Алек вдруг понял, что одна секунда смешала все карты. Ещё недавно он стоял среди людей, которым мог доверять, ради которых готов был на что угодно. Сейчас он должен был искать, подозревать, высматривать, оценивать. И не мог. Слишком сильным было доверие.
Руслан с тяжёлым вздохом опустился в кресло. Оно протяжно скрипнуло, прогнулось под его весом. С тихим шуршанием покатились по полу колёсики. Руслан сидел уже за столом, уронив голову на руку, сжимая пальцами виски, словно пытался вдавить в них всё, что увидел сейчас.
Дверь оставалась заманчиво открытой. Алек не выдержал и обернулся. Один шаг, он выйдет, спокойно выдохнет, наберёт номер Ники, а лучше вернётся домой и обдумает всё спокойно, с чашкой кофе под аккомпанемент ночного города. Мечта. Алек знал, что выйти из отдела пока не удастся.
Руслан словно прочитал его мысли, вдруг поднял голову и, грозно взглянув на дверь, бросил:
– Никто отсюда не выйдет, пока не разберёмся, что происходит.
Никто не бросился к двери. Алек, напротив, отошел подальше. Как-то подозрительно дёрнулась рука Руслана. Не хватало ещё направленного в лоб пистолета.
– Вы же знаете. Один звонок, дело заберут у вас. А там уже я добьюсь ордеров на ваш арест до выяснения обстоятельств.
Руслан снова был на ногах. От растерянности его не осталось ни следа. Он смотрел свысока, с некоторым пренебрежением, презрением. Защитная реакция. Руслан тоже запутался.
– Ты подумай. Зачем это кому-то из нас? Где мотив? – Андрей попытался было образумить старшего коллегу. – Вспомни Влада… Нагилёв, Журавлёва – они ведь тоже никак нас не касаются.
– Молчи.
Руслан не кричал, не повысил голоса. Но в его словах была стальная угроза. Он держал руку на пистолете, а на самом деле достал уже его и одновременно направил его дуло на всех в отделе.
– Один звонок, – повторил Руслан. Он потянулся к телефону. И Алек среагировал первым. Он не заметил, как это произошло. Руки всё сделали сами.
– Пожалуйста, не надо глупостей. – Алек не угрожал. Он на самом деле просил. Но дуло пистолета уже смотрело в грудь Руслана. И что-то менять было поздно. – Выложите пистолет на стол. И телефон тоже.
Руслан послушно всё выполнил. Но Алек чувствовал, что перегибает палку, держа под прицелом полковника полиции и своего, пусть не прямого, но начальника.
– Убери пистолет. – Это уже Олег. Он замолчал слишком резко.
– Вы не будете никуда звонить, – продолжал Руденко, одновременно проклиная себя за безрассудство и удивляясь неизвестно откуда взявшейся смелости. Сейчас мы уберём оружие, телефоны, перестанем друг другу угрожать и просто спокойно всё обсудим.
– Не тебе это говорить, Руденко. – Руслан запнулся и опасливо посмотрел на пистолет.
– Заканчиваем цирк!
И, словно по команде, все обернулись к Андрею. В нём вдруг увидели лидера. И Алек послушно спрятал пистолет, и Руслан не стал возмущаться, не потянулся к телефону. Он скептически обвел взглядом странную компанию. Алек этот взгляд понимал. Только что всё было в полном порядке, и тут тебе угрозы, подозрения, видео, и это за неполный час.
– Послушайте. Да это безумие в конце концов. – Не дождавшись, пока начнёт говорить Андрей, Алек взял слово. – Мы можем подозревать друг друга, но сидеть здесь глупо. Предлагаю разойтись на ночь, расслабиться, всё обдумать. Этой ночью не должно быть убийства. А если будет, убийца выдаст себя сам. Мы закроемся, поставим камеры, будем соблюдать осторожность. В конце концов одна ночь ничего не изменит. Завтра в семь мы все будем здесь.
– Ни в коем случае, – отрезал Руслан.
Алек ждал отрицания. Руслан со странным подозрением косился через плечо куда-то чуть правее двери, словно кто-то следил за ним. И Алек заметил, что и сам он выглядит уставшим. Остался последний козырь в рукаве.
– Один день, Руслан… извините, товарищ полковник. Дайте нам один день. Если завтра убийца не будет сидеть в допросной, звоните, обыскивайте нас, допрашивайте, заводите дела хоть на всех сразу. Но я обещаю, один день, и я назову вам имя.
Руслан задумался. Алек знал, что он согласится. Ощущение странного триумфа опьяняло. Алек чувствовал, что бросил сейчас вызов не Руслану, даже не самому убийце. Он бросил вызов в первую очередь себе.
– Договорились.
Их ладони соприкоснулись в рукопожатии, крепком и почти дружеском.
– Алек, ты прости мне тот разговор. Делай, что хочешь. И… удачи, наверное. – Он грустно улыбнулся и отпустил руку Алека.
В первый раз Руслан назвал его по имени. Такая быстрая перемена в настроении Шустова удивила Алека. Ещё минуту назад он готов был обвинить всех в убийстве. Сейчас же давал не только время, которого оставалось до неприличия мало, но и поддержку. Последнее было просто необходимо.
– Что он сказал тебе? – уже в машине спрашивал Алека Сеня.
И Алек признался. Ему так надоело врать за последние дни. И после произошедшего в отделе разоблачения стало легче. А где-то впереди, дальше тёмной улицы, освещённой жёлтыми головами фонарей, мелькал свет. Финал скоро. Завтра.
– Мы же не успеем, – взволнованно заметил Сеня и тут же одёрнул себя, побоялся, что сказал лишнее.
– Может быть. – Алек пожал плечами, не отвлекаясь от дороги. – Но пора рисковать.
– Тогда завтра в семь? – Сене неловко было молчать. Он говорил нарочно, чтобы заполнить тишину.
– В семь, – бросил Алек и свернул с главной дороги. – Следи за тенями. И закрой этой ночью все двери и окна. Ни с кем не говори, не выходи из дома. И, Сень… попробуй отдохнуть.
Заботиться о Сене было приятно, прям как о Нике. Или Алек просто искал повод отвлечься. Он никак не мог признаться себе, что этот светловолосый мальчуган-программист стал частью команды.
– Это тебе бы отдохнуть, – отразил удар Сеня. Алек даже спорить не стал. Сеня был прав. А вот найдётся ли в эту короткую ночь время для отдыха, Алек пока не знал.
Оставшаяся часть пути прошла в молчании. Алек открыл окно, и ветер ворвался в салон. Он вихрился, кружил, пока не растрепал окончательно волосы и не закинул под сидение обёртку от батончика. Алек дышал свободно после духоты отдела и не мог надышаться. Как дорого стоит свобода, когда она у тебя всего на какие-то сутки!
Алек остановил машину у самого подъезда. Сеня выскочил едва ли не на ходу. Прижимая к груди планшет, он кинулся к дому, тараторя на бегу благодарности и уверения, что завтра будет вовремя. Только на этот раз Алек не был намерен его отпускать. Он выскочил из машины и едва догнал Сеню, подхватил закрывающуюся железную дверь подъезда. Журавлёв остановился в недоумении. И лицо его просветлело.
– Я с тобой. Скажу пару слов твоим родителям.
И Алек первым взбежал по лестнице на первый этаж. У двери в квартиру его догнал Сеня. Слабая улыбка играла на его губах. И тихое «спасибо» стало для Алека лучшей благодарностью и подтверждением: не зря он всё это проворачивает.
Сеня занёс руку, чтобы постучать, остановился на секунду, обернулся. Алек заметил, с какой осторожностью он держался. Боялся возвращаться поздно.
Дверь открылась сразу, как только рука Сени коснулась её поверхности. На пороге выросла широкая фигура и загородила собой проход. На фотографиях Алек уже видел Анастасию Журавлёву. Но в домашнем халате с заколотыми мокрыми волосами и без макияжа узнать её было непросто.
– Где был? – строго спросила она, едва заметила Сеню. На Алека Журавлёва и не посмотрела.
– Извините, Анастасия Олеговна, – Руденко взял дело в свои руки.
Журавлёва показала сыну, чтобы он прошёл в дом, а сама, прикрыв дверь, осталась на лестничной площадке. Полицейская форма Алека, похоже, насторожила и эту железную леди. Она удивлённо и немного испуганно рассматривала погоны на рубашке нежданного гостя. Алек воспользовался замешательством и поспешно продолжил:
– Капитан Руденко, уголовный розыск.
На простых людей всегда действовало безотказно. Форма и удостоверение, и человек преображается. С Журавлёвой чуда не случилось. Она, напротив, уперев руки в бока, с вызовом посмотрела на Алека.
– Это с вами Арсений пропадает?
– В участке, – спокойно уточнил Алек. – Арсений оказывает помощь следствию в деле об убийстве его сестры.
– Он говорил мне что-то подобное, – растеряв свою смелость, буркнула Журавлёва. Упоминание смерти Миланы её всё-таки задело.
Алек плотнее притворил дверь, но не закрыл до конца. Какая-то часть его хотела, чтобы Сеня из квартиры всё услышал.
– Поймите, ваш сын уникален. Он делает то, на что не способен взрослый обученный программист. Он нужен нам. Ещё один день, и мы вернём вам сына целым и невредимым. – И заметив, что Журавлёва поддаётся, он понизил голос и добавил – Я говорю с вами не как полицейский, а как товарищ вашего сына. Дайте ему свободу. Вы же знаете, что было с Миланой. Позвольте Сене делать то, что он хочет. Из него выйдет отличный человек. Немного свободы – это всё, что нужно. И я вам докажу, что знаю вашего сына лучше, чем вы. Скоро в газетах будет его имя. Скоро Арсения Журавлёва будут знать во всём городе. Тогда вы мне поверите.
И оставив Журавлёву в полном замешательстве, Алек сбежал вниз по лестнице. Не оглядываясь, он сел в машину. И тут жалобно пискнул телефон.
«Спасибо. Я и не знал, что меня так ценят».
Алек улыбнулся. Сеня многое ещё не знает. Но хочет узнать. И поэтому у него большое будущее.
«Не благодари. Я должен был это сказать».
И Алек завёл машину. В доме горели жёлтыми огоньками окна. Там смотрел вниз, на отъезжающую машину, Сеня. И Алек поднял руку в знак прощания, вдруг увидит. И, может быть, за тем окном Сеня точно также махнул Алеку.
Глава 27
Машина мчалась по трассе. Мелькали за окном дома, магазины, силуэты людей, кажущиеся размытыми тенями. Ветер уже не играл, он рвал и метал внутри салона. Алек принципиально не закрывал окно. Ветер отвлекал от ненужных мыслей и свистел в ушах. Он прогонял тишину.
Алек свернул совсем не там, где должен был, и осознал это, когда освещённая трасса осталась позади. И тогда же он понял, куда свернул на самом деле. И не стал возвращаться. Алек уже был здесь, шёл по этому двору. Даже скамейка была та же. Под ней спали, свернувшись клубочком, те же трёхцветные кошки. Услышав шаги, они подняли головы и сверкающими в темноте огненно-жёлтыми глазами проследили за Алеком до подъезда.
Руденко остановился. Позвонить в пятую квартиру? Завалиться вот так под ночь без предупреждения? Эта идея перестала казаться ему хорошей. Но отступать было поздно. И медленно, словно это могло уменьшить громкость трезвона домофона в квартире Маши, Алек нажал на кнопку. Через пару секунд раздражающего писка, что-то щёлкнуло, и зажёгся зелёный огонёк. Алек вошёл в подъезд, по-привычке оглянулся. Тяжёлая дверь закрыла от него пустую сонную улицу.
Маша ждала его. Алек понял это, ещё когда не услышал её голоса из домофона. Маша встретила его на лестничной площадке. За её спиной из открытой двери квартиры лился свет. Он играл на изрезанных царпинами, словно шрамами, стенах подъезда. И сразу стало немного уютнее, спокойнее. Всё-таки человеку нужно, чтоб его ждали.
– Заходи. – Маша отошла, пропуская Алека в квартиру. Он не заставил себя дважды просить.
Воспоминания вдруг нахлынули на Алека. Их настоящее знакомство. Точно также он приглашал Машу, взволнованную, напуганную, ищущую поддержки, в свою квартиру с тёмной улицы. Они поменялись местами. Маша открыла перед Алеком дверь. Глупо скрывать: ему нужна была помощь. Поэтому он приехал.
– Почему именно я? – Маша закрыла дверь на защёлку. И темнота осталась запертой в подъезде.
– Не знаю, – признался Алек, снимая туфли.
Он ступил на мягкий ковёр, и ноги утонули в пушистом ворсе. На самом деле это был самый простой, даже жёсткий коврик. Но после суток на ногах он казался мягким и уютным, как и всё вокруг.
– С молоком без сахара? – улыбнулась Маша. Алек кивнул. И она скрылась за поворотом в кухню.
Алек не торопился. Он наслаждался ощущением вяло текущего времени. Пару минут назад он мчался по трассе. Как же хорошо было никуда не бежать. Хотя бы час из отведённых двадцати четырёх. Алек не жалел о том, что сказал в отделе Руслану. Он сделает всё, чтобы сдержать обещание. И если имя убийцы не будет написано красным маркером на доске, то теория о человеке-невидимке – правда. Алеку казалось, что хоть из-под земли, но он достанет того, кто за чёртову неделю сломал столько жизней. Пора закончить игру.
С такими мыслями Алек вошёл вслед за Машей на кухню и опустился на стул поближе к окну. Олейник суетилась возле плиты. Тонкое стекло осталось единственным, что отделяло уютную кухоньку от холодного ночного города. Казалось, темнота не могла пробраться только на его дальние улочки, сверкающие светлыми точками. Город стоял величественной громадой. Небо накрывало его куполом, беззвёздное, даже безлунное, полосатое, чёрно-синее с редкими светлыми всполохами. Алек опустил жалюзи. Небо производило гнетущее впечатление.
Маша уже звенела чашками. От резкого запаха кофе щекотало в носу. Алек посмотрел на часы. Стрелки плелись лениво, тоже засыпая, их ход был едва слышен.
– Ещё одно убийство. Этой ночью, – без предисловий начал Алек. Маша забыла о кофе, обернулась. Теперь она стояла, опершись о столешницу, заложив руки за спину и по-домашнему согнув ногу. Алек заметил, что и одежда на ней не отличалась изысканностью: бриджи и растянутая аляпистая футболка. Волосы выбились из пучка и висели неряшливыми прядками. Поэтому Алек пришёл к Маше. Потому что перед столь открытым человеком нельзя притворяться.
– У нас последний день. Завтра всё закончится.
– И что это значит? – Маша с грохотом отодвинула стул и села напротив Алека. Теперь избегать её пристального взгляда было невозможно.
– Ты не всё знаешь. – Когда-то Алек уже говорил это. Маша на самом деле знала немного, но о многом догадывалась.
Она не стала просить. Подперев ладонью голову, она ждала, пока Алек сам объяснит. Время замедлило свой ход, словно вовсе остановилось. Алек думал, с чего начать. Но стоило сказать одно слово, и мысли понеслись потоком. Превращаясь в слова, они выстраивались в голове в чёткую картинку. Алек говорил не с Машей, он рассказывал самому себе всё то, что давно знал. Только теперь Алек смотрел на это со стороны, как смотрит на город человек из окна многоэтажки. И пусть картинка была окутана туманом, Алек с каждым словом разгонял его.
– Шустов дал сутки. Или завтра вечером мы будем закованы в наручники, и дело передадут.
– И убийства продолжатся, – задумчиво прошептала Маша. – Вас оправдают.
– Пока нам поверят, будет поздно.
Алек вскочил, едва не ударил по столу. Казалось, пол испуганно вздрогнул. Маша резко подняла голову. Алек уже не замечал её. Он мерил шагами свободный клочок пола между столом и плитой.
– Значит, сутки. – Маша тоже встала. Только она выглядела скорее напряжённой, чем взволнованной.
Также резко, как вскочил, Алек снова упал на стул. Он слышал шуршание шагов Маши. Она наклонилась над ним. Её дыхание обожгло щёки. Алек чувствовал её близость, и одна буря уступила место другой. Он наклонился к столу, но, вопреки здравому смыслу, сердце колотилось и по спине пробежали мурашки.
– Ты безумец, Алек, – совершенно серьёзно сказала Маша. – Но мне это нравится.
Её ладонь легла на плечо, и сквозь погоны и рубашку Алек чувствовал прикосновение её пальцев. Маша не заигрывала. Она просто переставила стул, села совсем рядом, спрятала руки между коленей и ждала продолжения.
– Я не знаю, кому верить, – признался Алек.
– Верь себе. – Маша усмехнулась, словно сказала что-то совершенно очевидное. А именно такими её слова и показались Алеку. Для чего он учился не доверять восемь лет в детском доме, если на сутки не может остаться наедине со своими мыслями?
Не доверять – звучало легче, чем было на самом деле. Алек ведь пришёл к Маше и скрывал от Руслана видео. Значит, доверял несмотря ни на что.
– А ты, – неожиданно для себя выпалил Алек. Маша выпрямилась, насторожилась. Но Алек уже не мог остановиться. – Почему ты мне доверяешь? Руслан говорил, что кто угодно из нас может оказаться?.. Так почему, Маш? Зачем ты сейчас меня слушаешь?
– А разве можно заставить себя не верить? – она пожала плечами с такой лёгкостью, словно речь шла о детских проблемах.
Наверное, нельзя. И поэтому как бы ни хотелось Алеку смотреть на вещи непредвзято, не получалось. Всё равно и Андрей, и Камилла в первую очередь оставались для него друзьями.
– А если веришь… – Алек осёкся. Нельзя было заводить эту тему. Но Маша смотрела с неподдельным интересом, и он продолжил, – …почему ты тогда хочешь уехать?
– Мне нужны перемены. – Маша отстранялась от ответа. Алек ещё ярче увидел в ней себя в тот день, когда оправдывался перед Майей. Он ведь и сам не знал, чего хотел тогда. Свобода…
Так хотелось сказать банальное: «А мне нужна ты». Алек её смог. Наверное, это сказал его взгляд, потому что Маша слишком быстро отвернулась.
– Но если убийца не среди нас, то кто он? Зачем ему играть с нами? – Алек не заметил, как стал говорить с Машей как с коллегой, чтобы избежать неловкости.
– Играть?
– Играть… – повторил Алек и откинулся на спинку стула. – Обвиняет, кидает подсказки, нападает на одного за другим. Это шоу, спектакль. И зрители в нём, похоже, мы. Но для чего, для чего это нужно?
Алек хотел вскочить. Маша остановила его, одним прикосновением заставила опуститься обратно на стул. Но расслабиться больше Алек не мог.
– Он сумасшедший. Он убивает за пороки, выставляет эти пороки напоказ, считает, что освобождает мир от худших людей. И показывает это нам.
Алек сам думал об этом. Какой-то безумный гений мог бы заигрывать с полицией и при этом создавать мистическую атмосферу. Сколько таких романов Алек прочитал в детстве! Но ведь жизнь – не роман. И что-то подсказывало, что простым сумасшедшим дело не кончится.
– Определить – значит ограничить, – пробормотал Алек. Он и не думал, что Маша услышит.
– Оскар Уайльд? Любишь классику? – встрепенулась Олейник. Глаза её загорелись.
– Забываюсь. Я непозволительно много читал раньше, – усмехнулся Алек.
Маша разлила кофе по кружками, поставила на стол вазочку со сладостями. Алек снова взглянул на часы. Стрелки уже перескочили половину циферблата и снова замедлились. Он даст себе немного времени, а потом вернётся в квартиру и всё обдумает. А пока Алек отпил немного горячего кофе и раскопал в вазочке овсяное печенье.
И время, забывшись, понеслось вперёд. Алеку просто хорошо было сидеть на кухне, касаться горячей ладони Маши и молчать. Или говорить обо всём, только не о деле. Но Алек ушёл. Как бы ни хотелось остаться, как бы ни убеждала его Маша, он вышел из квартиры и, чтобы не передумать, быстро сбежал по лестнице. Кое-что на этот раз он сделал. Почему-то Алек был уверен, что Маша не сможет уехать. Во дворе под скамейкой его по-прежнему ждали кошки. Также лениво они открыли каждая по одному глазу.
Мимо по улице прошла толпа пьяных ребят, шатаясь, выкрикивая что-то неразборчивое. И Алека кольнул вдруг холодный воздух. Он обернулся. Кошки снова спали. Длинная тень фонаря сливалась с его собственной тенью. На какую-то секунду Алеку показалось, что за ним кто-то следит. Но он махнул рукой и запрыгнул в машину. Времени почти не осталось. Терять нечего.
В машине странное ощущение исчезло, словно его сдуло бешеным ветром. Алек так и не закрыл окно. Волосы превратились в пушистую шапку. Но Алек только улыбнулся, когда провёл по голове рукой. В темноте его всё равно никто не увидит.
Алек ждал, что на пороге квартиры его встретит темнота. Но щёлкнул, повернувшись, ключ. Он распахнул дверь, и в лицо ударил свет. Алек отшатнулся, едва не спрятался за дверь. Одно слово всё объяснило.
– Проходи, – шутливо отозвалась Ника.
Алек сначала её увидел и уже после услышал. Ника сидела на диване, поджав под себя ноги, обнимая подушку. И Алек вошёл, мысленно пообещав в этот безумный день ничему больше не удивляться.
– Садись и рассказывай, – усмехнулась Ника. Алек раскусил её. Ни доли искренности не было в натянутой улыбке, так несвойственной настоящей Нике. Она боялась. А сердце Алека сжалось от понимания, что он причина этого страха.
Ника поднялась с дивана. Улыбка исчезла с её лица. Опущенные уголки губ, сведённые брови и блестящие от слёз глаза… Лучше бы она улыбалась! Алек опустил глаза. В голове билась одна мысль: «Подвергая себя опасности, он рискует вовсе не собой». И так было всегда. Только мальчишка, схвативший лезвие, ещё этого не понимал.
Алек смотрел на покрытые белой плотной тканью руки. Рукава рубашки скрывали шрамы. И как бы он ни был в себе уверен, руки опустились, язык пробежал по пересохшим губам и быстро закрылись-открылись веки. Организм всё делал сам.
– Прости. Прости, но я всё равно буду рисковать, – сдавленно прошептал Алек.
Ника снова улыбнулась. Это была не подделка, а самая настоящая, немного грустная улыбка. Ника наклонила голову, словно стремилась запомнить Алека со всех сторон. Она не сдержалась. Её плечи судорожно поднялись, опустились с резкими вздохом. Она кинулась к Алеку, спрятала голову на его груди, зарылась носом в жёсткую рубашку.
– Ничего, я… прости. – Он не мог ничего больше сказать, только неумело обнимал. И сердце сжималось от каждого тихого всхлипа. Снова он стал причиной её слёз.
Алек ласково провёл ладонью по спутанным волосам Ники. Она расслабилась, обессиленно повисла в его руках. Опустились подрагивающие веки, застыли на розоватых от слабого румянца щеках мокрые дорожки. Алек провел по одной кончиком пальца. Ника подняла голову. Она походила на взъерошенного воробушка, такая же маленькая и самостоятельная. Для Алека Ника так и останется младшей сестрёнкой.
– Пообещай.
Ей не двадцать четыре. Она ещё ребёнок.
– Обещаю.
Алек не знал, что обещал. Но не пообещать не мог.
Ника отстранилась, отдёрнула футболку. Закусив губу, она пыталась привести в порядок стоящие растрёпанным гнездом волосы. И глаза её улыбались. Алеку было достаточно и такого одобрения.
Он упал на диван. Каким мягким показался плед, как захотелось положить под голову подушку и закрыть глаза. Алек не мог. Часы нещадно отмеряли время.
– Расскажи. – Ника опустилась рядом, на самый край дивана, неуверенно, словно ещё сомневалась, хочет ли услышать. Как часто в последнее время Алек слышал эту просьбу!
– У нас сутки. Или завтра вечером дело у нас отнимут, и все мы будем сидеть в допросных.
Сколько раз за вечер Алек сказал это странное слово: сутки. Ведь на самом деле у него осталось не больше пятнадцати часов. Руслан не станет медлить с обещанным звонком, не позволит больше угрожать себе и ставить условия.
– Шустов всё знает, – пояснил Алек. Брови Ники поползли вверх. Удивление перебороло даже страх.
Алек вскочил. Спрятав руки в карманы, он принялся мерить шагами комнату. Он говорил всё, что мог вспомнить и всё, о чём могла спросить Ника, если бы он оставил возможность задавать вопросы. Алек говорил, не замолкая. Мысли лились потоком, но таким сухим и тяжёлым, словно он зачитывал доклад.
– Что ты будешь делать? – тихо спросила Ника, когда Алек в задумчивости остановился перед диваном, потирая переносицу.
Он не знал, куда деть руки. Хотелось на минуту остаться одному, прийти в себя. Чувство вины перед Никой не давало Алеку покоя. Оно расползалось по комнате, вязкое и тягучее, пряталось по углам вместе с облачками темноты.
– Искать. – Алек снова спрятал руки в карманы, перекатился с пятки на носок и вдруг понял, что он и не в ботинках вовсе. И так странно чувствовать под пальцами шершавую поверхность холодного деревянного пола.
– И всё? – недоверчиво переспросила Ника.
– Кто ищет, тот найдёт. – Снова мысль вырвалась прежде, чем Алек успел поймать её. Губы Ники дрогнули в попытке улыбнуться. А ведь Алек даже не шутил. Он на самом деле верил.
Они сидели рядом на диване. Ника положила голову ему на плечо и, наверное, слушала тишину. Она не спала. Алек чувствовал, как шевелится тёплый воздух, и выравнивается сбитое дыхание. И он способен был на любое безумство, как когда-то в детстве.
– Ты заигрался в рыцаря, – говорила Ника с улыбкой, когда Алек в очередной раз забывал, что она не нуждается больше в опеке.
Заигрался. Алек не спорил.
– Помнишь те сны, – вдруг сказал он вслух. Ника вздрогнула. Алек разорвал тишину слишком резко и неожиданно. – Что ты тогда чувствовала?
Ника долго молчала. Алеку показалось, что целую вечность. Она смотрела куда-то на стену, где покачивался от сквозняка отрывной календарь, о котором Алек успел забыть. Нельзя было сказать, вспоминает Ника или вовсе не слышала вопроса. Но повторять Алек не стал. Свои ощущения в ту роковую ночь он помнил с удивительной точностью.
Теперь Алек не сомневался, что это был первый визит тени. Ощущение слежки из-за угла и присутствия в своей голове кого-то другого появилось именно в том сне и исчезло окончательно только утром. Второй визит тени был после убийства Влада. Тогда Алек видел прошлое как через прозрачную плёнку. И тень исчезла, когда, он и не заметил. Потом – мелочи и ночь воспоминаний. От мыслей о ней до сих пор холодели ладони и во рту появлялся горьковатый привкус.
– Это сложно объяснить, – подала голос Ника.
– Будто кто-то внутри тебя и прокручивает твои мысли, – подсказал Алек.
Ника неуверенно пожала плечами. И короткий разговор начался и закончился в одну минуту. Стрелка как раз прыгнула по циферблату, когда Алек бросил взгляд на часы.
Рассуждать было легко. Мысли текли и переливались. Алек по ниточкам распутывал клубки. Один из них должен был привести к убийце. И начал Алек с теней, самой безумной части дела.
– Ты помнишь, когда это началось и когда закончилось? – выпалил Алек. Ника заинтересовалась. Теперь её глаза смотрели в самую душу Алека. На глубине зеленовато-серых радужек прыгали среди огоньков лампы другие, живые, огоньки, которых Алеку так не хватало в Нике последнее время.
– Кажется, помню. – Она воодушевилась. – Что-то странное было вечером перед… тем днём. И оно пропало сразу утром.
– Когда ты вышла?
– Наверное.
Алек снова вскочил. Он не мог больше сидеть на месте. Голова работала на полную, а глаза предательски закрывались и болели от яркого света с потолка. Взгляд Ники словно спрашивал, что всё это значит, к чему он ведёт. На этот взгляд Алек и ответил:
– У теней должна быть своя природа. Они откуда-то появляются и куда-то исчезают, и… – Он не сдержался и сделал крошечную театральную паузу. – Я думаю, нет, я почти уверен, что тень только одна. И она одна ходит между людьми и перемещается от одного к другому.
Алек перешёл порог реальности. Он доказывал существование мистической тени! А Ника слушала, открыв рот, и ни одним словом не подвергла сомнению зачатки его теории.
Алек складывал в голове все появления тени, про которые он знал, и они собирались в одну мозаику: деталь за деталью. Время не совпадало. Одно это заводило Алека. Ощущение пусть маленького, но всё же успеха приятно щекотало нервы. Алек чувствовал себя, как человек, увидевший свет в безнадёжной темноте.
– Убийца и тень – одно и то же? – задумчиво спросила Ника.
Алек так и обмер от её слов, произнесённых тихим мелодичным голосом. Ника смирилась со странностями. Алек старался, но выработанная годами логика полицейского не позволяла искать в мистике все ответы.
– Тень, которая может обращаться любым человеком, – закручивала Ника. – Подбирает жертв, доводит их преследованием, подставляет нужного. И всё это без малейшего подозрения.
И Алек втянулся. Что-то щёлкнуло, и смелые идеи взяли верх над логикой. Фантазия закружила его. От мыслей, озвученных вслух, от предположений, которые вдруг сходились, срастались и переплетались и больше не казались глупыми выдумками, захватывало дух. Алек чувствовал себя ребёнком, проникшим в какую-то новую тайну. Только-только он ходил вокруг закрытой двери, заглядывал в щель, гадал, что может за ней скрываться, и вдруг застал ту самую дверь открытой и уже одной ногой шагнул за её порог. Или это Ника подкинула ему ключи. И Алек понял, что ключи эти на самом деле были в его кармане, просто завалились за подкладку.
Он стоял на пороге неизведанного. И среди темноты легко было не бояться. Потому что в абсолютной темноте теней не видно. Это когда капли света вливаются в темноту, она кажется пугающе опасной. «В жизни сильнее всего освещаются опасные места». Как все запуталось!
Алек смотрел на Нику. Её щёки горели. В её глазах танцевали крошечные золотые мотыльки, сгорали и снова возрождались, когда она слишком резко поворачивала голову. Сверху лился слабый подрагивающий свет. «Нужно поменять лампочку». Странная мысль, совсем не к месту.
Алек поднял глаза к потолку. Лампочка на самом деле дрожала. Вокруг неё вились веером мошки. Потолок растянулся над головой, чисто-белый, с прыгающими отблесками света и призраками теней. Эта игра не закончится. Свет и тень на потолке не вытеснят друг друга, даже если починить лампочку и задёрнуть шторы.
Алек смотрел в окно. Город спал. Он застыл до утра. Там тоже был свет. Он тоже мигал, прятался и снова появлялся. Даже луна моргала, серебристая пенка плыла по её диску. Город ещё недавно был необъятной громадой. Сейчас он казался маленьким, беззащитным под лунным светом и ночным покровом. Город не мог и не хотел бороться с натиском теней.
– Тени, не верится, – прошептала Ника. И Алек снова посмотрел на неё. Мотыльки уснули. Ника смотрела вглубь комнаты, в тот самый угол, где спряталась и тихо ворочалась темнота.
– Не верится, – эхом повторил Алек. Слова переливались в горле ощутимо, сложно. Они, наверное, тоже засыпали. И только фантазия неутомимо подбрасывала новые картинки.
– Выходит, призраки существуют, – недоверчиво, удивлённо и в то же время абсолютно спокойно. Ника разглядывала свои руки. И Алек тоже опустил глаза. Он и не заметил, что всё это время касался ладошки сестры.
Ника руку не убрала, пошевелила пальцами, словно проверяла, не сон ли всё это, закинула ногу на ногу и задумчиво замолчала.
– Значит, мы ничего её знаем о мире.
Алека тянуло на философию. Слабо протестовал засыпающий разум. Фантазия играла на струнах ощущений и предчувствий, и эта музыка легко заглушила бурчание логики.
– Но как ты её поймаешь? Она же тень, – слабо возразила Ника и, не дождавшись ответа, устроилась на плече Алека и закрыла глаза.
– Поймаю, обязательно поймаю, – невпопад ответил он, убирая за ухо её растрёпанные волосы.
Ника спала. Ночь легла на её лицо. Свет, и тень плясали на нём также, как на потолке и на стенах, и повсюду в комнате и во всём мире. Она улыбалась во сне. И черты её казались мягкими и спокойными. Мотылёк выбрались из радужек её глаз и искрились на волосах. Тихо вздымалась грудь. Ровное дыхание щекотало кожу. Алек не двигался. Он не мог видеть часов за спиной. А дыхание Ники и стук ветра за окном оказались громче секунд. Он не мог взять и телефон, оставшийся в рюкзаке на тумбочке. Ничто не напоминало Алеку, что у него осталось мало времени. И как может идти время в мире, где всё спит, всё живое неподвижно, а неживое неизменно.