Наутро после своего приезда Поллианна проснулась около семи часов. Оконца её комнаты выходили на юг и на запад, поэтому солнца ещё не было видно – только подёрнутое лёгкой дымкой голубое небо, обещавшее погожий тёплый день впереди.

В маленькой комнатке под утро стало прохладно, в приоткрытые окна залетал свежий, восхитительно пахнувший умытой листвой ветерок. Весело щебетали в саду птицы, и Поллианна, вскочив с кровати, скорее бросилась к окну – поболтать с ними. Взглянув вниз, она увидела свою тётю – та уже прохаживалась среди розовых кустов, любуясь цветами. Поллианна моментально оделась, привела себя в порядок и, оставив за собой распахнутыми настежь обе двери – в свою комнатку и в мансарду – ринулась вниз, в сад.

Тётя Полли стояла, склонившись над розовым кустом, и о чём-то разговаривала со старым сгорбленным мужчиной.

– Тётя Полли, доброе утро, тётя Полли! Как я рада! Как я рада просто тому, что живу на свете! – восторженно прокричала Поллианна, бросаясь ей на шею.

– Поллианна, – решительно запротестовала мисс Полли, пытаясь выпрямиться ровно настолько, насколько позволяли ей это сделать повисшие на её шее тридцать с лишним килограммов жаркого детского тельца. – Ты что, со всеми так по утрам здороваешься?

Девочка отпустила руки и ответила, пританцовывая на цыпочках.

– Нет, только с теми, кого я люблю! Очень-очень люблю! Я увидела тебя из окна и вдруг подумала, что это ведь ты, моя родная тётя Полли, а не дама какая-нибудь из благотворительного комитета, и мне так радостно стало, так радостно! И я побежала вниз, чтобы поскорее обнять тебя!

Старик неожиданно повернулся к ним спиной и опустил голову, а мисс Полли…

А что мисс Полли? Она по своему обыкновению попыталась нахмуриться, но почему-то это у неё получилось сейчас хуже, чем обычно.

– Поллианна, ты… Я… Томас, пока на этом закончим. Я полагаю, вы поняли, что нужно сделать с этими розами… – сдавленным голосом сказала она, затем поджала губы и быстрым – в её, разумеется, представлении – шагом удалилась к дому.

– А вы всегда работаете в саду, мистер?.. – поинтересовалась Поллианна.

Старик повернулся к ней. На губах его играла улыбка, но глаза влажно блестели, как от слёз.

– Да, мисс. Я садовник, а зовут меня Старый Том. Да, так и зовут. Старый Том, – не в силах утерпеть, он протянул дрожащую руку и притронулся кончиками пальцев к светлым локонам Поллианны. – Как же сильно вы похожи на свою мать, маленькая мисс! Я ведь знал её с тех пор, когда она была даже моложе, чем вы! Но уже тогда я работал в этом саду – видите, как давно я здесь!

– Вы… Вы знали мою маму? – задохнулась от удивления Поллианна. – Правда? Когда она была маленьким ангелом ещё здесь, на земле, а не на небе? Ой, прошу вас, расскажите, расскажите мне о ней!

И Поллианна, не раздумывая, уселась перед садовником прямо на дорожку – довольно грязную и мокрую от утренней росы.

Но поговорить со Старым Томом ей не удалось – со стороны дома долетел звон колокольчика, а следом за этим из задней двери выскочила Нэнси.

– Мисс Поллианна, это сигнал к завтраку, – запыхавшись, воскликнула она и, схватив девочку за руку, подняла её с земли и потащила бегом к дому. – Такой же сигнал даётся к обеду и ужину. К любой еде, короче. Так что, как только услышишь его, беги со всех ног в столовую. А если зазеваешься, то уж прости, придётся нам тогда с тобой искать какой-нибудь другой повод для радости!

Произнеся всё это на одном дыхании, Нэнси загнала Поллианну в дом, как загоняет хозяйка в курятник отбившегося от стаи цыплёнка.

Первые пять минут завтрака прошли в сосредоточенном молчании, но затем мисс Полли заметила двух порхающих над столом мух и строго спросила, провожая их неприязненным взглядом:

– Нэнси, на всех входных дверях и окнах у нас установлены сетки, не так ли? В таком случае потрудись объяснить, откуда здесь взялись эти мухи?

– Понятия не имею, мэм. На кухне у меня ни одной мухи нет.

Накануне Нэнси была слишком взволнована, чтобы заметить открытые окна – без сеток, как мы помним! – в комнатке Поллианны.

– А, так это, должно быть, мои мухи, тётя Полли! – дружелюбно заметила Поллианна. – У меня в комнате их полно, и они прекрасно там себя чувствуют. Жужжат, ползают…

Нэнси согнулась, чтобы не расхохотаться, и поспешно покинула столовую, прихватив, кстати, поднос с горячими булочками, который только что принесла с кухни.

– Твои? – ахнула мисс Полли. – То есть как это твои? И откуда они взялись?

– Здесь они сверху взялись, с чердака, а туда в мои окна залетели.

– То есть ты видела, как эти мухи влетают? Ты открывала свои окна? Без сеток?

– Ну да.

В этот момент с кухни вернулась Нэнси. С булочками и суровым видом, только лицо у неё было каким-то подозрительно красным, как у человека, который перед этим долго, безудержно хохотал.

– Нэнси, поставь на стол булочки и немедленно поднимись в комнату мисс Поллианны, – шершавым хозяйским тоном приказала мисс Полли. – Закрой там окна. И двери тоже закрой. А когда вымоешь посуду и закончишь все прочие дела, возьми мухобойку и проследи, чтобы ни одной мухи в доме не осталось. Ни одной!

А своей племяннице она сказала:

– Поллианна, сетки для твоих окон я уже заказала, это, разумеется, мой священный долг. Но мне кажется, что и ты про свой долг забывать не должна.

– Мой долг? – удивилась Поллианна.

– Разумеется. Я понимаю, что сейчас жарко, но твой долг – потерпеть закрытые окна до тех пор, пока на них не поставят сетки. Мухи, Поллианна, не только раздражают, они ещё и заразу разносят. После завтрака я дам тебе прочитать очень полезную брошюру про мух.

– Прочитать? С удовольствием! Спасибо, тётя Полли, я очень люблю читать!

Мисс Полли с шумом втянула ноздрями воздух, а затем поджала губы. Заметив это, Поллианна озадаченно нахмурилась и поспешила добавить:

– Конечно, мне очень жаль, что я забыла о своём долге, тётя Полли. Очень жаль. Но я исправлюсь, исправлюсь, и окна впредь открывать не стану.

Её тётка ничего на это не сказала. И вообще продолжала молчать как рыба до самого окончания завтрака, после чего прошла в гостиную, взяла там из книжного шкафа маленькую брошюрку в бумажном переплёте и вернулась к племяннице.

– Вот брошюра, о которой я тебе говорила. Ступай в свою комнату и немедленно прочитай её. А через полчаса я сама зайду к тебе, посмотрю, что у тебя есть из одежды.

С интересом рассматривая изображённую на обложке во много раз увеличенную голову мухи, Поллианна радостно воскликнула, не отрывая от неё глаз:

– Да, да! Благодарю тебя, тётя Полли! – и весело, вприпрыжку выпорхнула из столовой, с грохотом захлопнув за собой дверь.

Мисс Полли, разумеется, нахмурилась, поморщилась, величественно подплыла к двери, открыла её, но Поллианны уже и след простыл, лишь детские каблучки звонко и быстро отсчитывали где-то наверху ступени мансардной лестницы.

Спустя ровно полчаса по тем же ступеням неспешно поднялась мисс Полли. Её лицо выражало христианскую покорность перед необходимостью исполнить очередную неприятную, хотя и священную обязанность.

– Ах, тётя Полли! – радостно приветствовала её появление в своей комнатушке Поллианна. – Спасибо тебе, дорогая! Никогда в жизни не читала ничего интереснее, чем эта книжечка про мух! Как хорошо, что ты дала её мне! Знаешь, я и не подозревала никогда, сколько всякого разного могут переносить мухи на своих лапках, и…

– Довольно, Поллианна, успокойся, – холодно осадила её мисс Полли. – Покажи мне лучше весь свой гардероб, я хочу взглянуть на твои вещи. Те, что поприличнее, оставим тебе, а всё остальное я отдам Салливанам.

Поллианна с явной неохотой отложила захватывающую брошюру про мух и направилась к платяному шкафу.

– Боюсь, что тебе мои вещи покажутся ещё ужаснее, чем дамам из благотворительного комитета, а они называли их просто позорными, – вздохнула она. – Но так уж получилось, что в последних двух или трёх сборах пожертвований были в основном вещи для мальчиков или пожилых людей. Скажи, тётя Полли, а ты когда-нибудь получала что-то из церковных пожертвований?

Увидев написанный на лице тётки ужас, Поллианна немедленно поспешила исправить свою оплошность.

– Да, конечно, ты никогда их не получала, тётя Полли! – покраснев, воскликнула она. – Я просто забыла, прости. Богатым людям это совершенно не нужно. Не сердись, но я порой забываю о том, что ты богатая… особенно когда сижу в этой комнате.

Мисс Полли открыла рот, но не смогла выдавить ни слова. А Поллианна, сама не понимая, очевидно, того, какой удар только что нанесла ей своими словами, продолжала свою сагу о церковных пожертвованиях:

– Я, собственно, вот что хочу сказать. Никогда не угадаешь, что тебе пришлют в этих пожертвованиях, никогда. Наверняка знаешь только одно: того, что тебе действительно нужно, в них никогда не окажется. Это уж просто закон. Вот почему нам с папой так трудно было играть в нашу игру…

Тут Поллианна вспомнила, что ей запрещено при тёте говорить о своём отце, и она поспешила замять эту тему, а для этого нырнула в шкаф, чтобы вытащить из него весь скудный запас своих платьиц.

– Они некрасивые, конечно, – вздохнула Поллианна. – Но других у меня нет. И чёрного траурного платья у меня нет, потому что деньги нужны были на красную ковровую дорожку для церкви. Одним словом, это всё, что у меня есть.

Мисс Полли брезгливо, самыми кончиками пальцев притронулась к жалким платьицам, сшитым явно не по мерке Поллианны, затем, уже не притрагиваясь вовсе, взглянула на залатанное бельишко в ящиках комода.

– На мне пара хорошего белья, нового, – испуганно поспешила заверить свою тётку Поллианна. – Дамы из благотворительного комитета специально купили мне его перед поездкой сюда. На этом миссис Джонс настояла. Сказала, что меня необходимо одеть, даже если ради этого им придётся до конца дней своих стучать каблуками по голому проходу между скамьями. Но они всё равно купят ту ковровую дорожку, не волнуйся. Дело в том, что мистер Джонс никакого шума терпеть не может, как говорит его жена, у него «нервы». Но у мистера Джонса не только нервы, у него и деньги тоже есть, так что он, надо думать, раскошелится на ту красную ковровую дорожку. Ну, нервы-то ему дороже, правильно? А ты как думаешь?

Мисс Полли её, казалось, не слышала. Закончив осматривать бельишко племянницы, она спросила, резко – для неё, конечно, резко – повернувшись к ней:

– Надеюсь, ты ходила в школу, Поллианна?

– Ходила. Кроме того, папа… Словом, я ещё и дома училась.

– Хорошо, хорошо, – нахмурилась мисс Полли. – Значит, осенью пойдёшь в школу. В какой класс тебя записать? Впрочем, это пусть решит директор школы, мистер Холл. А пока что ты будешь читать каждый день по полчаса вслух. При мне.

– Я очень люблю читать, тётя Полли, а если ты не захочешь меня слушать, то я и одна с удовольствием буду читать. Правда, правда, тётя Полли! И мне даже не придётся стараться, чтобы радоваться этому, потому что я даже больше люблю про себя читать, а не вслух. Ну, из-за длинных слов, понимаешь?

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – суровым тоном откликнулась мисс Полли. – А музыке тебя учили?

– Так, чуть-чуть. Если честно, то сама я играть не люблю, зато очень люблю слушать, как другие играют. Я немного училась на пианино играть. Мне давала уроки мисс Грей – она у нас в церкви на органе играет. А вообще-то, тётя Полли, мне всё равно – учиться музыке или нет, правда.

– Охотно верю, – пошевелила бровями мисс Полли. – Охотно верю, но, тем не менее, считаю своим долгом дать тебе достойное воспитание, а значит, ты должна овладеть хотя бы азами нотной грамоты. Хорошо. Ну а шитьё? Шить-то ты наверняка умеешь?

– О да, – со вздохом ответила Поллианна. – Шить меня учили дамы из благотворительного комитета, но это был ужас какой-то. Миссис Джоунс, например, считала, что, когда обмётываешь петли, иголку нужно держать не так, как её все остальные держат, а как она показывает. Миссис Уайт хотела, чтобы я сначала обратный шов освоила и уж только потом училась подрубать края. Или наоборот, не помню уже. А миссис Гарриман твердила, что мне вообще ни к чему учиться сшивать лоскутки…

– Больше таких проблем не будет, я сама буду учить тебя шить. Ну а готовить… Нет, готовить ты, я думаю, совсем не умеешь.

– Они только-только начали было учить меня этим летом, но… – тут Поллианна неожиданно рассмеялась и продолжила, покачав головой: – Продвинулись мы совсем немного, потому что по поводу кулинарии мнения у них расходились ещё сильнее, чем с шитьём. Собирались начать с хлеба, но оказалось, что каждая дама печёт его по-своему, и в результате они только перессорились. Потом решили, что каждая из них будет учить меня на своей кухне. Первую неделю одна дама, следующую неделю другая, и так далее. Короче, я научилась делать только шоколадную помадку и торт с инжиром, когда… – тут голос у неё задрожал, – …когда… пришлось всё бросить.

– Шоколадная помадка и торт с инжиром! – презрительно фыркнула мисс Полли. – Ну, ничего, это мы быстро исправим.

Она немного помолчала, прикидывая что-то в уме, затем решительно объявила:

– Значит, так. Каждое утро, ровно в девять часов, ты будешь читать для меня вслух. Недолго, всего полчаса. До этого будь любезна навести порядок в своей комнате. По средам и субботам после чтения и до полудня Нэнси станет учить тебя на кухне готовить. В остальные дни будешь шить со мной. После обеда – занятия музыкой, преподавательницу я тебе найду.

Закончив говорить, мисс Полли величественно поднялась со стула, на котором сидела, а Поллианна закричала в ужасе:

– Но, тётя Полли, тётя Полли! Ты же совсем не оставила мне времени чтобы… просто жить!

– Жить? Не понимаю, что ты хочешь этим сказать. Разве ты не живёшь всё время?

– Ну, да, я буду дышать, и даже говорить, пока меня учат всяким премудростям, но это же не жизнь! Вот во сне ты тоже дышишь, но не живёшь же, верно? Для меня жить – это значит делать то, что хочется. Играть во дворе, читать – не по приказу, а для себя, по холмам бродить, с мистером Томом и Нэнси разговаривать обо всём на свете. Узнавать всё, что мне интересно о городе, улицах, по которым я проезжала вчера, о домах, о людях, которые в них живут. Вот это я называю жизнью, тётя Полли. А просто дышать… Нет, это не жизнь, не жизнь.

– Поллианна, ты самый необычный ребёнок, которого мне когда-либо доводилось видеть! – раздражённо вздёрнула подбородок мисс Полли. – Конечно, тебе будет предоставлено время для игр. В разумных пределах, разумеется. Но мой священный долг – это позаботиться прежде всего о том, чтобы ты получила надлежащее образование и воспитание. Однако священная обязанность есть и у тебя – ты не должна отвечать на мою заботу о тебе чёрной неблагодарностью.

Поллианна, казалось, была потрясена до глубины души.

– О, тётя Полли! Как же я могу быть неблагодарной… тебе! Я же так люблю тебя, так люблю! И ты же не какая-то дама из благотворительного комитета, но моя тётя! Родная!

– Ну, хорошо, хорошо. Посмотрим, сумеешь ли ты быть благодарной, – сухо заметила мисс Полли, направляясь к двери. Она была уже примерно на середине лестницы, когда сверху до неё долетел тоненький взволнованный голосок:

– Тётя Полли! Тётя Полли! Ты так и не сказала, какие из моих вещей ты хочешь отдать этим… Салливанам, да?

Тётя Полли раздражённо вздохнула, и этот вздох долетел до ушей Поллианны.

– Да, я совсем забыла сказать тебе, Поллианна. Сегодня, в половине второго, Тимоти отвезёт нас с тобой в город. По магазинам. Ни одно из твоих платьев не годится для того, чтобы его носила моя племянница. Я не выполнила бы свой долг, если бы позволила тебе ходить в этом… Короче говоря, все твои платья пойдут Салливанам. Все до одного.

Теперь пришла пора тяжело вздохнуть самой Поллианне. Вот уж никогда не думала она, что так возненавидит когда-нибудь слово «долг»!

– Скажи, тётя Полли, – печально спросила она. – А в этом самом «долге» можно найти хоть что-нибудь, чему можно радоваться?

– Что? – оторопела мисс Полли. Она посмотрела наверх, покраснела и продолжила спускаться по лестнице, сердито приговаривая: – Не дерзи, Поллианна, не дерзи!

А Поллианна в своей жаркой душной комнатке опустилась на стул с жёсткой спинкой и задумалась. Будущее рисовалось ей сейчас как бесконечное исполнение священного долга и выглядело, честно говоря, безрадостно.

– Ну, честное слово, не понимаю, что я ей такого дерзкого сказала, – вздохнула она. – Ну, спросила, можно ли найти хоть какой-то повод для радости в исполнении этого её священного долга, только и всего.

Несколько минут Поллианна сидела, молча глядя на жалкую кучку выложенных на кровать платьев, потом встала и принялась убирать их назад в шкаф.

– Да уж, радоваться тут совершенно нечему, как я вижу, хотя… А почему бы не радоваться тому, что ты свой долг исполнила, а? – и она радостно рассмеялась. Впервые за всё утро.

Глава VII
Поллианна и наказания

Ровно в половине второго Тимоти повёз свою хозяйку и её племянницу по магазинам одежды, которых в городе было не так много, всего четыре или пять.

Подобрать новый гардероб для Поллианны оказалось делом непростым для всех, кто в нём принимал участие. В большей или меньшей степени непростым, конечно, делом, но зато для всех. Мисс Полли вышла из этого испытания с тем чувством облегчения, которое испытывает человек, успешно перешедший реку по тонкому льду. Продавцы, обслуживавшие этих двух клиенток, вышли из него с раскрасневшимися распаренными лицами и вдобавок с таким запасом историй, которых хватило, чтобы их друзья целую неделю потом покатывались со смеху. Поллианна? Она закончила поход по магазинам, сияя улыбкой, уставшая, но довольная до глубины души. Ещё бы! Ведь, как она объяснила одному из продавцов: «После того, как ты всю жизнь носила то, что тебе досталось из церковных пожертвований, удивительно приятно вот так просто пойти в магазин и купить совершенно новые красивые вещи, которые ни укорачивать, ни надставлять не надо».

Поход по магазинам занял у Поллианны почти весь день, после чего был ужин, а затем приятные разговоры – сначала со Старым Томом в саду, а затем на заднем крыльце с Нэнси – но это уже когда вся посуда была перемыта, а тётя Полли отправилась навестить соседку.

Старый Том рассказал Поллианне удивительные вещи про её маму, отчего она почувствовала себя счастливой, а Нэнси вспоминала об «Уголках», своей маленькой ферме за городом, где она жила со своей любимой мамочкой и – тоже любимыми, конечно же – братиком и сёстрами. И обещала, что когда-нибудь возьмёт с собой Поллианну познакомиться с ними. Если мисс Полли возражать не станет, само собой.

– А какие у них у всех прекрасные имена! Тебе очень понравится, как их зовут. Братика – Элджернон, а сестрёнок Флорабель и Эстелла. А я… – тяжело вздохнула она. – Ненавижу имя Нэнси!

– Какие страшные слова ты говоришь, Нэнси! Ненавижу! Да почему?

– Потому что у меня имя не такое красивое, как у остальных. Тут понимаешь, какое дело – я же первым ребёнком в нашей семье была, а в то время моя мама ещё не начала читать книжки всякие, в которых красивые имена встречаются.

– А мне имя Нэнси нравится, просто потому, что оно твоё.

– Хм! Ну, тогда тебе и Кларисса Мейбл тоже понравилось бы, – парировала Нэнси. – А уж как я сама рада была бы такому имени! Роскошное имя Кларисса Мейбл, просто роскошное!

– Ну, в таком случае радуйся, что тебя не назвали… Хаджиба!

– Хаджиба? – ужаснулась Нэнси.

– Ага. Миссис Уайт так зовут. Муж её называет «Ха». Миссис Уайт это ужасно не нравится. «Ха-Ха, подойди сюда!», «Ха-Ха, пойдём туда!» – словно она собачка какая-то.

Тоску-печаль Нэнси как рукой сняло, и она тут же заулыбалась во весь рот.

– Ну, ты даёшь, Поллианна, ну даёшь, звёзды-бабочки! Теперь как услышу «Нэнси», сразу это «Ха-Ха» вспомню и хохотать начну от радости… – Нэнси вдруг на полуслове остановилась и спросила, удивлённо глядя на девочку: – Скажи… ты это сейчас нарочно, да? Сыграла со мной в свою игру, чтобы я радовалась, что меня не Хаджиба зовут?

Полианна нахмурилась, потом рассмеялась.

– Вообще-то, да, Нэнси. Я действительно сыграла в свою игру, но на этот раз… как бы тебе объяснить… совсем не задумываясь. Само собой так получилось. Знаешь, такое случается, когда привыкаешь к этой игре. Ведь в жизни практически всегда можно найти повод для радости, особенно если долго учишься искать его.

– Н-ну, наверное, – не скрывая сомнения, согласилась Нэнси.

В половине девятого Поллианна отправилась спать. Сетки для окон ещё не доставили, поэтому в мансардной комнатушке было жарко как в раскалённой печке. Поллианна с тоской посмотрела на плотно закрытые окна, однако даже подходить к ним не стала – разделась, аккуратно сложила одежду, прочла молитву, задула свечу и залезла в постель.

Время шло, а уснуть Поллианне никак не удавалось. Проворочавшись с боку на бок целую, как ей показалось, вечность, она не выдержала, выбралась из постели, впотьмах пробралась через комнату и открыла дверь.

Весь чердак чёрным бархатом окутала тьма, которую нарушала только узкая серебристая дорожка лунного света, протянувшаяся из восточного окна мансарды. Именно по ней и пошла Поллианна, стараясь не обращать внимания на пугающую темноту слева и справа от себя.

Ей очень хотелось надеяться, что хоть на этом освещённом луной окне окажется сетка, но её надежды не оправдались. А за окном широко раскинулся прекрасный, сказочный мир, в котором – это Поллианна знала совершенно точно! – было столько свежего, сладкого воздуха, такого прохладного, такого приятного для разгорячённых щёк и рук…

Подойдя к окну вплотную, Поллианна обнаружила ещё одну интересную вещь – крытую жестью крышу веранды, которую мисс Полли построила прямо под этим окном. И как же сильно захотелось Поллианне оказаться сейчас там, на этой широкой манящей крыше!

Она осторожно оглянулась – где-то там, в темноте, осталась раскалённая комнатка с жаркой, как сковорода, постелью. От окна её отделяла опасная темнота, через которую предстояло идти с тревожно бьющимся сердцем и широко раскинутыми в стороны руками. Далеко. Страшно. А совсем рядом, сразу за окном – чудесная крыша, залитая лунным светом и обдуваемая лёгким ночным ветерком.

Ах, если бы её кровать стояла на этой крыше! А что? Спят же некоторые под открытым небом! Взять, например, Джоэля Хартли из её родного городка на Западе. Он вообще круглый год спал на свежем воздухе, так ему врачи велели, потому что у Джоэля была чахотка.

И тут Поллианна вдруг вспомнила про мешки. Длинные, белые, они висели на чердаке на гвоздиках как раз рядом с этим окном. Нэнси говорила, что в этих мешках хранят летом зимнюю одежду. Полианна ощупью добралась до этих мешков, выбрала один из них – пухлый, мягкий, на котором, должно быть, очень приятно будет спать. Как потом оказалось, в этом мешке хранилась котиковая шуба мисс Полли. Потом нашла ещё один мешок, тоньше первого, который можно было свернуть как подушку, и третий, почти пустой – чтобы укрыться им вместо одеяла. Поллианна выбросила все три мешка на крышу, выбралась следом сама и аккуратно прикрыла за собой окно – она очень хорошо помнила о мухах, которые столько разного, оказывается, переносят на своих удивительных лапках.

Как же хорошо, как восхитительно свежо и прохладно было на этой крыше! Поллианна чуть не запрыгала от радости, вдыхая полной грудью сладкий ночной воздух. Ей здесь нравилось буквально всё – даже то, как потрескивает жестяная крыша у неё под ногами, нравилось, и она с удовольствием прошлась по ней пару раз. Какой простор вокруг после её тесной душной комнатки! Крыша была такой большой и надёжной, что упасть с неё Поллианна совершенно не боялась. Находившись, насмотревшись и надышавшись, она уютно устроилась на матрасе из котиковой шубы, подложила под голову второй мешок вместо подушки, укрылась третьим и приготовилась заснуть.

– Теперь я так рада, что те сетки до сих пор не привезли! – сонно пробормотала она, глядя в звёздное ночное небо. – Иначе не спала бы здесь…

А тем временем внизу, в примыкающей к веранде комнате, бледная, испуганная мисс Полли в криво накинутом халате и домашних туфлях нервно говорила в телефонную трубку:

– Тимоти, поднимайся скорее и приходи сюда вместе со своим отцом. Фонари возьмите. По крыше веранды кто-то ходит. Наверное, забрался по решётке для роз или ещё как-то, не знаю. Боюсь, он может залезть в дом через восточное окно чердака. Чердачную дверь я уже заперла, но всё равно… Одним словом, поспешите!

Вскоре только что уснувшую Поллианну разбудил яркий свет фонарей и громкие удивлённые голоса. Разлепив глаза, она увидела перед собой Тимоти, стоящего на вершине приставной лестницы, Старого Тома, вылезающего на крышу из чердачного окна, а за его спиной – лицо своей тёти.

– Поллианна, что всё это значит? – сердито воскликнула тётя Полли.

Поллианна сонно поморгала ресницами и села на своих мешках.

– Ой, мистер Том… тётя Полли… – забормотала она. – Да не пугайтесь вы так! У меня нет чахотки, как у Джоэля Хартли. Я просто сбежала сюда от жары. Но ты не волнуйся, тётя Полли, не переживай, окно я за собой закрыла, так что мухи не занесут в дом этих… как их… мекробов.

После этих слов Тимоти неожиданно пропал, будто его ветром с лестницы сдуло. Старый Том поспешно сунул свой фонарь в руки мисс Полли и последовал за сыном. Мисс Полли сильно прикусила губу, дождалась, пока мужчины окончательно исчезнут в темноте, после чего суровым тоном сказала:

– Поллианна, немедленно подай мне эти вещи и сама залезай сюда. Ну, что за наказание, а не ребёнок!

Вернув мешки на место, мисс Полли взяла Поллианну за руку и повела с собой, подсвечивая фонарём, который держала в другой руке.

После свежего ночного воздуха духота на чердаке казалась ещё невыносимее, но Поллианна ни на что не жаловалась, терпела, лишь разок-другой позволила себе долго, жалобно вздохнуть.

Дойдя до лестничной площадки, мисс Полли всё так же строго объявила:

– Остаток этой ночи ты, Поллианна, будешь спать со мной, на моей кровати. Сетки на окна привезут и поставят завтра, а до тех пор я считаю своим священным долгом не упускать тебя из вида.

– С тобой? В твоей постели? – ахнула от восторга Поллианна. – Ах, тётечка Полли, тётечка Полли, как это чудесно! Если бы ты только знала, как давно мне хотелось спать рядом с кем-то родным, не с дамами из комитета, ты же меня понимаешь, правда? Теми дамами я по горло сыта! Боже, до чего же я рада, что те сетки до сих пор не привезли! А ты? Ты рада, тётя?

Мисс Полли ничего не ответила, продолжала молча идти вперёд, чувствуя себя совершенно беспомощной. Ощущение это было очень странным и неприятным. Вот уже третий раз после приезда Поллианны мисс Полли наказывала – точнее сказать, пыталась наказать её, и в третий раз эта удивительная девочка встречала наказание словно какую-то особую награду. Неудивительно, что из-за этого мисс Полли чувствовала себя совершенно выбитой из колеи, совершенно.