Узловые точки русской истории

Отношение Римской империи к христианству

По оценке Л. Тихомирова, “Рим начинался с одного города уже с характером империи”. Государственное строительство было подлинным призванием Рима. Римские государственные мужи умели управлять своими и чужими людьми, умели внушать уважение и страх к римскому имени, могли заставить подчиняться себе самые разные народы. По оценке Т. Монзена, большинство городов и государств эллинистического мира, восточного Средиземноморья, приняли власть Рима добровольно, признав тем самым, что самостоятельно существовать и управляться они не могут. Римский порядок и закон действовал независимо от личных качеств носителей власти. В. Болотов замечал, что если история Греции есть история ее личностей, то история Рима – это история учреждений и законов, заслоняющих даже яркие личности.

Достигнув больших успехов на пути государственного строительства, объединив в своих границах почти весь античный мир, включив в свою империю самые разные народы, Рим создал подлинный культ государства. Государство стало для римлян всем. По словам знаменитого Катона Старшего, хороший гражданин посвящал государству не только свое служебное время, но и свои досуги. Эта абсолютная ценность своего государства заставляла римлян подозрительно относиться к тем, кто имел иную шкалу жизненных ценностей, не считал государство самым важным в своей жизни.

В соответствии с государственным идеалом религия в Риме тоже была не частным, а государственным делом. Римляне справедливо считали религию важнейшей скрепой общества и опорой государства, но, к сожалению, этим в основном и ограничивались их религиозные искания. Жрецы официальной религии были государственными чиновниками, а сам император, со времен Цезаря и Августа был главой коллегии жрецов, pontific maximus, верховный священник. Обряды государственной религии постепенно становились обязательными для всех подданных государства, независимо от их убеждений, как признак лояльности добропорядочных граждан.

Император в системе государственной религии рассматривался, как лицо божественное, хотя и не бог в точном смысле слова (divinus, а не deus), имеющий своего духа-покровителя, “гений императора”. Посмертное причисление к богам (апофеоз) совершалось далеко не для всех императоров. Для освящения личности носителя верховной власти и придания устойчивости всей государственной системе в рамках политеизма ничего другого не предусматривалось. Поэтому сначала от воинов и государственных служащих, а с середины III века и от всех подданных требовалось принесение в жертву ладана перед статуей императора и клятва “гением императора”. Здесь государственная религия требовала человекопоклонства. За оскорбление величества императора наказывали строго, и, как заметил Тертуллиан, цезаря боялись больше, чем Юпитера.

При этом римская государственность демонстрировала большую терпимость к другим религиям на территории империи, но при наличии ряда условий. Представители других религий не должны были отрицать римских богов; сами эти религии должны быть достаточно древними, иметь связь с определенным народом, иметь чтимые храмы и святилища. При соблюдении этих условий другие религии получали статус разрешенных (religio Иска), свободу отправления культа, сохраняли свои храмы, права и владения среди своих народов. Некоторые же религии получали и свои особые права от императора. Так, иудеи никогда не соглашались открыто воздать честь римским богам, но от них этого почти никогда и не требовали, от Помпея до Антонинов. При этом Иерусалимский Храм, достроенный Иродом, постоянно получал пожертвования от римских императоров, вплоть до начала Иудейской войны. Иудейское единобожие нельзя признать гонимым в Римской империи до этих самых трагических событий.

А христианство никак не удовлетворяло ни одному из трех основных требований к religio licita. Оно было не древней, а новой религией, не было узко национальной, как иудаизм, а охватывало людей всякого племени, и наконец, не имело древних храмов, святилищ, идолов, но лишь места собраний и кое-где первые символические изображения. Самое главное – оно не признавало богов языческих религий, в частности, римского пантеона. Исповедуя Христа Иисуса единственным Божественным Царем, Господом и Спасителем, оно отказывалось в таком самом качестве признавать небезгрешного и смертного человека – императора, а именно такого признания от христиан и требовал государственный культ цезаря. В конечном итоге здесь было противоречие между религией, как частью государственного служения и религией личного убеждения, между религией государственного обряда и религией совести человека. Это отмечали первые христианские апологеты. Государственная религия под покровом обрядоверия воспитывала скептиков и атеистов, которые составляли большинство среди чиновников II–III веков. Здесь уже было противостояние между живой верой и прямым неверием.

Важным пунктом расхождения между империей и христианством было отношение к греко-римской культуре. Ко времени возникновения христианства культура эллинизма и находящегося под его влиянием романизма достигла своей вершины. Достаточно напомнить, что программа среднего школьного античного образования “тривиум” и “квадриум” (семь наук) сохранялась в Европе до XVI века практически без изменений. Учебники Аристотеля по логике, психологии, этике, биологии, Евклида – по геометрии, Птолемея по астрономии, Гиппократа и Галена по медицине дожили до Нового времени. То же касалось философии, литературы и изобразительного искусства. Для ведущего слоя империи, античной интеллигенции, из которой состояло высшее чиновничество, эта культура составляла высшую ценность. Как позднее интеллигенты-декаденты XIX–XX веков, эти люди, не верившие в личного Бога, верили в культуру и покланялись ей (“жрецы культуры”). Христианство же, поскольку и если оно отвергало эту культуру, выглядело в глазах античных интеллигентов варварской сектой. Впрочем, отношение христиан к современной им культуре было явлением не однозначным и сложным, о чем скажем ниже.

Отношение христианства к Римской империи

Христиане в своем отношении к Римской империи руководствовались, прежде всего, словами и примером самого Иисуса. Ответ Христа фарисеям о допустимости уплаты налога кесарю вполне ясен: воздадите кесарево кесарю, а Божие – Богу (Мф. 22,21). Оценка Христом галилейских повстанцев (см. Лк. 13, 2) показывает, что Он считал грехом мятеж против римской власти, почему и отказался быть царем – предводителем зелотов, желавших использовать Его дар чудотворений для антиримского восстания (см. Ии. 6, 15). Это не все. Сама нагорная проповедь Спасителя не может рассматриваться вне ее политического контекста, и блаженство, прореченное кротким, милостивым и миротворцам, а также любовь к врагам в этом контексте подтверждают общую линию Иисуса. Лояльное отношение Его к римской империи стало одной из важных причин отвержения Его большинством иудеев в качестве Мессии. Мессия мыслился иудеями как непримиримый военный победитель.

Первоверховные апостолы Петр и Павел согласно с Христом учили: итак, будьте покорны всякому человеческому начальству для Господа: царю ли, как верховной власти, правителям ли, как от него посылаемым для наказания преступников и для поощрения делающих добро (1 Пет. 13, 14). Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены. Итак, противящийся власти противится Божьему установлению (Рим. 13, 1, 6). Итак, прежде всего, прошу совершать молитвы, прошения, благодарения за царей и за всех начальствующих, дабы проводить нам тихую и безмолвную жизнь во всяком благочестии и чистоте (1 Тим. 2, 1–4).

Эти апостольские оценки (записанные, напомним, в годы Неронова царства), в корне расходились с господствующим иудейским отношением к Римской империи. Иудеи большей частью гнушались римлянами, как язычниками, и в то же время завидовали могуществу Римской империи, желая и сами достигнуть мирового господства. Завершилось тем, что за полвека иудеи трижды поднимали масштабные антиримские восстания в 66–70, 118–119 и 130–135 годах, подавленные императорами Веспасианом, Траяном и Адрианом соответственно. Христианская же церковь принципиально не участвовала ни в этих, ни в менее масштабных мятежах. Духовно трезвые христиане видели две стороны в Римской державе. С одной стороны, это действительно, языческое государство, не знающее Единого истинного Бога и поклоняющееся самому себе, но, с другой стороны, это государство, объединившее практически весь античный мир, прекратившее междоусобия и самосуд, установившее везде единый порядок и закон, необходимый минимум справедливости и свободы, а тем самым невольно служившее делу Божию на земле. Один из первых христианских апологетов Мелитон, епископ Сардийский, в своей апологии обращал внимание на то, что Христос не случайно родился и был записан по переписи в число римских подданных, когда окончательно утвердилась Римская империя, и установилось единоличное правление императора Августа. Тем самым империя получила благословение свыше и потому должна сотрудничать с христианской Церковью в общем деле служения истинному Богу. Эта мысль не была частным мнением одного автора, она настолько отражала общий церковный взгляд, что впоследствии вошла в наши богослужебные тексты, в частности в стихиры на Рождество Христово (Августу единоначальствующу на земли многоначалие человеков преста…).

Кроме того, императоры, особенно философски образованные из династии Антонинов (96-180), усвоили себе широкий взгляд на равенство разных народов перед Богом. Еще Александр Македонский, строитель империи на Востоке, отвергал эллинский шовинизм, считавший варваров “рабами по природе“, подобными животным. Александр, по свидетельству Плутарха, говорил: ”Бог – Отец всех людей, но особенно любит Он, как детей, людей добродетельных”. Известная фраза апостола Павла (1 Тим. 4, 10) звучит почти как аллюзия на эти слова. Эта мысль, вполне созвучная учению Христову, была независимо усвоена и лучшими римскими императорами, строителями империи, принципиально избегавшими шовинизма и расизма. Желание осуществить братство народов давало империи и Церкви важнейшую точку соприкосновения.

Однако в христианстве с самого начала было и другое направление, которое относилось к империи резко отрицательно, не допуская возможности примирения и сотрудничества с нею. Для таких христиан империя была только воплощением язычества и демонизма, царством зверя-антихриста и древнего дракона, вавилонской блудницей, осужденной на скорое сожжение. С самого первого века к этому направлению примыкали многие иудео-христиане, воспитанные на иудейских преданиях и в частности на иудейской апокалиптике.

Со второго века им наследовали ригористы, сторонники “чистой церкви”, монтанисты, позднее новатиане, и донатисты, и другие схизматические объединения. В отрицании языческого государства и общества к ним примыкали еще более откровенные сектанты: акварии, тетрадиты, манихеи и другие. Можно заметить, что кафолическое христианство, сохраняя принципиально верность Христу, более терпимо относилось к Римской империи, еще языческой, как в значительной степени “своей” (если не “по духу”, то хотя бы “по плоти”), признавало римские законы, допускало для христианина возможность военной и гражданской службы. Такое доброжелательное отношение, безусловно, способствовало успеху христианской проповеди. Схизматики же и сектанты, позиционировавшие себя как церкви мучеников, “чистых”, “пророков”, девственников, относились к империи враждебно, считая ее абсолютным злом, радуясь ее бедам, запрещая своим последователям военную и гражданскую службу. Такое отношение только усиливало подозрения римской власти, не разбиравшей течений внутри христианства, и тем самым провоцировало гонения на всех христиан без разбора, как якобы деструктивных сектантов.

Большое значение здесь имел и национально-культурный фактор, замеченный проф. В. Герье. Большинство последователей схизм и сект происходило из покоренных римлянами народов, слабо затронутых грекоримской культурой, бывших приверженцев изуверских культов. Например, абсолютное большинство монтанистов было из фригийцев, бывших поклонников Кибелы, большинство донатистов – это пунийцы, бывшие поклонники Молоха, мелетиане – из египтян, поклонников Изиды и т. д. Кафолические же христиане были в основном из греков и римлян, или из эллинизированных и романизированных народов.

Поэтому и отношение к греко-римской культуре, в частности, к получению образования, также разделяло христиан. Представители кафолического христианства, большинство апологетов (Иустин, Афинагор, Климент, Ориген) признавали определенную ценность за греческой наукой и философией. Но прежде нужно подчеркнуть, что они прекрасно знали ту и другую, в чем легко убедиться даже с первого беглого взгляда на их сочинения. Знали, и, следовательно, могли разобраться. Потому и находили в философии полезные мысли, согласные с библейским откровением или даже заимствованные из него. Такие мысли именовали “семенами Логоса”, то есть, возводили эти истины к Богу-Слову. Лучшим из греческих философов они отводили место учителей народа, даже своего рода пророков, детоводителей к высшему христианскому откровению.

Представители схизматических течений, например, Татиан ассириец, основатель секты аквариев, Тертуллиан (монтанист), считали греческую философию изобретением демонов и отрицали за ней всякое полезное значение. Подобным образом христиане различались и по отношению к получению светского образования. Одни считали школу в целом полезной, хотя и с большими оговорками, касающимися языческой мифологии и нравов. Напомним, что греческая школа ставила своей задачей достижение “калокагатии”, душевно-тесного совершенства человека, путем развития у него правильной речи (грамматика и риторика), умственных способностей (математика и логика), эстетических (музыка, художества) и физических (гимнастика). Все эти направления в любом виде общего образования сохраняются до сего дня, и никто без таких направлений в образовании не обходился.

Отцы-основатели знаменитой Александрийской школы – Пантен, Климент и особенно Ориген – превратили ее одновременно в общеобразовательную школу (одно отделение) и христианское огласительное училище – место христианской проповеди (второе отделение). По свидетельству современников, в разгар деятельности Оригена на обоих отделениях обучалось одновременно до полутора тысяч человек. Вот как созидалась древняя церковь! Подобная же программа была и у другой школы, также основанной Оригеном в Кесари Палестинской. Альтернативная Александрийской школа Антиохийская, основанная в III веке пресвитерами Лукианом и Дорофеем, также большое место уделяла изучению логики, философии, этики и риторики.

Те, кто отрицали светское образование, считали, что христиане должны научаться только из Писания и от Святого Духа. Здесь обнаруживается еще одно противостояние в самом христианстве, касающееся оценки самого человека, в его падшем состоянии. Антропологические минималисты усматривали в человеческой природе только зло, отрицая что-либо доброе за естественными человеческими способностями, в том числе к богопознанию.

Кафолический взгляд здесь более умерен; он признает и естественные человеческие способности, стараясь их правильно развивать в нужном направлении.

Будущее, безусловно, принадлежало кафолическому христианству, христианству школы и культуры, создавшемуся в результате синтеза библейского откровения и лучших достижений эллинизма. Сектантское направление своей озлобленностью и примитивизмом только отталкивало от себя лучших представителей античной культуры и привлекало к себе маргиналов. Во всяком случае, большинство апологетов и отцов церкви II–IV века вышло из античной школы, получило хорошее образование, которое сумело поставить на служение христианской проповеди. И напротив, основатель секты Монтан происходил из жрецов Кибелы, одного из самых отвратительных культов в язычестве.

Показателен и очень спокойный, доброжелательный тон, в котором вели полемику даже с раздраженными язычниками представители ученого христианства, например, Минуций Феликс в своем диалоге «Октавий», или Климент в своем «Педагоге», или Ориген в своем труде «Против Цельса». Только такой тон полемики в соединении с высоким научным уровнем мог приносить миссионерские плоды.

Отношение просвещенных христиан к изобразительному искусству эллинизма, служившему одной из главных приманок язычества, точно выразил Ориген. Отвечая на упрек Цельса, что христиане не ценят творений великих скульпторов, таких, как Фидий, и готовы их уничтожить, Ориген отвечал, что, мол, мы ценим работы Фидия, но не воздаем им поклонения, подобающего Единому Богу. Эти слова выражают и отношение христиан к античной культуре в целом. Проблема заключалась в шкале ценностей. Греко-римская культура, объективно добившаяся высоких результатов, считала саму себя высшей ценностью и требовала себе служения и поклонения. Просвещенное христианство объективные успехи этой культуры относило к Единому Подателю всех талантов и способностей – Богу, к Его семенам, посеянным среди разных народов, и желало, чтобы деятели культуры сознавали свое служебное положение по отношению к истинному Богу, служили бы Ему, а не самим себе.

Просвещенное христианство отличалось в том же отношении и от христианства варварского, желавшего полного уничтожения античной культуры. Яркий пример тому – готы и вандалы, христиане арианского направления, не разбиравшиеся в богословии, а просто отрицатели и разрушители. Готский князь Аларих со своей ордой прошел Балканы, разорил Дельфы, Афины, Коринф и еще десятки городов Греции, затем громил Италию, наконец, в 410 году захватил и опустошил Рим. Везде его орда разбивала статуи, разрушала храмы, жгла рукописи. Еще большим варварством отмечены следы вандальского вождя Гензериха, опустошившего Африку, Сицилию и Рим в 453 году. Имя этого племени стало нарицательным. Варварское христианство, родственное сектантскому, далеко отстоит от христианства кафолического, христианства апологетов и отцов – созидателей новой христианской культуры, а не разрушителей старой. И разница между этими двумя направлениями в христианстве обозначилась задолго до того, как христианство стало господствующим в Римской империи.

Таким образом, и самому христианству для приведения империи к служению истинному Богу требовалось, сохраняя верность своему изначальному учению, опровергнуть предубеждение, будто христианство лишь варварская секта, враждебная культуре, обществу и государству. А для этого нужно было не только повысить свой культурный уровень, чтобы вести проповедь на уровне образованных язычников, но и увидеть среди этих язычников и их культуры “семена Логоса”, действия Промысла Божия, отказаться от свойственной иудеям позиции презрения и ненависти ко всему чужому.

Оговоримся снова: при условии сохранения верности христианскому откровению, Священному Писанию. Соблюсти ее было важно и тоже нелегко. Тот же Ориген здесь служит ярким примером перегиба в сторону эллинизма с его преувеличенным аллегоризмом в понимании Писания и с увлечением эллинскими идеями, вполне чуждыми Божественному Откровению.

Предшественники Константина

Апологии, обращенные к императорам II века со стороны образованных христиан, не достигли своей цели потому, что не дошли до главных адресатов: императоры по ряду причин их не прочитали. Но эти апологии «разрыхлили почву», заставили хотя бы часть язычников взглянуть на христиан по-новому, вступить с ними в полемику по существу. Первый успех в обращении к императорской власти был достигнут представителем христианской школы, отцом христианского научного богословия Оригеном. Именно Ориген, стремившийся к синтезу христианского благовестия и эллинской философии, серьезно заинтересовал императрицу Юлию Маммею, мать молодого императора Александра Севера. Юлия Маммея специально приехала на встречу с Оригеном в Афины и целый месяц слушала его лекции. Под влиянием матери император Александр поставил в своей домашней молельне статую Христа и собирался сам встретиться с Оригеном после поездки в Германию. Мятеж Максимиана Фракийца (235), убившего императора Александра вместе с матерью, сорвал эту первую попытку обращения императора в христианство.

Через тринадцать лет после этого события христианством заинтересовался император Филипп Аравиец, правивший вместе с сыном, тоже Филиппом. Они уже считались в числе оглашенных и даже посещали в Риме пасхальное богослужение. Мятеж язычника Декия (249) и убийство обоих императоров Филиппов сорвал вторую попытку обращения императоров в христианство. Этот переворот обернулся для всей Церкви кровавым гонением, первым организованным властью в масштабах всей империи. Это гонение, при котором было множество отпавших, ликвидировало миссионерские успехи Церкви, достигнутые в предыдущие годы, загнало ее в катакомбы. При этом оба гонителя-язычника Максимиан и Декий, хотя использовали государственный аппарат для гонения на христиан, но были переворотчиками, узурпаторами власти. Их гонения выражали природу мятежа, бунта, а не имперского порядка.

Сама природа правового римского государства требовала законности и правосудия, а потому со временем преодолевала подобный произвол. Носитель верховной римской власти, император, независимо от своих личных симпатий и антипатий, обязан был поступать по закону. Сам римский престол – традиция Цезаря, Августа, Веспасиана и Антонинов, влияли на императора, воспитывали его как гаранта порядка, а не произвола. Наглядный пример – история с судом императора Аврелиана в отношении дела Антиохийской церкви (270). Сам император Аврелиан происходил из солдат, был знаменит тем, что в боях лично убил более тысячи врагов, имел прозвище “всегда Держащий руку на мече”. При этом он не любил христиан. Чего могла ожидать церковь от такого рубаки? И, однако, епископы диоцеза Востока обратились к суду этого императора с иском против епископа Антиохийского Павла (Самосатского). Сей Павел был осужден двумя большими соборами за ересь и роскошный образ жизни (268), но продолжал удерживать церковное управление и церковное имущество. Император Аврелиан тщательно расследовал дело, опросил епископов Италии, кого они признают законным епископом Антиохии, и решил дело против Павла Самосатского, которому пришлось отдать то, что он удерживал. Из этого случая видно, что церковь на местном уровне еще до Константина имела право юридического лица и владела недвижимостью. Церковь даже во внутрицерковных делах признавала императорский суд, который при обычном течении дел был беспристрастным и справедливым.

Один из приемников и соратников Аврелиана Диоклетиан, тоже из солдат, первые 18 лет своего правления проводил терпимую и даже благожелательную к христианам политику. Христианская проповедь звучала невозбранно и число христиан весьма умножилось, причем особенно в армии и при императорском дворе. Сохранилось обращение одного из епископов к Диоклетиану, в котором этот пастырь, хваля политику императора в отношении Церкви, прямо предлагает ему самому стать христианином. Последовавшее вскоре большое жестокое гонение на христиан, последнее перед Константином, кажется трудно объяснимым событием, противоречащим всему предыдущему курсу Диоклетиана. Возможно, правы те историки, которые считали, что стареющий император терял власть, находился под сильным влиянием преемников, таких как грубый язычник Галерий, то есть не контролировал ситуацию. Вскоре после начала гонения Диоклетиан отрекся от власти (305), жил как частное лицо и дожил до Миланского эдикта; мстить ему никто не пытался. Преемники Диоклетиана начали борьбу за власть, переросшую в серию междоусобных войн. Главным виновником гонения считали Галерия, который перед своей смертью в 311 году своим указом прекратил гонения на христиан, отменил принуждение их к языческим жертвам и обязал молиться о здравии императора.