Free

Сказочная жизнь

Text
Mark as finished
Font:Smaller АаLarger Aa

– А те, кто вас сфотошопил, тоже школьники?

– Я, хоть и математик, с компьютером не очень. У меня даже телефон до недавнего времени был кнопочный. Не снимаю почти, с фотошопом кроме как во время учёбы не работала. Ну, не нужно мне это! Вам бы с Серёжей поговорить…

– Да, это я на записи слышал. Ваше лицо всегда в ракурсе слева и освещённость не совпадает. То есть снимали в классе предположительно с третьего ряда и где-то с последних парт. Это точно не те же школьники? Их ведь двое, тех из кинобудки?

– Они грамотные, а тот текст двоечницы.

– Почему вы решили, что это женщина?

– По тексту.

Собственно, сразу было понятно, что  всё вокруг школы крутится. Цель – снять с работы. Место её ценности не представляет, в Новогорске учителей всегда не хватает. Значит, личная неприязнь школьницы.

При прощании Белла спросила полицейского:

– Алексей, ваш сын в нашей школе учится? В первом классе?

– Да, кажется, в вашей. С его матерью я в разводе.

– А с сыном вы тоже в разводе?

– Нет, мы видимся, нечасто, правда… а почему вы спрашиваете?

– Лёша забавный такой мальчик, хулиган и раздолбай. Ему мужского воспитания не хватает, а приходит за ним чаще всего бабушка. Вы извините, но должна сказать вам: детям нужны родители. По себе знаю, если нет родителей, рядом с тобой появляются монстры.

– Вот к чему ты это? – прошипел Марк, едва гости ушли.

– Я педагог, Маричек.

Он долго бурчал, что нельзя бить по руке дающего. А перед уходом спросил:

– Белла, а как в этой истории Зоя?

– Не было в этой истории Зои. Она на больничном.

Белла ей, конечно, позвонила в первый день. Но Зоя сначала не отвечала, а потом ответила, что в поликлинике на приёме и говорить не может. И не перезвонила. Ну, и Белла не стала перезванивать.

Но об этом рассказывать Марку она не будет.

А через неделю пришлось увольняться. Тут каникулы весенние начались, а со стороны администрации началось форменное издевательство. Следили за каждым шагом, высчитывали каждую минуту. Давали неподъёмные задания, отдавали приказы, противоречащие друг другу. Расписание на последнюю четверть вывесили такое, что каждый день «окна», да не по одному. И на понедельник, который был у неё свободным, поставили два урока. В один момент Белла не выдержала и прямо у директора с завучем на глазах позвонила Тамаре с вопросом, как изменятся её выплаты по ипотеке, если она рассчитается? Тамара хмыкнула:

– Что, с аморалкой достают? Да плюнь ты на них! А если невмоготу, увольняйся. У нас из этих счастливчиков, что в вашем доме живёт, уже четверо рассчитались. Закон обратной силы не имеет. Вы свою десятку в школе оттрубили.

Белла накарябала заявление и пошла забирать из кабинета свои вещи. Трудовую и расчётные ей отдали в этот же день.

Только добралась до дома, как позвонила Тамара:

– Белла, ты в другую школу пойдёшь?

– Да куда с таким портфолио!

– Тогда дуй к Вове в отдел соцобеспечения. У него на субсидиях вакансия есть. Он ждёт тебя до конца дня.

На следующий день она уже вышла на работу в МФЦ, который находился в той самой пристройке к её дому. На душе, конечно, кошки скребли, но, если отбросить эмоции, она не так уж много потеряла: зарплата примерно та же, рабочее время, конечно, с восьми до пяти, но зато домой работу нести не надо: ни планов, ни презентаций, ни проверок тетрадей. Вышла из офиса и забыла.

Работа монотонная, но несложная. В кабинете их трое. Отвлекает только телефон. Люди спрашивают, уточняют, скандалят, обижаются. Субсидии получают разные категории населения, но звонят чаще пенсионеры. Белла терпеливо объясняет очередной старушке, почему в этом месяце принесли на тридцать рублей меньше, соглашается, что законы не всегда справедливы, а в ответ на гневные проклятия в адрес Правительства, Президента и Государственной Думы вежливо отвечает, что она разделяет негодование собеседницы по поводу отрыва власти от народа, но сама из народа и власти не имеет. Если собеседница переходит на личности, мол, вы, небось, в этих копейках не нуждаетесь, она так же неторопливо отвечает, что да, субсидии ей не положены, коммунальные платежи у неё небольшие, с девятнадцати-то метров жилплощади. Через неделю одна из соседок по кабинету ей говорит:

– Это ты со старушкой Резниковой разговаривала? У тебя не нервы, а канаты! Я после неё корвалол капаю. А ты трубку положила и продолжаешь платёжки разносить.

– А что старушка Резникова? Они, пенсионерки, все такие.

– Ну, не скажи. Эта зараза к нам раньше мало что звонила, а ещё и приходила не реже чем раз в месяц. Её дом был как раз через дорогу напротив нашего старого здания. Закакает мозги так, что потом у всего коллектива истерика. А потом ещё Владимиру Степановичу на нас нажалуется. А обиднее всего то, что эти субсидии ей нужны как козе баян. Она ведь мать Резникова.

– А кто у нас Резников?

– Ну, ты даёшь! Торгово-развлекательный центр в Северном районе, бизнес-центр на проспекте Жукова, комплекс офисных зданий в районе Центрального стадиона – да у него объектов недвижимости по городу больше, чем блох на бродячей собаке! Пока бабка ходячая была, он нам под праздники презенты приносил. И ещё в отдел льгот по коммунальным платежам. Их она тоже доставала.

– Какие тогда ей субсидии? Вот, метраж у неё 32. Однокомнатная квартира. Сам буржуин где спит, на коврике у входной двери?

– У него дворец за городом. А мама к нему перебираться не желает. И слава богу, если бы она у него поселилась, он сначала бы вдовцом стал, а потом бы и сам скопытился.

– Н-да, богатые тоже плачут.

Как ни странно, первым узнал об увольнении Егор. Даже коллеги ещё не знали, каникулы же. А он позвонил и предложил помощь, пока работу найдёт, опять съехаться и даже расписаться. «Плавали, знаем», – ответила Белла и положила трубку.

А на следующий день позвонил Серёжа. Он захлёбывался от восторга, пересказывая сенсационные новости. В школу явился капитан Борисов, родитель их ученика, и изъял компьютер из кабинета Елизаветы Матвеевны. Белла опешила:

– Как они могли в кабинет проникнуть?

– Кто они? Школьники? Да ни фига не школьники, сама Лизка этот пасквиль слепила!

– Господи, ей-то зачем?!

Вечером пришли Марк и Алексей, рассказали подробнее. Белла была недалека от истины, когда обвинила завуча по УВР в создании этой подлой страницы. Лиза её племянница, лет ей под сорок, не примечательна ни как женщина, ни как учитель математики. Каково ей было слушать, когда Белла сказала, что её грамотность на уровне кассира «Пятёрочки»! А сама завуч оказалась приятельницей матери Егора, это она заказала увольнение Беллы.

– Господи, какая дурь, – схватилась за голову Белла. – Я же им ничего не сделала плохого! Родители Егора все эти наши совместные годы твердили, что я их золотого сыночка недостойна. Помогла ему на первый взнос накопить и ушла – радуйтесь! Елизавете этой сколько раз помогала по работе – а она такую пакость. И завуча никогда не подводила. Ну почему?!

– Бабы, – вздохнул Марк. – Может, поспешила ты с увольнением?

– Тебе ли не знать, как можно сделать жизнь невыносимой? И звонила сегодня директриса моя бывшая, да. Даже место завуча по УВР предложила. Кто же знал, сказала, что двух математиков лишусь. На всё, говорит, согласна, только одиннадцатые классы доведите.

– И что ты?

– Ответила, что обратно покойника не несут.

– А мой Лёшка в школе как ко мне бросится, – вздохнул Алексей. – «Папа, ты вернёшь нашу Беллу Родионовну?»

– Ничего, привыкнут, – ответила она. – Я слишком обижена. Не теми, кто делал, а теми, кто отмолчался, а за глаза злословил. А Лёша бросился не столько за меня заступиться, сколько отцом похвалиться.

– Да, правы вы, я ему нужен.

Договорились, что все переговоры с обидчиками будет вести адвокат.

– Ни на какую мировую я не пойду. Блокирую всех. Пусть каждый получит свою порцию позора, как получила его я. А возмещение ущерба пусть назначает суд.

Спокойно работала, спокойно отвечала на почти ежедневные звонки старушки Резниковой. Но не доработала даже до мая. Вызвал её в коридор друг детства и, потупившись, сказал:

– Понимаешь…

– Понимаю, – ответила Белла и пошла очищать ящики рабочего стола. А что в них, кроме чашки и запасного носового платка, живёт же как Карлсон на крыше работы, увы, бывшей.

– Почему ты не спросила его, кто тебя преследует? Не свекровь же несостоявшаяся, – горячился Марк.

– Мне Тамара позже позвонила. Сказала, ему глава районной администрации велел. А у таких тузов не переспрашивают.

Выбирать не приходилось. Пригласили в библиотеку. Хоть и с большой потерей в зарплате, но пошла. Работа оказалась смешной. Сотрудницы все были старые, половина коллектива пенсионерки. Но при таких пенсиях и зарплатах только так и выживать. А заведующая и вовсе ни на заведующую, ни на работника культуры не была похожа. Голос грубый, лексикон какой-то деревенский. И со всеми на «ты». В первый день сидела за стеллажом на абонементе, составляла список пришедших в негодность книг. Две пожилые дамы вели какие-то пустые разговоры, прерываясь, чтобы ответить на телефонный звонок и на обслуживание посетителей. Посетителей за это время было шесть. Вечером одна другую спросила: «Сколько надёргать?» «Э-э, двадцать». Первая набрала карточек из ящика и стала их заполнять. Приписки, но какие-то бессмысленные, грустно подумалось. И неужели ей предстоит такая работа на долгие, может быть, годы?

С годами не вышло. На второй день после перерыва в дверь заглянула заведующая и мотнула головой, выйди, мол. Почему-то Белла сразу всё поняла, поэтому прихватила сумочку, больше ничего она сюда не приносила.

– Откуда позвонили, из отдела культуры? А причину назвали?

– Ну, вы же знаете!

– И вы знаете, я же при приёме всё сказала. Но вы и до этого были в курсе.

Тётка стояла со злым выражением лица, как будто Белла была в чём-то виновата. Да чёрт с ними со всеми, не больно-то хотелось! Спасибо, трудовую книжку не успели запачкать отметками о приёме-увольнении!

 

Уехать, что ли? Кто-то, видно, этого и добивается. Как ни странно, на Марка никто не давил. И на адвоката тоже, она спрашивала. Кому она могла помешать в этом городе-миллионнике, который для неё единственный родной, не считать же родным Покровское, из которого она убежала, чтобы не вспоминать о горьком детстве?

Марк предлагал пристроить в свою контору. Но это такая даль, в Северном районе, но на окраине, фактически уже за чертой города. Если до родителей Егора они добирались минут за сорок, то до завода надо добавить не меньше получаса. Чуть не три часа в день на дорогу! Ради такой зарплаты, конечно, не стоит…

С досады с утра поехала на вещевой рынок. Прикупить нужно было сущие мелочи, но решила ещё присмотреться к работе торговцев. Слышала она, что там места всегда есть. С тех пор, как Белла последний раз сюда заезжала, многое изменилось. Раньше здесь были бесконечные ряды прилавков, на них навалом лежала одежда, коробки с обувью, стопки постельного белья и семейных трусов. Теперь нагородили каких-то палаток типа коробок, лежащих на боку, некоторые закрывающиеся, некоторые как параллелепипед без боковой грани. Эти палатки стояли неровными рядами, одни впритык, другие отдельно. Иногда в их ряды вклинивались железнодорожные контейнеры, стало быть, сюда товар на ночь убирали из этих ненадёжных коробок. Ну да, зимой, конечно, тут дуба дашь, но летом можно поработать. Хотя… смотря какое лето. При тридцати градусах отсидеть ли шесть-восемь часов? Пожалуй, тепловой удар хватит.

На остановке её настиг звонок с неизвестного номера. «Резников», – представился. Ну и что? Пауза. Потом всё-таки уточнила: «Мы знакомы?» Он хмыкнул: «Матушка моя с вами знакома». А, вот это кто! Владелец элитной недвижимости. Ну и что ему надо? Ах, поговорить. Ну, говорите. Нет, лично. Приглашает в ресторан «Тихая Ряса», что в бизнес-центре на проспекте Жукова. Ну и ладно, время обеденное, а её ещё никто и никогда в ресторан не приглашал. Хороший стимул для безработной!

Оставила плащ в гардеробе, прошла в зал. Подтянутый седой мужчина в смокинге двинулся навстречу: «Вы столик заказывали?» «К Резникову». Прошли через зал, вошли в следующий. В первом почти все столики были заняты, этот значительно меньше и пуст, только у окна один столик накрыт. Резников слегка привстал, здороваясь, пока сопровождающий усаживал её напротив. Меню она не приняла. Сказав, что привыкла в обед есть только первое, и пусть принесут ей то же, что и Ивану Борисовичу, только полпорции. Он посмотрел на неё с сомнением, пробормотав: «Да, вы худенькая», извинился, попросил ещё хоть салат съесть. Она не отказалась, чтобы сократить общение. Яркий салат с зеленью, она поковырялась в нём, официантка вполголоса уточнила, что это салат с мидиями, авокадо и белым вином. Авокадо она как-то у Зои попробовала, а вот морских гадов вообще никогда не ела, ни креветок, ни устриц, ни мидий. Из любопытства поковырялась, вкус салата ей понравился, но, помня о белом вине, не доела.

О причине сегодняшнего свидания она догадалась правильно: старушка Резникова. Чтобы не затягивать с началом разговора, она спросила о самочувствии матери Ивана Борисовича. Она не помнила её возраста, но по виду её сотрапезника ей не меньше восьмидесяти. Он её мысли просчитал и сказал:

– Мама мне не родная. Она вышла замуж за отца, когда ей было двадцать три, а мне восемь. Она меня вырастила, я люблю её нежно, хотя для вас не секрет, что зараза она ещё та. Наверняка ваши коллеги в собесе просветили вас, что она доставала все отделы муниципальной власти: её знают в МФЦ, при её имени икают секретарши в администрации, а управляющая компания от звука её голоса в полном составе уходит на больничный. А вот звук вашего голоса очень понравился моей матушке. И она очень хочет продолжить общение. Я понимаю, что для вас это удовольствия доставить не может, поэтому хочу попросить вас встретиться с ней один раз. Эту встречу, зная ваши обстоятельства, я стимулирую разовой выплатой в размере десяти тысяч российских рублей авансом. Уважьте старушку, которая перемещается по квартире на двух костылях, придите к ней в гости на часок. Скорее всего, она выгонит вас через полчаса. Но, может быть вы сговоритесь, и тогда я попрошу вас поработать… э-э… помощницей по хозяйству. Вас не обидит такой труд? Оплачивать я буду щедро, потому что надолго ни её, ни вас не хватит. А мне эти несколько дней или недель очень хорошо разгрузят нервную систему.

Белла рассмеялась и согласилась. Уж после того, как она прикидывала к себе профессию рыночной торговки, труд домработницы обидным ей не показался. Но спросила:

– Вот вы о моих обстоятельствах упомянули. А к моим последним увольнениям вы отношения не имеете?

– Но позвольте… вы ведь сами ушли. Из школы из-за этих глупых картинок и под нажимом администрации, а из собеса, мне сказали, потому что вам монотонная работа не понравилась?

Выглядел он искренне удивлённым, и Белла в его невиновность поверила. Поэтому проинформировала, что её попросили написать заявление без объяснения причин, но явно давление исходило о-очень сверху, и что та же история повторилась в библиотеке, только не через месяц, а через два дня.

– Ну, тем более, есть повод вам пойти мне навстречу. Не обещаю, что в ближайшие дни, но непременно выясню, кто вас преследует. Поверьте, возможности у меня имеются.

Почему-то она сегодня быстро устала. Едва доплелась до дома. По дороге она вся взмокла, без сил свалилась на диван и сразу уснула. Засыпая, с завистью подумала, что вот, Резникова и Панафидина воспитывали чужие тётки, не самые милые женщины, но у пасынков есть что вспомнить о них хорошего. А через два часа проснулась от озноба. Голова горела, явно температура была высокой. В санузле взглянула на себя в зеркало и испугалась: её шея и грудь были покрыты красной сыпью, ни лице она тоже была, но бледнее. Осмотрела себя тщательно, оказалось, что высыпание было почти по всему телу. Позвонила на скорую, приехали быстро, но к их приезду дыхание стало затрудненным, а сыпь превратилась в сплошные мокнущие болячки. Ей сделали укол и связались с диспетчером. Белла не хотела ехать в больницу, диспетчер тоже не хотел госпитализировать, но слова «одна живёт» убедили обеих.

Через три дня Марк вёз Беллу из облкожвендиспансера и ржал, слушая её эмоциональный рассказ о том, что там два отделения: заразное и незаразное. Заразное – это где дети с грибковыми заболеваниями и лишаями, а незаразное с палатами кожными и венерическими. Лично ей места в кожной палате не хватило, и положили её в коридоре рядом с мужской венерической. И какие страсти неземные возникали между пациентами, наблюдала воочию. А ходила она там, держа руки в карманах халата и двери открывая ногой.

Предварительный диагноз – аллергия на морепродукты, всё прочее в рецептуре салата она употребляла раньше. Амбулаторно дообследовалась, взяли пробы, диагноз подтвердился. Ей было неудобно выспрашивать у молодого симпатичного доктора некоторые интимные подробности, но всё же пришлось сообщить о нарушении цикла. Он сказал, что, возможно, аллергия ни при чём, но всё же в случае беременности следует проконсультироваться с гинекологом. И что следующая реакция может быть острее.

А новую работу, как ни странно, ей нашёл практикант Серёжа. И опять недалеко от дома. На её же улице, буквально через два дома в пятиэтажном жилом доме первый этаж занимал когда-то продовольственный магазин, а теперь его поделили разные фирмочки и конторки. Одна из них именовалась Праздничным агентством «Счастливый день». И туда требовался организатор культмассовых мероприятий. Чтобы расставить все точки над «и», Белла сразу сказала, что, к сожалению, её каким-то ветром гонят из всех организаций, в которые она пытается устроиться. Новая начальница, родственница Серёжиного однокурсника, отмахнулась, мы, мол, учреждение не муниципальное, а коммерческое, хрен на меня нажмёшь, а нуждаюсь я в работниках внешности приятной, умом находчивых, с громким голосом и музыкальным слухом, к тому же чтоб были незамужними и неженатыми и не отказывались от работы в вечернее время.

Текучка из-за таких требований у агентства была страшной. Уже на следующий день Беллу вместо срочно уволившейся сотрудницы отправили вести свадьбу в ресторане «Арфа». Вместе с ней пришли туда баянист Толя и сама начальница, видно, для контроля. Сценарий свадьбы она на ходу просмотрела, но, к сожалению, придерживаться его удавалось не во всём. Первое и самое главное, что баянист очень быстро напился, и никакой нашатырный спирт тут не помог. Единственное, что она могла сделать, это максимально незаметно вытащить его из зала. Двери ей придержал джентльмен в бизнес-костюме. В фойе она остановилась, вертя головой в поисках укромного уголка. Джентльмен махнул рукой сторону гардероба и открыл незаметную дверь рядом. Это была подсобка уборщицы с шкафчиком, вёдрами и клеёнчатой кушеткой перед входом.

– Как продумано, – восхитилась Белла. – Спасибо, добрый человек. Похоже, Толя тут не в первый раз.

– Боюсь, что в последний, Клавдия Егоровна давно грозилась его уволить. Трудно вам будет без аккомпанемента.

Белла вернулась в зал, где её встретил возмущённый шёпот начальницы:

– Почему не проследила?

– Потому что работала. А вот вы рядом сидели, – огрызнулась она.  Но вскинула на плечи ремни баяна и двинулась к столу. – Ну, кто у нас Матаню отчебучит?

Играть она, можно сказать, не умела. В педколледже один урок музыки в неделю. Но несколько наиболее популярных мелодий подобрала в своё время и заучила, иногда в детдоме подыгрывала, в учебной общаге случалось развлекать компанию, позже в продлёнке подыгрывала.

В основном, выручал караоке. Свадьба была бюджетной, одним днём. Когда основная масса гостей разошлась, мать невесты сказала ей:

– Иди домой, милушка, очень мы тобой довольны.

Белла запихнула Толин баян в чехол и потащила к выходу. Из подсобки Клавдия Егоровна с матюгами выволакивала никакого Толю. Ей бросился на помощь всё тот же джентльмен, оказавшийся владельцем этого ресторана с очень соответствующей его деятельности фамилией Пирогов. Позже оказалось, что большую часть праздников агентство проводило здесь. Такое у них было взаимовыгодное сотрудничество. Когда грузились в такси, спустились с крыльца молодые и сунули Белле в руки большой пакет:

– Примите, не побрезгуйте, мама просила передать. Спасибо вам.

Вот такая была теперь у неё работа. Гулянка до утра с песнями, плясками и мордобоем и контейнеры с нарезкой, фруктами, овощами и мясными блюдами с праздничного стола. Очень кстати привезший на следующий день подержанный холодильник Марк посмеивался:

– Белка, это же не работа, а лафа. Может, и мне к вам устроиться?

Праздники, в основном, проходили в выходные, но на неделе было много организационной работы. Согласование программы, заказ зала, расчёт меню, приглашение артистов, украшение зала и многое другое. Рабочий день был то с утра, то с середины дня до глубокой ночи, выходные дни тоже иногда приходилось переносить. Два раза в неделю Белла бывала у старушки Резниковой. Они прекрасно поладили. Белла прибиралась у неё и готовила три-четыре блюда или заготовки к ним, а Вера Фёдоровна, мелкая старушка роста почти карликового, при помощи двух тростей передвигалась за ней по тесной квартире и цеплялась по любому поводу. Белла понимала, что в бабке говорит не вредность, а немощность и одиночество. Обычно они обменивались солёными шутками, подколами, иногда совсем на грани фола. Но Белла ни разу на неё всерьёз не обиделась, да и Вера Фёдоровна в ответ на грубые шутки только фыркала. Ещё она любила, когда Белла рассказывала о праздниках. Иногда она приносила ей видео этих праздников, которые старуха с удовольствием просматривала.

Один раз юбилей заказала им какая-то небольшая, но богатая фирма, занимающаяся продажей промышленного оборудования. Этот самый выгодный заказ взяла на себя, конечно, Клавдия Егоровна, но Беллу припахала помощницей. Копаясь в сценариях, Белла увидела, что раньше агентство проводило весёлые капустники. Никто из нынешних работников не знал, почему они прекратились, никто их не застал, все работали недавно. Спросила начальницу, она отмахнулась: «Нерентабельно». Но потом кто-то из старых клиентов рассказал, что была раньше в штате такая старушка, которая лихо переделывала песни и писала сценки. Старушка умерла, и замены ей не нашлось.

Клавдия Егоровна заказ перехватила благодаря личному знакомству с кем-то из главных лиц в фирме, а в коллективе чувствовалось недовольство сценарием. Да что там за сценарий: выпиваем, закусываем – слово предоставляется – выпиваем, закусываем – премии вручает – и так далее. А высказывали всё Белле, которая в этой колеснице последняя спица.

 

– А вы воспитайте бабу-ягу в своём коллективе, – отбивалась она. – Что такое ведущая из агентства? Ну, расскажу я о трудовом пути какого-нибудь Ивана Ивановича по бумажке. А ведь была бы ведущая из коллектива, она бы то же самое пересказала, но от души и со знанием дела.

– И какой дурак согласится с бумажкой носиться, когда люди пьют, закусывают и танцуют, – отмахнулась главбух.

– Неужели у вас нет юных дев на диете, желающих блеснуть перед кавалерами в ожидании счастья? Или перед начальством в ожидании повышения? И подготовьте вы от каждого отдела секретный номер.

– Что значит секретный?

– Которого никто не ожидает. Вот вы какую песню обычно поёте?

И набросала на мотив песни «Один раз в год сады цветут» песню для бухгалтерии «Один раз в год сдаём отчёт». Плановый отдел заказал скетч на тему взаимодействия отделов. Белла взяла их наброски с собой и передала их Вере Фёдоровне. Ехидная старушка, сама плановик в прошлом, сделала диалог уморительным, наполнив его реалиями профессии, ядовитыми фразами и неприличными намёками.

И пара ведущих нашлась. Клавдия Егоровна была страшно недовольна, сама блеснуть хотела. О провокационной роли Беллы она, к счастью, не узнала. Юбилей прошёл почти безупречно. Фирмачи веселились как дети, каждое выступление от отделов встречали с восторгом. И выступающие старались. Например, главбух перед выступлением пошла переодеваться и вернулась в другой юбке. Никто не придал значения, мало ли, может, пятно посадила. А она в последнем куплете, который кончался строкой «У главного бухгалтера должно сходиться всё», полуразвернулась, подняла полу пиджака, показав разошедшуюся молнию, стянутую здоровенной декоративной булавкой, и интимным шёпотом добавила в микрофон: «Ну, кроме юбки!»

Она умчалась переодеваться под восторженный рёв публики, а на эстраду уже рвался следующий отдел. Белле, которую Клавдия Егоровна взяла с собой для подачи реквизита и технической поддержки, оставалось только приглашать на танец самых старых и толстых сотрудников, благо в коллективе было мужчин больше, чем женщин.

После этого юбилея Клавдия Егоровна резко к ней переменилась. Начались такие придирки и оскорбления, что Белла поняла: придётся уходить. Пожаловалась Марку, что двух месяцев не продержалась. Он удивился: неужели и сюда добрались неизвестные Беллины недоброжелатели. Увы, тут всё было проще и поганей, ситуацию ей прояснила администратор «Арфы»: «Ты на юбилее всё время танцевала с Пироговым». Белла возмутилась: не всё время, а раза два-три, как и со всеми другими, она весь вечер танцевала со старыми и толстыми, которыми молодые сотрудницы пренебрегали. А Пирогов, оказывается, в прошлом году овдовел, и Клавдия Егоровна возлагала на него большие матримониальные надежды. Ну да, они друг другу по всем параметрам подходят, признала Белла. Но Белле он в отцы годится! «Кого это останавливало», – цинично возразила администратор. Хотелось объясниться с начальницей, но не стала. Ну, не только из-за специфики работы была в фирме такая текучка, Клавдия Егоровна то выбирала кого-то в любимчики, то начинала гнобить его же. «К чёрту!», решила Белла и уволилась.

В тот день она должна была приехать к Резниковой в два, поэтому спешила передать хозяйке агентства кое-какие материальные ценности, которые за ней числились. Выскочив на улицу, она поняла, что домой зайти уже не успевает, и встала у дороги, решив вызвать такси. Как по заказу, перед ней затормозил Резников. Он тоже к матери ехал.

Ровно два было, Вера Фёдоровна тут же позвонила. «Через десять минут будем», – ответила Белла. А та ей сухо, что ждёт её сюрприз. От этого тона стало неуютно: неужели и этой работы лишится? Тут Резников вспомнил, что обещал матери деньги, и велел водителю притормозить у банка, старуха признавала только наличку. Он пошёл в зону самообслуживания, а Белла вышла из машины, чтобы ответить на звонок. Потом вернулась в машину и, нервничая, ожидала Ивана Борисовича, который сцепился языками с каким-то мужиком. Набрала Веру Фёдоровну, что задержались немножко, но она не ответила. Наконец двинулись. А во дворе у их подъезда полицейские машины и толпа любопытствующих. Ёкнуло сердце: это что-то с Верой Фёдоровной. Она выскочила из машины первой и по взглядам соседей поняла: да, с ней, и самое худшее.

Поднимались втроём, водитель тоже пошёл с ними. На лестничной площадке стояли с соседкой трое, один в форме, двое в штатском.

– Вот, она приходила, – ткнула в неё пальцем соседка.

Белла остановилась, Резников двинулся дальше в квартиру, но его перехватил полицейский: «Туда нельзя!» Тем временем ещё один потребовал у Беллы документ и ответа, когда видела в последний раз Резникову. Ответила, что в понедельник. «А сегодня?» А сегодня должна была прийти в два, но немного задержалась.

– Неправда, она сразу после половины второго пришла, – выкрикнула соседка, глядя на неё с ненавистью.

До Беллы только тут дошло, что её в убийстве старушки обвиняют. Она растерянно поглядела на Ивана Борисовича, и он ответил ей абсолютно тупым взглядом. К счастью, с ними был водитель, который присутствия духа не потерял, потому что старуха ему была никто.

– Не обращайте на бабку внимания, она в маразме, – обратился он к полицейскому. – Сейчас обскажу. Так, ровно в два мы подобрали Беллу Родионовну около агентства. Это на Московской, напротив двадцать третьей школы. У вас телефон Веры Фёдоровны есть? Проверьте, она Белле Родионовне ровно в два позвонила, та ей ответила, что через десять минут подъедем. Я ещё подумал, что за десять можно доехать только ночью. Ну, ведь она не за рулём.

– А почему ехали сорок минут?

– Остановились у банка, Иван Борисович деньги снимал. Какой банк? Как его там, ну, на Советской, с башенкой. Да всё ведь проверить можно, что Белла Родионовна с нами была, можно по регистратору услышать, она рассказывала, что рассчиталась с работы. А ещё она из машины выходила у банка, чтобы по телефону ответить.

– С кем вы разговаривали?

Белла вытащила телефон и подала полицейскому.

– Так, 14.24. Кто такой Алексей Борисов?

– Капитан полиции. А следом я звонила Вере Фёдоровне, что задерживаемся, видите? А на не ответила, значит, уже была мертва.

– О чём говорили с Борисовым?

– А вы у него спросите.

– Там у банка всё камерами прослеживается, – снова вступил в разговор водитель. – Можете проверить.

– Проверим, проверим, – пробурчал заметно скисший полицейский. Понятно, раскрытие по горячим следам плыло прямо в руки, а тут такой облом.

Тем временем Белла пришла в себя и начала систематизировать происшедшее:

– Так, эта бабуля утверждает, что видела меня здесь час назад, – она назвала её бабулей, чтобы задеть, у бабки губы крашены и лет ей не больше шестидесяти. – Тут одно из трёх: или слепая, или в деменции, или врёт. Скорее всего, последнее. А почему врёт? Или по злобе, или чтобы убийцу выгородить. Скорее, опять же, последнее. Ну, кто Веру Фёдоровну убил?

– Ты убила, ты! И все вы в сговоре, и сын её давно мечтал от неё избавиться!

– А, разбирайтесь с этой дурой сами!

Санитары вынесли носилки с чёрным пакетом на молнии.

Подробности Белле рассказал на следующий день Алексей. Соседка увидела неплотно прикрытую дверь и, заглянув, обнаружила старушку на полу. Не поняв, что она мертва, позвонила в скорую, а медики уже вызвали полицию. Старушка не упала, а была с силой отброшена к стене и скончалась от травмы головы. Её, маленькую и почти обездвиженную, убить мог даже ребёнок. В том числе и пожилая соседка. Но был один факт, который этому противоречил: звонок её в скорую был не первым. За десять минут до неё вызов по этому же адресу был сделан из таксофона, чудом сохранившегося на соседнем доме.

Только после разговора с Борисовым Белла вспомнила о том, что Резникова говорила об ожидающем её сюрпризе. Её просили вспомнить, о чём речь, но старушка точно ни о чём больше не говорила, длился разговор пятнадцать секунд.