Глава 8
И Лена вспомнила, как ходила с теткой Таней и ее подружкой, такой же худенькой хохотушкой, на затон купаться и поплавать на лодке, благо выжженная степь покрыта каналами. Укрыться от солнца негде. Они сидят с лопухами на голове в лодке. Ее края покачиваются, мутная волна шлепает днище, а Лена лежит лицом вниз, опустив обе руки в теплую воду, и слушает степь под монотонную песню кузнечиков: то жук пролетит, то камыш зашуршит, то лягушка нечаянно квакнет. Подружки шепчутся:
–Ты не говори так прямо.
–Да она еще мала, не понимает, – успокаивает подругу тетка и увлеченно продолжает рассказ, на который девочка до этих слов внимания не обращала.
Девушки заговорили еще тише, а она, затаив дыхание, слышит голос тетки:
–Знаешь, с ним так хорошо было!!
–А рожать как будешь? – озадачила подруга.
–А кесарево на что?! – не сразу нашлась Татьяна. Помолчала и наиграно бодро добавила, – зато богатырь будет!
– Может быть, – вздохнула подруга..
Ответ Лена плохо расслышала, подняла голову, – и голоса сразу смолкли, а через минуту голос тетки приказал:
–Ну, вставай, надо домой идти, кушать готовить, да и Вовка за тобой вот- вот приедет.
Они шли по пыльной дороге. Солнце тонуло, погружаясь в степь. Изредка робко трещали первые, проснувшиеся цикады, и покусывали спросонья комары. Через час они будут налетать тучами. Все в степи осмелеет и с жадностью бросится жить, набираться сил, впитывать бесконечную энергию оживающего простора.
Махая лопухом, Лена поглядывала на тетю Таню и раздумывала, спросить или нет о том, за кого лучше выходить замуж, кого ты любишь или кто тебя любит? Наверное, она точно знает ответ. Но, видя, что та не обращает на нее никакого внимания, решила не спрашивать: сама потом разберется.
Глава 9
А вот теперь тетка, забросив детей и мужа, ударилась в другую крайность- самозабвенно замаливать грехи. Так вот почему бабуля была так озабочена! – Удивительно, как они все похожи друг на друга и на бабу Катю! – думала Лена, – даже жуют одинаково: не торопясь, с открытым ртом. Одно слово – таврские. Но как уютно и спокойно рядом с дядей Вовой. Вроде и не отличается силой и роста среднего, а вот исходит от него какое-то тепло. И самое главное, он пьет и не пьянеет, а еще лучше становится, ближе. Роднее. Вот тебе и родной брат!
А Вова чутко уловил напряжение за столом. Он не одобрял ни сестру, ни деверя. Мужик он или нет в семье?! Приструнил бы Таньку- и все! Так нет же! Все сам: и на работу, и в магазин, и в ясли, и за плитой, а жена, знай себе, молится, ититна сила. Но это не тема за обедом, и он, чтобы разрядить обстановку, решил рассказать, как вчера ходил встречать со второй смены, в полночь, Раю на комсомольскую проходную дополнительную.
–Ночь. Темно. . Стою, жду, – начал он рассказ, – А территория завода огорожена высоким забором, и вход и выход один, далеко. Вот рабочие и придумали сделать лаз в противоположной стороне ограды, на соседней улице: и близко, и никто не проверяет карманы. В общем, комсомольский лаз. Вдруг . слышу – шаги. Ну, думаю, жена идет. Отодвигаю дощечку и сталкиваюсь с какой-то лысой головой. Вскрикнули оба от неожиданности и испуга. У него из рук, бац, – и выпала банка под ноги, пока ее ловил, махал руками, рубаха расстегнулась – и полетели булочки. Я стою, растерялся от неожиданности, а он пыхтит, шарит в темноте, ругается… Умора! Ититна сила! Пришлось помочь бедняге
Он засмеялся, приглашая последовать его примеру, и все заулыбались и каждый подумал, что работать на хлебном заводе, оказывается, очень даже выгодно: не надо покупать продукты, из которых выпекаются хлебно-булочные изделия.
Лене эта история не показалась смешной, но она с любопытством спросила:
–Чем помочь?
Дядя Вова усмехнулся, запил пирог компотом, крякнул от удовольствия и ответил:
–Чем, чем. Фонариком, конечно. Сам сделал. Сильно светит, ярко и не бьется. Я тебе потом покажу, – опередил он вопрос, готовый сорваться с губ племянницы.
–Пока Раю ждал, всю траву накормил сгущенкой, вытирая об нее ноги. Все равно липли, пока домой не пришел и не вымыл водой. Да не смотри ты на меня так страдальчески! А… понимаю, – рассмеялся он, глядя на Лену, – тебе не меня жаль и не траву, да? Сгущенку пожалела!
Все засмеялись, а девочка тут же залилась краской и стыдливо опустила голову. Далась им эта сгущенка!
–Да, на одну зарплату не проживешь…, – сказала, вздыхая, Татьяна.
А Вова с жаром продолжал:
–Этот лаз в заводском заборе знают все, и забивали не раз. Бесполезно! Лаз неистребим! Комсомольский!
Таня перестала дуться, смеялась со всеми, усердно налегала на пирожки и посматривала на брата.
–Вов, а ты мне нож хороший сделаешь? – попросила она, – купила, а он не режет. Хоть плачь.
–Угу! – промычал брат с набитым ртом.
–А Вова все может, его на заводе очень ценят, – объяснила Рая моряку. И неожиданно с гордостью выдала, – ему даже квартиру вне очереди дают…
Екатерина Дмитриевна повернулась к сыну, наклонилась над столом и, сузив глаза, сказала:
–Опять! Опять сбираешься тикать!? А я? Менэ як жити!? Разве я не пособляю тоби? Роблю чо могу: и курочки на менэ, и порося, и стряпня. Осенью опять же ж у поля пидэмо, сбираем семечек. На всю зиму забота: жарить да продавать. Копейка ж будэ. Мало, да?
Вова недовольно посмотрел на молодую жену и смущенно ответил:
–Мам, да мы же не отказываемся помогать. Каждый из четверых в месяц даст с получки – вот и пенсия. Тебе же лучше будет, и от нас отдохнешь, а?
–Мы же хотим самостоятельно жить, – защищала мужа Рая, – у нас на хлебозаводе все девчонки без родителей живут.
–Самостоятельности захотели? – бросила ложку на стол Екатерина Дмитриевна, – а кто тебе ее не дает!? Будь самостоятельной и живи в семье. А вы хотите обрести ее, бросив мать и развалив семью?! А ты, Вовка, помнишь, как Иван в одиннадцать лет спас всех вас от голодной смерти? Война, Голод. Верочки три месяца, лежит и только тихо попискивает, и не надеялась, что жива останется! А ты с Танькой ходил, все лебеду жевал. Забыли, как мороженая картошка была слаще теперешнего меда? А ведь Ивана тогда дед в Сальск к себе звал, на хлеба. Не поехал старшенький, не бросил. Поехал менять вещи на зерно. Два месяца не было сыночка, уже и отчаялась увидеть, а он явился с шестью мешками. Грязный, в лохмотьях, вши по лицу, по рукам бегают. Целый день отмывала, из кудряшек их горстями вытаскивала…
Мог уехать и жить для себя. Остался. Спас нас. Вот самостоятельность!
Она обвела сидящих за столом и опять обратилась к сыну:
–А помнишь, уже после войны, как Иван просился пойти учиться, профессию очень хотел получить, а я ему: « Нет, иди коров паси, работай!» Вам же с Танькой надо было семь классов закончить! И шел мой первенец со слезами на глазах коровам хвосты крутить. Вот она самостоятельность! Ответственность! Ну-ка, скажи, когда Иван пошел в школу десятников?
Вова нехотя ответил:
–Когда я поступил в техникум, а Танька заканчивала медицинский и подрабатывала в больнице.
Екатерина Дмитриевна в волнении перекладывала ложку:
–Всех в лиху годину сберегла, всех четверых вырастила… А теперь каждый в своей норе будете жить, да? – она встала и всем стало как-то неловко сидеть. – Таврские мы! Объясни, сын, своей жене-северянке: у нас чужих детей не бывает. Если у Таньки вечный пост, а у Николая – рабочий цех, то их дети должны знать, что есть на земле дом, в котором их всегда накормят. Иван уехал, теперь ты, Вовка, отвечаешь за сестер.
Все сидели притихшие, озадаченные. Женщина печально посмотрела на семью, взращенную такими титаническими усилиями. Растила одна, без мужа, которого забрали в первый день войны и даже похоронки не прислали. Был человек – и нет. Пропал без вести.
–Да мама, вопрос еще не решен! Это же только предложение и все! – успокаивал он мать. – Никто не собирается тебя бросать. Вот мы с Раей думали ремонт печки делать: обложим ее кафелем, тебе не придется зимой каждую неделю ее белить! Правда?
Рая с готовностью кивнула. Ее зеленоватые глаза виновато ласкали, успокаивали расстроенного мужа и избегали встречи с непримиримым взглядом васильковых глаз свекрови. Она злилась на свою несдержанность и на упрямую свекровь, из-за которой она пока не может жить так, как хочется ей, но это пока… А сейчас… она лихорадочно искала выход, желая исправить свою оплошность. Секрет! Веркин секрет! Он должен помочь.
– А у Веры ухажер появился, – выдала новость Раиса, – хорошенький такой, ладный.
Вера покраснела, улыбнулась так же, как мать, и подумала: значит, зря она старалась скрыть свои чувства и понравившегося парнишку, когда назначала свидание в глубине сквера. Все равно увидели и передали. Станица! А ведь около памятника Ермаку никого не было!
–Правда? – устало спросила Екатерина Дмитриевна и повернулась к дочери.
Вера смутилась еще больше и кивнула в знак согласия.
–Вот и слава Богу! – довольно сказала мать. – Все идет своим чередом. Васенька был бы доволен.
Лене было жаль и бабушку, и дядю. Ведь сейчас время другое, а помогать можно, наверное, и на расстоянии. Или бабуля говорила о другой помощи?! Одно дело дать деньги или десяток яиц, и другое – вовремя поддержать, посоветовать, удержать от ошибки, что невозможно на расстоянии. А может, без них, без детей, она потеряет смысл жизни? Лена вздрогнула. Это страшно.
Глава 10
– Баба Оля, а что это с вашим Геннадием? Заболел, что ли? – спросил Николай, ставя пустую чашку.
–С чего это? – недовольно буркнула женщина.
–Худой, как скелет. Смотрю, идет по рынку, шатается. Думал: пьяный, так ведь не пьет он, а поначалу и не узнал меня. .
–Что с ним сделается! Вчера собирались у брата Тимофея, и Тамара, его жена была, и Генка со своей Нинкой пришел. Посидели. Все в порядке у них, правда? – обратилась она к сыну.
–И.. нелегко парню, – вздохнув, подхватил разговор Вова. – Я что думал: женится – легче будет. Все родная душа под боком, а оно, вишь, ититна сила, что получается…
–А что получается? – сразу же встряла в разговор Лена
–Что, что … Ничего хорошего. Отделила их мачеха, а зарплата – пшик! Не проживешь. А жена то ли работает, то ли нет.
– Да причем тут это!? – заволновалась Вера. – Болен он, полечить его надо.
–Вот, вот. Мачеха только этим и занималась! – усмехнулась Ольга.
– Да не так, – с досадой отмахнулась девушка.
И Гена, и Вера были ровесники. Они дети войны. Младенцы Великой Отечественной! Родились накануне страшного времени, засыпали в холодном подвале, просыпались от взрывов, хлеб и картошка – как праздник, а сахар увидели лишь в конце войны. Выжили вопреки всему. А сколько их погибло?! Дети войны! Они похожи на выросшие в засуху колоски, тоненькие, хилые, бесплодные. Кто виноват? Время? Люди? Только ничто не проходит бесследно. Война давно закончилась, а они продолжают сражаться за свою жизнь.
–Да, хватит тебе, – одернула Веру баба Оля. – Давно было. Перерос он уже. Работать надо лучше!
Екатерина Дмитриевна, услышав эти слова, отвернулась, будто бы посмотреть на играющих детей. Отвернулась, чтобы не взорваться, не крикнуть: «Да разве ты мать?!»
Ее Верочка до сих пор плачет во сне, в обмороки падает, к учебе совсем равнодушна, память плохая. Если со старшими она до войны занималась, стихи учила, книжки читала, то с младшенькой – постоянно одна мысль – выживи! Живи! Ее дочке работу не потянуть. Слаба. Самой надо работать за двоих, пока сил хватит, а Верочку беречь. Бог даст, выйдет замуж – окрепнет, еще детишек нарожает…А кто будет беречь сироту?! Тимофей под такой пятой, что без разрешения Томочки рта не может открыть, не то, что защитить сына. А тут жертвовать надо, делиться. Может, этот ключ гаечный мальчишка и поднимает-то через силу…
Лена поняла сердитый взгляд бабы Кати, но думала о своем и ерзала на лавке от волнения. Завтра же надо пойти к Гене.
–Надо бы поговорить с ним, иттина сила… Может, удастся устроить его к нам на завод. Все -таки приличней зарплата, чем в трамвайном депо, – размышлял вслух Вова.
Дети, насытившись, давно уже играли во дворе, и в тишину влилась тихая спокойная мелодия. Баба Катя негромко пела: « Скакал казак через долину, через широкие поля…» А баба Оля подхватила басом: « Скакал он садиком зеленым, кольцо блестело на руке.»
Матрос сначала внимательно вслушивался в непонятные слова говора, потом заскучал и, наклонившись к поющей девочке, попросил:
–Ты могла бы мне завтра показать город?
Услышав это предложение Лена ахнула про себя. Вот это да! Идти по улице с красавцем матросом и блеснуть знаниями – вот удача! Но ведь она завтра должна идти спасать Гену!
Лена колебалась. Ровно секунду.
Видя ее нерешительность, Володя по-своему понял это колебание, поэтому поторопился объяснить:
–Отпуска почти не осталось, а я ничего и не видел. Вера сказала, что ты знаешь историю города. Да?
Лена кивнула.
–Ну, ладно. Только до обеда.
–Как скажешь.
Алексей широко и чуточку снисходительно улыбнулся, как это делают старшие, взрослые люди, не воспринимающие всерьез проблем детей. Но девочка этих тонкостей не увидела. Ласковая улыбка моряка обезоружила ее. Щеки зарделись, стыдливый взгляд уткнулся в кружку на столе, и она услышала:
– Утром я зайду за тобой.
Глава 11
Это был великолепный день. Они бродили по городу, и их переполняло ощущение счастья и свободы. Обошли вокруг главной достопримечательности – Собора Рождества Христова. Прохожие оглядывались на красавца матроса, и Лена, счастливая и довольная, увлеченно говорила:
– Бабушка рассказывала, что строили его целый век! Представляешь, сто лет?! Построят – а он возьми и рухни! Опять дойдут до купола, а он ночью и рассыпется! Ни с того ни с сего. Да не один раз, а дважды. Уже отчаялись: без собора казакам нельзя.
– И в чем причина? Почему неожиданно падали стены? – спрашивал Алексей, с улыбкой поддерживая девочку, шаловливо шагающую по бордюру.
– Это смогли понять лишь через девяносто лет! Его строительство казаки заложили в пятом году прошлого века, а в девяносто пятом заметили, что слишком много потрачено песка, цемента. Стали считать.
Лена специально остановилась, лукаво поглядывая на матроса: может, догадается, в чем причина. Но на лице Алексея сияла блаженная улыбка, не омраченная мыслительной деятельностью, поэтому девочка продолжила:
– Оказалось, вес стен храма на миллион пудов больше, чем может выдержать фундамент! Понимаешь, он падал, потому что был слишком тяжелый! А теперь видишь? Он большой, красивый и на веки, как положено у казаков.
– Неужели на века? – иронично заметил Алексей.
– Да, – серьезно ответила девочка. с гордостью глядя на собор – В войну бомбы разрывались рядом – ни одной трещинки! До революции, бабушка говорила, купол украшен был хрустальным крестом. Сиял на солнце, переливался.
– Красивый. Но городок все-таки маленький, – сделал вывод Алексей.
– Да ты что?! – немедленно возразила Лена. Ее патриотические чувства были незаслуженно задеты. – Да у нас уже до революции был открыт первый на юге политехнический институт, институт благородных девиц, Мариинская гимназия, а ремесленных училищ – не счесть! Это была настоящая казачья столица.
–А сейчас? – спросил Алексей и посмотрел вокруг. Лена проследила за его взглядом и будто увидела родительский городок впервые: неухоженный, заброшенный, будто растянутый двумя реками, и лежал, еле дышал, затаился. Уже больше полувека ждет лучших времен.
Даже в страшном сне не может присниться тот геноцид, который устроили большевики на Дону в гражданскую войну. ЦК во главе с Лениным объявил о беспощадной борьбе с верхами казачества «путем поголовного их истребления». За одного убитого красноармейца расстреливали сто казаков. Каждый день трибунальцы с пулеметами ехали по хуторам и станицам вычищать Дон от казаков. Население таяло. Степь корчилась в муках, выла и стонала. Страх загнал эти воспоминания в самые дальние тайники памяти, и только архивы под семью замками содрогались от нечеловеческой жестокости власти.
Но пока девочка этого не знала. Она гордилась своей Родиной, своим городом, поэтому сказала быстро и задиристо:
–И сейчас!
Алексей и не думал спорить. Он с восторгом смотрел на эту голубоглазую курносую девчонку, сыпавшую яркими историческими фактами, деталями. Им интересно вместе, и на лице у Лены все время блуждала улыбка.
–Мы в центре города, на Сенной площади. Вон там памятник атаману Ермаку, покорителю Сибири, – кивнула девочка, облизывая тающее мороженое. – Ему больше ста лет!
–Кому? Атаману или памятнику? – засмеялся он
–Смотри, даже асфальт расплавился! Вот это жара, – не стала уточнять девочка.
–Пойдем, спрячемся.
–А куда?
– Да хоть в кино!
– Здорово, пойдем!
Он взял ее за руку. Руки у обоих были потные, скользкие, но они старались не замечать этой мелочи. Володе нравилось все в этом городе: и водяное мороженое, и хилый, поникший цветник в сквере, и единственная широкая улица, пересекающая центр плато, но больше всего его восхищала эта удивительная девочка, так не похожая на своих родственников. С ней было легко и не стыдно своего незнания.
Глава 12
Через три часа под стук хлопающих сидений с потухшего экрана неслись завершающие нежные, тоскующие звуки вальса. Увиденный фильм произвел сильное впечатление. Молчаливая и сосредоточенная толпа осторожно текла к выходу на улицу. Жара спала.
Володя мрачно молчал. В начале фильма он весело посматривал на Лену и продолжал держать ее руку, но когда увидел захват чайканшистами советского корабля и сцены пыток матросов, он так сжал спинку сиденья перед собой, что стул жалобно хрустнул, а женщина, сидящая на нем, испуганно оглянулась. Алексей растеряно извинился и спрятал руки под мышки. Так и просидел весь фильм, как каменный. Угрюмый, он шел теперь сзади, чтобы не говорить, не отвечать, не разжимать окаменевших губ.
А Лену охватил восторженный патриотизм. Дитя своего коммунистического времени, она чувствовала лишь романтику в этих страшных событиях, разведенных нежным, красивым вальсом, звучащим рефреном через весь фильм.
–Вот это фильм!– восхищалась девочка, – Сразу понятно, почему так называется « «ЧП». Вот это моряки! Какая воля! У меня, наверное, никогда такой не будет! А как хочется быть сильной. Вот это чрезвычайное происшествие.
Алексей внимательно посмотрел на Лену, как на маленького ребенка, и взял за руку.
– Пошли.
–Нет, ты понимаешь, я знаю свои недостатки, а вот, как их исправить, не всегда понимаю.
Матрос шел быстро, и Лена еле успевала за ним. Девочка, занятая своими переживаниями, не чувствовала перемену в его настроении и продолжала рассуждать:
–Вот Райский. Почему он смог побороть себя, а я не могу? Подожди! – она наклонилась поправить застежку в босоножке. – Помнишь, как здорово он пел под гармошку?
И она запела негромко, кружась рядом: « Через весь океан, сквозь любой ураган возвратятся домой корабли». Но Алеша даже не улыбнулся. Лена остановилась и обиженно заметила:
–Конечно, Тихонов поет лучше, я понимаю. Хорошая песня. Райский был уверен, что победа будет за ним, правда?
–Да, в кино всегда герой побеждает, – ответил серьезно стоявший на тротуаре моряк.
Близился вечер. Мимо спешили люди, в основном молодые. Что удалось сохранить казачьей столице после бурь и расстрелов, так это статус студенческого города. Беззаботные, улыбающиеся лица, игривые взгляды девушек на красивого статного моряка, зажигательная музыка, зовущая раскрепоститься и ни о чем серьезном не задумываться. Зачем? Серьезные проблемы пусть решают лысые дяденьки: они свое оттанцевали. И Лена, покачиваясь в такт, взяла его руку, приглашая на танец, и вдруг увидела глаза, наполненные такой затаенной болью, такой безмерной, нечеловеческой тоскою, какие видела только однажды у одинокого, выброшенного под забор замерзать щенка.
И Лена, наконец-то, заметила перед собой человека, хлебнувшего детдомовской жизни, и уже два года служившего на флоте, человека, который о море знал гораздо больше, чем показали сейчас в кинотеатре. Ее детский восторг и девичья болтливость столкнулись резко и неожиданно с горьким житейским опытом, и она извиняющим голосом спросила:
–Там что, все неправда, да?
–Ну, почему все? Историй таких было много, о них даже в газетах печатали, как наших моряков тайно держали в плену. Только в кино концы счастливые. Журналисты не пишут о тех, кого оставили в плену погибать. Отец смог вернулся лишь через десять лет из такого плена.
Они стояли и смотрели друг на друга. Из нескольких кафе одновременно плыли популярные мелодии на редкость плодовитого в этот год Арно Бабаджаняна.
Неужели отцу Алексея пришлось пережить этот ад?! Так вот почему не сложилась семья у бабы Оли! Ведь нет войны. Или она все-таки никогда не заканчивалась? Страдают семьи, кричит шепотом в ночи одинокое, беззащитное детство. А их отцы бессменно веками стоят на страже Отечества.
–Какая хорошая песня, – наконец, сказал Алексей и подпел автору:
« Благодарю тебя
за смех и за печаль,
за тихое прощай.
за все тебя благодарю..»
– Угу! Хорошая. А где твой отец сейчас?
–В порту работает, – ответил Алексей и наконец-то улыбнулся, взяв ее за руку. – Пошли?
Лена чувствовала себя маленьким ребенком, как когда-то с Геной. Даже понимая, что завтра Алексей уезжает, она не могла грустить, а хотела узнать, как можно больше о нем.
–Расскажи, как ты в детдоме жил?
–Как? Дрался, нападал или защищался. – и серьезно добавил, – а вечерами тосковал.
–Плакал?
–Понимаешь, там я многое понял. Ты живешь в семье. У тебя есть дом, папа, мама. Это надо ценить.
–Тебе хорошо говорить! – произнесла обиженно Лена и осеклась, смущенно улыбнувшись, пояснила, – еще неизвестно, что лучше: без отца или с отцом, который постоянно пьет и матерится.
–Лена, – Володя серьезно посмотрел на девочку. – Родителей мы не выбираем. Каждому они даются..
Девочка хотела возразить, но протестующее движение Володи заставило ее замолчать. Он продолжал:
–Главное, они не случайны. Надо знать свои корни.
–Зачем?
Добродушный, наивный вопрос. Алексей остановился и терпеливо стал объяснять.
– Чтобы понять себя.
Лену озадачил ответ. Что можно в себе не понимать? Но выглядеть глупой не хотелось, и она лишь вопросительно посмотрела на Алексея.
– Понять, что исправить в себе или чего не делать в будущем.
– И ты понял, чего нельзя делать в будущем?
– Конечно.
– Никогда не бросать детей?!
–Да. Это закон. Но самое главное – сохранять семью, подавляя свое эго. У детей должны быть родные и мама, и папа. Все остальное – вторично. Если бы у меня отец был рядом, скольких ошибок можно было бы избежать! – он глубоко вздохнул, будто каялся и сделал вывод, – Да, родителей надо беречь.
А Лена подумала: « А что нужно мне? Найти родного отца или, наоборот, присмотреться к тому, который рядом? Одно я знаю точно: мои дети никогда не будут знать, что значит жить с отчимом»
Притихшая и серьезная, она, молча, шагала рядом, обдумывая услышанные слова. Так о родителях она еще не думала. Ей казалось, что это они обязаны кормить, одевать ее, воспитывать в какой-то мере, а она должна все впитывать в себя и расти, а если что-нибудь не так, то можно и обидеться, разыграв вселенскую печаль, как она однажды это сделала, когда Гера, замотавшись, забыла поздравить ее с Днем рождения. Сколько слез в подушку! Сколько безмерной печали! Такую девочку и никто не любит!!! А надо было самой испечь торт, что делала Лена мастерски, и самой поздравить маму с праздником. Да, богата она задним умом!
Алексей перебил ее размышления вопросом:
–Лена, а что такое дом для тебя?
Спросил, как у взрослой, серьезно, внимательно вглядываясь в лицо девочки. Она сначала растерялась, не зная, что ответить. Дом есть дом. В голове пронеслось: стены, двор, огород, свой угол в большом зале с кроватью и мягкой подушкой, этажерка с книгами, аккордеон, или букет пионов на столе, или тепло полумрака возле горящей печи. Но сказала почему-то другое:
– Дом, наверное, там, где можно спрятаться от всех невзгод и бед, да?
–Молодец. Я тоже так думаю. Дом – это место, где тебя примут таким, какой ты есть. Подскажут, помогут и не осудят.
Он тяжело вздохнул, взял Лену за руку и, как маленькую, бережно повел домой,
Открывая калитку во двор, девочка сказала:
–Баба Оля хорошая, не переживай! Писать мне будешь?
– Конечно. Я рад, что мы познакомились.
–Но ты же еще приедешь?
–Может быть, -ответил он грустно.
– Наверное, баба Оля ему тоже не понравилась, – думала Лена, засыпая с твердым намерением писать матросу письма каждую неделю. Для поддержания духа.
Она лежала на жестком матрасе в резиденции дяди и тети. Спать здесь – награда. Рая в ночной, а дядя спит с Васькой. Колесовы соорудили терраску из некогда холодного, мрачного коридора; утеплили, застеклили, в углу поставили огромный фикус. Красота! Хорошо было бы, если бы не мысли…
А что если ее родной отец будет похож на бабу Олю?! Она -то мечтает увидеть красивого, веселого мужчину, а вдруг он другой! А зачем ей дан отец- пьяница? Исправить его или научиться чему-то у него? Может, и у нее в семье все наладится, и не надо никого искать? Ведь жили же они когда-то дружно. Но тайна притягивает. Нет, надо узнать правду, увидеть, понять и только потом что-то решать.
Уходил еще один день.