Глава IV
Утро сменяло вечер, за днём приходил новый день. За упорными исследованиями и беспрерывными экспериментами я не заметил, как прошло ещё три месяца.
За это время я успел сконструировать ещё семнадцать моделей, которые также подвергались уничтожению. В какой-то момент начало казаться, что эта инопланетная материя играет со мной, желая узнать, насколько хватит моего упорства.
Каждый раз я преодолевал множество трудностей в борьбе за это маленькое хранилище для энергии. Каждый раз я, словно гладиатор, устранял конкурентов, хитростью и сноровкой обходил что-то подозревавших знакомых и дрался даже за самый незначительный винтик этой машины. И каждый раз надменный Цезарь опускал свой палец вниз, обрекая меня на очередной круг монотонных и нескончаемых попыток. Но я был не из тех, кто так просто сдаётся. И этому несуществующему разуму следовало уяснить: человек, сделавший до этого более 130-ти моделей, никогда не остановится на таком маленьком числе.
Со временем прототипы становились качественнее и функциональнее. Я укреплял стенки и встраивал стёкла, отлитые из этого же металла. Оказалось, из него можно было сделать всё, что угодно. Возможно, как-нибудь после окончания этой работы я запатентую бронированные окна из мискеланиуса. Но пока все мои мысли были заняты лишь этой проклятой переноской для атомной энергии.
В какой-то момент сотрудники нашего предприятия начали странно на меня коситься. И я бы соврал, если бы сказал, что на это не было причины: постоянно потрёпанный и перемазанный чем-то халат, похудевшее и вытянувшееся лицо, тёмные круги под покрасневшими глазами похожие на чёрные дыры, многодневная щетина. Сутулый и хмурый, я был похож на посланника смерти, жнеца, пришедшего за грешными душами. И некоторые неравнодушные коллеги участливо, но в то же время немного боязливо интересовались о моём самочувствии и предлагали взять отпуск. А я лишь отмахивался, дожёвывая какую-то чёрствую, сухую булку и запивая её, кажется, миллионной чашкой кофе. Времени отвлекаться на всякую ерунду вроде отдыха у меня не было. Ведь с каждым новым походом за образцами в больницу, мне давали их всё менее и менее охотно.
Но вот спустя три чёртовых месяца беспрерывной работы передо мной стояла идеальная модель контейнера для космической модификации урана. Она единственная прошла экспериментальный период и смогла продержать в себе атомную энергию больше трёх суток. Но сначала, признаться, надежды на этот прототип тоже было мало. Потому что предыдущий, 148-ой, расплавился сразу после соприкосновения с инопланетной материей. А ещё раньше тестовое устройство кристаллизовалось и, как только я коснулся его, рассыпалось на тысячи маленьких осколков. Я уже не говорю, сколько взрывов было пережито мной на пути к заветному и такому долгожданному успеху. Только вот воспоминания о нём какие-то слишком размытые и нечёткие. А, может быть, дело в лёгкой праздничной дымке счастья, эйфории и безумия.
Помню, как пришёл в очередной раз на полигон, почувствовав сочувствующий взгляд в спину. Помню, как провёл неизменный ритуал: достать «ингредиенты» из коробок, переложить хрустальный шар в открытую, специально подготовленную ёмкость и варить до полной готовности. Ну, то есть ждать, пока он в очередной раз не разлетится во все стороны. Но прошёл час, два, пять часов, а перемещённый из герметичного контейнера сгусток продолжал медленно и лениво плавать внутри небольшого железного ящика. Удивлённый и настороженный такой реакцией, я перенёс некоторые данные в толстенный блокнот и, спрятав модель в ящик, перенёс её обратно в свой кабинет. В тот момент я думал, что если уж она взорвётся и приведёт-таки к моему увольнению, то пусть это случиться грандиозно.
Вот только сменившиеся условия никак не повлияли на прототип под номером 149. Помещённый в темноту моего огромного шкафа, он лишь засветился чуть ярче обычного. Так продолжалось три следующих дня. И тогда, потряся для уверенности ящиком над головой, я понял: свершилось. Я наконец-то изобрёл контейнер для урановой энергии.
Счастливый и запыхавшийся, утирающий выступающие слёзы радости, я вбежал в кабинет куратора и… с грохотом опустив ему на стол ладони, попросил дать мне отгул на один день. Ну а что? Мне кажется, я заслужил немного времени для того, чтобы хотя бы вернуть себе человеческий облик. И немного уложить в голове тот факт, что после стольких лет работы, мир наконец-то сможет увидеть моё произведение искусства. И хотя НК-912 хотел возразить и напомнить, что до отпуска осталось меньше полутора недель, он лишь устало вздохнул и поставил свою размашистую роспись на специальном документе. Это, конечно, выходило за рамки правил компании, но немного безумный блеск в глазах подчинённого, говорил ему о том, что он поступил справедливо и правильно. Негоже доводить своих работников до изнеможения, даже если они сами были тому виной.
Придя домой и скинув с себя впервые за долгое время чистый халат, я, всё ещё взбудораженный и окрылённый, лёг на кровать, всматриваясь в невидимый узор на потолке. В тот момент мне казалось, что над моей головой звёздное небо. Не то, от которого свет преломляется прямо в глаза, а другое – настоящее. Свободное и прекрасное. Прикрыв глаза и втянув носом вроде бы душный и спёртый воздух квартиры, я почувствовал, как ноздрей касается лёгкий, немного пьянящий запах ночи. Несуществующий ветер гладил мои растрёпанные, грязные после многих дней работы волосы, а в ушах шумел шелест листьев. В тот самый момент, лёжа на своей кровати и чувствуя дыхание далёкой природы, я ощущал себя самым счастливым человеком на свете.
И длилось это счастье ровно 36 часов.
Весь день выпрошенного отгула я провёл дома: очень много спал, ел, смотрел какую-то старую комедию, продумывал план составления и подачи официальной документации моего изобретения и опять спал. Большую часть времени я пытался восстановить ту энергию, которую у меня забрали захватывающие, но, признаться, очень трудные рабочие будни. А на следующее утро, проснувшийся полный сил и готовности снова приступить к работе, я узнал, что пока меня не было, наше предприятие ограбили…И в этот момент рухнуло всё.
В тот день я так же, как и всегда не помнил, как дошёл до работы. Не помнил, как вошёл внутрь и как оправдывался охранник перед толпой репортёров. Я просто шёл на негнущихся ногах и очень хотел верить, что, хотя бы в этот судьба будет на моей стороне. Ну, пожалуйста, прошу…
Вы слышали что-то о стадиях принятия горя? Так вот, в тот день я прошёл их все.
Сначала было отрицание. Я просил, молился, умолял, чтобы из сотни кабинетов нашего предприятия, из нескольких десятков лабораторий незваные гости выбрали чьи-то ещё. Возможно, это было эгоистично и некрасиво, но тогда мне просто хотелось верить, что моя обшарпанная дверь всё ещё была закрыта на ключ.
Как только я вбежал в комнату и бросил взгляд на шкаф, наступил гнев. Он был взломан и, разумеется, пуст. Все документы были разбросаны по полу и залиты какой-то краской, модельки различных изобретений разломаны, а личные вещи как будто бы пытались сжечь. В ушах стоял непонятный шум. И только через несколько минут я смог понять, что шум – это мой собственный крик. Крик, наполненный непониманием и болью.
Потом я начал торговаться с невидимым собеседником. Я ползал на коленях, судорожно перебирая испорченные бумаги и ища среди них расчёты нового исследования. Дрожащими руками я пытался отодвинуть шкаф, чтобы заглянуть за него и, возможно, найти хотя бы одну деталь моего творения. Хотя бы одно подтверждение того, что я не сошёл с ума. Но, как вы понимаете, их не было.
Упав посреди комнаты и уставившись в потолок, я сощурил глаза от ужасного электронного света. Забавно: совсем недавно я видел над собой звёзды и ночное небо, а сейчас – лишь голый и холодный бетон. Безжизненный и равнодушный. Наступило время депрессии. А я потерял всякую веру в человечество.
Все последующие события смешались в один вязкий, невнятный и абсолютно отвратительный ком. Я невпопад отвечал на вопросы начальства и полиции, ставил подписи на каких-то бумажках с показаниями пострадавшего, выслушивал соболезнования и слова поддержки. А в голове стоял лишь образ лёгкого свечения атомного сгустка, оставленного мной без присмотра всего на один день. Один-единственный день, который, кажется, навсегда сломал мою жизнь. День, который неожиданно быстро подошёл к концу, но не забрал с собой мои страдания.
Бредя по опустевшим коридорам, я думал о том, что ждёт меня дальше. Как обычно поступают люди, потерявшие что-то, над чем трудились большую часть своей сознательной жизни? Вероятно, сходят с ума и влачат своё жалкое существование не в силах найти новую заветную цель, к которой хотелось бы стремиться.
Моя цель, моя панацея и моя душа, содержавшиеся в этом невзрачном металлическом ящике, исчезли навсегда и сейчас либо сдавались на металлолом, либо подпирали чью-то гаражную дверь, либо перепродавались по дешёвке. И с каждой новой мыслью я чувствовал, как моё сердце пропускало болезненный удар. Может, стоит уволиться? Уйти отсюда, лишь бы не видеть опостылевший кабинет и не вспоминать все те часы, что я корпел над исследованием. Уйти и завязать с инженерной практикой. Пойти в школу преподавателем физики или репетитором, работать с детьми, передавать им мои знания и надеяться, что они вырастут достойными людьми. Людьми, которые не будут воровать чужие труды.
Занятый гнетущими мыслями и заполнением невидимого заявления об увольнении, я не заметил, как подошёл к своему кабинету. Взгляд невольно метнулся на прикрытые окна. В ту же секунду земля ушла у меня из-под ног, а организм на время забыл, как правильно дышать. В кабинете горел свет…внутри кто-то был. Кто-то посторонний, потому что предприятие на сегодня было закрыто. Кто-то, кто точно знал, куда и за чем ему идти.
Затаив дыхание, я медленно двинулся в сторону двери. Сердце стучало где-то в ушах, пальцы покалывало, словно я собирался выпустить электрический разряд. К сожалению, у меня его не было. А жаль: сейчас он был бы очень кстати. Вздохнув чуть глубже, я аккуратно положил ладонь на дверную ручку и резким рывком распахнул её, врываясь в кабинет.
Воинственный клич застрял где-то в горле. Удивлённый взгляд встретились с распахнувшимися глазами напротив. Никогда не думал, что они могут открываться больше, чем наполовину. На меня, стоя вполоборота, смотрел Артемий Денисович Гладков.
Глава V
Первоначальный шок сменился непониманием и настороженностью. Почему он всё ещё находится на предприятии, если рабочий день закончился три часа назад? Что он делает в моём кабинете? Почему выглядит так, будто его застали врасплох? Эти вопросы шумно роились в моей голове, не давая возможности сосредоточиться и задать хотя бы один из них.
–А, МП-428, это вы. – произнёс он слегка взволнованным голосом. Его веки вновь опустились ниже, возвращая лицу расслабленное выражение. – Вы что-то хотели узнать?
—Что вы делаете в моём кабинете? – враждебно сведя брови к переносице, спросил я.
–Хотел проведать вас. Слышал, что грабители вломились к вам и стащили какую-то новую разработку. Ужасная трагедия.
–Слухи расходятся быстро.
–Да, вы правы, – кивнул он и, оглядев комнату, продолжил. – Странно, что они выбрали именно вас. Видимо, кто-то донёс им, что у вас есть что-то интересное. Хотя я бы не стал просто так вламываться в место, где требуются биометрические данные и даже ДНК владельца. Судя по всему, они профессионалы.
В этот момент я перестал насуплено блуждать по полу взглядом и ошарашенно уставился на Артемия Денисовича, сделав маленький, едва заметный шаг назад. К сожалению, этот жест не укрылся от этих пронзительных и почему-то пугающих серых глаз.
– Что такое, коллега? – с лёгкой усмешкой поинтересовался он.
–Откуда вы знаете про биометрику? Такой шкаф был только у меня и заказывался специально, чтобы прятать в нём важные документы. Никто кроме меня не знал, что нужны образцы ДНК.
На секунду лицо Гладкова приобрело растерянное выражение, но он тут же растворилось, скрывшись за маской безразличия и лёгкой надменности. Он скрестил руки на груди и приподнял брови, как будто ожидая какого-то продолжения.
–Это…это были вы, – тихим растерянным голосом прошептал я. Заметив насмешливую улыбку на лице собеседника, я лишь убедился в правильности своей ужасающей догадки. – Вы украли моё изобретение. Как вы это сделали?
—Дорогой мой, – покачал головой Гладков. – я разрабатывал эту защитную систему. Думаешь, я бы не смог её взломать?
–Но зачем вам моё устройство?
–Чтобы продать, разумеется. Сначала здесь, а потом ещё в парочке мест. С отдельными процентами для тебя, конечно. За этим я собственно и зашёл. Ты только представь, сколько денег принесёт твоё изобретение, если направить его на военные нужды. – странновато мечтательным тоном продолжил Гладков. – Развязанные войны приведут к необходимой чистке на нашей планете, а ты и я будем наблюдать за этим из VIP-ложи. Что скажешь?
Я растерянно переводил взгляд с расслабленного лица инженера на собственные ботинки. Его тон был таким сладким и манящим, лился в уши, словно сладкий сироп, обволакивая сознание сладкой ватой. Расслабляя, завлекая, усыпляя бдительность. И всё же было в его словах что-то странное. Что-то фальшивое и лживое, не дававшее поддаться красивой сказке о миллионах. А ещё было что-то бесчеловечное. Жестокое. Он был жестоким.
–Но это же неправильно. – нахмурившись, произнёс я. – Зачем продавать его другим странам?
–А что такое? —показушно вскинув брови, поинтересовался Гладков. – Уверен, что заграницей найдётся множество желающих, готовых выложить за эту технологию кругленькую сумму.
–Но вы же лицо инженерии нашей планеты, – продолжал лепетать я. – Вас уважает весь мир, а вы хотите просто украсть моё изобретение и продать его? И сейчас нагло врёте мне в лицо, что собирались разделить этот «успех» со мной.
—Не украсть, а подарить ему мировую известность, – просто поправил меня Артемий. – Так же, как я сделал с антигравитационным спреем. Правда, тот парнишка был посговорчивее. И сейчас проживает на Мальдивах, представляешь?
–Это же предательство! Вы не можете распоряжаться моим устройством в своих целях! Я сделал его, чтобы помогать людям, а не убивать их. Я вам не позволю!
–Полегче, —неожиданно осадил меня Артемий Денисович. Его лицо вмиг приобрело серьёзное выражение. – Не забывай: ты – рядовой инженер, один из сотни сотрудников, легкозаменяемый винтик в огромной машине. Я же один из её предводителей, один из трёх китов, на которых держится это предприятие. С тобой у этого чудесного изобретения нет будущего. Ты не умеешь подавать себя, уже давно заработал репутацию нелюдимого изгоя. К тому же, как мне известно, в конструкции задействован инопланетный металл. Мискеланиус, кажется. А это запрещено законом. И если ты пойдёшь сдавать свою работу, тебя не только уволят, но и упекут за решётку. Нужно ли мне говорить, что в этом случае сделают с годами твоего упорного труда, м? Они просто уничтожат его. Со мной же дела обстоят иначе. Со мной могут сделать некоторые поблажки и кое-где даже закрыть глаза на, допустим, инопланетное происхождение некоторых элементов.
Я продолжал молча наблюдать за разгорячившимся инженером. Я смотрел на него и видел, как в серых глазах горят огни алчности и эгоизма. В эту секунду он как будто бы становился всё больше, нависая надо мной своим авторитетом и международными связами. Но в какой-то момент это перестал пугать меня. Тогда, стоя в разгромленном величайшем учёным кабинете, глядя, на выступивший на его лбу пот, и понимая, как низко может пасть человек ради денег, он становился в моих глазах всё меньше, становясь чуть больше лабораторной крысы. Той самой, что считает себя непобедимой, но действует по указке сверху.
Но как бы мерзко и тошно ни было признавать, в чём-то он был прав. Узнай куратор о происхождении мискеланиуса, он свернул бы мой проект на этапе планирования. Не говоря уже о начальстве, которое бережно относилось к своей репутации. И потому пригрело на груди самую жирную и опасную змею. Змею, которая обвилась вокруг моего изобретения и не желала его отдавать. И стоит мне попытаться выхватить его обратно, как острые ядовитые вопьются в мою ладонь, пуская в мою кровь яд, наполненный надменностью, злобой и тщеславием. Оставляя меня перед единственным выходом: забыть и смириться. Пятая стадия принятия горя. Я лишь раздражённо хмыкнул, отгоняя эту мысль.
–Завтра я собираюсь представить контейнер для атомной энергии общественности. – расценивая моё молчание как ответ, оповестил Гладков. – Позволь дать тебе совет: даже не пытайся вставать у меня на пути. Тебе не победить в этой войне. Как я уже говорил: ради спасения всего человечества, нужно что-то отдавать.
Эти слова резанули мой слух, и я непроизвольно тряхнул плечами, как бы сбрасывая с себя шелуху этих пафосных речей. Как глуп я был, что когда-то считал их правильными и великими. На деле за ними скрывалась жажда наживы. А ещё всеобщее предупреждение: ради самого себя этот человек не остановится не перед чем. Он будет идти по головам, если надо сворачивая шеи и ломая позвоночники, которые потом вознесут его на Олимп. Одна большая и гениальная манипуляция, длящаяся уже несколько лет.
Кивнув скорее самому себе, Гладков одёрнул халат и медленной величавой походкой направился к выходу. Остановившись возле двери, он положил мне руку на плечо и, наставнически похлопав по нему, самодовольно произнёс:
–В этом мире приходиться выбирать, на чьей ты стороне. Запомните, мой друг, только одна из них может обеспечить вас до конца жизни. Но вы ещё слишком молоды для этого. Но прошу не расстраивайтесь и приходите на завтрашнюю презентацию.
– Если я и приду, то только для того, чтобы сорвать ваш спектакль, – сквозь зубы прошипел я.