информацию он получил, а дымовую завесу. Плохо соображаешь. Я дел твоих не знаю, но могу предположить, что среди миноритарных акционеров числятся твой юрист или начальник службы безопасности.
Игорь, во время разговора продолжающий расхаживать от двери кабинета до кухонной и обратно, резко остановился, как будто на стенку налетел:
– Люба, я бы тебя финансовым директором назначил!
– Не отвлекайся. Я немного, на уровне своего среднего образования, знаю теорию. Но людьми как шахматными фигурами я играть не могу. Я мать. Двоих детей. От тебя ещё третьего получила. Он у меня в паспорте значится ошибочно не на той странице. За них буду пожизненную ответственность нести. Всё, дальше сам. Я пошла свои вещи собирать. И ты посмотри, что захватить надо. Сейчас Стас с охраной подъедет.