Обширные заросшие бурьяном поля постепенно жители стали возвращать в посевной оборот, но это происходило всё же медленно по разным объективным и административным причинам. Развал и разграбление всех совхозных богатств в те страшные годы происходил быстро, конечно, ломать – не строить, как говорится. Медленно, но сотворённая разруха, всё-таки восстанавливалась людьми. Но поражала здесь настоящая беда местной земли – это борщевик. Опасное для людей и даже животных растение очень быстро размножается. Печально смотреть на заброшенные поля под густо растущими белыми головками цветущего высокого, в рост человека, борщевика, и тоскливо до боли становится, когда мчишься на велосипеде по неплохо сохранившемуся асфальту, но вдоль высоких зарослей этого ядовитого растения. Такова настоящая наша реальность многих русских мест, ранее неповторимых своей красотой, весёлыми песнями и улыбками людей, живших на этой земле.
Часиков в четыре-пять утра, даже иногда и раньше, совсем спросонья, ещё лениво и зябко вздрагивая, выползала я на улицу. Долгожданное солнце, тоже с ленцой, как мне казалось, выползало на горизонте огромным диском, тогда становилось веселее. Я вытаскивала велосипед, прятала в рюкзак фотоприборы, небольшую корзинку под грибы или ягоды – что-то обязательно попадётся в лесу, да скромный бутерброд. Километр за километром в прохладной свежести раннего утра я накручивала асфальт на два колеса моего любимого зелёного друга – велосипеда. Чем быстрее мчишься по пустынной дороге навстречу утреннему ветру в восходящих солнечных лучах, тем сильнее накатывает непередаваемое чувство красоты вокруг и свободы, а ещё давно забытый детский восторг!
Трасса в ранние часы ещё не загружена потоками машин – это радует и даже веселит. А детский восторг и азарт, вдруг проснувшийся от бешеной скорости, и непринуждённость так и старается вынести меня на середину трассы, несмотря на дорожную опасность, да мчаться, не останавливаясь, навстречу неизвестности. Кого не радует быстрая езда? Наверно, каждому взрослому знакомо это, оно остаётся с нами и живёт именно из детства. Такая быстрая езда на велосипеде с шумом в ушах от встречного ветра, и с беспечной лёгкостью в душе освежает тревожные мысли, и события прошедших дней, проблемы становятся проще, яснее. Так было и сегодня, раскручивая педали, я всё быстрее уносилась вперёд. Далеко позади осталась деревушка. Наконец вот и десятый километр. Здесь я должна были встретиться с представителем заповедника, чтобы он мог показать мне места, где находились зубры. Очень хотелось увидеть это необычное огромное животное и пофотографировать. Но время шло, а из заповедника никто не появлялся.
Не дождавшись работников заповедника, я свернула на узкую лесную тропинку, что вела мимо густых зарослей папоротника. Хотелось сделать интересные снимки летнего утра в зелёной чаще. Тихо в лесу в столь ранний час. Случайно качнётся ветка под тяжестью ночной росы или упавшей сосновой шишки – и опять тишина вокруг. Ветерок ещё не коснулся верхушек высоких, стройных сосен – наверное, не пришло время для его работы. Ветер отдыхал пока.
Для многих животных, насекомых и птиц лес всегда был домом. Надёжно здесь зверью поутру, не разбуженные ещё беспощадными комарами да оводом, или случайным путником, остановившимся на ночлег в лесу по необходимости. Попадались здесь и те люди, для которых лес становился пристанищем и временным жилищем. В то неспокойное время разделения людей по их достатку приходилось мне встречать в лесу обездоленных, даже приносить им еду и одежду Лес не оттолкнёт, не побеспокоит зря бездомного бродягу, укроет, а умелого человека всегда накормит.
Тропинка вывела меня на хорошо укатанную лесную дорогу, которая вела в соседнее село. Продвигаться по ней было легко, и я отмахала на велосипеде ещё пару километров, когда слева увидела едва заметную, заросшую тропку. Мне захотелось остановиться, чтобы передохнуть. Дальше по тропе зелёной стеной стояли густые заросли из порослей берёзы и осины. Резко пахнуло лесной сыростью, ельником. Здесь, вдалеке от дороги, в глуши леса я надеялась на неожиданную случайную встречу хотя бы с каким-либо маленьким зверьком: зайцем, лисёнком или услышать издали хрюканье поросят. Радуясь небольшой передышке, я переоделась в сухую куртку и приготовила на всякий случай фотоаппарат, и мои ожидания на приличные снимки сразу же начали сбываться. Вглядываясь в зеленые заросли, я на мгновение замерла, сердце забилось сильнее от внезапно нахлынувшей радости – удивительная красота стояла вокруг, в этой глуши! От влажных кустов, валежника, прошедшего с вечера дождя дышалось легко и свободно. Солнце всё смелее проникало сквозь зелёные заросли кустов, лучи падали на влажную от росы листву, искрясь, сверкая и отражаясь в каплях росы. Потяжелевшие капельки влажными жемчужинами медленно скатывались вниз, с лёгким шумом разбивались, рассыпались, вновь сверкая яркими разноцветными искрами.
Вот кузнечик на освещённом солнечным лучиком зелёном листке лапками делает свою утреннюю зарядку. Зайчишка, не заметивший меня, притаился вблизи тропинки и тоже попал в мой объектив. Стрекоза аккуратно присела на тонкий стебелёк, оглядываясь большущими красивыми глазами. Я медленно, с осторожностью двигала фотоаппарат и делала снимок за снимком, вырывая мгновения лесной красоты у вечности. Куртка моя успела промокнуть, спрятав велик в густом папоротнике, налегке двинулась дальше по заросшей тропке, продолжая вглядываться в лесную чащу с аппаратом в руках.
В этих местах водились лоси, это я знала со слов местных, и желание увидеть поближе, а может, и запечатлеть этого лесного великана давно преследовало моё воображение. Ступая предельно осторожно, чтобы не хрустнула нечаянно сухая ветка, былинка или сосновая шишка, сдерживая даже дыхание, я прижимала к груди фотоаппарат. Меня преследовало какое-то непонятное предчувствие, и аппарат я держала так, чтобы в любую минуту успеть что-то заснять. Внутреннее напряжение нарастало, но я продолжала идти вперёд. Вскоре я оказалась на лесной поляне, здесь тропинка оказалась пошире и чистой от надоевших зарослей кустарника. И я вздохнула свободно. Пройдя немного по солнечной поляне, я всё же, не понимая ещё зачем, свернула с широкой тропы опять в лесную глушь, до боли в глазах всматриваясь в чащу, в просветы зелёных зарослей.
Таинственная тревога вдруг поползла по моей спине и заставила медленно приседать всё ниже и ниже в заросли кустарника. Фотоаппарат теперь я держала над головой. Скользкий холодок страха почему-то мигом проник в моё сознание. Неподвижно сидя на корточках, стараясь лишний раз не шевельнуться, я поворачивала голову вправо. Вдруг мой взгляд будто упёрся во что-то явно живое. Я замерла, когда увидела тёмную, казалось, неподвижную большую чёрную точку с интересным белёсым круглым ободком вокруг. Не осознав ещё увиденное и замерев, как будто меня здесь и не было, я продолжала поворачивать голову. За парой зелёных веток, которые прикрывали моё лицо, я увидела покрытое гладкой тёмной серой шерстью огромную, как мне тогда показалось, спину зверя. Живой лось лежал неподвижно на траве! Резко пахнуло потом, шерстью животного.
Мгновение – зверь и я замерли, кусты, отделявшие меня от бокового взгляда зверя, вдруг шелохнулись, и огромная серая голова с остро стоящими ушами, покрытыми сероватым пушком по краям, вдруг развернулась в мою сторону. Гордый звериный взгляд коричневых, почти чёрных, чуть навыкате глаз уставились на меня. С тех пор взгляд диких прекрасных глаз, неповторимый, неподвижный в промелькнувшее мгновение запал в моё сознание и записался в памяти навсегда. Этого мгновения мне хватило, чтобы понять, что огромный тёмно-серый зверь – настоящий лесной лось. Страх, оцепенение в тот момент захватили моё сознание так, что я какое-то время сидела на корточках неподвижно, казалось, с полным безразличием рассматривала это лесное чудо, на автомате нажимая спуск фотоаппарата.
Вдруг потревоженный огромный зверь резко рванулся вперёд, отпрянув в сторону, и вскочил на крепкие высокие ноги. Раздался ошеломляющий треск, будто поблизости из земли вырывали деревья с вековыми корнями. Сознание вернулось ко мне, в испуге я откинулась назад, упала набок и поползла куда-то в сторону, профессионально не упуская из рук фотоаппарат. Красивый великан, в два моих роста только мгновение, величаво запрокинув свою прекрасную голову, постоял, дико оглядываясь на меня, и метнулся вперёд, ломая и круша под стройными ногами ветки, кусты и ещё непонятно что, удаляясь всё дальше от места своей ночной лёжки, на которую я, оказывается, совсем случайно наткнулась в чаще леса.
Сердце у меня неистово билось. «Повезло, повезло, увидела!» – стучало в висках. Впереди, справа, чуть больше козлёнка, бочком мелькнул лосёнок и тоже скрылся в кустах за матерью. «Эх, а это же лосиха! – сильно стучало у меня в висках. – Упустила лосёнка, не сфотографировала!» – сожалела я, утирая взмокший лоб. Лосиха, уводила всё дальше в лес своего малыша!
Я стояла, глядя им вслед, и удивительное чувства восторга от пережитого в эти минуты преследовало меня. Но вдруг в мои колени сзади кто-то мягко, но сильно ткнулся. Ноги у меня подкосились, я упала, но удержалась локтями и чуть не выронила фотоаппарат. А это был второй лосёнок, который, видно, отдыхал поодаль от матери и только что проснулся. Потеряв на мгновение мать, он вскочил и бросился вперёд. Но тут наткнулся на мои ноги, отскочил и что было сил у него бросился за ней, вскоре исчез из вида. Я успела только заметить его мелькавшие впереди стройные ножки и жалела, что не удалось заснять лосят.
Не надеясь на что-то хорошее среди снимков и понимая, что делались они непроизвольно, почти на автомате, я взглянула на них. Многие снимки пришлось убрать – размыты, но момент моей встречи с красавицей лесной очень порадовал. Вот и лосёнок догоняет мать, а второй лосёнок, оказывается, споткнулся, когда наткнулся на меня и упал на колено. В этот момент и поймал его мой фотоаппарат. Как же я удивилась и обрадовалась этим снимкам.
Был и самый первый снимок, почти профессионально сделанный. В застывшем на снимке взгляде зверя на меня вполоборота диким глазом на гордо посаженной голове смотрела прекрасная лесная красавица лосиха. Непокорность, растерянность, тревога перед опасностью, конечно, за маленьких лосят – всё было в этом взгляде. Испуг дикого зверя от моего появления был, наверное, обычным для лесного животного. На протяжении всей своей жизни привыкшие к напряжённому ожиданию любой опасности, чуткость и осторожность у них всегда рядом со страхом, даже у зверя сильного, такого как лось, а тем более лосихи с детьми. А вот я ещё долго не могла забыть свой почти животный испуг и страх, когда чуть не столкнулась с лосихой, глаза которой, когда она вскочила, оказались над моей головой. Ведь она могла ударить меня ногой. К счастью, этого не случилось. Взгляд этой дикой красавицы зелёного леса на фотографии стоил моего риска.
До сих пор даже спустя многие годы этот снимок заставляет меня улыбаться при воспоминании о необычной встрече в прохладном утреннем лесу с необычной лесной красавицей и её лосятами.
Музыка утра
Раннее утро. На востоке полыхали яркие зарницы. Солнце медленно, по-хозяйски выползало за горизонтом и, казалось, будто не спешило начинать новый день. По узкой лесной тропинке, опираясь на велосипеды, двигались трое – Юрий Михайлович, его жена Катерина и я. Хорошо протоптанная вначале пути лесная тропа уводила нас в густые заросли, вдоль которых серой лентой тянулась наша тропинка и вела к заповеднику.
Первые всполохи солнца с трудом пробивались сквозь лесную чащу. Будто кинжалами яркие лучи, пронизывали густые заросли кустов, низкорослых деревьев, падали на листву, отчего на зелёных листьях капельки росы вспыхивали ослепительным блеском, словно осыпанные драгоценными бриллиантами, и, скатываясь вниз, рассыпались бриллиантовой пылью. Было похоже, что солнечные лучи, мокрая листва, капли росы в этой лесной глуши вели свою, неуловимую для обычного слуха, музыкальную партию, очаровательную, тонкую. Лес просыпался, наполняя всё вокруг таинственными звуками, неповторимой музыкой лесного утра.
Эти красивые места были мне незнакомы. Вскоре тропа привела нас к большой лесной поляне, дальше простирался луг, где в густой высокой траве знакомая тропа почти затерялась. Здесь Юрий Михайлович – егерь местного заповедника с женой, которая работала ветврачом, отправлялись домой. И до условного места за рекой мне придётся добираться самостоятельно. Мои друзья свернули навстречу солнцу, к востоку, а я двинулась по еле заметной тропе, на которую мне указал Юрий Михайлович.
Среди сочных луговых трав, как на красивом цветастом сарафане, были разбросаны полевые цветы. Я остановилась, чтобы сделать несколько приятных и красивых снимков. За утопающим в ромашках лугом журчала небольшая речка, не спеша и плавно неся свои воды. Утренний туман плотным белым покрывалом низко стлался вдоль речушки. По течению на высоком правом берегу тёмной полосой тянулся сосновый лес с перелесками белоствольных берёзок и рябины, на опушке которого должны встретить меня друзья из местного заповедника, где разводят зубров.
Осторожно, чтобы лишний раз не стряхивать на себя обильную утреннюю росу с травы, которая кое-где была в мой рост, я пробиралась с велосипедом к речке. Вскоре моя тонкая куртка промокла и мне пришлось остановиться, чтобы хоть немного как-то утеплить себя – простуду подхватить не хотелось, да и чувствовалась усталость. Напоённые ночной росой травы, ещё не скошенные, тяжёлые, низко клонились к земле. Но отдохнувшая за ночь влажная трава, цветы уже поднимались к теплу солнца, медленно раскачиваясь на ветру. Жёлто-белые головки ромашек, колокольчики на тонких стебельках, кувшинки, бело-розовые лилии жалобно всхлипывали, поскрипывая под каждым шагом моих сапог.
Я сделала ещё несколько снимков лугового чуда, и дальше брела медленно, осторожничая, не решаясь наступать на красоту каждого цветка. Вскоре луговые травы, цветы остались позади. Неожиданно точно я вышла на сухую узкую дорожку, про которую рассказывали мне Юра и Катя. По ней я вышла к прекрасной зелёной роще, которую называли здесь соловьиной. И вдруг в царившей вокруг тишине послышались необычные и красивые трели. На минуту смолк и тут же смело защёлкал другой соловей более звонко раз, ещё раз, и раздалась вокруг необыкновенно звонкая россыпь трелей. Так лесной запевала – соловей начал свою музыкальную разминку, взяв самую высокую ноту и выполняя свою партию стройными, сладкими трелями, тут же был подхвачен остальными не менее звонкими соловьиными голосами, рассыпаясь мельчайшим бисером по утренним лесным рощам. Где-то вдалеке кукушка несмело вмешалась, подала голос, но смолкла. Следом несколько раз бухнул удод, и тоже – тихо.
Соловьи завладели лесным царством, каждым лесным жителем, в том числе и мной. Я устроилась поудобнее на сваленной сосне, прислушиваясь к каждому поданному новому птичьему голосу в соловьином хоре, стараясь различить каждый звук, щёлканье и трели. Несколько секунд – и тонкие трели исчезли, но вот запевала-соловей опять подал голос, будто дирижёр удивительного музыкального ансамбля. Его поддержал другой, присоединился следующий соловушка. Через мгновение такая маленькая серая пташка с изумительной красоты голосом покорила всю лесную округу, радуя своим пением всё живое вокруг. Вслушивалась в эти волшебные звуки пока соловьиная песня, разливаясь по роще, я потащилась со своим великом дальше к реке, часто останавливаясь и прислушиваясь к умиротворённым соловьиным звукам. Спокойствие, забытое в городской суете событий, незаметно возвращалось ко мне. Не делая резких движений, я старалась записать соловьиное пение и сделать снимки окружающей меня красоты.
Вот и река рядом. На берегу плакучие ивы низко склонились, отражаясь в прозрачных водах. Ветки ивы бережно, словно дитя купали свои тонкие длинные листья на таких же тонких стеблях под укачивающий легкий ветерок. Жёлтые кувшинки и белые цветы одолень-травы, как их называют здесь, плавали на широких зелёных листках у самого берега, слегка покачиваясь. Сонная стрекоза тоже удачно попала в мой объектив. Она лапками расправляла прозрачные крылышки, сидя на освещённом солнцем тонком стебельке. Неожиданно большая рыба резко вздёрнула речную гладь, блеснула в утренних лучах белой спинкой и скрылась в тёмных водах. От неожиданности я, чуть не выронив фотоаппарат, свалилась на спину и осталась лежать с запрокинутым вверх лицом.
Солнце теперь будто спешило подняться выше, яркими красками пробираясь сквозь тёмно-зелёную завесу леса, розовым цветом окрашивая округу, нежно лаская и согревая. Каждая травинка, стебелёк и всё живое под солнечными лучами тянулось к теплу. Боясь спугнуть что-то неповторимое, что уже не придётся увидеть, я, прикрыв глаза, ловила каждый пригревающий лучик, который падал мне на лицо, вслушиваясь в чуть слышные движения и шорохи в траве, в доносившееся издалека соловьиное пение.
Но вскоре утренний холодок коснулся моей спины. Вскочив, я натянула бейсболку поглубже и быстро двинулась вдоль по берегу вверх с велосипедом, который был для меня теперь не в тягость. Извилистое течение реки уводило меня за собой. В узкой речной протоке по переброшенным чьими-то заботливыми руками жёрдочкам я смогла перебраться на правый берег. Крутой и высокий, покрытый на склонах жёлтым сыпучим песком, вверху берег заканчивался гладким, как стол, зелёным плато, и дальше чуть видна была солнечная опушка соснового леса. Я присела и, передохнув, двинулась по правому берегу вверх, наблюдая иногда за спокойным течением реки внизу, часто останавливаясь.
Неожиданно основная река внизу сделала крутой поворот, уходя в сторону от высокого плато правого берега, по которому я двигалась. Здесь, видимо, весной основное русло капризной реки сильно разливалось, оставляя за собой речные разливы да болота по обеим пологим в этом месте берегам. Внизу у самой реки я заметила изумрудный лужок, по которому разгуливали большие белые птицы. По весне, когда вода разливалась, этот лужок скрывался под водой, поэтому мне не сообщили об этой красоте друзья.
Слишком неудобный для спуска велосипед я оставила наверху, а сама с трудом спустилась вниз, чтобы поближе рассмотреть лужок с большими, гордо расхаживающими птицами. Но когда я подошла поближе, лужок оказался небольшим болотцем, а птицы – аистами, которые не обращая на меня ни малейшего внимания, продолжали расхаживать, отыскивали в траве лягушек и проглатывали их, грациозно запрокинув свои серо-чёрные головы. Похоже, что прекрасные птицы были здесь частыми гостями. Они прилетали сюда обычно по утрам, чтобы сытно покормиться, как рассказал мне местный мальчик лет семи, и это были не аисты, а журавли.
– Тётенька, что вы не различаете журавлей от аистов? – спросил он меня и подозрительно посмотрел на меня. Пришлось честно признаться – ошиблась ведь. – Ну ничего, вы городские, – пожалел мальчуган от всего сердца меня.
Мы подружились, и он повёл меня показать родник, который был, по его словам, особенным своей очень холодной водой. Пока я шла по краю болотца, лягушки на каждом шагу выскакивали из-под ног. Это было неожиданно, и я вначале резко отскакивала, пугаясь. Парень тихонько улыбался, глядя на меня. А когда я в очередной раз шлёпнулась и рассмеялась, мальчуган тоже весело засмеялся, уже не скрывая из-за вежливости передо мной улыбки. Так мы долго просто хохотали теперь, расслабившись, и понарошку, и всерьёз отпрыгивали от лягушек, когда они одна за другой запрыгивали к нам на одежду. Одна зелёная случайно запрыгнула на мой рукав, а другая – на воротник и точно провалилась бы мне за шиворот, не смахни её вовремя Коля, так звали мальчика.
Вода в ключе была действительно очень холодная и чистая. От ключа вверх тянулась узкая тропинка, по которой Коля, как совсем взрослый, вёл меня. К ключу спускались жители, близ расположенного жилья, где жил и Коля со своими родителями. Вода была и в самом деле необычная – вкусная и такая холодная, что от неё сводило челюсти и стучали зубы. По крутому берегу мы взобрались с мальчиком на плато, здесь он забрал мой велосипед, чему я и сама обрадовалась, утомительно с ним по лесным дорогам, хотя и верный друг.
– Заберёте на обратном пути, с ним морока будет, и там не разрешается ездить даже на велике. Тётя Катя моя крёстная, потом придете вместе к нам. Мамка вареники с черникой сделает, угостит обязательно. Пойду, мать волнуется, долго я гулял, – сказал Коля и быстро зашагал обратно.
Я тоже поспешила к условленному месту на опушке соснового бора у огромного дуба.
Могучие корабельные сосны скрипели, качаясь и где-то высоко касаясь неба ветками. Если смотреть на них долго, казалось, вели эти великаны между собой суровый мужской разговор. О лесных боях, партизанах, что остались под ними навечно, а может, о ещё более древних сказаниях и сражениях, или вспоминали великого Петра I, который строил здесь свои первые корабли.
Июньское солнце спешило к зениту. Воздух, напоённый смолой и запахом прошлогодних сосновых колючек – шигалья, как их называют местные жители, убаюкивал, расслаблял. Прислушиваясь к звукам леса, я незаметно погрузилась в забытьё, которое мягко окутывало и убаюкивало меня. Проснулась от того, что яркое солнце слепило глаза, и капельки солёной влаги обильно собрались у меня на лбу. Ноги затекли и покалывали. Я спустилась обратно к источнику, напилась обжигающе холодной воды, смыла с лица остатки дневной усталости и дрёмы.
Я задержалась у источника. Вокруг качались луговые травы, озерко рядом с источником от зелени трав блестело, как большущий изумруд. Вскоре появилась Катя, и мы двинулись к долгожданному заповеднику. Уходила музыка утра в лесу, сменяясь зноем и тишиной. Затихли птицы, шорохи, движения малых и больших жителей леса, притаилось всё живое. Покоем, негой, смолой дышал сосновый лес. А где-то высоко-высоко проплывали пушистые облака, обгоняя друг друга. Жаркий полдень решительно вступал в свои права.
Мама
Был прохладный осенний вечер. Мама стояла у калитки и провожала меня. У неё был такой ласковый взгляд. Что-то родное светилось в этом материнском взгляде, отчего в груди у меня теплело и разливалось счастье. Этот взгляд будто жалел, звал, обнимал, и ещё что-то такое было в нём, что словами невозможно передать. Я наклонилась, пытаясь скрыть своё смущение, начала закрывать замок сумки. Мама внимательно с нежностью продолжала смотреть на меня, чувствуя её нежный взгляд, я старательно перебирала яблоки. Мамочка смахнула незаметно набежавшую слезу, поправила на голове тонкую косыночку, промокая поспешно ею глаза. Чтобы не заплакать, я подняла голову и улыбнулась.
В этот вечер я засиделась у мамы. В доме моего детства рядом с самым дорогим человеком было по-домашнему тепло, и время бежало незаметно. Мама угощала несравненными голубцами, компотом, вареньем, всё было очень вкусное. Выйдя в сад, мы расположились под яблоней за круглым столом. Аромат антоновских яблок будоражил пряным ароматом. Мама вынесла ещё тёплые пирожки. Но спускались густые осенние сумерки, и надо было отправляться домой. Я неохотно встала, обняла маму, и мы молча стояли рядом. Она напомнила, что мне пора идти, да и по тёмным улицам сложно добираться с тяжёлыми сумками, беспокоилась мама. Нежно тронув моё плечо, она тихо сказала: