Ведьмак. Белый волк и чёрный камень

– Он убил Анику! – взвизгнула птица, словно кошке прижали хвост. – За неё надо мстить, а не болтать! Почему бы тебе не отловить князя и его волчонка поодиночке?

– Мил мой брат… – слышалось в глухом ворчании Аркуды.

– Он предатель! – прошипела дива. – Предатель и убийца… разве не ждёт он тебя на твоей поляне с рогатиной, чтобы убить? Отчего же ты его жалеешь?

– Р-р-ха, – взревел бурый и бросился на дерево. Мелкие листья посыпались вниз.

– Совсем сбесился? – вскрикнула птица и перелетела на ветку повыше. – Прибереги свою злость на того на кого надо! Кто, кроме меня, знает о твоём существовании? Кто поддерживал все эти годы?

Их перебранка быстро прервалась – кто-то с треском ломился сквозь преграду с противоположной стороны поляны. Птицедева снялась и скрылась в темноте, но, конечно же, никуда не делась. И тут же, бурый упрямец был распят в магических путах, приковавших его к двум столбам, возникшим, словно из-под земли.

Две полувековых осины сломленными слегами рухнули под напором неизвестного. И на пространство выскочил громадный чёрный медвелак с оскаленной мордой и веером смертоносных когтей, обагрённых чьей-то тёмной кровью.

– А-ах-ра! Ух-ра-ра! – взревело чудовище, озираясь красными, горящими в темноте глазами.

Бурый дёрнулся в путах, сразу же зверея, оскаливаясь в ответ, будто и не он звал на помощь.

– Не бойся, бра-ат! – гаркнул хрипло медвелак, теряя боевую форму, становясь просто большим чёрным зверем.

Медленно приблизился, рубанул по путам лапой с потрескивавшей на остриях когтей магией. Разорвалась связка, пропали столбы. И бурый тут же напал метя отросшими пазурами в брюхо спасителю. Но тот умело отклонился, лишь клок шерсти отлетел в сторону.

Они схватились, рыча, обхватывая друг друга за плечи и бока, ломая, кромсая клыками и зубами толстую шкуру. Засмеялась в вышине то ли сова, то ли ведьма, кажется, очень довольно и весело. Захлопала крыльями, удаляясь.

Недолго продолжалась такая борьба. Бурый зверел всё больше от запаха крови, от силы противника, не желавшего сдаваться. Чёрная и чагравая шерсть втаптывалась в лиственный ковёр, посеребрённый первым инеем. Внезапно зверь ощутил, что сильнее своего спасителя, ещё немного и тот ляжет. Надо лишь немного поднажать и перегрызть его глотку.

За все эти годы Аркуда немного подзабыл свою человеческую суть, надеясь на звериную сноровку. Бедро прошила острая боль. Человек в облике медведя не разучился своим приёмам. Подсечка опрокинула бурого набок, на мгновение вышибла дух.

Противник вывернулся из захвата и, полосонув его по животу, прихрамывая, будто это у него была вспорота нога, оглядываясь, припустил к пролому.

Взревев, Аркуда бросился за ним. Глаза застилала кровавая пелена ярости. Догнать. Завалить. Рвать зубами, раздирать когтями. Растерзать…

Преград для бурого, доведённого до грани безумия существа, не существовало. Они с рёвом неслись сквозь лес. Чёрный изредка притормаживал, дразня, противника скорой победой. Пару раз даже позволил слегка задеть себя лапой, чтобы ещё досаднее было упустить добычу. Будил в нём безрассудную ярость зверя и азарт человека, кровожадность охотника.

Лес сменялся пролесками, проплешинами лужаек, и снова гущей зарослей плотно разросшихся елей, бьющих по морде зелёными иглами низко опущенных лап. Ложбина, пролесок, поляна. По годами протоптанному коридору среди кустов и бурелома бурый пролетел, не осознав, куда они направляются. Совершенно не обратил внимания на ухающие крики бывшей подруги дивы в вышине.

Только этот чёрный гад, который неизменно ускользает от него! Догнать, растерзать…

Перед глазами возник ощетинившийся рукоятками ножей пень, как досадная помеха на пути, которую он перепрыгнул легко. И неожиданно на грани памяти сами собой возникли слова колдовского заговора, которые так часто раньше повторял.

Мир раскололся на до и после. Распалась шкура, преобразуясь в давно забытый образ. И пал на землю уже человек и покатился по земле, плавясь от непривычной, давно позабытой боли. Кто-то тяжёлый навалился на него сверху, удерживая, заставляя успокоиться, бьющееся, словно в агонии тело.

– Всё, мальчишка. – Прошептал над ухом незнакомый хриплый голос. – Теперь – всё будет ладно…

Глава 23

В горнице за накрытым столом сидели мужчины и не торопясь обедали в полном молчании. Прислуживавшую им девку прогнали – и так в городке слишком много трёпа. Стоит ли ещё добавлять? Но разговор как-то не клеился.

Тиун уже давно не считал, который по счёту кубок ишема вливал в своё чрево. Он совершенно обрюзг, притих, растеряв весь свой гонор. Глядел вокруг себя, осоловело и безразлично. И весь вид его был болезненным и унылым. С тех пор, как исчезла Агата, из него будто вынули стержень.

Сидевший рядом с ним боярин не сдерживал своего брата в его неуклонном стремлении забыться. Все тайны, разом всплывшие на поверхность размеренной жизни, не доставляли ему радости. «Хоть война бы какая… – думал он с тоской, давясь рыбным пирогом. – И за что боги так к нему неблагосклонны? Только две девки народились здоровыми, так и те… – нехорошее слово так и норовило стать определением качества дочерей. – Одна стервь по естеству, а другая – по сути. Вот, ведь, беда…»

Дверь распахнулась и в едальню, склонившись на входе, вошёл ведьмак. За ним протиснулся помощник. Финя уже освоился в своей роли, перестал шарахаться от людей и гнуться и скукошиваться каждый раз, как видел кого-либо значительнее себя.

«Оборзел… – подумал с некоторым странным удовольствием боярин. – Скоро берегов видеть не будет…»

– Где князь Милонег? – Спросил Видан, обведя нетерпеливым взглядом всю честную компанию.

– Где ж, ему быть? – Поднял голову князь Жирослав. – У своей зазнобы, вестимо. – Усмехнулся нехорошо. – Возле штриги сидит. Наскоро поел и ходу…

Ведьмак прищурившись впервые, пожалуй, особо внимательно посмотрел на молодого князя. Но тот не смотрел больше на собеседника. Бросил фразу и отвернулся, будто боялся выдать взглядом или выражением лица что-то потаённое.

Невольно Видан вспомнил слова разбойника, выпытанные там в лесу: « Вой князя Жирослава в Рудице в кабаке … на-нашёл… Людей своих приставил. Кошель золота задатка… два, когда голову привезём … сам на тебя указал … я ж, подневольный … не сам я… У-у … у него приметка есть … на шее у ключицы ожог круглый, как выжженное клеймо … случайно разглядел, когда …»

Что-то он совсем забыл об этой досаде!

Ни воя не искал, ни за князем не присматривал. Совсем из ума выжил, ведьмак. Надобно исправить эту досаду. И если ранее это никак не трогало ведьмака, то теперь странное замечание Жирослава по отношению к воспитателю своиму и дяде, отчего-то встряхнуло его, добавив сумятицы в и так переполненный событиями день.

– Садись, ведьмак, – облагодетельствовал тяжёлым взглядом боярин, – отобедай с нами. – Ещё один хмурый кивок. – И ученик твой пусть садится. Чай, не последние крохи доедаем. На всех хватит…

Видан не стал возражать, сел на лавку напротив Хоромира. Финя, метнувшися было по привычке обедать вместе со слугами, одарил своего деда сумрачным взглядом и пригородился рядом с наставником.

Некоторое время прошло в молчании. Только стучала опорожнённый кубок управляющего, опускаемый на стол неверной рукой.

– Что-то тебя не видно, спаситель, – сумрачно уронил Аркуда. – Чем промышляешь?

– Да, вот, – запивая пивом, очередной кусок солони, вскинул глаза ведьмак, – искал последний камень алтарный. Но всё пусто. Словно сквозь землю провалился. И охранника не видно. – Он развёл руками. – Чудо, да и только… но я упорный, найду.

С тех пор, как они с князем доставили бесчувственного Аркуду в замок, прошло уже пять дней. Первые сутки он лежал пластом. Обращение в человеческое обличие далось ведьмаку тяжело, лишив сил и сковав дикой болью растянутых сухожилий, суставов и мышц всё тело. И Видан потратил много своих сил и остатки снадобий на то, чтобы поднять его на ноги.

Далее начались иные трудности, связанные уже с головой. Мужчина стал часто терять связь с реальностью, впадая в поистине звериную ярость, как медведь, загнанный в клетку. Нельзя человеку так долго находиться в образе зверя.

Когда и это наплывающее безумие было преодолено и Аркуда окончательно пришёл в себя, всё его раздражение поруганного самолюбия обрушилось, как ни странно, на того кто его спас. Но Видан, только ухмылялся и был рад свободе от целительских обязанностей.

– Ты-то, – цедил тихо сквозь зубы Аркуда, – добьёшься своего.

– Ты чем-то недоволен, мальчик? – Ведьмак пошёл на обострение и собеседник ожидаемо вскинулся.

– Почему я – мальчик? С чего это? – развернулся он к Видану с вмиг побагровевшим лицом. – Мне уже сорок вёсен!

– Всего-то… – небрежно бросил Видан. – Я-то думал, что постарше. А ты ещё сосунок совсем…

– Я? Я… кто я?! – вскочил на ноги Аркуда. Лавка непременно бы опрокинулась, если бы на ней не сидели ещё трое, но их здорово тряхнуло.

– Ах, извини, – иронично улыбнулся его прекословщик, будто тот не нависал над ним, расставив руки, как идущий в нападение медведь. – Мне стоит называть тебя малышом…

У разъярённого ведьмака едва дым из ушей не пошёл, зато остриженные по плечи русые кудри едва не встали дыбом, засветились и затрещали.

Финя плавно сместился в сторону, давая наставнику свободу движения, вылез из-за стола, прихватив пару пирожков, таинственно ставших невидимыми в его руках. На это никто не обратил внимания. Мужчины загомонили, видя нарастающую свару. Даже прибывавший до этого в блаженном пьяном небытии тиун на время очнулся и следил за ними, налитыми кровью глазами. Князь Жирослав странно улыбался, переводя взгляд с одного на другого, и ждал развязки, как зритель.

Тем временем Видан тоже, поднялся и, так как был выше задиры на голову, то теперь уже он, стоя боком, смотрел сверху вниз на разъярённого «малыша». Мог бы и силой надавить, но не стал – зачем? – своего он и так уже добился.

– Э-э-э! Вы, – боярин Хоромир, грозно насупив брови, вмешался в противостояние, – если пришла охота подраться, то катитесь на двор! Нечего мне дом рушить.

– Хорошее предложение, – согласился с ним ведьмак, – только по силам ли оно «малышу»?

Аркуда зарычал глухо по-звериному. Крылья тонкого, немного горбатого носа затрепетали. Губы сжались в тонкую полоску. И желваки, очерченные рыжеватой щетиной, заходили ходуном.

– Я убью тебя… – медленно процедил он.

– Хм, – выдал Видан спокойно, поглядывая не на предполагаемого противника, а на князя Жирослава, не скрывавшего чрезвычайного довольства на лице. – Попробуй, мальчик мой. Много было уже желающих отправить меня в Пекельное царство, только, как видишь, ещё никому не удалось…

И перешагнув через лавку, отправился к выходу, будучи полностью уверенным, что его «жертва» последует за ним. Он шёл и слышал пыхтение зверя за спиной. Человек ещё держался, не желая уступать запертому в нём медвежьему безрассудству. Это продолжалось ровно до того момента, как ноги соперников коснулись деревянной вымостки перед крыльцом.

Видан не стал дожидаться, когда его достигнет удар разъярённого «мальчишки» и скользнул в сторону, резко разворачиваясь лицом к сопернику – ведь никогда не стоит поворачиваться спиной к хищнику. А перед ним сейчас был совсем не человек.

Но, кажется, этот зверь основательно забыл, в каком он сейчас обличье, и совершенно разучился кулачному бою. Именно поэтому нападал так, как это делал бы медведь. Удар наотмашь ушёл в пустоту.

Однако, тут же, слегка растерявшийся, потерявший опору, Аркуда получил увесистую обидную плюху от широко лыбящегося ведьмака. И замешательство прошло, а неведомо откуда всплывшая злость заставила ринуться вперёд.

Меж тем, Видан отступал на свободное пространство двора. На высоком крыльце собралось уже немало народа. Князь Жирослав, боярин Хоромир, подошёл даже тиун Борзята, смотрели на их игру каждый со своим выражением на лице. Гридни высыпали из своей обедни. Замерли, заинтересовавшись поединком двух ведьмаков, охранники. Да и простые холопы бросили свои дела. И стоило держаться от них подальше, во избежание, так сказать.

С удовольствием отметил, что Финя, как и договаривались, скользнул в сторожевую башенку. Что ж, можно и начинать.

Где-то сердито и громко застрекотала сорока. Показалась-таки, Агата. Жаль, что не до неё сейчас. Успел всё же пустить призрачную метку. И тут же налетел на него Аркуда с целью пробить ему грудь, но его рука, едва не достигшая цели, была перехвачена, выверенным движением отклонена. Мгновенный выпад. Звонкая пощёчина рассеяла сонную тишину.

«Вспоминай, мальчик, вспоминай, что ты человек. Дерись, как человек. Мысли, как свободный человек!»

Но противник всё ещё был не в себе. И вновь попытался напасть привычным способом. Он по-медвежьи попытался схватить, сбить ведьмака с ног, наваливаясь с широко расставленными руками. Один раз, другой. И как бы быстро он не бросался, но уйти от его напора было проще, чем виделось.

Некоторое время они так и двигались. Мишка нападал, а ведьмак уворачивался или, меняя направление, отступал, каждый раз сопровождая это действие либо буздыганом, либо распалиной. Лёгкие удары сыпались на противника с неизменным спехом и больше злили, доводя до бешенства, когда теряется всякая грань разума, чем наносили урон.

Аркуда рычал, кидался вперёд, глупо подставляясь. Видан же, как мудрый учитель, не позволял достичь цели и наказывая каждый раз за неудачную попытку. А над ними с громким стрёкотом носилась сорока, словно, подначивая бойцов. Но Видан ощущал, даже не видя, управляющую нить.

Он слегка отвлёкся, чтобы вызвать и направить своего крылатого помощника на обозначившуюся цель. И мощный удар в плечо впечатал его в землю. Следом навалился противник, по-медвежьи вжимая, стараясь расколоть голову кулаком.

«Уже кулаком», – отметил для себя ведьмак, прикрываясь согнутыми в локтях руками, слыша птичью схватку над ними в небе. Возбуждённый крик сороки, хлопки крыльев. Внезапный, но такой долгожданный, немного бьющий по сознанию, звук лопающейся ведьминской управляющей связи. И рык, уходящего в подсознание освобождённого зверя, сопроводившийся почти человеческим победным криком.

Только последнее, было зря. Бой ещё не окончен, мальчик.

Дал под зад сомкнутыми коленями, подкинув противника вперёд, перехватывая руки, блокируя колени, выворачиваясь, заставляя лететь его наземь вместо себя, подминая, не позволяя даже дёрнуться.

– Ну что, мальчик, сдаёшься? – Увидел уже человеческое упрямство в глазах. – Нет?

Глава 24

Финя тихо скользнул внутрь сторожевой башни. Здесь было темно и тихо. Только из подпола раздавался едва слышимый для уха разговор. Осторожный спуск по деревянной лестнице во мрак подземелья. Ряды пустых решетчатых клетей вдоль прохода. Сзади крепкая дубовая дверь, страшная одним тем, что из-под неё доносится запах застарелой человеческой крови – пыточная.

Парень потёр рукавом нос, чтобы сбить неприятное ощущение, направился в сторону, где в самом конце тускло мерцал свет. Вначале он просто не хотел нарушать монолог князя, а после, заинтересовал сам рассказ, наверное, повторяемый уже не первый раз. Но потом замер, не доходя нескольких шагов.

Штрига сидела неподвижно в своём углу, словно уснула, хотя, парень мог бы поклясться, что это очень обманчивое впечатление. Был бы кто-нибудь другой на месте Милонега, расслабленно привалившегося к решётке, то не сносить бы ему головы.

Князь же, наверное, отчаянно старался разбудить в ней разум, будоража воспоминания о давно прошедших годах. Он смотрел на чудовище, поблёскивавшими глазами и тихо сеял слова.

– Помнишь, как мы с тобой познакомились? Нет? – Штрига завозилась, тряхнула когтистыми лапами, потёрла костлявые колени. Мужчина воспринял это с воодушевлением. – Помнишь, значит. Но я всё-таки расскажу ещё раз.

Мы приехали поздно, уже ночью. Пока поели, пока разместили кметов. Устали, как … мертвяки. Но, как ни странно, мне не спалось. Прокрутился не знаю уж, сколько времени в постели, только всё было бесполезно. Что-то неясное звало куда-то, тянуло. Странно, правда?

Ну, вот. Решил, что надо бы проверить своих стражников. Спустился в переднюю, и тогда услышал крики и смех из тёплых сеней. Удивился. До рассвета ещё далеко, а тут такое бурное веселье!

Открыл дверь и остановился в недоумении. Кметы и отроки забавлялись игрой в лек. Моего появления никто не заметил, так все были увлечены. Но главным во всём этом безобразии было то, что за спинами мужей, сгрудившихся вокруг малого стола, обнаружилась интересная картина. Мальчишка в вышитой капе с залихватской улыбкой на раскрасневшейся мордахе обыгрывал моих славных игроков, не знавших до этого поражения!

В тот момент, когда я протиснулся в первые ряды, Ухарь – заядлый игрок и хитрец, каких мало встречал за все годы, полез на лавку студиться под дружные подначки товарищей. Пришлось мужику неумело кукарекать, хлопая руками, как крылами! Хохот наблюдателей оглушил.

– Ну! Что я вам говорил? – вопрошал седой, как лунь мужик из боярских стражей. – Наш малый никогда не проигрывает! Есть ещё желающие?

– А дозволь мне? – мысль победить мальчишку показалась мне завлекательной. В кости я редко проигрывал. И почти не сомневался, что одолею хитреца.

Некоторые из моих воев ахнули, но выдавать, кто вклинился в их развлечение не стали, видать и им было интересно, что из всего этого получится.

– Только мне кудахтать или блеять, как-то несподручно по чину, – предупредил, – что если договоримся за одну ногату? Ты как, малый?

– Сыграем, почему же – нет? – блеснул карими глазами пацанчик. – Но лучше не так. – Неожиданно отверг он собственное согласие. – Ты отдашь мне колечко с мизинца. Или слабо?

Я посмотрел на своё недавнее приобретение – серебряное колечко с бирюзой, которое оказалось мало на все иные пальцы.

– Отчего ж, слабо? – В тон ему возразил. – Только колечко дороже стоит.

– Тогда три игры в подряд! – загорелся малый.

– Ха! Да ты, паря, самоуверен сверх меры! – Меня смешила такая … позиция. – А коли проиграешь, то сам-то, что дашь?

– А что хочешь? – И кивнул на вышитый платок на котором уже набралась неплохая кучка всякой мелочи: и резаны, и ракушки, и бусины, и бляхи, а сверху куний хвостик.

– Э-э-э, – протянул я, разочарованно, – зачем мне всё это!

– Что ж тогда? – жадоба заполучить понравившееся украшение уже горела во взгляде.

– Давай, сделаем так, – не хотелось слишком уж мучить малого, – ты выполнишь три желания? А? Всё честно…

Личико отрока вытянулось и ясно отразило все чувства внутренней борьбы азарта, алчности и здравого смысла. Но жажда обладать «сокровищем» оказалась сильнее.

– Ладно! Согласен… – великодушно согласился он. – В «свинью» или в «дохлого»? Или на удачу?

– Да ты, я смотрю, мастак! Все игры знаешь?

– Все, наверное, нет, но много, – уклончиво ответил он. – Ну, и как?

– А, давай – на удачу!

– Кто больше выбросит, – лукаво блестят тёмные глаза. – Но только три раза. Мне уже пора уходить.

Невольно захотелось приглядеться к тонким чертам и слегка припухлым губам, но противник слегка откидывается назад, скрываясь в темноте. Видно только мягкий овал подбородка.

Не хотелось как-то думать о том, что этот щуплый подросток и вправду может состязаться со мной, но мои кметы смотрели со странным возбуждением. Уж кому, как не им известно, что с княжичем за игру лучше не садиться – результат всегда один – проигрыш. А тут целых два удачливых игрока! Интересно же, на чьей стороне сегодня будет успех.

Мне уступают место за столом напротив. В свете придвинутой поближе лампы осматриваю деревянные кубики с выжженными точками и сам деревянный стакан, не нахожу к чему бы придраться. Впрочем, эта проверка больше традиция, чем необходимость. Все попытки ловкачества заканчивались впустую. Судьба всегда любила меня… и, надо полагать, долюбилась.

Я сложил кубики в стакан и привычным жестом, закрыв горловину ладонью, несколько раз потряс, заставляя кости греметь и переворачиваясь ударяться в руку. Высыпал на середину стола. Всего два кубика, а сколько чувств: волнение, предвкушение, радость.

Хотел взглянуть, но меня опередили.

– Двенадцать! – Выдохнул кричавший петухом вой. Для него это было уже победой.

И все одобрительно загудели. А малец, как ни в чём не бывало, взялся за стакан, забросил туда кости и потряс, опрокидывая содержимое на середину.

– Двенадцать! – выдохнул не вереще наш самовольный судья.

– Ну, малый, даёт! – Восторгался кто-то за моей спиной.

– Такое редко бывает… – засомневался другой.

– Чудесное совпадение. – Утверждал чей-то бас.

Конечно, я мог бы, назвать по именам всех, кто был тогда там – запомнил по непонятной причине, но они тебе, они ни о чём не скажут. Просто вспомни, как они рассуждали, строили предположения.

А после я внезапно выбросил одиннадцать очков. Мальчишка – снова двенадцать. Мужики притихли. Я впервые в жизни проиграл! Но, если и утешал себя надеждой на то, чтобы отыграться дальше, то ошибался и бесславно продул следующий бросок: семь – восемь.

Конечно, я просил четвёртой попытки. Кости предательски выплюнули по пять – не много ни мало для игры с любым из прежних соперников, но только не с этим. Когда мальчишка взялся мешать кости, следил только за его тонкими пальцами, удерживавшими стакан. Невольно подумал, что кожа слишком чиста и бела для челяди. Но мало ли чем может заниматься отрок.

Шесть – пять!

Да он издевается – снова случилось поражение! Пришлось расстаться с колечком – договор дороже денег. Едва удержался, чтобы не швырнуть его в смазливую мордашку. Но получилось слишком громко впечатать его в столешницу.

Злился? Ещё бы! Первый в жизни проигрыш жёг сердце досадой. Зато уснуть вышло, как ни странно, мгновенно. Как только вернулся в свою опочивальню и то, не помню. И спал непривычно долго.

Сначала даже не понял, где нахожусь. Оконце непривычно ярко светилось. Лучи зимнего заходящего солнца били прямо в него, высвечивая все слюдяные переливы сквозь ледяную корку. Будто сейчас вижу.

И проснулся я, надо полагать от детских криков и девчачьего визга, которые доносились снаружи. Вышел на крыльцо. Мороз отпустил немного свои ледяные объятия. По широкому двору, засыпанному снегом, утопая по грудь, а то и по плечи в сугробах, носились дети и отроки. Между ними шла отчаянная схватка в снежки.

Засмотрелся на битву, и неожиданно мне прилетело прямо в лицо. Аж, захлебнулся от такого подарка. Вышедший следом Аркуда схватился за живот от смеха.

– А, ведь она нарочно в тебя … – и сам поперхнулся снежным клубком. – Вот же ж, зараза!

Помнишь его?

Князь отлип от стены и приблизился к решётке. С удовлетворением отмечая какие-то свои приметы того, что его слышат и понимают.

– Мы его вылечили. Ведьмак постарался. – Штрига как-то жалостливо заскулила, заскрипела зубами, но вышло это совсем незлобно. – Только, знаешь, он какой-то совсем не такой. Понимаю, что шестнадцать лет в облике медведя не могли пройти даром. Немного головой он всё же тронулся…

Финя не стал подходить ближе, услышав шаги – кто-то спускался в подвал – юркнул в приоткрытую дверцу ближайшей клетки. Почему? Он и сам не смог бы ответить на этот вопрос. С тех пор, как он узнал, кто его отец и дед, хотелось больше знать об их жизни. Ведьмак посоветовал ему не спешить и не обвинять свою родню ни в чём, постараться понять – отчего так с ним поступили. Пожалуй, Видан – это единственный кому мальчишка доверял полностью.

Поэтому и старался понять, а возможно, что и принять. И сделать это надо было ещё до того, как они его признают, если вообще захотят это сделать. Пока что, после подслушанного разговора на свадьбе, никто его не звал к себе и даже не пытался разыскать. Ну, и он не навязывался.

Слушать же все разговоры показалось ему очень полезным. С той позиции, которую он занял, спрятавшись в угол, было не только слышно и отлично видно всё происходящее.

По проходу быстрыми шагами проследовал Жирослав, держа в руках свиток. И Милонег поднялся ему навстречу.

– Прибыл посыльный, – скупо буркнул племянник. – Отец сообщает о том, что у границы княжества снова появились отряды хинови. Позвизд подмоги просит. Никак не угомонится старый хан Торлак …

– До весны хинови не станут нападать. Зимы степняки опасаются более чем наших мечников. – Возразил князь, принимая послание и придвигаясь к масляной лампе, вчитываясь в знаки. – Но мелкими отрядами пакостить станут. Отправишься к воеводе и передашь ему моё распоряжение. Обойдёшь с сотней малые крепости, пока распутица не застала…

– А ты, дядя? – Перебил его Жирослав. – Что будешь делать ты?

Милослав поднял недобрые глаза на воспитанника, но сдержался.

– Завершу свои дела и вернусь. Не вижу необходимости в своём присутствии в столице…

– Дела – это со своим сумасшедшим побратимом нянчиться или с этим чучелом сидеть? – Выдал он возмущённо. – Какого рожна, дядя? Ты сам с ума сходишь? Нас ждут! А мы торчим здесь, занимаясь … – Негодовал племянник.

Князь же смотрел на него спокойно. И почему-то Финя чувствовал, что он постепенно приходит в ярость от напора и от возмущения младшего. А тот не замечал закипающего гнева и продолжал.

– Там в столице – дела. Послы ожидают встречи. Договор объединения княжеств уже готов…

– Значит, – внезапно прервал его Милонег, и слова ледяными глыбами пали на собеседника, вычленяя основное, – тебе важнее усиление собственной позиции, чем судьбы людей? Власть дороже всего?! – Выражение лица князя оставалось нечитаемым. И, кажется, только Жирослав знал, что оно обозначает, потому что тот побледнел. – О, Боги! Не думал я, что воспитал такого окаёма. Вы были правы лишив меня сыновей! И ему я хотел отдать свою дочь и свою землю!

Мгновения дядя и племянник стояли, глядя в упор, друг на друга.

– Собирай своих гридней, – выдохнул князь Милонег, – и убирайся в свои владения. Видеть тебя не желаю!

И скорыми шагами вышел из поруба.

– Ну, что ж, дядя, – зло прошипел Жирослав, – не хотел я. Видят Боги! Не хотел я ускорять события. Ты не оставил мне выбора…

За тем он круто развернулся и выскочил следом за наставником. И даже не заметил, как бросилась к решётке вялая штрига. И если бы и не смогла проломить защиту, установленную ведьмаком, то непременно цапанула бы когтями ногу князька. Но она опоздала и жалобно заскулила.

Финя вышел из укрытия и подошёл к ней, опустился на корточки перед решёткой.

– Матушка, – тихо проговорил, опасаясь быть услышанным. – Мы обязательно тебя вылечим.

Штрига уставилась на него чёрными бусинами зрачков из чёрных провалов глазниц. Казалось, в них появилось новое выражение, отличное от безразличия – просьба. И, уловив это, парень качнул головой.

– И за отцом я присмотрю, обещаю! – Он достал из-за пазухи умыкнутые с боярского стола пирожки, протянул их штриге. – Вот, смотри, что я тебе принёс. Пора вспоминать о человеческой еде, чтобы потом, после переворота, не кидаться на людей, как Аркуда…

Возле дверцы на полу валялись обескровленные и растерзанные тушки кроликов, которыми кормили нежить, бросая их живьём меж прутьев. Убрать же их мог только ведьмак, который в этот день в узилище ещё не появлялся. От них несло старой кровью и тошнотворной уметью.

Штрига осторожно просунув когтистую лапу, забрала из рук необычное подношение и, обнюхав со всех сторон, стала откусывать по кусочку самым краем своих игольчатых зубов. Жевать не получалось, и она глотала эти крохи так жадно и быстро, будто получила лучшее лакомство.

– Вот теперь я знаю, – рассуждал Финя, глядя на её старания, – и кто мой отец, и кто мать. Слышал, как дед отзывался обо мне и … всё остальное. Только не понимаю почему? И боюсь. Очень боюсь за вас всех и тревожусь о том, что случится, если отец и дед узнают кто я…

Глава 25

Чёрный аист с тоской смотрел в хмурое небо на летящие над ним стаи перелётных птиц. Подруга кружила в вышине с их сыном и не решалась оставить его в одиночестве, возможно, они оба не понимали, отчего он не распахнёт графитовые сильные крылья и не взмоет ввысь. Чего он ждёт?

Время отлёта заканчивалось. Они и так уже были последними, почти последними. Вдали показался очередной косяк и было бы разумным присоединиться к этой сильной стае. Да и осень торопила утренними заморозками, холодными дождями, редким ледяным крошевом и скорой бескормицей.

Но он не мог подняться ввысь. Его приковывала к земле неведомая и неодолимая сила, лишавшая аиста и его семейство шанса на жизнь. Он тревожно и отрывисто заклокотал, умоляя их улетать.

Ведьмак смотрел на эту птичью верность с горечью. Как бы ему самому хотелось оказаться подальше отсюда, рядом с милой Ягодкой. Он чувствовал, как ей требуется его помощь, его поддержка и любовь. Тревога о том, как она одна там, накатывала волнами. Неизбежное приближалось, и возможно, уже настало, ибо только это могло заставить женщину затаиться, сделать вид, что обиделась или забыла о нём. Слишком долго не прилетали почтовые сороки, слишком долго не было вестей, как и ответов на его послания.

Волха так же не спешила что-либо сообщать. И где её носит, было непонятно. Знать бы, что она не может достать заветный фолиант, тогда можно было бы созвать Круг девяти. Князю под силу убедить Конклав в такой потребности и собрать сильнейших ведьмаков для проведения ритуала.

Зато, это освободило бы самого Видана от обязательств, позволило бы вернуться домой, снова подпитать Ягодку и заняться-таки вплотную воспитанием преемника, конечно, если он не променяет свою ведьмачью суть на власть, став наследником князя Милонега.

– Что будем делать? – за спиной нетерпеливо засопел Аркуда.

После обрыва связующих заклятий он быстро пришёл в себя. И это он вспомнил о том, где находится третий камень. Теперь ведьмак горел нетерпением отмщения своей бывшей «хозяйке» Агате, уже осознавая глубину той ямы, куда он угодил тогда всего лишь из-за пары легкомысленных фраз.

– Привязки видите? – спросил Видан, оглядываясь на помощников. Финя скупо кивнул. Аркуда недовольно поморщился, будто его способности принизили, но так же, согласно хмыкнул. – Ладно. Создаём треугольник сил. Я остаюсь здесь, а вы отходите в разные стороны. Черпать магию буду из связей, если ощутите … в общем, если что-то неприятное, то это ненадолго. – Он услышал далёкий вой кагорушей. – И давайте закончим всё быстро. У нас намечаются гости. Надо всё закончить раньше … Будьте готовы ко всему.

– К чему? – удивился Аркуда. – Тишина и спокойствие вокруг. Аист, конечно, может быть опасен, но только не для нас…

Спрашивать, кто обеспокоился внезапно их действиями и находкой, казалось, не имело смысла. Агата – кто же ещё? – почувствовала биение струн, волнение стража, и поспешила наведаться.