Бальзаковский возраст Крошечки-Хаврошечки
Она со всхлипом вырвалась из сна. Сердце колотится, подушка вся мокрая от слёз. Нет, это только сон, вот он, Дима, спит рядом почти беззвучно. При свете уличных фонарей она вглядывается в его лицо. Хочется прижаться, но боится разбудить. Тянется рукой к тумбочке. Так, шесть часов, лучше встать. Если останется в тёплой постели, задремлет, а утренний сон самый глубокий, после него голова тяжёлая. Белла осторожно вылезла из-под одеяла, схватила халат и тапки и босиком выскользнула из спальни. Присела за кухонный стол, бездумно уставившись в тёмное окно. Год уже прошёл после похищения, и всё плохое забыто, вроде бы, без последствий обошлось. Но почему в последнее время, когда всё у неё благополучно, ей стали сниться кошмары? А потом встряхнулась и решила: а почему бы не уехать на час раньше? И стала собираться.
Они жили на два дома уже четвёртый месяц. На два Диминых дома. У него квартира в Уремовске, из которой она сегодня, в среду, выехала в свой Новогорск. А у него в Новогорске мама живёт в собственной трёхкомнатной квартире. Вот к маме он приезжает в пятницу вечером или в субботу утром, как получится, и здесь они проводит два дня, а в воскресенье вечером или в понедельник утром Белла уезжает с ним на свои законные понедельник и вторник. А потом возвращается в свой город и три дня проводит в собственном жилье. Не сказать, что ей нравится такая жизнь на перекладных. Но Дима…
Первым, кого встретила Белла после возвращения из Патриаршего домой, был Пирогов. Он налетел на неё в универсаме и схватил её за руку:
– Белла, отставить закупку продуктов, выручай!
И пришлось выручать. У него в «Арфе» на её бывшем месте организатора массовых мероприятий работал парень с театральным образованием, но безответственный. И у него случилась накладка двух мероприятий на один день. Белла взяла на себя детский праздник. Пришлось связываться с заказчиками, чтобы заменить фокусника, с которым молодой вовремя не договорился, на шоу мыльных пузырей. Артист ТЮЗа, который, как она знала, ещё год назад начал учиться этому искусству, сказал, что до сих пор у него не очень получается.
– Ничего, прорвёмся, – утешила его Белла. – Оденемся в клоунские костюмы, будешь шоуменом-недотёпой.
Ещё пришлось бывшего практиканта Серёжу, ныне учителя физики в двадцать третьей школе, припахать на роль фотографа, потому что штатный был занят на свадьбе. В результате получилась весёлая кутерьма на два часа, которой заправляли Белый клоун и Рыжий клоун. Большей частью пузыри у Рыжего не получались, только Беллу он с первого раза умудрился заключить в большой шар, а потом ещё под конец представления накрыл мыльным цилиндром друг за другом подряд именинницу и двух мальчиков, которые хуже всех себя вели. Кажется, присутствующие взрослые не поняли, что мастер-то не очень, они решили, что так и положено было по сценарию. А детям потом раздали самодельные трубочки и рамки, и они полностью использовали оставшийся мыльный раствор. Под конец, когда, казалось, сил ни у кого уже не осталось, Белла объявила дискотеку и скомандовала имениннице дёрнуть за верёвочку. Под потолком крытой террасы, где проходил праздник, висели шары из разноцветной гофрированной бумаги, с каждого из которых свисала верёвочка. Когда девочка дёрнула за верёвочку, шар порвался, и прямо ей на голову хлынул дождь из разноцветных бумажек. И дети с новыми силами кинулись срывать шары с потолка, и под музыку подымали охапки бумажек и расшвыривали их ногами, и прыгали по ним. «Ужасную дурь ты приготовила, но детям нравится», – сказал Рыжий клоун Белому клоуну и встал у дверей с пипидастром:
– А кто у нас домой уходит? А кого обмести?
Когда дети и родители разошлись, один из работников прошёлся по террасе с мощным садовым пылесосом для уборки листьев. Пирогов перехватил Беллу в холле:
– Деточка, как мне вас не хватало! Вы представляете, все два часа клиенты ресторана не отлипали от внутренних окон! Даже те, которые со свадьбы в малом зале! У меня четверо заказали детский праздник! Возвращайтесь ко мне, я наполовину зарплату увеличу!
И она вернулась. Марку она это объяснила так:
– Я мечтаю о школе, это моё призвание. И рано или поздно я в неё вернусь. А эта работа для меня как переключение. Я за последний год заработала столько, что могу ипотеку погасить, но всё же профессия гувернантки не для меня. Понимаешь, ребёнок – не чугунная деталь, которую выточил и отбросил. Поневоле прикипаешь к нему сердцем и начинаешь жить жизнью этой семьи, а это неправильно. И мало того, что ты с ними сближаешься, ещё и они начинают твои границы нарушать: и хозяйка начинает тебя использовать как дополнительную силу, и хозяин воспринимает как запасную жену. Нет, лучше в год восемь классов, в каждом из которых тридцать архаровцев. Такую толпу сердце не примет из чувства самосохранения.
А через две недели на очередной свадьбе, выбегая за реквизитом, она столкнулась с Димой. Это был солнечный удар! Это был отвал башки! Всё как в любовных романах: глаза при свете дня серые, в сумерках голубым отливают, тёмно-каштановые волосы густые и волнистые, пресс кубиками, плечи широкие, бицепсы накаченные. Высокий, Белла ему макушкой до плеча не достаёт.
– О! Куда это Крошечка-Хаврошечка летит?
– За коровой, вестимо, – отрезала Белла и побежала дальше по своим делам.
А к щекам жар прихлынул. И администраторша жара добавила:
– Белла, до чего мужик хорош! Не упусти!
Она отмахнулась на ходу, но взгрустнула: «Слишком хорош, чтобы быть моим».
Дима гулял на той самой свадьбы, кажется, был однокашником или коллегой жениха. Несколько раз приглашал ведущую на танец. На следующий день пришёл в ресторан ужинать и навязался провожать. Обычно Белла слишком навязчивых решительно отшивала, но на этот раз сдалась практически без боя буквально через пару дней.
У неё был скромный опыт отношений с противоположным полом. Теперь она признавалась самой себе, что после Димы она бы Егора не восприняла как мужика. Марк, как ни странно, Диму одобрил:
– Внешностью, конечно, слащавый, но как поговоришь – нормальный, вроде.
Ну, были и у Димы недостатки. В её студии он только один раз побывал и с возмущением сказал, что это не человеческое жильё, а дупло для белки. Сразу повёз её к матери, представил как невесту. Белле было очень обидно за свою первую собственную квартиру. Однако пошла ему навстречу, с ним жила в родительской квартире, но в его отсутствие перебиралась к себе. И ещё нашла коса на камень у него с Пироговым. Оба они друг друга невзлюбили с первого взгляда. Дима совсем не безобидно его подкалывал, Пирогов шипел и плевался. Белла Диму останавливала, без особого успеха, впрочем, а потом за него перед стариком извинялась. Он в ответ вздыхал и только повторял:
– Деточка, ты со временем в нём разберёшься, ты ведь умненькая. Об одном прошу: не спеши с оформлением союза.
Да она и не спешила. Это Дима буквально через две недели о свадьбе заговорил. Но тут уж у Беллы нашлись силы, чтобы решительно отказать:
– Не будем спешить. Мы ещё слишком мало знакомы.
– О! И что же у тебя есть такого, чего я не знаю?
Беллу покоробила издёвка, прозвучавшая в его голосе, и у неё вырвалось:
– Если ты основательно познакомился с моим телом, то думаешь, что и где-то поглубже у меня от тебя секретов нет?
Дима опомнился и кинулся извиняться:
– Крошечка, мы за эти две недели так сроднились, что стали единым целым. Я не хочу, чтобы какая-нибудь ерунда нас разделила. Пусть и перед государством мы будем семьёй. Ну, ты же не думаешь, что я претендую на твою студию? Я хочу, чтобы мы не расставались. Переезжай ко мне хотя бы! А вообще мы люди с тобой уже зрелые, можно было бы детишками обзавестись, мама давно об этом просит.
– Первое. О детях думать пока рано. Второе. Мне не нравится твой Уремовск. Какой-то он провинциальный. И не зови меня крошкой. Как-то это звучит, что попала крошка в постель, когда ты в ней что-то лопал, и теперь она раздражает твоё нежное тело.
На самом деле ей в Уремовске не нравилось то, что это была её родная область, и здесь жили её родственники. Но говорить об этом она Диме почему-то не стала.
Белла Диму, конечно же, простила. Но осадочек остался.
Был и ещё один недостаток у Димы. Это его мама. До того сладкая и липкая, ну просто Пастила Зефировна! Вот уж в ком девушка с первого взгляда не очаровывалась! Настолько в этой даме с самого начала чувствовалась фальшь по отношению к ней, что Белла невольно сравнивала и даже порой путала с мамой Егора. Та точно так же ломала себя, когда ей что-то от Беллы нужно было.
И всё-таки она была счастлива. Даже когда была не с ним. Вот сидит она, составляет смету расходов на очередной праздник, а потом вспомнит: сегодня Дима приедет! И замрёт от предвкушения. А администратор ресторана поглядит на её мечтательную улыбку и скажет:
– Эх, Белочка, где мои семнадцать лет!
А Белла смущается:
– Мне-то не семнадцать, мне тридцать скоро.
– О-о, бальзаковский возраст!
– Вот ты где, – сияет улыбкой Дима. – Что это вы о старости говорите, юные леди?
– Мы не о старости, мы о тридцатилетии.
– А бальзаковский возраст при чём?
– Вот ведь выработался в обществе стереотип, что бальзаковский возраст – это старуха. А на самом деле роман Бальзака называется «Тридцатилетняя женщина», и речь в нём идёт о том, как опытная тридцатилетняя женщина соблазнила только вступающего в жизнь молодого человека, которому было всего тридцать лет. Точь-в-точь наша с тобой история.
Н-да, ещё один недостаток у Димочки. До него не сразу доходит. На некоторое время он обездвижен раздумьем. Потом до него доходит, и он начинает смеяться:
– Правда, что ли?
– Вот те крест! Можешь почитать.
– Нет уж, поверю на слово. Ну что, домой?
Да, домой. К Диминой маме, конечно. Между прочим, Белла не в своей студии живёт, а в соседней, за стеной. Но Диме об этом не пока рассказывает.
Когда Белла вернулась в Новогорск, Марк арендовал эту соседнюю студию, в которой до него жил студент ветеринарной академии и очень досаждал громкой музыкой. Соседство с Марком её очень устраивало, но потом Белла увидела объявление «Куплю студию». И вдруг решила: а что это Дима над её квартирой издевается? Вот возьму и куплю такую, по поводу которой ехидничать не приходится! У Марка поддержки не нашла, он забурчал о корыстных дамах, которые непременно желают иметь отдельную от мужа недвижимость, на кой, мол, тебе квартира, у Димы жилплощади достаточно. Белла с ним связываться не стала, тем более, он собирался в ближайшие дни в столицу сорваться, опять у него длительная командировка намечалась, что-то по замене оборудования. Но посоветовалась с Пироговым. А он свёл её с матёрой такой риелторшей, которая в два счёта провернула продажу студии и покупку квартиры в новом доме, причём совсем недалеко от старого, на противоположной стороне улицы за двадцать третьей родной школой. У неё теперь кухня будет размером со студию, да ещё комната, да ещё нормальная ванная! Но опять ипотека, плюс отделочные работы. Только на этот раз без помощи Марка, зато с помощью знакомых отделочниц.
Белла уже раздумывала, как будет отмечать своё тридцатилетие. Чего она точно не хотела, так это праздника в ресторане. Для неё нахождение там – это не праздник, а работа. Так что колебалась она между арендой какой-нибудь зимней дачи и фуршетом в новой квартире. Ну, не фуршетом в полном смысле этого слова. Она прикинула, что можно привезти в пустую квартиру столы и стулья с террасы ресторана, всё равно в зимнее время неиспользуемые, а угощение в любом случае будет заказано в «Арфе», повариха она неважная. Да и к чему париться?
В ближайшее воскресенье у неё будет выходной. Дима приглашён на юбилей к своему банкиру, причём приглашён с невестой. Жених, чувствуется, мандражирует. Он даже пожелал выбрать ей вечернее платье. Ну, прошлись они по бутикам, но то, что он ей предложил, вызвало у Беллы нервный смех. Дима взбесился:
– Ну, что не так?
Но Белла привалилась к кабинке и всхлипывала, отмахиваясь от него рукой. Девушка, их обслуживающая, ему улыбнулась:
– Понимаете, фиолетовый цвет – это не для бледной блондинки. Даже если она сделает очень яркий макияж, этот цвет всё равно будет её съедать. Ей нужно что-нибудь нежное, ненавязчивое.
– Ну, и стоило так ржать? – прошипел он, не в силах сдержаться.
– Понимаешь, мне тётка на выпускной именно такое платье покупала, – вытирая слёзы, ответила она.
– И что?
– Я плакала тогда, только не от смеха, а от унижения.
– Да выбирай ты что хочешь!
Он бы выбил стеклянную дверь магазина, если бы к ней не был предусмотрен доводчик. Впрочем, через несколько минут перезвонил и сказал, что сейчас принесёт ей карту.
Она ответила ему, что в состоянии купить себе платье сама, тем более, что повод для такой покупки у неё имеется – приближающийся юбилей. Он возразил, что они не настолько бедны, чтобы иметь одно платье.
– На воскресное мероприятие я надену его впервые, и будь уверен, дорогой, что ни одного из твоих банкиров я к себе на юбилей не позову, – сухо отрезала Белла.
Когда она села в машину, он сунулся в пакет:
– Это что?!
– Маленькое чёрное платье. Классика.
Теперь, когда Марк был в отъезде, за подружку у неё был Пирогов. Увидел её обиженной, расспросил, посочувствовал. И назавтра принёс коробочку:
– Вот. Катерина моя говорила, что такое платье смотрится только с ювелирными украшениями. Наденешь, чтобы не выглядеть Золушкой без феи.
– Ой, что вы, у меня даже уши не проколоты!
– Ну, приколешь только брошь-севинье и наденешь колечко. Кажется, размер твой. Катенька моя тоже хрупкая была, – дрогнул его голос. – Я ведь ей этот гарнитур к шестидесятилетию покупал. А она не дожила. Даже не видела…
Нельзя было отказаться. Она приложила серьги к ушам:
– Проколю! Ох, только как бы не потерять, это же дорогие вещи.
– Не заоблачно. Сапфиры и цирконы. Вот тут замок был с дефектом, таким его купил. Видишь, тут пайка? Мне скидку сделали тогда приличную. Потеряешь – переживу. Куда мне их теперь…
Дома она надела платье и приложила к нему брошь: на грудь, на плечо… всё чего-то не хватает. Как там Пирогов говорил, севинье? Полезла в интернет. Так, понятно, корсажная брошь. Значит, располагаться должна симметрично. Точно, лепестки банта обрамляют треугольный вырез. Только ведь брошь тяжёлая и будет оттягивать декольте. Что же делать? Да что, просто приколоть брошью платье к белью, и платье в районе декольте не будет оттопыриваться.
Ох, недаром не хотелось ей идти на это банкирское мероприятие! Золушка ведь нашла своего принца, и терять обувь на балу ей было совсем не в масть. Принц, кстати… или наоборот, некстати, был не в духе. Он сказал, что она одета как на похороны, мрачно и не нарядно. Белла пожала плечами: на всех не угодишь.
– Ну, мне бы могла, – пробурчал он.
– Это мы ссоримся?
Дима поспешно попросил прощения, но настроение у него не улучшилось.
Юбилей банкира проходил в ресторане при гостинице почти в центре Уремовска. Сразу из вестибюля после того, как разделись, они вошли в зал. Первым делом Дима представил её своему боссу-юбиляру и его семье: жене, тучной брюнетке в фиолетовом платье, и дочери, высокой, худой, нескладной, но хорошенькой шатенке в сиреневом платье. Девочка очень молодая, ещё не оформившаяся, но обещавшая стать красоткой, явно была неравнодушна к Беллиному спутнику. Когда они отошли, Белла сказала Диме:
– Ну?
– Что ну? – испугался он.
– Если бы я стала угождать тебе по поводу цветовой гаммы, мадам очень бы огорчилась.
Еще нескольким свои сослуживцам он её представил, но, в основном, среди гостей подчинённых хозяина было мало, больше тут присутствовали люди одного с ним ранга. Похоже, Дима чувствовал себя не в своей тарелке. Белла сказала, что попудрит носик и вернулась в холл. А здесь в туалет уже выстроилась очередь. Она остановила пробегавшую администраторшу и спросила её, нет ли здесь служебного помещения, и та шёпотом ей посоветовала пройти через зал и выйти в гостиничный коридор. Так она и поступила. Когда зашла, обратила внимание, что во второй от края кабинке топчутся толстые ноги в чёрных балетках. Проходить дальше не стала, юркнула в первую. Тут же стукнула входная дверь, зацокали каблучки, и их хозяйка проследовала в дальнюю. Она почти тут же вышла, её место заняла подруга, и она через дверь стали обсуждать… ну понятно, обсуждали они по законам жанра её особу. Что Белла мелкая моль бесцветная, что во вкусе Димы всегда были яркие девушки модельного роста, и что тут явно что-то нечисто. Оценили внешность, некоторые интимные особенности и мужскую силу Димы, сравнив её с потугами некого босса Вовы. У Беллы сердце колотилось от злости, что всё это осуждается на публике, ведь та в балетках из второй кабины ещё не вышла… так на публике или на публику? Если ей была видна обувь во второй кабинке, то… блин! Белла вышла из кабинки и сказала:
– Мы, кажется, представлены друг другу? Так вы Нина и Лина? Мои, так сказать, молочные сёстры? Как и я, наткнулись на Димину запятую? А в какой последовательности? Как в песне поётся, «то вместе, то поврозь, а то попеременно»? И спасибо, что предупредили насчёт скромной силы босса Вовы. А я уже хотела по вашим стопам на него перекинуться, но, поверив вашему опыту, не буду. Надо Диме сказать, чтобы не переживал, он – лучший, эксперты подтверждают!
Девицы фыркнули, но, кажется, испугались и удалились, не пытаясь отбрехаться. Белла пошла на выход, но услышала:
– Подождите!
Обернулась и увидела, что из второй кабины выходит жена юбиляра. У неё было такое несчастное лицо, что до Беллы дошло, что босс Вова – это юбиляр. Ну, что тут можно сказать? Она шагнула к ней и обняла, подставив плечо, в которое та уткнулась и зарыдала. Потом услышала шум в коридоре и сказала:
– Запереться, что ли?
– Нет, пойдёмте, у нас тут номера сняты.
В номере она просто рухнула на кровать и зарыдала. Белла вздохнула, вышла в коридор и спросила горничную:
– Вы не поможете? Нужна холодная заварка, чтобы примочки сделать.
Горничная бросила тележку и убежала по коридору. Буквально через полминуты постучала:
– Вот, чайник, с утра заваривала, вы его на несколько минут в морозилку суньте.
Когда в номер зашёл юбиляр, его жена лежала с мокрой салфеткой на глазах, а Белла мерила ей давление. Она обернулась на звук отворяемой двери и сказала:
– Ещё пять минут, и мы спустимся. Не подскажете, что нам можно внести в зал, чтобы это выглядело деловой задержкой?
– О… вот адреса и телеграммы, передадите ведущей. Спасибо.
Дама получила жестокий удар, но вынесла его достойно. Как только муж вышел, откинула салфетку и поднялась. Белла поработала над её лицом кисточкой и пуховкой, взяла папку, подала руку, и они пошли по служебной лестнице к ресторану. Тяжело опираясь на Беллу, она вдруг спросила:
– А что такое запятая, о которой вы все упоминали?
– Это у Димы родинка в форме запятой. Она там, куда из мужиков только уролог заглядывает.
Юбилярша хохотнула, но сразу стала извиняться.
– Да чего там, – отмахнулась Белла. – Диме тридцать лет. Знакомы мы меньше полугода. Не мог же он мне девственником достаться.
– Да и мне мой кобелём достался, таким и остался! Что ж теперь, буду дальше терпеть…
Дима встретил её удивлённо:
– О чём это вы шептались и хихикали с нашей шефиней?
– Да так, анекдоты рассказывали.
Белла перевела дыхание, устраиваясь за столом. О подслушанном разговоре она решила ему не рассказывать. Вот почему она в паре опять строит отношения закрытости, постоянного умалчивания?
С Ниной и Линой пришлось ещё раз пересечься. Беллу с Димой усадили за столик у входа с ещё двумя парами. Как она поняла, это были сотрудники того же банка и в тех же незначительных должностях руководителей среднего звена. Через проход от них сидел мужчина среднего возраста, небольшого росточка, словом, глянуть не на что, но раскрепощённый. Он один из первых сорвался танцевать, и в пару пригласил Беллу, которая из окружающих дам больше всего ему по росту подходила. Дима сидел надутый и танцевать не хотел, но против того, чтобы Белла принимала приглашения соседа, не возражал. А ей уже надоели эти недружелюбные взгляды, ехидные замечания и кислые рожи. С этим Владом хоть попрыгать можно было, тем более, танцевал он очень даже неплохо. После очередного бокала шампанского она даже призналась партнёру, что немного занималась в педколледже бальными танцами, и они под ритмическую музыку, когда публика выплясывала в одиночку, прошлись по всему залу в чём-то вроде квикстепа. В результате они привлекли к себе внимание зала, ведущий объявил их лучшей парой и подарил по какой-то фарфоровой ерунде, а одна из этой парочки экспертов прокатились по поводу её дурацких голубых туфель и сумочки. Жена юбиляра вздохнула:
– Ах, как банковская работа портит зрение! Совсем не старая ещё девушка, явно же сорока нет, а цвета уже не различает! Это не голубой, а перванш, самый модный оттенок сезона!
Девушкам было ближе к тридцати, так что укол получился болезненный.
После юбилея Белла рассталась с Димой не в лучшем расположении духа, да и он по-прежнему дулся. Поэтому, когда он в пятницу вечером позвонил и сказал, что уже в пути и за ней заедет, она сухо ответила, что ей нездоровится, и она приедет к нему сама, но завтра. На самом деле она сегодня ушла с работы раньше, но не потому, что нездоровилось, а потому что принимала завершённые отделочные работы. Расплатившись с рабочими и в одиночестве полюбовавшись своей пустой просторной квартирой, она вышла из дома и с приподнятым настроением направилась в квартиру Марка, но по дороге изменила решение и поехала к Диминой маме. Было уже довольно поздно, поэтому в дверь звонить не стала, как делала это всегда, а осторожно открыла своим ключом, надеясь, что мама уже спит, а Дима – нет. И с порога услышала, как мама гремит посудой на кухне и громко и возмущённо кричит Диме, который сидит перед телевизором в комнате, как надоела ей эта мелкая невзрачная его подружка, её ехидные замечания и неуважение к ней, даме хорошего происхождения и воспитания, не чета этой дворняжке без роду без племени. И только Белла хотела громко хлопнуть дверью, сказать Диминой маме, что давно бы ей перестать фальшиво улыбаться, а сказать Белле, чтобы она не заходила в её жилище, и что ноги её здесь больше не будет, и позвать Диму с собой в её прекрасную новую квартиру, как Дима, не отрываясь от телевизионной картинки, в ответ проорал:
– Ма, не дави на психику! Ты не можешь этой моли поулыбаться, а я с ней сплю! Меня выворачивает от отвращения к этой карлице, а я её трахаю! Ты знаешь прекрасно, что мне нужен ребёнок от неё! И прекрати сыпать соль на рану!
У Беллы в глазах потемнело. Ну ладно, можно не любить, не уважать, обирать, эксплуатировать её, презирать, в конце концов! Но чтобы испытывать отвращение? Значит, это тётка наняла его, чтобы он лаской добился того, чего не удалось добиться насилием…
Несмотря на сокрушительный удар, у неё хватило самообладания дождаться особенно громкого фрагмента спортивной телепередачи с рёвом болельщиков и одновременного включения кофемолки и тихо защёлкнуть замок. Спокойно дошла до проспекта, даже не воспользовавшись телефоном поймала такси, по дороге вдруг надумала переехать, договорилась с таксистом, покидала свои вещи в сумки и коробки, перетащили их в машину, перевезли через дорогу и внесли в новый дом.
Утром, проснувшись на надувном матрасе, она вспомнила вчерашний стыд и застонала. Потом стала раскладывать вещи, попутно глянув в телефон и занеся Диму с мамой в ЧС. Чего ей не хотелось, так это выяснения отношений. Пусть он просто уйдёт из её жизни – и всё. Не было в ней этого женского «Последнее слово должно оставаться за мной». Нет, она живёт по принципу «Если делать нечего – делай ноги». В Москву, что ли, уехать? Не хотелось. Ей и работа нравилась, и квартира эта новенькая, и Новогорск, давно ставший родным. Жаль, что нет у неё подруг, с кем бы посоветоваться и поплакаться, среди приятелей только мужики. Кстати, о мужиках, может, с капитаном Борисовым посоветоваться? Нет, это значит, что ей придётся ставить заслон и постоянно быть настороже, потому что на дружбу он не согласен, и напор у него офицерский.
Во второй половине дня позвонил Марк и с истерикой в голосе спросил:
– Ты что, квартиру продала?!
– Ну да, деньги понадобились.
Он всё так же возбуждённо продолжал орать, что деньги могла бы и у него взять. Она перебила его вопросом, откуда узнал. Значит, Дима ей звонил-звонил, да и отправился в её студию. А новые жильцы ему сказали телефон нового владельца. А новый владелец сказал, что купил, а где прежняя владелица, ему неинтересно. И вот он позвонил Марку, а Марк не в курсе.
Может быть, если бы он был рядом, Белла бы ему это рассказала. А так…
– Ты, надеюсь, не сказал ему, что я могу в твоей студии находиться?
После секундной заминки Марк с прежним напором заорал, что ей тридцатник скоро, хватит этих детских обид, миритесь уже! Ага, значит, сказал.
– Так вот, я не у тебя. Я… в больнице.
Снова крик, прорвавшись через который она заявила, что не болеет, а обследуется, и навещать её не надо, сама выйдет на следующей неделе. Он проорал, что возвращается послезавтра, и на этой позитивной новости они расстались.
Белла перекусила, оглянулась вокруг и решила пройтись по магазинам и что-нибудь прикупить для дома. Села считать, сколько у неё денег осталось. Оказалось, что мало. Даже удрать в Москву не на что. А кстати, о Москве. Есть же у неё юрист знакомый!
Глупо, конечно, убегать, но ей нужна передышка. Белла позвонила Пирогову и отпросилась на неделю, обещав приехать к следующей субботе, к очередной свадьбе. А старик сам предложил ей денег, скинув на карту. С удовлетворением поглядев в телефон, она пошвыряла минимум вещей в рюкзак и поехала к выезду из города.
Автобус въехал в Москву под утро. Как и год назад, сошла у метро, выяснив предварительно, что оно откроется через двадцать минут. Надо приискать жильё на несколько дней. Григорию Семёновичу звонить раньше десяти неудобно, ведь сегодня воскресенье. А может, и позже, кто их, юристов, знает, может, после переговоров с возлияниями в будние дни они в выходные вообще до полудня спят?
Но пока засыпает она. Под гул электропоезда она клюёт носом и вздрагивает. Нет, пожалуй, не стоит сейчас заселяться в гостиницу. Пройтись, а где? Выходит на Белорусском вокзале, видит над входом табло с расписанием и поворачивает к залу пригородных касс.
От станции на автобусе она доезжает до шлагбаума и бредёт по дороге, изредка отпрыгивая в снег, чтобы пропустить роскошные авто здешних жителей. Когда поворачивает на знакомую улицу, видит, что перед воротами расчищено, а калитка приоткрыта. Слышно, как кто-то скребёт во дворе лопатой снег. Белла недоумевает: неужели уже конфисковали и продали? Распахивает калитку и видит спину человека, толкающего как плуг перед собой лопату.
Калитка за спиной стукнула. Он обернулся. Осунувшееся лицо, недельная щетина, мрачный взгляд Змея Горыныча. И вдруг как вспышка – радость на лице:
– Одуванчик мой!
Лопата летит в сторону, он подхватывает её на руки и бежит с ней в дом. Она пищит:
– Ты что, надорвёшься!
Он выпускает её из рук только в холле, и лишь для того, чтобы сбросить свой дурацкий дворницкий тулуп и стянуть с неё пуховик. И тащит за руку на второй этаж. Только через несколько веков она обнаруживает себя в бывшей своей спальне.
– Я что, спала? Надеюсь, не храпела? Максим Ильич…
– Хоть бы в постели не поминала моего отца, предателя.
Белла засмеялась и на некоторое время отключилась от реальности. Потом увидела, что на улице почти темно и сказала:
– Ой, как есть хочется!
Денисов убегает, на ходу набросив на себя халат. Когда возвращается с подносом и включает свет, у неё вырывается:
– Надо же, побрился!
– Думаешь, не стоило?
Белла гадала, почему перед офицером Борисовым она выставляла заслон, а перед Денисовым даже и не попыталась? Дело ли тут в этой постыдной истории с Димой или в чём-то другом? Как он сказал: «Я об этом мечтал больше года, с тех самых пор, как увидел тебя в пижаме, злую и растрёпанную». Нет, ну почему ей всё тётя Маруся на ум приходит? Не из-за того, что он Беллу как она одуванчиком называет, а вспоминаются её рассказы о недолгом замужестве. Она по-старинному, по-деревенски говорила: «Я его жалела». Не любила, а жалела. Вот такое чувство у неё вызвал неприкаянный Максим Ильич… нет, просто Максим.
У них было время поговорить. Белла выспросила всё о его деле. Статья, по которой его взяли, не имела значения. Он должен был отдать свой бизнес, и он его отдал. Сказал: «Остался с несущественной малостью». Но жив. И даже из-под стражи его освободили, заменив КПЗ домашним арестом. У него на ноге браслет наподобие электронных часов. И дома он не один, вернулись кухарка, горничная Тома и садовник. И охранников трое, по суткам сменяются. Просто сегодня воскресенье, всех отпустил, а Степан, когда Белла пришла, за сигаретами отъезжал. А перспективы такие: суд даст столько, сколько отсидел. Ну, или больше, но условно. Наташа? Нет, она останется в деревне. Он даже не навестит её. Почему? Показал видео, как девчонки на санках снег возят, и крутится вокруг них щенок, и смеётся и отряхивает их разрумянившаяся на морозе черноглазая Варя. «Ты права была, она у меня как у Кощея заточённая жила. А среди родных она живёт полной жизнью. И пусть живёт, я ведь не успокоюсь и буду восстанавливать своё дело. У меня душа к ней рвётся, но я не должен подвергать её опасности». С опаской спросил, есть ли у неё кто-то? Легко ответила, что был последние месяцы, но она разочаровалась и рассталась.
Рано утром до прихода работников они позавтракали, и Максим проводил её до калитки:
– Когда всё закончится, я разыщу тебя. Я не буду тобой рисковать, но жить нам придётся не в самых лучших природных условиях. Ты согласишься уехать со мной на север?
– Наверное, не откажусь, – улыбнулась она.
– Только… ты ведь молодая женщина и захочешь ребёнка. А я бесплоден.
– Как? А Наташа?
– Мы её удочерили в год. До этого обследовались и выявили, что у меня настолько снижен уровень сперматозоидов, что за каждым надо с электронным микроскопом бегать. Ни одна женщина от меня не забеременела. А я только законно женат был три раза.
– Ого!
– Да, круче меня только Гришка, он был четырежды женат.
– А мне он показался совсем одиноким.
– Одно другого не исключает.
А о себе Белла ничего не рассказала. Просто, мол, приехала за покупками, а сюда заехала, чтобы поностальгировать. О том, что он здесь, не знала.