Прямое действие. Мемуары городской партизанки

Деятельность Хэнсен хорошо описана и вполне изложена в этой книге.

Впрочем, надо отметить, что о многих вещах она сознательно не пишет. Тем не менее, факты имеют свойство просачиваться, а потому к настоящему времени достоверно известно и о похищениях, и о грабежах и неудачных покушениях на убийства, совершенных группой Хэнсен под её непосредственным командованием.

Многое из этого стало известно много лет спустя, уже в 1990‐е и 2000‐е годы. Сама Хэнсен об этом предпочитала не распространяться: хотя её и выпустили из тюрьмы всего через восемь лет (а приговорили изначально к пожизненному сроку), фемида всегда могла вспомнить об Энн и её более чем сомнительных приключениях.

В книге, однако, описаны многие события 1980‐х годов. Тут и сотрудничество с RAF и французским «Прямым действием», и блестящая картина канадского Революционного движения того времени, и курьёзные случаи, связанные с Джули Бельмас с Джерри Хэннэком, и, конечно, вооружённая борьба. Здесь описываются многочисленные атаки на порносалоны и сексшопы (как мы помним, Хэнсен была феминисткой антипорнографического и секс-негативного направления). Не обошла авторка молчанием и подрыв гидроэлектростанции и, конечно, легендарную атаку против американского военного завода.

Скажем теперь пару слов про друзей Хэнсен.

Джули Бельмас была наркоманка, убийца, похитительница детей (и не только), грабительница банков, воровка и взломщица, проститутка и мизантропка. В группе она выполняла наиболее грязные и страшные задания, наподобие похищений, грабежей и пыток похищенных заложников (впрочем, последним она занималась больше для своего удовольствия). Также все попытки покушений на канадских судей и политиков осуществила именно она.

В отличии от Хэнсен, Бельмас, конечно, никакой феминисткой не была. Революционным террором она занималась по большей части из декадентского желания приобщиться к какому-то злу.

«У меня была лишь одна цель – стать как можно более мерзкой!» – скажет она в зрелом возрасте насчёт своей мотивации.

Впрочем, Джули Бельмас – тоже, кстати, авторка мемуаров, во многом полемизирующих с рассказом Хэнсен – заслуживает отдельной книги или по меньшей мере статьи. Не будем портить читателю впечатление недостаточно подробными, но при этом лишёнными и лаконизма рассказами о ней.

Рис. 5. Джули Бельмас в 2017 году

Джерри Хэннэк – легендарный канадский панк-рокер – тоже был членом «Прямого действия». Также в деятельности организации приняли участие ветеран Войны во Вьетнаме и бывший офицер канадского спецназа Дуг Стюарт и опытный подпольщик-марксист и по совместительству квебекский националист Брент Тейлор.

Во многом на примере отношений между этими суровыми мужчинами с одной стороны и Энн с Джули с другой – мы можем помыслить, как должны с точки зрения революционного феминизма строиться гармоничные отношения между мужчинами и женщинами.

Рис. 6. Джерри Хэннэк в 2010 году

Что говорить до стиля Хэнсен, то он не слишком отличается художественностью, но всё же в нём подчас появляется весьма лаконичные и меткие образы. Стиль ясен, прост и понятен. Во многом эта книга является не только классическим примером автобиографии революционера, но также и феминистской прозы. Здесь мы представляем сокращённый текст книги (оригинал занимает более 500 страниц убористым шрифтом).

Иными словами говоря, книга написана хорошо.

Приятного вам чтения!

Марат Нигматулин – редактор и левый активист.

Эвелина Катайцева, российская феминистка и левая активистка.

8 сентября 2022 года

Тем, кто сражается за процветание планеты.

Тем, чьи имена никогда не будут известны.

Предисловие автора

В конце 1970‐х и начале 1980‐х годов в Канаде существовало большое анархистское сообщество, которое было особенно активно в движении за отмену тюремного заключения, в феминистском движении, движении солидарности коренных народов, движении защиты окружающей среды и движении солидарности стран Третьего мира. Продолжая работать в рамках этих движений, некоторые анархисты начали применять тактику прямого действия, которая выходила за рамки правовых границ, определенных государством. Они предприняли прямые действия не потому, что не могли контролировать свой гнев, а в рамках долгосрочной стратегии по созданию революционного движения, которое было бы неподконтрольна корпорациям и государству. Еще меньшая группа внутри этого движения решила начать партизанскую кампанию – уйти в подполье, чтобы избежать возможного ареста и тюремного заключения. Я была частью партизанской группы, которую мы называли «Прямое действие».

Я реконструировала свою историю военной кампании Direct Action, основываясь на собственных воспоминаниях и используя судебные документы и газетные статьи. Несмотря на все мои попытки рассказать эту историю так, как если бы я держал в руках зеркало того периода времени, я признаю ограниченность своей памяти, времени и доступных документов. Неизбежно, что мой рассказ о деталях событий и мое изложение мыслей и эмоций, которые я приписываю людям, основывались на моих собственных интерпретациях и представляют их.

Я использовала настоящие имена людей, вовлеченных в «Прямое действие», потому что их участие в этих событиях является частью публичной информации. Но я изменил имена многих второстепенных персонажей не только для того, чтобы защитить их личности, но и потому, что я воссоздал разговоры, мысли и эмоции, чтобы рассказать более полную историю. Один из главных персонажей, «Уэйн Фрейзер», представляет собой композит, основанный на реальном полицейском разведчике, участвующем в расследовании и слежке за «Прямым действием». Я выдумала его персонажа, чтобы создать контрапункт разворачивающейся кампании нашей группы. Действия и характеры других полицейских также основаны на реальных людях, но их имена тоже были изменены. «Роза Гибралтер» также является составным персонажем, созданным для предоставления дополнительной информации о популярной юридической борьбе против строительства линии электропередачи Чикай-Дансмюр. Я использовал настоящие имена жертв взрыва в Литтоне и различных протестующих против ракетных атак, потому что их комментарии взяты непосредственно из газетных статей и, следовательно, являются достоянием общественности.

Рис. 7. Общий вид разрушенных цехов военного завода Litton Industries

Хотя я постаралась как можно точнее представить детали основных событий, связанных с беседами с участием Брента Тейлора, Дуга Стюарта, Джули Белмас, Джерри Хэннэка и меня самого, я воссоздал беседы по памяти. Некоторые главы, однако, включают в себя в основном дословные разговоры, взятые из стенограмм прослушек КККП, предоставленных нам во время нашего судебного разбирательства. Поскольку стопка бумаг с записями прослушки составляет около фута в высоту, мне пришлось редактировать разговоры, но при этом я старался оставаться верным духу и намерениям оригиналов. Я считаю, что они дают читателю возможность заглянуть в групповую динамику.

Главы, в которых описывается полицейское наблюдение, основаны на записях наблюдения, данных во время нашего судебного разбирательства королевскому прокурору Джиму Джардину капралом Эндрю Джонстоном из Службы безопасности КККП. Эти документы были доступны нам в рамках юридического раскрытия, которое Корона должна была предоставить нашим адвокатам защиты.

Спасибо Морин Гарви, моему писательскому наставнику, которая придала мне уверенности писать об этих событиях, а также всем сотрудникам Between the Lines, которые дали мне полную свободу высказываться на запретную тему, которую большинство издателей хотели бы тщательно проработать, чтобы создать правильный текст. И особая благодарность Бренту Тейлору, Дугу Стюарту, Джерри Хэннеку и Джули Бельмас. Они не участвовали в написании этой книги, но они рисковали последствиями, действуя в соответствии со своими убеждениями.

3 сентября 2001 года, Торонто

ВведениеГде-то рядом со Сквомишем

20 января 1983 года началось как обычный день в нашей довольно нетипичной жизни. Мы впятером встали на рассвете, загрузили наш грузовик и отправились из Ванкувера на еженедельную тренировку по стрельбе в уединенный бокс-каньон недалеко от сонного прибрежного городка Сквомиш, Британская Колумбия. Это был такой ясный и солнечный зимний день, когда все живые существа, казалось, были рады быть живыми, несмотря на утренний холод. Воздух был наполнен пением птиц. Внизу, в проливе, стаи черно-белых касаток выгибались дугами в волнах, а темные тюлени улыбались и нежились на заснеженных камнях. Воздух был таким чистым и свежим, что просто дышать им было приятно.

Мы поехали своим обычным маршрутом по шоссе 99, которое длинной черной змеей вьется вдоль побережья к горнолыжным курортам Сквомиш и Маунт-Уистлер. Голые, покрытые снегом скалы с одной стороны шоссе и отвесный обрыв в океан с другой оставляли мало места для ошибок водителя. Я наклонился к рулю и сжимал его до тех пор, пока костяшки пальцев не побелели, а из свежего пореза на указательном пальце не начала сочиться кровь. Я вспомнила страшное предупреждение Брента о том, что эта маленькая царапина оставит у меня шрам на всю жизнь, если я не потрачу время на то, чтобы перевязать ее перед нашим отъездом. Единственное утешение, которое я нашла, было в успокаивающем звуке огромных шин нашего полноприводного автомобиля, успокаивающе жужжащих на скользких асфальтовых поворотах.

К тому времени, как мы добрались до Британия-Бич, примерно в тридцати километрах к югу от Сквомиша, мне нужна была передышка. Мы съехали с шоссе на стоянку, остановившись у небольшой заправочной станции и продуктового магазина, приютившегося среди скал. Я вышел из пикапа, который мы ласково называли Бобом, и вытянул руки в воздух. Джерри и Джули тоже выпрыгнули с переднего сиденья и сразу же начали гоняться друг за другом, бросаясь снежками и смеясь так громко, что их визг эхом отражался от скал. Дуг и Брент подняли стеклянную дверцу кузова грузовика и выскользнули из кузова, где они сидели на морозе среди всех рюкзаков, набитых пистолетами, винтовками, дробовиками и боеприпасами. Дуг выглядел как какой-нибудь красивый солдат удачи со своими темными очками, камуфляжной одеждой и прической в стиле милитари. Они все еще были погружены в дебаты по поводу механики превращения Mini-14 из полуавтоматической винтовки в полностью автоматическую.

Рис. 8. Область Сквомиш в Канаде – идеальное место для партизанской базы

Купив кофе, мы погрузились обратно в пикап и продолжили наше путешествие к заброшенной лесовозной дороге и бокс-каньону, где мы всегда тренировались в стрельбе по мишеням. Пока мы ехали, наше внимание привлекла панк-песня по радио:

 
Вы называете нас чудаками,
Называете нас сумасшедшими
Говорите, что мы злые,
Говорите, что мы ленивые…
 

«Эй, это Унтерменши!» – засмеялась Джули, увеличивая громкость. До того, как Джерри решил отправиться на эту миссию вместе с нами, он был басистом в ныне несуществующей панк-группе. Джули сидела рядом со мной, подпевая в своей самозабвенной манере. Это была потрясающая молодая женщина с прядями черных как смоль волос, свободно падающими на ее белую кожу. Ее ярко-голубые глаза были оживленными и живыми. С другой стороны от нее Джерри улыбнулся ее искренним попыткам спеть.

Мы снова ехали около сорока пяти минут, когда на шоссе впереди я увидел длинную вереницу машин, остановившихся задним ходом, передняя часть которых исчезла из виду где-то за поворотом. «Интересно, что все это значит?»

– Наверное, камнепад, – предположил Джерри. – Они всегда убирают мусор на этом шоссе.

Мы дошли до последнего вагона в очереди и остановились. Время от времени по встречной полосе проезжала машина, указывая на то, что впереди, по крайней мере, с другой стороны, кто-то пропускал движение. Мы сидели, слушая рев радио, пока наша длинная вереница машин ползла вперед.

Наконец мы проползли поворот и увидели головную часть очереди на несколько машин вперед, где флагман шоссе останавливал машины и коротко переговаривался с пассажирами, прежде чем отправить их восвояси. В конце концов мы оказались вторыми в очереди и смотрели, ослеплённые ярким солнечным светом, отражавшимся от стекла и металла машины перед нами, как флагман наклонился внутрь. Затем он махнул водителю, и машина медленно скрылась за поворотом.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он тоже помахал нам рукой. Мы медленно ехали вперед, музыка из нашего радио эхом отражалась от склона горы. Участок извилистого шоссе теперь был устрашающе пуст, если не считать вертолета, который, казалось, парил над нами. Почти полкилометра мы ехали, не видя ни одной машины ни с той, ни с другой стороны, пока не доехали до слепого поворота. Обогнув его, мы резко остановились перед огромным самосвалом, странно припаркованным поперек обеих полос шоссе, хотя никаких признаков взрывных работ или дорожных работ не было. Перед самосвалом стоял флагман в ярко-желтом жилете с большим красным крест-накрест крестом «X» на груди. Я отчетливо помню, как меня поразили рыжие волосы этого флагмана и четкая, точеная линия подбородка.

«Разве этот парень не напоминает тебе того мультяшного персонажа, Дадли Ду-Да?» Я нервно рассмеялся Джули и Джерри. «Ты знаешь того сумасшедшего парня из КККП в мультфильме?». К моему удивлению, они оба согласились.

Флагман поднял боковую часть своего знака с надписью «Стоп» и подошел к окну нашего грузовика, жестом приказав мне опустить его. Когда я наклонился, чтобы повернуть ручку, я мельком увидел в зеркале бокового обзора другой самосвал, подъезжающий к нам сзади.

«Кто-нибудь собирается передвинуть этот самосвал или я должен передвинуть его за вас?».

Я говорила это беззаботно, когда меня поразило выражение его лица. Его мультяшная улыбка была натянутой, а глаза были полны ужаса, как будто моя слабая шутка была серьезной угрозой.

Когда его глаза встретились с моими, весь мой мир начал двигаться как в замедленной съемке, и мои внутренности онемели. Он просунул руку в мое открытое окно и схватил меня за руку одной рукой, а другой открыл дверь такси. Он швырнул меня на землю. Я лежал на гравии у обочины дороги, а флагман навис надо мной, дуло его револьвера 38‐го калибра было плотно прижато к моему виску. Он что-то прокричал голосом, полным страха, другому флагману, который, как я мог видеть, теперь присел на Джули на другой стороне дороги. Она лежала неподвижно. Я задавался вопросом, была ли она мертва.

Раздался выстрел, такой громкий, что потряс меня до глубины души. Затем еще один выстрел. Они застрелили Брента и Дуга. Дым от выстрелов наполнил воздух и щипал мне ноздри и глаза. Внезапно повсюду появились дорожные рабочие, они выпрыгивали из-за больших валунов, бежали к нам из-за деревьев и перепрыгивали через сугробы у дороги. Они были одеты в форменные бежевые комбинезоны Департамента автомобильных дорог, за исключением штурмовых винтовок, которые они держали направленными в нашу сторону. Когда оружейный дым начал рассеиваться, я также увидел людей в камуфляжной боевой форме, пуленепробиваемых жилетах и противогазах. Там были даже собаки.

Все это было так сюрреалистично. Мой мозг был неспособен воспринять и расшифровать значение этих событий, но я знал, что наше маленькое путешествие по шоссе Уистлера приняло ужасный оборот, и жизнь, какой я ее знал, никогда не будет прежней.

Со своего места на земле я мог видеть дорожных рабочих и мужчин в боевой форме, собирающихся группами вокруг самосвалов. Они кричали друг другу напряженными голосами. Несколько машин без опознавательных знаков с мужчинами в костюмах внутри выехали из-за поворота. Они вышли и, казалось, взяли ситуацию в свои руки. Заглянув под грузовик, я увидел Джули, неподвижно лежащую с другой стороны. Я полагал, что я единственный, кто остался в живых.

Мужчина, лежавший на мне сверху, надел на меня наручники. Теперь он встал, медленно и осторожно, обращаясь со мной так, как будто это у меня был пистолет.

«Вставай», – приказал он.

Выражение его лица было таким напряженным, что я двигался очень осторожно, опасаясь, что, несмотря на наручники, одно неверное движение с моей стороны может заставить его выстрелить в меня. Он крепко похлопал меня по всему телу, чтобы убедиться, что у меня нет никакого оружия.

Тот факт, что это были полицейские, наконец-то дошел до моего сознания. Мне сказали идти к машинам без опознавательных знаков, припаркованным недалеко от дороги. Зимнее солнце посылало волны тепла, отражаясь от асфальта, расплавляя изображения людей на своем пути. Я был уверен, что они застрелят меня прежде, чем я доберусь до машин, и никто никогда не узнает, что произошло на этом изолированном участке шоссе. Единственными оставшимися в живых свидетелями будут копы и дорожные полицейские с автоматами. Но, как ни странно, я не испугался. Казалось, вся моя нервная система отключилась. Это было так, как будто я был в замедленном кошмаре, который скоро закончится.

Я шел и шел, но ожидаемого выстрела так и не прозвучало. Почему они не застрелили меня? Я огляделся по сторонам. Они были повсюду. Там было, должно быть, пара дюжин стрелков. Если они не собирались стрелять в меня, моя судьба была ясна. Если я продолжу идти, то сяду в эту машину, и меня увезут в тюрьму и, вероятно, подвергнут пыткам.

Я мог бы изменить свою судьбу одним простым движением. Беги. Я представил, как начинаю бежать, и страх на лицах этих людей гарантировал мне, что их реакцией, как инстинктивной, так и инструктивной, будет стрелять. Мне пришло в голову, что они хотели, чтобы я сбежал, чтобы у них был предлог убить меня. Какая еще может быть причина для выбора такого отдаленного района для создания бюста?

Время и пространство вошли в другое измерение. Секунды превратились в часы; движение было невероятно медленным. Должен ли я начать двигать ногами, бежать, бежать, бежать и гарантировать смерть – или я должен продолжать идти к машине и начать медленную смерть, которой неизбежно станет тюрьма? Я слушал ритмичный хруст моих ботинок по гравию и чириканье одинокого воробья на ветке где-то поблизости. Я не знаю, что склонило чашу весов в сторону жизни. Возможно, это был звук той птицы; возможно, страх смерти. Каковы бы ни были причины, я продолжал медленно идти. Позже было много раз, когда я оглядывался назад на тот момент и жалел, что не решил бежать.

Затем я увидел Джули, ошеломленную и растрепанную, идущую к машинам. Мое сердце воспарило, и я улыбнулся ей. Затем еще один приветственный звук: Джерри спрашивает полицейского, может ли он вернуть зуб, который был выбит во время ареста. «Это наименьшая из ваших забот», – сказал полицейский. Он открыл дверцу машины, чтобы Джерри мог сесть.

Итак, Джерри и Джули все еще были живы. Я огляделась в поисках Брента и Дуга. К моему облегчению, они уже сидели в одной из машин, тупо глядя вперед, выглядя такими же оцепеневшими, как и я. Их глаза были налиты кровью, и они были покрыты грязью, как будто их тащили по мокрому снегу на обочине дороги. Оглядываясь назад, я видел бедного Боба, наш пикап, распахнутые двери, окна навеса, разбитые на тысячи стеклянных осколков, разбросанных по всей дороге. Позже я узнал, что полицейские забросили баллончики со слезоточивым газом в кузов грузовика, чтобы успокоить Брента и Дуга. Для меня эти образы навсегда застыли во времени.

Меня направили в машину вместе с Джули. Мы сидели неподвижно и безмолвно, каждый в своем маленьком мирке, пытаясь смириться с тем, что только что произошло. Я уставился на затылки двух полицейских, сидящих на переднем сиденье и что-то бормочущих друг другу. Две другие машины, в одной из которых были Брент и Дуг, а в другой Джерри, выехали перед нами и начали извилистое путешествие обратно по дороге. Нас везли по изолированному участку шоссе до того места, где начинался блокпост. Когда мы медленно проезжали мимо вереницы машин, каждая машина поворачивала головы, чтобы посмотреть на нас. Началась наша жизнь как публичное зрелище.

Как только мой мозг больше не был поглощен попытками переварить происходящие события, моя первая мысль была о моей матери. В годы, предшествовавшие этому моменту, я удобно блокировал возможность того, что когда-нибудь она узнает обо всем, что я сделал, и что это причинит ей сильную боль. Теперь я был ошеломлен осознанием того, что через несколько часов мои действия будут на первых полосах новостей. Заголовок «Арестованы террористы, взорвавшие завод «Литтон»» (и мое имя, упомянутое в первом абзаце) будет кричать на нее, потрясая ее мирное существование. Известие о моем аресте и участии в крупнейшей так называемой террористической деятельности, без сомнения, причинило бы ей такую же глубокую боль, как и известие о моей смерти. Я искренне сожалел, что не предпочел бежать и быть застреленным, потому что в конечном счете ей, вероятно, было бы легче смириться с моей смертью, чем с осознанием того, что ее любящая природу старшая дочь была одной из самых известных «террористок» Канады.

Видение того, как она сидит на кухне и в ужасе смотрит на газету, преследовало меня. Все мои добрые намерения и мотивы за последние несколько лет не попали бы ни в эфир, ни в газету; только мои действия в их криминальном контексте представляли бы интерес для средств массовой информации. Я покачала головой и уставилась на волны, разбивающиеся о скалы под шоссе, в то время как наша маленькая свита полицейских машин неуклонно двигалась по дороге. Три полицейские машины, в которых мы ехали, сопровождались сзади и спереди машинами без опознавательных знаков. Позже я узнала, что они были заполнены членами команды спецназа на тот маловероятный случай, если другие «террористы» устроили бы ответную засаду.

Но когда до меня дошла реальность нашей ситуации, я ощутила странное чувство облегчения, которого никогда не ожидала. Все было кончено. Последние два года мы жили жизнью, которую обычно изображают только в фильмах и романах, жизнью, которую лучше всего можно описать как политическую криминальную драму. Мы каждый день жили с угрозой смерти или тюрьмы, нависшей над нашими головами. Мы тратили свое время либо на подготовку заговора, либо на проведение взрывов, грабежей или других связанных с этим вспомогательных акций.

Напряжение нашей жизни было неумолимым. Мы никогда не делали перерывов, никогда не ходили на пляж, чтобы целый день ничего не делать, никогда случайно не гуляли в парке Стэнли, никогда не спали и не слонялись по дому, лениво читая книгу в дождливый день. Наша группа выполняла миссию, и мы проживали каждый день с рвением и людей, которые верили, что каждое их действие настолько важно, что от них зависит выживание планеты. Если мы и ходили на прогулку в Стэнли-парк, то только для того, чтобы обсудить преимущества подрыва CF-18 на базе канадских вооруженных сил в Колд-Лейк по сравнению со взрывом моста в инфраструктуре Северо-восточного угольного проекта. Когда мы ходили купаться, это было для физических упражнений, а не для отдыха. Если бы мы остались дома, чтобы почитать книгу, это был бы отчет правительства провинции о мегапроектах в Северной части Британской Колумбии. Если бы мы проспали, то это было бы потому, что мы не спали до трех часов ночи, прежде чем практиковаться в угоне автомобилей для будущего ограбления. Городские партизаны не берут отпусков.

Наконец все было кончено. Мне не пришлось бы вставать завтра утром и готовить ограбление торгового центра Lougheed в связи с ограблением the Brink. А еще лучше то, что мне не нужно было беспокоиться о том, чтобы совершить ограбление Бринка через пять дней. Моя судьба была уже не в моих руках, а в руках других. Каким-то странным образом это принесло облегчение. Моральная и политическая ответственность, которую я возложил на себя за совершение этих действий в рамках того, что, как я полагал, будет воинствующим политическим движением, закончилась, по крайней мере, на данный момент.

Теперь, столкнувшись с реальностью тюрьмы, я обнаружила странное утешение в осознании того, что угроза тюрьмы больше не существует. Наконец-то я мог расслабиться и позволить событиям разворачиваться вне моего контроля.

Я посмотрел на Джули, гадая, как она справляется. Ей было всего двадцать, на девять лет моложе меня. Мы не осмеливались заговорить, потому что знали, что полиция будет прислушиваться к каждому нашему безобидному слову. Она не оглянулась на меня, а уставилась в окно на проносящиеся мимо сосновые леса.

Джули позже сказала мне, что была ошеломлена иронией своего положения. Все должно было закончиться так же, как и началось. Она до сих пор помнила, так живо, как будто это был ясный день, как два года назад смотрела по телевизору выпуск новостей о группе крестьянских женщин и детей, убитых реакционными военными в церкви в Сальвадоре. Фотографии выживших крестьянских женщин и детей из деревни отчетливо отпечатались в ее памяти. С ужасом в глазах, с выражением ужаса на лицах, они стояли босиком перед камерами, их раны, как физические, так и эмоциональные, были открыты для всеобщего обозрения. Этот выпуск новостей стал поворотным моментом, который побудил ее сделать свой первый политический шаг и присоединиться к группе поддержки Сальвадора.

Во время нашего ареста, когда полицейский поднял ее прямо с сиденья грузовика на землю и приставил пистолет к ее затылку, призрак женщин и детей в Сальвадоре был настолько ужасающим, что она потеряла контроль над своим мочевым пузырем. Возможно, сравнение между ее арестом и резней в Сальвадоре было чрезмерным, но этот факт не сделал ее ужас менее реальным. Теперь, в полицейской машине, она перевела взгляд с белого прибоя под дорогой на проволочную сетку, которая отделяла нас от спин двух полицейских, сидевших на переднем сиденье. Несмотря на ее постоянные напоминания о том, что это Канада, а не военная диктатура, и что вероятность быть убитым невелика, образы полицейских, останавливающихся и стреляющих в нас, продолжали преследовать ее. Возможно, мокрое пятно на ее джинсах не будет заметно, когда мы наконец доберемся до места назначения.

Одним из полицейских на переднем сиденье был капрал КККП Уэйн Фрейзер, который, как мы узнали позже, участвовал в расследовании с самого начала. Позже он сказал, что глубоко возмущен тем, что его начальник, детектив Жан Деспаре, пошел против его совета и решил уничтожить этих террористов в самой опасной из возможных ситуаций – в грузовике, набитом заряженным оружием всех видов и достаточным количеством боеприпасов для недельного противостояния. Эти люди находились под круглосуточным наблюдением в течение примерно трех месяцев – наблюдение с использованием всех всевозможные технологические и человеческие средства. Видеокамеры были нацелены на дом, где жили четверо из них, и квартиру пятого. Команда «Наблюдателей» Службы безопасности КККП следовала за ними каждый раз, когда они покидали свои дома, и комнатные жучки были установлены на кухне, в спальне и в квартире. Полиция знала каждое их движение и план. КККП хорошо знала, что эти террористы обычно не передвигаются по городу с оружием и что оружие и боеприпасы всегда заперты в подвале. Они знали, что группа несколько вечеров в неделю плавала в местном крытом бассейне, очевидно, без оружия. Почему они решили арестовать их в изолированном месте, когда они были вооружены до зубов, с наибольшей вероятностью перестрелки? Могли ли эти люди действительно так сильно угрожать Десперу, что он хотел подстроить их убийство?

У Фрейзера были близкие друзья в полиции, и он считал, что их жизни напрасно подверглись опасности. Измученный беспокойством о возможных последствиях, он не спал всю ночь. К счастью, захват прошел настолько мирно, насколько кто-либо мог надеяться. Он вздохнул с облегчением.

Ему и в лучшие времена не очень нравился Деспаре. Он посмотрел на пожилого детектива, чьи волосы поседели, а лицо приобрело вид, которого оно заслуживало в пятьдесят пять лет: холодный и злобный. Они никогда не общались, но Фрейзер слышал, что Деспаре слишком много пил и плохо обращался со своей женой. Фрейзер поступил на службу в Полицию молодым человеком, чтобы творить добро. Это звучало фальшиво, но он посвятил свою жизнь защите общества от преступников, в том числе от людей, которые слишком много пили и издевались над своими женами, поэтому ему было трудно работать с таким человеком.